спальню. - А мне казалось, что твоя комната скорее напоминает викторианский бордель. О вкусах не спорят, сама знаешь. Пусть девочка развлекается.
     - Хотела бы я знать, как она обставила комнату Ричарда Тьернана? - язвительно произнесла Кэссиди. - Наверное, окна зарешечены, чтобы он чувствовал себя как дома?
     Шон неодобрительно поцокал языком.
     - Что-то ты становишься не по годам желчной, доченька. Неужто в тебе нет ни капли сострадания? Совсем его не жалко?
     - Если мне кого и жалко, то скорее его жену, - сварливо ответила Кэссиди.
     - Он - жертва судейского произвола... - возразил было Шон, но Кэссиди перебила его:
     - По-моему, ты и сам в это не веришь.
     - Почему ты так думаешь?
     - Потому что тебе, по большому счету, наплевать, виновен он или нет. Главное - состряпать очередной бестселлер.
     Шон обезоруживающе улыбнулся - такой улыбкой ему удавалось растапливать и самые ледяные сердца. Впрочем, Кэсс уже давно выработала в себе иммунитет к ней.
     - Да, я раб своей музы, - вздохнул Шон. - Я служу только ей. Вот почему ты сейчас здесь.
     - Но ведь я, Шон, вовсе не рабыня твоей музы.
     - Кэсси, золотко, не смеши меня. Мне нужна твоя помощь, а не порицание.
     - Одно другому не противоречит, - возразила Кэссиди.
     - Ты умница, - расплылся Шон. Кэсс присела на высоченную кровать.
     - Ладно, Шон, выкладывай, что тебе от меня нужно? Только не вешай лапшу на уши насчет своих болячек, я все равно тебе не поверю.
     Шон ухмыльнулся.
     - Разумеется, крошка. Да, ты права, дело только в моей новой книге.
     - Про Ричарда Тьернана?
     - А про кого же еще? Правда. Абсолютная, чистая и беспощадная. Голая правда. Мне нужен классный редактор... Господи, вот уж не думал, что когда-нибудь в этом признаюсь. Видишь ли, все эти свидетели, допросы, показания - у меня все в мозгах перемешалось. Видела бы ты мой кабинет! Я хочу, чтобы ты все привела в порядок, систематизировала, по полочкам разложила, - пока мы с Ричардом работаем.
     - И ты веришь, что тебе удастся добиться его оправдания? Я не уверена, что даже великому и несравненному Шону О'Рурку такое по плечу.
     - Да, ты умеешь ласковое словцо сказать, - вздохнул Шон. - Ладно, позволь уж мне позаботиться о Ричарде. Я прекрасно понимаю, что ты не хочешь иметь с ним ничего общего. Ты у нас всегда была робкой и запуганной малышкой.
     Кэсс, крепко сбитая, при росте пять футов и девять дюймов, никогда не считала себя особенно робкой и запуганной и уж тем более малышкой, однако спорить с отцом не стала. Шон всегда подстраивал других людей под себя.
     - Я ведь, между прочим, тоже работаю, Шон, - напомнила она.
     - У тебя остался неиспользованный отпуск, - возразил Шон. - Я проверял. Неужто ты не в состоянии посвятить несколько недель родному отцу? Подумай, до чего будет здорово - мы с тобой трудимся бок о бок над моим... над лучшим романом, выходившим из-под моего пера за всю жизнь. Если ты не любишь меня, то подумай о профессиональной стороне дела.
     - Я люблю тебя, Шон. Но мне просто не хочется в очередной раз становиться игрушкой в твоих руках.
     - На этот раз ничего подобного не произойдет, обещаю. Мы и в самом деле будем работать вместе. Вдвоем.
     - Втроем, - поправила Кэссиди.
     - Так ты согласна?
     Не знай Кэссиди своего отца, она подумала бы, что он едва ли не с трепетом ждет ее ответа. Однако не тот человек Шон О'Рурк, чтобы, прося о чем-то, сомневаться в ответе. Нет, он привык окружать себя женщинами, для которых его слово было законом и земное предназначение которых (как и всех прочих смертных) одно: служить его гению. Причем то, что, бессовестно манипулируя людьми, Шон ухитрялся не терять их расположения, и вправду свидетельствовало о гениальности его натуры.
     Все это Кэссиди прекрасно сознавала и все же нутром ощущала, что на сей раз ее помощь нужна отцу.
     - Согласна, - сказала она. - Я останусь с тобой на две недели.
