ый мужчина.
     - Возможно, - с сомнением ответила Элин, - ты и прав, Николас по-своему привлекателен. Я допускаю, что Жизлен могла влюбиться...
     Тони отчего-то не понравилось, что она быстро с ним согласилась.
     - Даже куда более опытные женщины попадались в его сети. Его романы всегда безрассудны, и не делают ему чести, - добавил он.
     - Жилли ни за что бы не убежала, если бы не влюбилась. Только, если Николас был при смерти, я не понимаю, когда они могли успеть полюбить друг друга.
     - Милая Элин, даже если уважаемая Жизлен вообразила, что она влюблена в Блэкторна, то уж он-то, я уверен, не страдал подобными романтическими заблуждениями.
     Элин только упрямо мотала головой, сжимая в руке рюмку с недопитым шерри.
     - Я не могу поверить, Тони. Пускай я глупая. Я, конечно, должна смириться - в конце концов едва ли Жилли похитили против ее воли среди бела дня. Но почему она даже записки мне не оставила на прощание?
     Неожиданно оба они насторожились, услышав странный шорох возле двери. Затем их взгляды встретились.
     - Крысы, Элин? - деловито поинтересовался Тони.
     Дверь приоткрылась, и маленький черный щенок Жизлен, жалобно поскуливая, вбежал в комнату. Следом за ним появилась неповоротливая служанка. Она нагнулась, чтобы подхватить собаку на руки, но шустрый щенок успел запрыгнуть на обтянутые шелком колени Элин. Служанка залилась краской, и запинаясь что-то забормотала.
     - Простите, ваша светлость, - обратилась она к Элин, которая с сочувствием подумала, что бедняжке едва ли часто доводилось разговаривать с кем-то более высокопоставленным, чем старшая горничная. - Пес убежал, а я пообещала миссис Рафферти, что глаз с него не спущу. Я его сейчас заберу...
     Она протянула к нему свои большие натруженные руки, но неблагодарное создание лишь громко завыло в ответ.
     - Как тебя зовут? - обратилась Элин к девушке, стараясь говорить как можно ласковей, чтобы та перестала бояться.
     - Глэдис, ваша светлость. Я не хотела ничего дурного, а миссис Рафферти оторвет мне голову, если узнает, что я была здесь и с вами разговаривала, и что песик от меня удрал. Знаете, Мамзель ко мне так хорошо относилась, и, по-моему, они все не правильно поступили, когда разрешили этому господину ее отсюда забрать, потому что она, может, вовсе и не хотела ехать. И почему она оставила здесь Уголька, если он увез ее по-хорошему, скажите на милость?
     Последние слова девушка произнесла скороговоркой, видимо, понимая, какую вольность она себе позволяет. У Элин неприятно засосало под ложечкой, ее замутило, и она подумала, что Тони напрасно заставил ее выпить шерри.
     - Ты хочешь сказать, Глэдис, что Мамзель уехала не по своей воле? - спросила она, стараясь не выдать волнения.
     - Не знаю, ваша светлость. Только после того, как она отнесла мистеру Блэкторну поднос с обедом, она больше не появилась и я слышала, как кто-то наверху дрался. А потом он ходил по дому, а мне не велели заходить в комнату и убирать посуду. А утром, когда я вошла, осколки валялись по всему полу и постель была перевернута.
     - Мне неприятно говорить об этом, - наконец подал голос Тони, - но все не так уж трудно объяснить.
     - Порыв страсти? - Элин бросила на него полный негодования взгляд, - сомневаюсь. Что еще, Глэдис?
     - Я видела, как они уезжали. Он ее нес, мисс.
     - А она сопротивлялась? - деловито поинтересовался Тони.
     - Не знаю. Мне было не видно, - вынуждена была признаться Глэдис.
     - Но как все же она себя вела на руках у мистера Блэкторна? - не отступал Тони.
     - Я не могла как следует разглядеть. Она была завернута с головы до ног в зеленую накидку ее светлости. Похоже, она положила голову ему на плечо.
     - Ну вот мы и добрались до истины, - заключил Тони. - Она уютно устроилась в руках у своего любовника, прихватив с собой твою накидку. Улетела на крыльях любви, и без малейших раздумий бросила тебя и свою собаку. Доверяй после этого французам. Народ, представители которого с такой легкостью готовы перерезать друг другу глотки, не заслуживает доверия.
