нана эти слова прозвучали как удар бичом, вмиг сорвавший с него, словно капустные листья, несколько слоев защитной оболочки и проникший в то темное и пустое место, где когда-то билось его сердце. И Тьернан попятился; он отступил подальше от нее, подальше от ее смертельно опасного для него сочувствия - первой настоящей угрозы после того безумно далекого вечера, когда, вернувшись домой, он стоял на коленях в луже крови возле умирающей жены и смотрел, как угасает в ней жизнь.
     - Нет, - промолвил он. Затем резко повернулся и быстро вышел, едва не сбившись на бег, охваченный каким-то необъяснимым, почти паническим страхом.

***

     - Я вовсе не уверена, что это самый правильный выход, - промолвила Мабри, стоя в дверях.
     Кэссиди, сидевшая за заваленным бумагами письменным столом Шона, приподняла голову и посмотрела на нее. С той самой минуты, как ушел Тьернан, она трудилась не покладая рук. Разбирала и сортировала бумаги, читала протоколы, все глубже и глубже погружаясь в мир ужаса и страха.
     Перед ней лежал самый первый протокол, составленный полицией на месте преступления, и затем она прочла первый отчет судебно-медицинского эксперта. Причиной смерти Дианы Скотт-Тьернан стала большая потеря крови из-за перерезанной аорты. Плоду в ее чреве было около семи недель; вскоре после того, как сердце Дианы Тьернан остановилось, плод задохнулся.
     Полиция обнаружила признаки борьбы. На теле убитой остались синяки, а под ногтями были найдены следы крови. Кровь оказалась той же группы, что и у мужа Дианы, руки которого были в свежих царапинах. По словам самого Тьернана, исцарапал его какой-то бродячий кот.
     Кэссиди читала протоколы, пребывая в каком-то полуоглушенном состоянии. Снова и снова она повторяла себе, что не должна принимать случившееся столь близко к сердцу. В конце концов, никого из этих людей она толком и не знала. Она должна представить себе, что читает обыкновенный детектив, например творения Агаты Кристи, тогда ощущение легкой тошноты, почти постоянно преследовавшее ее в последнее время, отступит. Кэссиди посмотрела на Мабри. Бледное холеное лицо жены Шона оставалось спокойным.
     - Не самый правильный выход? - эхом откликнулась Кэссиди. - Почему ты так считаешь? Между прочим, именно ты вызвала меня сюда.
     Мабри скорчила очаровательную гримаску.
     - Шон твердо решил, что необходимо вытащить тебя, а ты сама знаешь, перечить твоему отцу, когда он на что-то настроился, невозможно. - Она величаво, с присущей классной модели грацией, проплыла в гостиную, почему-то старательно избегая зеленого кожаного кресла. Кэссиди, как ни старалась, так и не поняла почему.
     - Значит, на самом деле он вовсе не болен? - спросила она. - Надул меня, что ли?
     - Не знаю, - пожала плечами Мабри. - Несколько раз к врачу он ходил, а в те времена, когда мы с ним познакомились, об этом и речи не могло быть. Меня он с собой отказывался брать наотрез, а в ответ на все мои расспросы неизменно твердил, что речь идет о самом банальном запоре. Хотя, если хочешь знать мое мнение, с пищеварением у Шона все идеально.
     - Как по-твоему, он и в самом деле болен?
     Мабри провела тонкой рукой по волосам.
     - Затрудняюсь ответить, - сказала она. - Впрочем, если он и болен, это никоим образом не связано с его желанием видеть тебя в Нью-Йорке.
     - И тем не менее вряд ли он затеял весь этот спектакль, чтобы собрать свою семью, - заключила Кэссиди, потупив взор. Нет, она вовсе не обижалась. Она уже давно приучилась не обижаться на Шона.
     - Да, это верно, - кивнула Мабри. - В противном случае он бы попытался вызвать сюда и Франческу, - рассудила она. - Сама знаешь - он просто без ума от нее.
     - Знаю, - ответила Кэссиди, подавив приступ ревности. Как и все остальные родственники, она обожала младшую сестричку. Жаль только, что Шон никогда не признавал в ней самой подобного ума или привлекательности. - А когда ему втемяшилось в голову пригласить меня? Надеюсь, это не совпало по времени с освобождением из тюрьмы Ричарда Тьернана?
     - А какую главную причину он привел, приглашая тебя приехать?