     - Но работа займет по меньшей мере два месяца...
     - Две недели, - отрезала Кэссиди. - Потом я возвращаюсь в Балтимор.
     - Там разберемся, - сухо произнес Шон, уже думая о своем. - Скажи Мабри, что остаешься с нами. Она заключила со мной пари, что ты уедешь в ту минуту, как увидишь Ричарда.
     - Да, и это было бы правильно, - сказала Кэссиди, следуя за отцом в прихожую. - Или ты не считаешь, что должен был предупредить меня?
     - Чепуха, - отмахнулся Шон. - С какой стати я должен был тебя предупреждать? Я поражен, что тебе вообще удалось узнать его. Обычно ты не опускаешься до смачных описаний бытовых убийств в желтой прессе.
     - По дороге в Нью-Йорк мне попался журнал "Пипл".
     - Дешевка, - презрительно фыркнул Шон.
     - А чем будет отличаться от нее твой роман? - язвительно спросила Кэссиди.
     - Но ведь я художник, зайка моя, - пожал плечами Шон. - Мабри, она остается! - торжествующе провозгласил он, входя в огромную гостиную.
     Кэссиди с удовлетворением отметила, что хотя бы эта комната почти не изменилась со времени ее последнего приезда. Те же белоснежные обои, та же мебель в южном стиле. Мабри лежала, вытянувшись во весь рост, на грубоватой с виду белой тахте, валяться на которой - Кэссиди это прекрасно помнила - было одно удовольствие. Бесконечные ноги ее мачехи были затянуты в белые же колготки, а шелковистые волосы изящно ниспадали, обрамляя правильное худощавое лицо, не раз украшавшее обложки лучших модных журналов. Кэссиди уже давно решила, что для Мабри время остановилось - выглядела она лет на двадцать пять, хотя на самом деле, как подозревала Кэссиди, ей было около сорока.
     Впрочем, она понимала, что правду не узнает никогда - возраст Мабри охранялся не хуже государственных тайн.
     - Значит, ему все-таки удалось тебя уговорить? - с улыбкой промолвила Мабри, когда Кэссиди, склонившись над ней, поцеловала нежную щеку.
     - Да, я никогда не могла ему отказать, - ответила Кэссиди, с тревогой подмечая, что если кто и был на самом деле болен, так это Мабри. Вблизи под глазами виднелись темные круги, да и в самих чистых голубых глазах Мабри затаился неясный страх; в следующее мгновение Кэссиди заметила, что и руки ее мачехи слегка подрагивают. Черт бы побрал Шона с этим Ричардом Тьернаном. Как он мог втянуть их в такую передрягу?
     - В том-то и беда твоего отца, - сказала Мабри с обезоруживающей непосредственностью. - Никто не в состоянии ему отказать. Вот почему ему не суждено повзрослеть. Он всегда будет вести себя как капризный ребенок.
     - Чушь собачья! - хмыкнул Шон, подходя к бару. - Что тебе налить, Кэсси? Только не проси белого вина, я имею в виду какой-нибудь настоящий напиток.
     - Еще слишком рано...
     - Солнце уже стоит над нок-реей, - отмахнулся он, доверху наполняя стакан чистейшим ирландским виски.
     - Нет, я не буду пить, - решительно отказалась Кэсс, присаживаясь возле Мабри. - Так что сказал врач?
     - Мне он ничего не сказал, - пожала плечами Мабри.
     - А нечего говорить, крошка, - отмахнулся Шон. - Он сказал, что я силен как бык и, продолжая в том же духе, проживу еще шестьдесят четыре года.
     - Не болтай! - строго одернула его Кэсс. Шон чарующе улыбнулся.
     - Умеренность в питье, - провозгласил он, приподнимая стакан, - добрая пища, секс, - он игриво подмигнул элегантной Мабри, - ну и, разумеется, работа. Вот гарантия вечной жизни.
     - А как насчет семьи? - не удержалась Кэсс. - Детей?
     - Ну да, тоже верно, - согласился Шон после некоторого раздумья. - Тем более что все это у меня есть. Старшая дочь здесь, рядом со мной. Жаль только, Колин с Франческой далеко. Особенно Франческа. Твоя младшая сестричка, Кэсси, просто прелесть. До чего обидно, что вредоносная мамаша держит ее на другом краю света.
     - Альба живет в Италии, - напомнила Кэссиди. - Сам виноват - нечего было жениться на графине.
