водилось видеть, и я подумал, что вы захотите остаться одна. Но если вы предпочитаете, чтобы вас выкатило прямо на палубе, то не стесняйтесь.
     Жизлен посмотрела на него. Если бы это было в ее власти, то, пожалуй, она бы не отказалась, чтобы ее стошнило прямо на него, но дурнота становилась до того непереносимой, что даже ненависть померкла рядом с необходимостью воспользоваться кроватью и умывальным тазом.
     - В каюту, - проговорила она слабым голосом. И отошла на несколько шагов от борта.
     - Pauvre petite, - пробормотал он, - зато вам снова удалось спастись от злого волка.
     - Не уверена, - простонала она, - я бы, возможно, предпочла вас морской болезни.
     Он расхохотался безжалостным смехом человека, не знакомого с этим недугом.
     - Моя дорогая, подобные комплименты ущемляют мое мужское самолюбие. Продолжайте в том же духе, и я просто умру от огорчения.
     Жизлен была слишком озабочена тем, что съеденный утром завтрак все еще оставался у нее в желудке, чтобы обратить внимание на убранство каюты. Она только почувствовала, что матрас под ней очень мягкий, свет, к счастью, неяркий, что корабль болтает еще сильней и что Блэкторн смотрит на нее сверху вниз с поистине дьявольской ухмылкой.
     - Если вы не хотите, чтобы пострадала ваша элегантнейшая одежда, - заставила выговорить себя Жизлен, - то поступите благоразумно, если уйдете отсюда. Мне сейчас станет нехорошо.
     - Мудрый совет, любовь моя. Но вначале примите от меня знак внимания.
     Жизлен испугалась, что он захочет ее поцеловать. Но Блэкторн был достаточно сообразителен, чтобы этого не делать. Он только сунул ей в руки в таз для умывания и ушел. Как раз вовремя.
     - Где Мамзель? - спросил Трактирщик, появляясь в двери каюты поменьше той, которую Николас вынужден был разделить со своим слугой.
     - У себя. Думаю, мы теперь, пока не окажемся на суше, услышим от нее только одни стоны, - произнес Николас небрежно, наливая в стакан бренди. Будучи человеком без предрассудков, он протянул бутылку Трактирщику. Трактирщик в ответ покачал головой.
     - Вот что мне хотелось бы знать, - сказал он, усаживаясь напротив. - О чем вы думали, когда потащили ее с собой?
     - По-моему, ответ очевиден.
     - Нет, сэр, - решительно заявил слуга, - времени у вас было хоть отбавляй, чтобы насладиться ею, пока я выяснял, что к чему. Не такая уж она и красавица, если вы спросите меня, и не больно искушена в любви, это ясно.
     - Не спорю, - согласился Николас.
     - Тогда в чем же дело? Почему мы тащили ее с собой через всю Англию и Шотландию? Почему отправились на этой дырявой посудине в Голландию, вместо того чтобы поплыть во Францию? Почему вы не оставили ее в Данстере? Ваша сестра и тот, кто ее сопровождает, забрали бы ее с собой, и все в порядке. Что уж глупо, то глупо.
     - Я не уверен, Трак, что смогу тебе объяснить, - вздохнув, ответил Николас.
     - Она не подарок, это ясно. Она пыталась вас прикончить, а вы вовсе не желаете отплатить ей тем же. Многие хотели убить вас, и чаще не без причины. Так почему вы не отпустите бедную крошку.
     - Бедную крошку? - переспросил Николас, - а я и не подозревал, что она вызывает у тебя сочувствие, Трак. Ведь мы говорим о женщине, которая стукнула тебя бадьей по голове и потом бросила в кусты.
     - Она опасная маленькая разбойница, это ясно. Но мне не нравится, когда ее обижают.
     Николас осторожно поставил стакан на стол.
     - Как давно ты со мной знаком, Трак?
     - Больше десяти лет, ваша светлость.
     - Можешь не называть меня так, к чему церемонии. Ты задаешь мне вопросы, которые ни один слуга не позволит себе задавать хозяину, - так что давай говорить на равных. Почему я, по-твоему, должен ее отпустить? Почему вдруг ты так сочувствуешь ближнему? Или ближней?
     - Мне ее жалко, - упрямо твердил Трактирщик. - Что бы вы ни вытворяли, она продолжает бороться. Что-то во мне противится тому, чтобы она потерпела поражение.