     - Временами, Тони, мне кажется, что я не получаю особого удовольствия от твоего общества, - гневно сказала Элин. - Это не означает, что я не признательна тебе за то, что ты проводил меня до дому в такую отвратительную погоду, так же как и за твои попытки объяснить исчезновение Жилли некими галльскими причудами, но почему бы тебе теперь не перебраться в гостиницу? Тем более что я не смогу обеспечить тебя надлежащей едой в связи с тем, что моя повариха сбежала.
     Тони встал и его мощная фигура сейчас выглядела грозной.
     - Отведите собаку на кухню, - распорядился он, стараясь говорить как можно сдержаннее, и Глэдис кинулась выполнять его приказание.
     Возле двери девушка задержалась, прижимая к груди непослушного щенка.
     - Наверное, я еще должна отдать вам вот это, ваша светлость, - сказала она, запуская руку в карман передника, и вытаскивая оттуда листок бумаги. - Миссис Рафферти велела мне принести письмо ей, но оно ведь было в вашей комнате, и наверное, оно вам.
     Элин взяла у нее письмо.
     - "Гражданке Жизлен де Лориньи", - прочитала она. - Странно, мне казалось, они уже перестали так обращаться друг к другу. Кроме того, я считала, что фамилия Жизлен - Сау. Но адрес верный.
     - Де Лориньи, - задумчиво произнес Тони. - Мне знакома эта фамилия. Почему бы тебе его не прочитать?
     - Ни в коем случае! - рассердилась Элин. - Это непорядочно. - Она тепло улыбнулась служанке. - Спасибо, Глэдис. Ты очень мне помогла.
     Она закрыла дверь за маленькой толстушкой, положила письмо в карман, и только после этого повернулась и взглянула на Тони. Элин понимала, что ей будет очень непросто переломить его волю и устоять перед обезоруживающим обаянием, но она приготовилась к борьбе.
     - А теперь, Элин, - произнес он, надвигаясь на нее, - ты расскажешь мне, какие мысли роятся в твоей хитроумной головке.
     Для начала Элин заняла оборонительную позицию.
     - Ей-богу никаких, Тони. Ты уверяешь, что Жилли уехала потому, что предпочла предаться пороку и я, пожалуй, склоняюсь к тому, что твое предположение справедливо. Мне будет ее очень не хватать, но ничего не поделаешь, - и, сделав над собой усилие, Элин улыбнулась ему.
     Тони и бровью не повел.
     - Лгунья, - решительно заявил он. - Я знаю тебя почти с пеленок, Элли. Не надейся обдурить меня. Ты только что окончательно убедила себя в том, что ее похитили...
     Элин поняла, что все попытки обвести его вокруг пальца бесполезны. Тони слишком хорошо ее знает.
     - Накидка, - призналась она. - Жилли ненавидит эту накидку. Она и вправду какого-то неудачного желто-зеленого оттенка, да к тому же с кирпичной отделкой, и она тысячу раз повторяла, что ее надо сжечь. Она всегда старалась исправить мой вкус, - голос Элин задрожал.
     - Она жива, Элин, - попытался утешить ее Тони, - ты не должна думать ничего плохого.
     - Не могу, Тони. Жилли бы ни за что не взяла этой накидки по собственному желанию, ни за что бы не надела ее, пускаясь в романтическое приключение. Она бы наверняка захотела выглядеть как можно лучше, уезжая со своим любовником, а не походить на... на облезлую лягушку.
     - Допустим, - согласился Тони. - Давай представим, что Николас похитил ее. Зачем? Твой дворецкий утверждает, что он был все это время тяжело болен. Ты полагаешь, у него в голове помутилось? Конечно, Блэкторны очень неуравновешены. Думаешь, он окончательно рехнулся?
     - Понятия не имею, - упрямо твердила Элин, - только Жилли уехала с ним не по своей воле.
     Тони не двинулся с места и ничего не сказал. Затем он подошел, протянул к ней свои крупные руки и легонько взял ее за плечи.
     - Насколько я понимаю, надежда, что ты оставишь все как есть, и не станешь вмешиваться, ничтожно мала?
     - Отсутствует вовсе. Жилли спасла мне жизнь и я ее не брошу в беде.