     - Нет, я виноват в том, что развелся с ней, - вздохнул Шон, на мгновение забывшись. В следующий миг он метнул рысий взгляд на Мабри, но та сделала вид, что ничего не заметила. - Впрочем, я и сейчас счастлив, - поправился он. - Чудесное общество, увлекательная работа, прекрасная пища, общение с людьми... Чего еще желать? - Он подлил себе еще виски. - Кстати, об общении - я, пожалуй, оставлю вас посплетничать вдвоем. Я ведь знаю - вам не терпится мне косточки перемыть.
     - Ты не поверишь, Шон, но у нас с твоей дочерью есть и другие темы для разговора, - промолвила Мабри, однако супруг, как всегда, пропустил ее слова мимо ушей - он, посвистывая, удалился в холл.
     - Рада тебя видеть, Мабри, - сказала Кэссиди.
     Мабри ответила не сразу. Некоторое время она молча смотрела на Кэссиди пытливым взглядом. Наконец спросила:
     - Ты и правда сама согласилась, Кэсси? Я не хочу, чтобы он на тебя давил.
     - К сожалению, Шон иначе не умеет, Мабри, - улыбнулась Кэссиди. - Ничего, не волнуйся за меня, я ведь в любой момент могу все бросить и уехать. Сбежать посреди ночи. Кстати, чем ты руководствовалась, переделывая мою спальню?
     - У меня была депрессия, - сухо ответила Мабри.
     - Почему? Ты ведь всегда такая спокойная и выдержанная.
     - Бренность бытия, - вздохнула Мабри. - Вот что заставляет меня грустить. Никуда от этого не уйти. Я старею, Шон стареет, все кругом умирают.
     - Зря вы впустили к себе Тьернана, - вздохнула Кэссиди. - Одно его присутствие кого угодно в гроб вгонит. От него... могилой веет.
     - Вот уж не ожидала, что ты такая впечатлительная.
     Кэссиди показалось, что в голосе ее мачехи прозвучал скрытый упрек. Она поспешила перевести свои слова в шутку:
     - Во всяком случае, я не стала бы выдвигать его кандидатуру на звание лучшего женатого мужчины года.
     - Не стоит делать поспешных выводов, - промолвила Мабри. - Тем более что я впала в депрессию еще до того, как твой отец обзавелся новой игрушкой. - Она кинула взгляд на зеркальную стену. - Я всерьез подумываю о пластической операции. - И погладила безукоризненно гладкую шею.
     - Каков бы ни был результат, он будет лучше моей спальни, - съязвила Кэссиди. Мабри натянуто улыбнулась.
     - Не бойся Ричарда, Кэсси, - сказала она. - Порой он и правда выглядит устрашающе, но я уверена, что он тебя не тронет. Да он и мухи не обидит.
     - Значит, ты не веришь, что он и в самом деле расправился с женой и детьми? - спросила Кэссиди. - А ведь, по слухам, он целую кучу женщин прикончил. Или ты думаешь, что на него возводят напраслину?
     - Я этого не говорила, - уклончиво ответила Мабри.
     По спине Кэссиди пробежал холодок; она уже пожалела, что отказалась выпить с отцом.
     - Значит, ты считаешь, что он... убийца? - дрогнувшим голосом спросила она.
     - Этого я тоже не говорила, - покачала головой Мабри. - Тем более что я этого не знаю. Нет, просто мне кажется, что больше он никому зла не причинит. Если же он и пошел на преступление, то у него были на то веские причины.
     Глаза Кэссиди полезли на лоб.
     - Ты спятила, - убежденно сказала она. - Какие причины могут побудить человека расправиться с собственной семьей? - Голос ее зазвенел от неподдельного ужаса.
     Мабри повела изящными плечами.
     - Точного ответа дать не могу, а гадать не собираюсь. Но в одном уверена: сейчас этот человек не опасен. Ему надо боятся самого себя.
     В мозгу Кэссиди невольно всплыл образ высокого и худощавого, неестественно бледного мужчины с бездонными темными глазами. Чем-то даже завораживающими. Нет, "опасность" именно то слово, с которым у нее ассоциировался Ричард Тьернан.
     С другой стороны, Кэссиди давно убедилась, что Мабри редко - или почти никогда - ошибалась в людях. Неведомое чутье подсказывало ей, кому можно доверять, а кого лучше сторониться. Коль скоро Мабри доверяла Тьернану, возможно, его и правда не следовало опасаться. Если только забыть его глаза. Или природное изящество и грациозность движений. Или губы...
     Господи, да что на нее нашло!