     - Ты мечтатель, Трак, я никогда не замечал этого за тобой, - пробормотал Блэкторн. - Откровенно говоря, я чувствую точно то же самое. Хотя это весьма непоследовательно, правда?
     Трактирщик кивнул.
     - Но я беспокоюсь не только о ней. Я беспокоюсь о вас.
     Николас широко раскрыл глаза от удивления.
     - Мне становится все интереснее, Трак. Ты знаешь меня лучше, чем кто бы то ни было, включая моих покойных родителей. Что заставляет тебя обо мне беспокоиться?
     - Она вас погубит.
     - Не дури! Такая малютка? Одной крохотной француженке меня не одолеть. Я сам пятнадцать лет прилагал столько стараний и ничего не добился, - он холодно улыбнулся. - Так почему же я должен опасаться того, что Жизлен де Лориньи сумеет справиться с тем, что не удалось ни мне самому, ни всем прочим?
     - Она делает вас слабым, - ответил Трактирщик. - Я наблюдал, как вы смотрите на нее, когда в комнате темно, а она чем-то занята. Вы становитесь похожи на лунатика, и это правда, с которой не поспоришь.
     Николас захохотал.
     - Так ты считаешь меня влюбленным идиотом, Трак? Забудь о помешанных Блэкторнах. По-моему, это мне следует беспокоиться о твоем здоровье.
     - Нет, такого я бы не сказал. Но вы... не похожи на себя. Вы даже до сих пор не переспали с ней, разве я не прав?
     - Что за наглость, Трак, - мягко сказал Николас, - тебе что за дело? А если она мне просто не нравится?
     - Было время, когда вы не пропускали ни одной юбки, - не растерялся Трактирщик. - Вы хотите ее, она уже почти целую неделю в вашем распоряжении, и еще ни разу не уложили ее на спину. Вы потащили ее на континент, оставили одну в каюте, и еще спрашиваете, почему я беспокоюсь.
     - У нее морская болезнь, Трак. Позволь мне проявить великодушие. Если это тебя успокоит, я изнасилую ее, как только мы окажемся на сушу. А ты будешь смотреть, если захочешь.
     - Я уже насмотрелся. Но почему-то мне кажется, что с ней вам не понадобятся зрители. Николас начинал терять терпение.
     - Ты, может, сам размечтался о ней, а, дружище? В конце концов она всего-навсего кухарка. Чем не пара слуге? Может, тебе вдруг захочется осесть, обзавестись дюжиной наследников, и стать, например, дворецким?
     Трактирщик отрицательно покачал головой, не желая попадаться на крючок.
     - Она не для таких, как я. Я умею отличить госпожу от служанки, неважно, англичанка она или француженка, и она не обычная кухарка. Меня не проведешь.
     - По-моему, ты решил довести до меня свои соображения, независимо от того, интересны они мне или нет, - сказал Николас, устало вздыхая.
     - Верно. Она подходит вам. Она знает это и сопротивляется, как бешеная. Вы тоже это знаете, и если вы еще хоть что-то соображаете, то вышвырнете ее за борт. Она погубит вас, Блэкторн. Она погубит вас, а заодно и меня, если вы от нее не избавитесь.
     - Не выдумывай, ради Бога! Ну неужели такое под силу маленькой француженке?
     - Вы влюбились в нее, - Трактирщик произнес это спокойно, почти без выражения. - Она почувствует это, воспользуется, а потом бросит вас. Они все так поступают, сами знаете. И в следующий раз на дуэли вы будете рассеянны. Или может, когда будете ехать верхом. Вы зайдете слишком далеко, и вам придет конец.
     - Трак, - терпеливо сказал Николас, - я и так уже давно рассеян на дуэлях и когда езжу верхом. Я гоняюсь за смертью больше десяти лет. Если связь с Жизлен де Лориньи приблизит мой конец, я буду только рад. Выпей, дружище, тебе это необходимо.
     - Нет, спасибо, - с достоинством ответил Трактирщик, поднимаясь, - а вы подумайте о том, что я вам сказал. Если уж вам приспичило с ней переспать, то безопасней всего будет бросить ее в Голландии.
     - Милый мой Трак, - возразил Николас, - ну когда я заботился о своей безопасности?