     - Чтобы я помогла ему с новой книгой, - ответила Кэссиди. - По словам Шона, он никогда не занимался документальными вещами, и поскольку это слишком сложно для его творческой натуры, то мои профессиональные навыки были бы ему весьма кстати.
     - И ты ему поверила? - осведомилась Мабри. Кэссиди ответила не задумываясь:
     - Ни на йоту. Шон не из тех людей, которые взывают о помощи, а я - последний человек на Земле, к которому бы он за ней обратился даже в случае крайней нужды.
     - И все же, Кэсси, он не зря тебя позвал. И мне это не по душе. Я ему не доверяю, а фанатическая увлеченность делом Тьернана меня просто беспокоит.
     - Фанатическая увлеченность? - переспросила Кэссиди.
     - Да, он стал каким-то одержимым. Только о Ричарде и думает. Никогда еще на моей памяти он не отдавался работе с такой страстью, а ведь все из-за этого кошмарного злодеяния. Шон просто бредит этими убийствами. Прямо-таки помешался на крови. Одним словом, мне бы не хотелось, чтобы он и тебя втянул в эту жуткую историю.
     - Значит, ты веришь, что Ричард убийца, - вздохнула Кэссиди. - Что он хладнокровно умертвил жену и собственных детей. Тогда как же, черт побери, ты терпишь его под крышей своего дома? Как у тебя хватает духу с ним разговаривать?
     - Я вовсе не говорила, что считаю его убийцей, - поправила ее Мабри, откидывая назад пышные волосы.
     - А если не считаешь, то почему...
     - Я и этого не говорила, - улыбнулась Мабри. - По большому счету, я и сама не знаю, кому верить. Достаточно заглянуть Ричарду Тьернану в глаза, и все внутри переворачивается. Потом этот взгляд будет долго по ночам сниться.
     Кэссиди поежилась; по спине ее пробежал холодок. Она знала, что Мабри почти начисто лишена воображения. Именно ее расчетливость и практицизм так высоко ценил Шон. И если даже Мабри разглядела в глазах Тьернана нечто потустороннее, то, значит, оно определенно там присутствовало.
     Кэссиди вдруг обуял почти панический страх. Ей хотелось удрать из отцовского дома и бежать без оглядки. Бросить отца, которому она впервые в жизни понадобилась, и спрятаться в каком-нибудь безопасном месте.
     До чего жаль, что это невозможно!
     - Вы с Шоном женаты уже почти десять лет, - сказала она, стараясь взять себя в руки. - Кому, как не тебе, знать, что лишнего слова из него клещами не вытянешь. Впрочем, я уверена, рано или поздно он сам поделится со мной своим замыслом, - со вздохом закончила она.
     Мабри с сомнением посмотрела на нее.
     - Что ж, вполне вероятно. Надеюсь только, что он не станет особенно затягивать с принятием решения. В противном случае может оказаться слишком поздно.
     Кэссиди резко встала. Ей вдруг захотелось вдохнуть свежего воздуха, побыть на солнышке, увидеть вокруг улыбающиеся лица. Ничего из этого на Манхэттене и днем с огнем не найти. Как, впрочем, и надежного места, где она могла спрятаться.
     - Слишком поздно, Мабри? - спросила она. - Для чего?
     Но Мабри лишь покачала головой.
     - Не знаю, Кэсс. Просто у меня дурное предчувствие. Причем я очень боюсь, что дальше будет еще хуже.

***

     Тем временем Ричард Тьернан лежал в темноте, вытянувшись во весь рост на кровати, принадлежавшей в свое время одной из дочерей Шона. Спал он всегда мало, чаще урывками, а когда начинало светать, возвращалась боль, и ему ничего не оставалось, как отгородиться от мира хотя бы темнотой задвинутых штор и закрытых дверей. Ему не хотелось сейчас никого видеть.
     А вот Шон был не из тех людей, которые обращают внимание на закрытые двери. Когда его коренастый силуэт нарисовался в дверном проеме, в темной комнате забрезжил свет. В квартире было тихо, как в склепе.
     - Женщины ушли, Ричард, - произнес Шон. - Наверное, за покупками отправились.
     - Кто-нибудь говорил вам, что вы женоненавистник? - спросил его Тьернан, не поворачивая головы.
     - Да, тысячу раз, - ухмыльнулся Шон. - Все эти феминистки. Их мнение для меня как награда. Между прочим, можете ли вы назвать хоть одну женщину, которая бы не обожала делать покупки? Скажем, ваша покойная супруга? По-моему, счета ей выставляли просто космические.