     - Ну хорошо, - сказала она. - Поверю тебе на слово, что он не собирается проникнуть в спальню и перерезать мне горло. Но почему вы с Шоном так старались затащить меня к себе? К чему эти дурацкие выдумки насчет болезни Шона? Это ведь ты заболела, да? Что с тобой?
     - Не говори глупости, - нахмурилась Мабри. - Я чувствую себя прекрасно.
     - Но Шон выглядит свеженьким как огурчик.
     - Да, - промолвила Мабри, однако что-то в ее голосе заставило Кэссиди насторожиться.
     - Это ведь так, да? - настаивала Кэссиди. - Ведь Шон совершенно здоров.
     - Он божится, что у него все в порядке, - ответила Мабри, снова пожимая плечами.
     - И ты ему веришь?
     Мабри повернула голову, и ее изумительный профиль четко вырисовался на фоне незашторенного окна.
     - Не знаю, чему верить, - безучастно промолвила она. - Просто мне немного боязно. Меня заботит его чрезмерная увлеченность Ричардом Тьернаном. Мне не по душе та страсть, с которой он стремился заполучить тебя. Видела бы ты его, Кэсси! Это сейчас он прикидывается спокойным, а поначалу просто рвал и метал. Не знаю, в чем дело, но твой приезд имеет для него колоссальное значение. Но вот почему, хоть убей, не пойму.
     - Возможно, в нем взыграли запоздалые отцовские чувства? - криво усмехнулась Кэссиди.
     - Он тебя любит, Кэсс. Просто души в тебе не чает, и ты сама это знаешь. Однако он органически не способен считаться с кем бы то ни было. В первую очередь он всегда блюдет собственные интересы, в отношении всех остальных он глух и слеп. И внутренний голос подсказывает, что на сей раз он перегнул палку. Боюсь, в своем безграничном стремлении к самоутверждению он зайдет слишком далеко.
     - Пытаясь доказать, что Ричард Тьернан невиновен?
     Мабри возвела на нее полные печали глаза.
     - Не знаю, Кэсси, - промолвила она. - Это меня больше всего и пугает.

***

     - Ну и как она вам?
     Ричард Тьернан не шелохнулся. Он лежал на кровати, освещенный ярким, но совсем не жарким мартовским солнцем. Он думал о ней - она не выходила у него из головы с той самой минуты, как он увидел ее в огромной кухне.
     - Она совершенно не такая, как вы ее описали, - глухо произнес он.
     Прикрыв за собой дверь, Шон О'Рурк вошел и грузно уселся в кресло, которое стояло в углу. Он отхлебнул из доверху наполненного стакана, и по спальне разлился кисловато-сладкий аромат ирландского виски.
     - Я, между прочим, писатель, дорогуша, - обиженно пробасил он. - Причем удостоенный едва ли не всех мыслимых премий. Так что не вам, черт побери, говорить, что я не способен описать собственную дочь!
     - По вашим словам, она - высокая, некрасивая и напрочь лишенная воображения.
     - Да, я так сказал? - На миг Шон показался озадаченным. - Что ж, но ведь я показал вам ее фотографию. А что касается роста - она и в самом деле высокая.
     - Верно, - кивнул Тьернан. - Но уж, безусловно, не некрасивая. И воображения у нее хоть отбавляй. При одном лишь взгляде на меня уверилась, что я сначала изнасилую ее, а потом убью прямо на кухне.
     - Хотел бы я знать, что внушило ей мысли об изнасиловании, - тихо произнес Шон. - Вы, кстати, изнасиловали свою жену, прежде чем убить?
     Ричард Тьернан пропустил его вопрос мимо ушей.
     - Я, как мог, успокоил вашу дочь, - сказал он, - однако она по-прежнему считает, что вы скверно поступили, не предупредив ее обо мне. Боюсь, ничего не выгорит.
     - Это еще почему? - взвился Шон. - Мне вполне по силам управлять этими дамочками.
     - Никому не дано управлять женщиной, - промолвил Ричард. - И лишь круглый болван может пытаться это сделать. Она узнает, для чего вы ее сюда вызвали, и уже никогда не простит вас.
     Шон в задумчивости откинулся на спинку кресла.
     - Я пригласил ее помочь мне с книгой, - сказал он наконец. - Ей в жизни еще никто не делал столь заманчивого предложения, и, если у нее есть хоть капля честолюбия, она не откажется.
     - Мне она особенно честолюбивой не показалась.