     Трактирщик оставил его, продолжая недовольно бормотать что-то себе под нос. Николас, удивленно приподняв бровь, смотрел, как он уходит. Черт бы его побрал, но в том, что он говорил, была доля истины. Он позволил Жизлен проникнуть к нему в душу, чего не позволял ни одной женщине на протяжении всей своей одинокой жизни. Кроме разве что одной невинной французской девочки, с которой был знаком целую вечность назад.
     Он мог овладеть ею много раз. Когда привязал к кровати в Энсли-Холле, или в любой из гос-тиниц, где они останавливались. На узкой постели в охотничьем доме. И каждый раз что-то мешало ему. Он называл это ощущение по-разному, то ленью, то сочувствием, то уверял себя, что хочет продлить ее мучения. Только недостаток желания никогда не был причиной. Он пытался удовлетворить это желание с девушкой в гостинице, но их совместные усилия лишь раззадорили его аппетит.
     Трактирщик был прав, прав, черт возьми! Он стал излишне сентиментален. Но, если бы все, что он чувствовал, сводилось лишь к вожделению, он бы давным-давно что-то предпринял. Не стал бы прислушиваться к своей совести. И, конечно, не пошел бы к другой женщине.
     Его совсем не тревожила мысль об опасности, что исходила от нее. Но вот сознание собственной слабости было для него непереносимо.
     Он должен перестать чувствовать себя уязвимым. В его жизни нет места доброте и теплу.
     Всему виной Шотландия. Он знал, что нечестивые, вроде него, не могут обрести покой, а пробуждение весны в деревне вселило в него надежду. Для него не существует ни красоты, ни нежности, и те, кто сулят это ему - лжецы.
     Шотландия - земля с каменистой почвой, суровым климатом и вечным одиночеством оказалась обманом. И Жизлен с ее раненым взором и ожесточившейся душой - тоже обман.
     Ему нельзя проявлять слабость. Он не может, не должен этого себе позволять. Он давно привык рассчитывать только на себя, и Жизлен, судя по всему, усвоила тот же суровый урок. Она не ждет от него снисхождения. Он снова ощутил, как вокруг него сгущается сумрак. Безумные Блэкторны. Он не станет разрушать легенду.
     Встав, он поставил на стол бутылку и пошёл к ней в каюту.
     Жизлен, конечно, пока еще наверняка того же восхитительного зеленоватого оттенка, но она обычно быстро приходит в себя. Несмотря на изрядное количество выпитого бренди, он уверенно ступал по ходившей ходуном палубе. Не постучав, он распахнул дверь.
     Ей без сомнения было очень худо. Он убрал таз, и, вернувшись, встал над ней, наблюдая. Бледное лицо покрыли капли пота, под закрытыми глазами проступили багровые синяки.
     Она заговорила по-французски как раз перед тем, как он внес ее в каюту. С тех пор, как они были вместе, он избегал говорить с ней на этом языке, избегал намеренно. Французский напоминал ему о прошлом. Английский Жизлен был правильным, но с легким простонародным акцентом, который мог обмануть лишь не слишком внимательного собеседника.
     Но французский ее был восхитителен - неподражаемый язык аристократов. Он напоминал ему об ушедших днях, о навеки утраченной юности, о жизни, уничтоженной сословным высокомерием знати и ненавистью простого люда.
     Он откинул с ее лица густые каштановые волосы, но она не шелохнулась, измученная недомоганием. Наклонившись, он принялся нашептывать ей на ухо ласковые слова, слова любви, на беглом, мелодичном французском. Видимо, в полудреме она что-то расслышала, потому что уголки ее губ тронула едва заметная улыбка, и он содрогнулся от желания овладеть ею сейчас же.
     Отшатнувшись от нее, пока его не охватило безумие, он ушел и лишь поздно ночью, допивая бренди, на этот раз в компании Трактирщика, он вспомнил, что именно сказал ей, сам того не сознавая.
     Он сказал ей, что она красавица, его драгоценное дитя, ангел, спустившийся к нему с небес во мраке ночи. Он сказал ей, что она - его душа, его жизнь, его спасение.
     И, Боже, помоги ему, он сказал самое ужасное. Сказал, что любит ее. И он и сейчас не был уверен, что сказал не правду.