     - Что значит спасла тебе жизнь? - спросил Тони, неожиданно забеспокоившись, - тебе что угрожала опасность..?
     Элин покачала головой.
     - Это все слишком сложно объяснить. Достаточно сказать, что Жилли для меня очень много значит. Я ее не оставлю.
     - Вернувшись в Лондон, я смогу прибегнуть к помощи властей, - предложил Тони, - С тех пор, как беглецы уехали, прошло не меньше двух дней - твоя подруга уже скомпрометирована, если, как ты полагаешь, это похищение. И вот что я тебе скажу, из-за Блэкторна так и так поднимется шум, его будут искать, потому что от его руки погиб Харгроув. Рано или поздно, он будет вынужден явиться в Лондон, а Жилли вернется к тебе.
     Элин постаралась ответить ему как можно любезнее.
     - Ты очень рассудителен, Тони, - сказала она, стараясь казаться спокойной.
     - При чем тут моя рассудительность? Ты ведь не собираешься сидеть здесь и дожидаться новостей, не так ли? Ты решила отправиться следом за ними?
     Элин решила, что отпираться бессмысленно. Тони угадал. Он и в самом деле очень хорошо ее знал.
     - Прости, Тони. Но это мой долг, - честно призналась она. - А ты можешь сказать Кармайклу, что пытался меня остановить.
     - Я не собираюсь ничего объяснять Кармайклу.
     - Не собираешься?
     - Едва ли я в ближайшее время увижу его, - решительно произнёс он, - если буду гоняться за Блэкторном.
     Элин бросилась ему на шею и крепко обняла.
     - Благослови тебя Господь, Тони, я всегда знала, что могу на тебя рассчитывать, - воскликнула она. К ее удивлению, его руки тоже обвились вокруг нее и с минуту, показавшуюся ей очень долгой, не разжимались.
     - Только не забывай больше никогда об этом, - сказал он, глядя на нее сверху вниз, и ей показалось, что он хочет ее поцеловать.
     "Чепуха", - подумала Элин минутой позже, когда он отстранился от нее.
     - Насколько я понимаю, уговаривать тебя остаться дома, доверив поиски мне, бессмысленно?
     - Совершенно бессмысленно. Только, пожалуйста, не беспокойся о моей репутации. Мы возьмем с собой Бинни и твоего лакея. Николасу не придет в голову, что мы едем за ними, и мы их быстро догоним. Он наверняка полагает, что у бедняжки Жилли нет в целом свете ни одного близкого друга.
     - Боюсь, что тебе предстоит убедиться в том, что от сплетен не скроешься, - заметил Тони. Элин охватили сомнения.
     - Ой, Тони, я не могу ставить тебя под удар, если ты думаешь, что все узнают, то лучше мне поехать одной. Я не переживу, если... если все получится так, что тебе... что мне...
     Будучи настоящим джентльменом, Тони прервал ее беспомощное бормотанье.
     - Пусть это не волнует тебя, детка. Я знаю, что делаю.
     Элин улыбнулась, и в ее глазах блеснули слезы благодарности. Мысль о том, что она поставит Тони перед вынужденной необходимостью жениться на ней, привела ее в ужас. Но Тони она доверяла во всем.
     - А сейчас я, пожалуй, отправляюсь в "Корону и вепря" и сниму комнату на ночь. Я заеду за тобой завтра рано утром, после того, как ты как следует отдохнешь, и мы помчимся за нашими беглецами.
     - Благодарю тебя. Тони. Я действительно могу на тебя положиться.
     Элин смотрела, как он уходит, и глаза ее все еще туманились от слез. Ей потребуется не меньше часа, чтобы собрать необходимые вещи. Еще час, чтобы обсудить все с Бинни, и посвятить ее в их планы. Так что можно надеяться, что дождь за это время прекратится. Она сама ужасно не любила путешествовать в холод и сырость, а Бинни наверняка будет упрямиться. Но у нее нет выхода. Если она послушно уляжется спать, Тони, сдержав слово, наверняка отправится вслед за ее негодником-братцем, а ей останется лишь бездействовать. А она с этим как раз и не намерена мириться. Она лучше подождет его возле ступенек "Короны и вепря". Ну и, конечно, у нее будет возможность наслаждаться драгоценным обществом Тони еще самое малое сутки. Что поделаешь, если она так испорчена, что •способна извлекать для себя выгоду даже из похищения Жилли.