     - Вы читали стенограммы судебных заседаний, Шон, - кивнул Тьернан. - Знаете все это не хуже меня, причем ничего не забываете.
     - Да, это верно, - самодовольно осклабился Шон. Войдя в спальню, он прикрыл за собой дверь, и в комнате вновь воцарился кромешный мрак. Шон присел на стул возле кровати, на которой лежал Тьернан.
     - Ну что, как она вам? - спросил он. Тьернан не стал делать вид, что не понял.
     - Вы уже спрашивали меня об этом.
     - А что случилось этим утром? Я ведь оставил вас вдвоем и думал, что...
     - Что вы думали, Шон? - свирепо прорычал Тьернан. - Что я наброшусь на нее и разложу прямо на вашем столе с задранной юбкой?
     - Я, между прочим, ее отец, - холодно напомнил Шон. - Следите за выражениями.
     - Вы ее отец, но вас нисколько не заботит участь вашей дочери после того, как она окажется в моих руках.
     - Нет, отчего же, заботит, - ухмыльнулся Шон. - Но я готов рискнуть.
     - Между прочим, Шон, рисковать будете вовсе не вы, - ощерился Тьернан. - А вдруг я и впрямь отъявленный убийца? Кровавый маньяк вроде Джека-Потрошителя. - Он приподнялся и щелкнул выключателем. Вспыхнул свет, и Шон заморгал, как ослепленная сова. - Знаете ведь, что все говорят. Что я зарезал жену, детей, а также, по всей вероятности, еще целую кучу женщин. Тело Салли Нортон до сих пор не нашли, и лишь поэтому на меня до сих пор не навесили еще одно убийство. А что, если я чисто физически не способен удержаться? Может, у меня и правда мания, и, оттрахав женщину, я непременно должен ее зарезать?
     Шон криво усмехнулся.
     - Стращать меня пытаетесь, Ричард? Запугать хотите? Нет, приятель, меня голыми руками не возьмешь, я орешек крепкий! И я прекрасно понимаю, что у вас были причины ухлопать свою супругу. Но с какой стати вам убивать Кэссиди, ума не приложу?
     Тьернан сел на кровати спиной к стене; отъявленный эгоизм писателя уже начал действовать ему на нервы.
     - Может быть, причина состоит в том, чтобы насолить вам, поскольку вы уже меня достали!
     - Я вас давно уже достаю, Тьернан, - процедил Шон. - Нечего мне мозги пудрить. Мы заключили с вами сделку, как Фауст с Мефистофелем. Я отдаю вам дочь в обмен на правду из ваших уст. Вам нужна девка, и вы по какой-то причине остановили выбор на моей дочери. Так тому и быть. Мне нужна профессиональная помощь для подготовки рукописи, а Кэсси - весьма приличный редактор. Даже талантливый. Все, Рубикон перейден! Я на попятный не пойду. А вы?
     Тьернан скривил губы в волчьей усмешке.
     - Я тоже, - проронил он. - Хотя у меня есть к вам один вопрос.
     - Только один? - игриво осведомился Шон. - Валяйте.
     - Кто из нас Фауст, а кто - Мефистофель?
     На мгновение воцарилась почти могильная тишина. Затем Шон сказал:
     - А вот это, мой мальчик, и сделает мою книгу классикой жанра!

***

     Кто-то за ней следил. Кэссиди, правда, миновала не один квартал, прежде чем в затылке ее возникло неприятное ощущение. Обернувшись, она ничего примечательного не заметила; никто не проявлял особенного интереса к высокой и довольно соблазнительной рыжеволосой женщине, одетой для Верхнего Ист-Сайда довольно неброско.
     Кэссиди была права насчет солнца и улыбающихся лиц. Утро, поначалу такое ясное, постепенно помрачнело, а лица прохожих, опасливо поглядывавших на темнеющие небеса, казались угрюмыми и озабоченными. В воздухе удушливо пахло выхлопными газами.
     Кэссиди направилась к парку. Конечно, это было не самое безопасное место, но ей вдруг остро захотелось побыть среди деревьев, пусть даже чахлых и постепенно погибающих от загрязненного воздуха. Она мечтала увидеть играющих детишек, чтобы хоть как-то отвлечься и выкинуть из головы Ричарда Тьернана с его изломанной судьбой.