18

     Корабль больше не двигался. Жизлен, едва дыша, ничком лежала на койке, не решаясь подняться. Несколькими часами раньше она попробовала сесть, но перед глазами у нее поплыли круги и она упала на пол. Она бы, конечно, собравшись с силами, снова заползла на постель, но он вошел, поднял ее и уложил, бормоча что-то ей на ухо на языке, которого она не слышала с самой юности. Она почти забыла, как он звучит - выговор парижских улиц сильно отличался от мягкого и мелодичного языка изгнанной аристократии. Она позволила себе разнежиться, пока Блэкторн говорил с ней, накрывая ее дрожащее ослабевшее тело легким покрывалом. Она позволила себе представить, что ей снова пятнадцать и что у нее все впереди.
     Жизлен не хотелось открывать глаза, чтобы снова увидеть, как раскачивается во все стороны каюта. Она не представляла, сколько времени находится в этом ужасном помещении, но они, разумеется, еще не могли добраться до континента.
     Неожиданно ей показалось, что она не одна в каюте. Ее притупившиеся чувства подсказали ей это, и постепенно она осознала, что это не мираж. Она осторожно приоткрыла один глаз и увидела загорелый профиль сидящего в углу слуги-оруженосца-лакея Блэкторна.
     - Проснулись, - произнес он, - время идет. Если вы с нами - лучше вставайте.
     Жизлен даже не шелохнулась.
     - А что, я могу выбирать?
     - Нет, его светлость не желает вас отпускать. Что-то в голосе Трактирщика заставило ее насторожиться. Она с трудом села, но стены, вначале качнувшись, быстро встали на свои места.
     - А ты думаешь, что ему лучше было бы меня отпустить? - спросила она осторожно.
     Трактирщик кивнул.
     - Ага. Вы ему только в обузу, а он до того упрямый, что не желает ничего слышать. Он и сам не знает, на что вы ему, но у него не хватает здравого смысла, чтобы вас отпустить.
     - Ты можешь мне помочь.
     Трактирщик посмотрел на нее изумленно.
     - А к чему мне это?
     - Ты прав - я для него только обуза. За ним охотятся власти, потому что он убил человека...
     - Что вы об этом знаете? - презрительно фыркнул Трак. - Я там был Мамзель. Это была честная драка, а не то, что хотел устроить Джейсон Харгроув. Убить Блэкторна, вот чего ему было надо, и это после того, как мой хозяин уступил. И даже потом Блэкторн постарался только ранить его. Но болвану нельзя было угодить.
     - Весьма благородно со стороны Блэкторна, - слабым голосом сказала Жизлен.
     - И потом мы уже добрались до континента. Никто сюда за ним не поедет.
     - Уже! Сколько времени мы были в море?
     - Вы хотите узнать, сколько дней вас выворачивало наизнанку? Три дня. Жестоко, но справедливо. Ровно столько, сколько недавно Блэкторн страдал от гастрита.
     - А что слышно о его сестре? Я думала, она помчится за нами вдогонку? - Жизлен все еще хваталась за спасительную соломинку.
     - Разве он испугается леди Элин? - Трактирщик ухмыльнулся. - Ничего подобного. И Блэкторну все равно, сколько там ее сопровождает мужчин. Им не угнаться за ним, если он не захочет.
     - Тогда почему ты считаешь, что он должен меня отпустить?
     Жизлен все еще трудно было собраться с мыслями и сообразить что к чему.
     - Если бы я точно знал, то постарался бы вам помочь, - проворчал Трак, - а я только уверен, что вы ему в обузу и что без вас ему будет лучше. Он с вами не спал, так что это тут не при чем. Вы не в его вкусе, он любит, чтобы была пухленькая, беленькая глупышка. А если я чего не могу сам себе объяснить, то это меня всегда тревожит.
     Наверное, она сошла с ума, или еще не совсем оправилась от морской болезни, но новость, что Блэкторн предпочитает крупных светловолосых дурочек была ей неприятна. Впрочем, она должна благодарить Бога, что оказалась не в его вкусе.
     - Вам будет куда проще путешествовать без меня, - постаралась она сказать как можно равно-душней. - Твой хозяин действительно просто упрямится. Если я затеряюсь в порту, то он в конце концов будет даже рад, что ему не пришлось самому принимать решение.
     - Нет, я не хочу, чтобы за меня решали, моя крошка, - донесся с порога холодный и сдержанный голос Блэкторна.
     Жизлен не обратила внимания, что дверь все это время была открыта настежь, а Блэкторн подошел бесшумно.