     - Это верно, характера ей не хватает, - сокрушенно покачал головой Шон. - Бе чертова мамаша - чтоб ей пусто было! - так и норовила воспитать ее сама. Как, впрочем, и я. В итоге Кэсс ценит в жизни только покой.
     - На мой взгляд, могло быть и хуже, - заметил его собеседник.
     - Черт побери, Тьернан, вы бы уж лучше молчали, - процедил Шон. - Между прочим, вы так и не ответили, как она вам показалась. Подойдет, как считаете?
     На мгновение Ричард зажмурился, рисуя в своем воображении образ Кэссиди. Высокая, с пышными формами, разительный контраст с его тощей, как мумия, женой. Рыжие волосы подобно нимбу обрамляли испуганное лицо, а глаза как у боязливой лани. Одного взгляда на нее достаточно, чтобы понять: Шон вызвал дочь не только в угоду собственной капризной музе, но и готовый принести ее в жертву на алтаре похотливых страстей своего гостя. Да, увидев Кэссиди, он теперь только и мечтал о ней, представляя ее в самых безумных фантазиях.
     Впервые более чем за год он испытывал нечто, хоть отдаленно напоминающее плотское влечение. Впервые с тех пор, как стоял в крови на коленях над телом Дианы.
     Да, желание овладеть Кэссиди Роурки возникло у него сразу, мгновенно и превратилось в слепящую, разрушительную и всепоглощающую страсть.
     Пугающую.
     - Итак, вы готовы принести непорочную девственницу в жертву? - спросил Ричард.
     - Не надейтесь, она давно не девственница, - фыркнул Шон. - Но я готов, да. Она вам подходит?
     Ричард Тьернан представил себе губы Кэссиди - мягкие и пухлые. Затем перед его мысленным взором возникла ее расстегнутая блузка. Бедняжка так надеялась, что он ничего не заметит. И еще он подумал о ее длинных и стройных ножках.
     - Подходит, - со вздохом ответил он. - И да поможет ей бог!

Глава 3

     Кровь была повсюду. Ее запах - густой, давящий, с металлическим привкусом - неотступно преследовал ее, запекшиеся сгустки толстым слоем чернели на руках. А вокруг нее дети; их рты раскрывались в безмолвном крике, а из ран, заливая ее, хлестала кровь.
     Она опустилась на колени - кающаяся грешница. А над ней стояла женщина, бледная, умирающая; губы ее мучительно исказились в немой агонии, а рука вытянулась в обвинительном жесте. Но Кэссиди не оборачивалась. Она знала, что там увидит - зловещую тень за спиной, угрожающе взметнувшую над ней огромный нож. Нет, она не собиралась смотреть ему в лицо, не хотела видеть обезумевшие темные глаза убийцы, хладнокровно наблюдавшего за безмолвной агонией своих жертв.
     И тем не менее всеми фибрами души она ощущала его близость, слышала его горячее дыхание, но не могла заставить себя повернуться, чтобы посмотреть смерти в лицо. И сил, чтобы сопротивляться, у нее не было. В следующее мгновение ее плечи стиснули крепкие руки, без оружия. Она обернулась, их взоры встретились, и... она закричала.
     Кэссиди проснулась от собственного крика и, отбросив простыню, вскочила с постели. За окном слышался не умолкающий даже ночью гул автомобилей, а под сводчатыми потолками старой квартиры еще звенело эхо ее безумного крика.
     Кэссиди присела на постели и, откинувшись спиной на подушки, попыталась перевести дух. Сердце безудержно колотилось. Она даже вспомнить не могла, когда ей в последний раз пригрезился столь кошмарный сон. Наверное, еще в детстве, когда на глазах у малютки Кэссиди постоянно ссорились родители. Во всяком случае, за последние шесть лет, когда она жила одна, кошмары ей уже точно не снились.
     Впрочем, этот кошмар с лихвой перекрыл все остальные. И немудрено, ее оставили в обществе убийцы, холодного и безжалостного, а извращенное чувство юмора ее отца лишь усугубляло ситуацию.
     Правда, больше она Ричарда Тьернана не видела. Шон повел своих женщин в ресторан (отпраздновать поражение Кэссиди, так, во всяком случае, она сама решила), а о том, чтобы пригласить туда и Ричарда, даже речи не заводил.
     Однако и это не помогло, Ричард Тьернан никак не шел у Кэссиди из головы. Даже поглощая экзотическую, но не слишком вкусную стряпню в русском ресторанчике и слушая беззаботный треп Шона, она не переставала вспоминать эти бездонные и