     И все-таки за ней следили. Она вошла в парк со стороны Семьдесят второй улицы и тут же поняла, что один из окружавших ее людей, шедший за ней по пятам вот уже несколько минут, преследовал ее неспроста. Но кто он - моложавый бизнесмен в дорогом костюме, неряшливо одетая женщина, разговаривающая сама с собой, полицейский или толстячок, лениво бегущий трусцой, - она не представляла. Не говоря уж о том, что преследователем ее вполне мог оказаться продавец жареных сосисок или элегантный джентльмен с военной выправкой.
     Но уже в следующую минуту она это поняла.
     Кэссиди брела вперед наугад, без всякой цели, чтобы облегчить задачу человеку, проявлявшему к ней столь очевидный интерес. Она купила пакетик жареной кукурузы, потом присела на скамейку и принялась кидать кусочки попкорна голубям.
     Мужчина остановился в конце аллеи, наблюдая, как она кормит голубей, которые, сбившись в кучу, жадно клевали лакомство. К голубям присоединилось и несколько белок с облезлыми, словно побитыми молью, хвостами. Во избежание потасовки, Кэссиди пришлось раскидать им почти все содержимое пакета.
     - У вас доброе сердце.
     Мужчина присел на скамью рядом с ней. Кэссиди осторожно взглянула на него, надеясь, что сумеет скрыть обуявший ее страх.
     - Просто я всегда стою за справедливость, - призналась она.
     - Я тоже.
     - За справедливость? - переспросила Кэссиди. - А может быть, за месть?
     Эмберсон Скотт, генерал в отставке, одобрительно кивнул.
     - Вы не только красивы, но и умны. Меня привлекает это качество в женщине. Так вот, в данном случае понятия справедливости и отмщения совпадают.
     Да, выглядел тесть Ричарда Тьернана весьма представительно. Он совершенно не походил на баловня прессы, каким со времен "Бури в пустыне" представляла его Кэссиди. Несмотря на элегантно пошитый гражданский костюм, генерал держался так, словно был в парадном мундире; с горделивым достоинством и мужеством, он просто источал непоколебимую уверенность в собственной правоте и силах. Не удивительно, что он оказался столь могучим свидетелем обвинения.
     - Ваш отец - круглый болван, - вдруг заявил он.
     - Ничего подобного, - с неожиданной для себя горячностью возразила Кэссиди.
     - Тогда он играет в крайне опасную игру, - сказал Эмберсон Скотт, - хотя в свои годы должен представлять, чем это может обернуться. Ричард Тьернан - страшная личность, настоящая угроза для общества. В нем нет ни капли человечности. Лишь настоящий монстр способен хладнокровно убить беременную жену и детей, а после этого еще преспокойно спать по ночам.
     - А почему вы считаете, что он спит по ночам? - спросила Кэссиди, прекрасно отдавая себе отчет, что задает совершенно дурацкий вопрос, не имеющий ни малейшего отношения к делу, если не считать воспоминаний о том, как Тьернан подносил ей к губам стакан горячего молока.
     Эмберсон Скотт покачал головой.
     - Я много раз пытался поговорить с вашим отцом, но он неизменно отказывался даже выслушать меня. Ричарда приговорили, и я очень надеюсь на наше правосудие. Преступник должен понести заслуженную кару. Он заплатит жизнью за смерть моей дочери и ее детей, и я хочу сам присутствовать при казни.
     Говорил он настолько спокойно и рассудительно, что Кэссиди ни на мгновение не усомнилась: Эмберсон Скотт отвечает за каждое сказанное слово.
     - А что, если вы все-таки ошибаетесь? - спросила она. - Вдруг мой отец сумеет доказать, что Ричард Тьернан невиновен?
     Но Скотт только помотал головой.
     - Нет, я все-таки был более высокого мнения о ваших интеллектуальных способностях, - вздохнул он. - Ваш отец без зазрения совести раскрыл мне правду. Может, вам стоит самой поинтересоваться у него, о чем именно он собирается писать книгу?
     - Я и сама знаю, о чем, - вызывающе ответила Кэссиди. - Он собирается изложить всю эту историю с точки зрения самого Тьернана. Взглянуть на случившееся его глазами. И он докажет, что Тьернан не убивал жену и детей. - Говоря, она и сама не слишком верила в правдивость собственных высказываний.
     Генерал Скотт вновь покачал головой.