     - Очень мило с вашей стороны, что вы обо мне беспокоитесь, но если я возьму вас с собой, меня это нисколько не затруднит. Пока во всяком случае.
     Жизлен с опаской взглянула на него. Человек, который приходил к ней во время показавшегося ей бесконечным плавания, тот, кто менял влажные полотенца у нее на лбу, и нашептывал ласковые слова по-французски, тот, кто не побрезговав держал таз, когда ее мучила рвота, испарился. На его месте снова оказался неприятель, который мог, если хотел, запугать ее. Жестокий, бессердечный противник, не желающий прислушиваться к доводам рассудка и мольбам.
     Она сейчас была слишком слаба, чтобы сопротивляться. Трактирщик по-прежнему оставался в углу, и судя по всему, не беспокоился о том, что хозяин мог услышать его слова, и это лишний раз подтверждало, что их связывают не совсем обычные отношения. Значит, она не должна терять надежды, если Траку не нравится, что она с ним, он, возможно, поможет ей убежать.
     - Пошли, Жизлен, - сказал Блэкторн, заходя в каюту, и заполняя собой тесное помещение, от чего она почувствовала себя еще более крошечной и жалкой. Но не беспомощной. Он подал ей руку, уверенную, сильную. Она сделал вид, что не замечает.
     - Пошли, - повторил он, - вас ждет суша.
     Она, наверное, пошла бы за дьяволом, лишь бы покинуть корабль. Она попыталась встать, не глядя на Блэкторна, но он был не тот человек, на которого можно не обращать внимания. Решительно схватив ее за руку, он заставил ее подняться. На самом деле она нуждалась в его поддержке - ноги у нее подгибались от слабости. "Ненадолго, - уговаривала она себя, - только, чтобы сойти с этой проклятой посудины". Ей необходимо было умыться, расчесать волосы, поискать что-нибудь поприличнее среди вещей Элин и даже постараться хоть что-нибудь проглотить, хотя даже мысль об этом заставила ее содрогаться. А потом она сумеет придумать, как ей сбежать. И уж на этот раз не ошибется.
     Дороги Голландии оказались ровнее английских. Наемная карета с удобными мягкими сиденьями выигрывала по сравнению с развалюхой Блэкторна. К тому же в ней было просторнее, так что и расстояние между нею и Блэкторном было гораздо большим.
     Он следил за Жизлен, не отрывая глаз. Поза его была ленивой, он вытянул ноги, а руки, прикрытые кружевными манжетами, скрестил на коленях. Он прикрыл глаза, и на губах у него была улыбка, которая заставляла ее тревожиться. Ей оставалось постараться ничем не выдать этого беспокойства.
     Что-то изменилось. Что-то между ними произошло, и эта перемена не сулила ей ничего хорошего. Похоже, что Блэкторн принял решение, и каким бы оно ни было, едва ли оно в ее пользу.
     Когда они, наконец, остановились, было уже поздно. Гостиница тоже оказалась приличнее тех, что давали им пристанище в Англии, и если бы Жизлен не одолевали иные заботы, она бы задумалась над тем, дешевле ли на континенте жилье или Блэкторн перестал бояться преследователей.
     Возможно, он учел и первое, и второе, но сейчас, когда она осталась одна в более теплой и уютной комнате, чем те, что они снимали в Англии, ей было о чем поразмыслить.
     Крепко обхватив себя руками, она мерила шагами комнату, нетерпеливо отбрасывая ногой подол слишком длинной юбки. У нее не было причины подозревать, что предстоящая ночь будет отличаться от всех остальных. Если верить Трактирщику, она не в его вкусе. Здесь же в зале работали именно такие, которые ему нравились, светловолосые радостные толстушки. Она успела заметить двух, перед тем, как Трактирщик отвел ее наверх. Справедливо было бы предположить, что Блэкторн найдет успокоение в их пылких объятиях.
     Справедливо, но она этому не верила. Она знала, что сегодня ночью он придет к ней. А он знал, что и она догадывается об этом. Лишним подтверждением служил и поднос с обедом, на котором отсутствовал столь необходимый предмет, как нож.
     Она почти не притронулась к еде, не пригубила вина, опасаясь опьянеть. Она сумела не подпустить его к себе до сих пор. Быть может, сумеет защититься еще раз.
     Тянулись