     Жизлен предполагала, что они едут на север. Этот мерзкий слуга-телохранитель выполнял еще и обязанности кучера, так что у нее не было возможности что-то узнать хотя бы из обрывков их разговоров. Зато меняющийся пейзаж и становящийся все более прохладным воздух свидетельствовали о том, что ее догадка верна.
     Весна! Что знают об этом времени года хладнокровные англичане? Ледяные ветры да частые дожди продолжаются до разгара лета, и начало апреля можно легко спутать с декабрем. В Париже сейчас цветут деревья. Воздух мягкий и теплый. Только вот улицы до сих пор обагрены кровью тысяч погибших. Жизлен не верила в так называемый Амьенский мир, ненадежное затишье, которое наступило в Европе с прошлого марта. Она не верила в то, что французы способны разумно устроить свою жизнь. Она не верила обещаниям Бонапарта, она жила мгновением, часом, днем.
     Лучше уж она останется здесь, пускай и в плену у человека, которого она ненавидит. Само его присутствие будоражило ее, ненависть давала силы жить, ненавидя жизнь и его. Пока она рядом с ним, она способна мстить. А если можно мстить, то жить стоит. Надо сказать, что, очутившись в этом проклятом экипаже, она усомнилась в последнем. Тусклый утренний свет почти не проникал внутрь видавшей виды развалюхи, а руки Блэкторна, развязывавшие шейный платок, который душил ее, показались ей неловкими и горячими.
     Ей, конечно, хотелось ударить его. Очевидно, с этого ожидал, и потому не стал откидываться назад, а сидел, наклонясь к ней так, чтобы ей было совсем не сложно до него дотянуться.
     - А что будет с моими руками? - спросила она негромко, но со злостью.
     - С руками?
     - Вы собираетесь развязать их?
     - Но разве я могу быть уверен, что вы снова не нападете на меня, если я сделаю подобную глупость? Или, может, вы дадите честное слово?
     - Не дам.
     Он кивнул, и в его темных глазах промелькнуло удивление.
     - Собственно, я на это и не рассчитывал. А поскольку я не желаю снова принимать участие в соревнованиях по боксу, то я не стану вас развязывать. По крайней мере до тех пор, пока вам не захочется узнать, какие у меня планы.
     - А какие у вас планы?
     - Я думаю, вы должны меня понять. Вы чуть не убили меня, причем дважды. Первый раз отравленным бульоном, и именно вам я обязан самым ужасным из ощущений, которое я испытал за свою и без того полную ужасов жизнь. А второй раз вы хотели убить меня голыми руками. Я весь в синяках.
     - Полную ужасов жизнь? - переспросила она, пытаясь сдержать ярость. - И чем же это ваша жизнь так уж ужасна? Вы что, голодали? Вас избивали? Или, может, вы были вынуждены смотреть, как ваших родных терзает кровожадная толпа? Или вы..?
     - Голодал? - удивился он, - подвергался побоям? А скажите, как это вам удалось убежать от ненасытной мадам Гильотины? - голос его не выражал ничего, кроме обыкновенного любопытства. - Насколько мне известно, всю вашу семью отправили на плаху. Я был приятно удивлен, когда узнал, что вы спаслись, - на его лице появилась неестественная улыбка, когда он произносил эту откровенную ложь. - Так как же вам это удалось, Жизлен? Где вы провели последние десять лет жизни?
     - В монастыре, - ответила она.
     Он усмехнулся.
     - Не похоже, чтобы вас там приучили к христианскому смирению. Разве не учил Христос подставлять другую щеку? Подобная жажда отмщения напоминает скорее о Ветхом завете. Что же я такое сделал, почему вызываю у вас столь кровожадные желания? Ведь не я же был вдохновителем террора. Если бы я находился на территории Франции, возможно, и меня бы казнили тоже как представителя деградировавшей и распутной знати.
     - Если вы забыли, в чем ваша вина, то я не стану попусту тратить время и напоминать вам, - ответила Жизлен, и отвернувшись стала смотреть в окно на начинающие зеленеть деревья.
     Николас схватил ее безжалостной рукой за подбородок и заставил повернуть к нему голову.