     - Ничего подобного. Да, он изложит эту историю с позиции Тьернана. Но сделает он это для того, чтобы показать, как функционирует мозг убийцы.
     - Я вам не верю! - пылко вскричала Кэссиди. Однако душу ее точил червь сомнения.
     - Шона О'Рурка никогда не заинтересовала бы банальная криминальная история, - продолжил генерал. - Нет, он рассчитывает создать подлинный шедевр и не постоит ни перед какой ценой.
     - И какова, по-вашему, эта цена? - ледяным тоном спросила Кэссиди.
     - Если он рассчитывает создать правдивый образ Ричарда, то должен заплатить ту же цену, что и я. Отдать ему жизнь своей дочери.
     Ветер усилился; подхваченный порывом обрывок газеты взмыл в воздух и полетел, кружась, над аллеей. Вдалеке Кэссиди увидела неясный образ Ричарда Тьернана и жирный заголовок в одно слово:
     УБИЙЦА
     Проще всего было бы сейчас уступить страху, ледяные пальцы которого, почти не отпуская, сжимали горло уже почти двадцать четыре часа. Со времени приезда в Нью-Йорк. Но Кэссиди твердо знала одно: ударившись в бега, остановиться уже не сможет. К тому же она пока не хотела покинуть сцену, где режиссер отдал ей главную роль.
     Она поднялась со скамьи, высокая и статная, и генерал поднялся следом, вежливый и импозантный, хотя и уступая ей в росте на добрых несколько дюймов.
     - Я прекрасно вас понимаю, генерал Скотт, - промолвила Кэссиди. - И очень хотела бы вам помочь, однако боюсь, что...
     - И тем не менее вы можете мне помочь, - сказал он, и Кэссиди внутренне ощетинилась, уже понимая, что за этим последует. Он, конечно, попросит ее приглядывать за Ричардом, по возможности, мешать отцу, а также...
     - Постарайтесь остаться в живых, - попросил ее Эмберсон Скотт. - Он уже убил по меньшей мере двоих женщин, хотя в полиции бытует мнение, что число его жертв многократно больше.
     - Но... - попыталась возразить Кэссиди, чувствуя, как к горлу подступает предательская тошнота.
     - Не позвольте ему убить снова. - Голос генерала прозвучал жестко и требовательно. Затем Эмберсон Скотт повернулся и, не попрощавшись, зашагал прочь по аллее мимо рассыпавшихся в стороны голубей.

Глава 5

     Когда Кэссиди вернулась, в квартире царила мертвая тишина. Мабри с Шоном, похоже, ушли, а из спальни не доносилось ни звука. Кэссиди заперла дверь, сбросила туфли и устало оперлась спиной о стену.
     Было уже за полночь, однако на темных улицах ночного Нью-Йорка она ощущала себя даже в большей безопасности, чем здесь, в отцовском доме. Встреча с генералом Эмберсоном Скоттом потрясла Кэссиди, оставила почти парализованной от страха. Вот и сейчас страх выгрызал ее нутро, и тщетно Кэссиди пыталась уверить себя, что ничего не случилось. Да, за каких-то несколько минут генерал Скотт ухитрился до смерти запугать ее. Она жила под одной крышей с убийцей. И ее глупо, непростительно тянуло к нему. Как, вне всяких сомнений, тянуло к Тьернану и других его жертв.
     Кэссиди отправилась по магазинам, надеясь, что яркие огни и красочные прилавки "Блумингсдейла" отвлекут ее от мрачных мыслей. Однако так и не смогла заставить себя купить хоть что-нибудь. Потом она зашла поужинать в ресторан, но сразу убедилась, что напрасно: аппетита у нее не было, и, поковырявшись в тарелке, она оставила еду нетронутой. Тогда она отправилась в кино, и вот там-то обнаружила, что ничего хуже придумать не могла. Кэссиди рассчитывала, что отвлечется, посмотрев какой-нибудь захватывающий фильм в хичкоковском стиле, однако нарвалась на откровенный эротический "ужастик", в котором с экрана лились целые реки крови.
     Не удивительно, что в течение всего сеанса из головы у нее не выходили мысли о Ричарде Тьернане.
     Фильм закончился поздно, но Кэссиди придумывала любые предлоги, чтобы не возвращаться домой. За один квартал до отцовского дома ее внимание привлек небольшой и уютный ресторанчик, и она завернула туда посидеть над чашечкой кофе с десертом. К тому времени,