     - Освежите-ка мои воспоминания, - сказал он тихо, но голос его был таким же железным, как хватка. Вопреки здравому смыслу, Жизлен ужасно не хотелось вспоминать мгновения, которые она пережила когда-то в парке имения Сан Дут. Не хотелось вспоминать стыд, который она ощутила, когда ее первое чувство было втоптано в грязь. Напомнить ему - означало напомнить себе о своей слабости, и значит, испытать ее вновь.
     - Знаете, - осторожно начала она, - я не чувствительна к боли. Если вам кажется, что вы сможете что-то выпытать у меня, сделав мне больно, то вы ошибаетесь. Если, конечно, вы не из тех извращенцев, кому доставляет удовольствие причинять другим боль.
     Мгновение он не двигался. Его рука, сжимавшая ее подбородок, не расслабилась. Он лишь наблюдал за ней из-под слегка опущенных век.
     - Я - любитель других удовольствий, - вдруг сказал он, - позвольте вам продемонстрировать. - И, к ее изумлению и ужасу, он наклонился и поцеловал ее.
     Жизлен была готова к грубому насилию, к тому, что его губы вопьются в нее, - тогда она исчезла бы в том, никому не известном уголке своего сознания, где никто не мог ее найти. Но обманчивая легкость, с какой он касался ее рта, напоминала ласку. А ласки она не знала почти десять долгих лет.
     Если бы у нее были свободны руки, она бы ударила его. Но сейчас ей оставалось только покориться. Его пальцы продолжали впиваться в ее подбородок, заставляя завыть, ощущая сладость его поцелуя.
     А потому Блэкторн отпустил ее, откинулся назад, на потертое кожаное сиденье, и глаза его стали задумчивыми.
     - Они не многому обучили вас в монастыре, - пробормотал он. - Мне придется заняться вашим образованием.
     Он замолчал, и, поудобней устроившись в углу, заснул.
     Жизлен оставалось лишь наблюдать за ним в постепенно становящемся более ярким свете, ощущая на губах влажный след его поцелуя, и дрожа от негодования и еще какого-то необъяснимого чувства. Постепенно и она забылась тревожным сном.
     Жизлен привыкла к невзгодам. Привыкла промерзать до костей, когда скованные холодом ноги не желают слушаться. Она пережила страх, голод и жестокость, поэтому трястись по дорогам в старой карете было для нее далеко не самым ужасным испытанием. Связанные запястья и колени, правда, мешали ей удерживаться, когда экипаж подпрыгивал и раскачивался на ухабах, однако она убеждала себя, что это путешествие не худшее из того, что ей пришлось перенести. И все же, в глубине души таилось сомнение, - раньше она по крайней мере была избавлена от опасной близости с Николасом Блэкторном. Он спал, и ему не мешали ни неровный ход экипажа, ни пронизывающий холод, ни переживания его пленницы. Сон его был до того глубок, что у Жизлен мелькнула слабая надежда, что попавший в его организм яд все же положит конец его существованию. Увы, он захрапел. Тогда Жизлен лягнула его, вытянув связанные вместе ноги. Николас не проснулся, но хотя бы временно перестал храпеть, потянулся, и что-то пробормотал во сне.

7

     Ей необходимо было сосредоточиться, занять чем-то мысли, чтобы не думать о том, что ей становится все трудней сносить неудобства. И она принялась вспоминать, чувствуя, как ненависть закипает в ней с новой силой. В двадцать два Николас Блэкторн был красив.
     Светлая, золотистая кожа, темные волосы, синие, цвета полуночного неба, глаза. Через двенадцать, почти тринадцать лет, он больше не был похож на ангела. Глубокие складки прорезали прежде прекрасное лицо. Глаза потухли и казались усталыми, губы кривились в циничной усмешке. Волосы все еще оставались густыми и очень темными, и лишь одна серебристая прядь свидетельствовала о быстротечности времени. Конечно, женщины все равно находили его обольстительным. Он оставался стройным, сильным, белозубым. Несомненно, столь привлекательная наружность легко возбуждала мечты. Жизлен перестала мечтать десять лет назад. Она смотрела на него через разделявшее их пространство и размышляла о том, что разумнее предпринять, - сбежать, или все же убить его?
     - Ну что, вы довольны? - спросил Николас любезно, не открывая глаз. Жизлен не ответила, и только плотнее прижалась к спинке сиденья, выжидая. Он открыл глаза, показавшиеся ей сейчас совсем темными, почти черными.