нные сэром Томасом руки.
     Саймон перешел к третьей жаровне. Повозка оказалась у него за спиной. Это был сигнал для Томаса начинать освобождение Элис. К сожалению, Саймон был лишен возможности принять в этом участие. Он должен был продолжать свою опасную игру.
     Он высыпал на жаровню третью горсть смеси, приготовленной по его указанию верным Годфри, и по сцене поплыл ярко-зеленый дым.
     - Призываю тебя, Амон, демон подземного мира, освобождающий от оков всех заключенных.
     Саймон простер над жаровней раскрытую ладонь левой руки, и воздух содрогнулся от нового взрыва. Дым валил так плотно, что Саймон закашлялся. Разноцветные клубы заволокли толпу, и сквозь них доносились крики ужаса, перемежаемые молитвами.
     Саймон десятилетиями не обращался к истинному богу, не веря в его милосердие. Сейчас же он поднял к небу глаза и неслышно шевельнул губами:
     - Спаси ее.
     Ричард неподвижно сидел на своем троне, и Саймону оставалось лишь гадать, действует ли на него яд или нет.
     Он пересек сцену и остановился перед последней жаровней, расположенной прямо напротив лорда Ричарда.
     - Призываю и тебя, Флорити, повелитель ядовитых трав. Исполни мою волю!
     Последняя горсть порошка была, пожалуй, слишком велика, но сейчас, в самом конце, это уже не имело никакого значения. Взрыв оказался настолько силен, что медная жаровня подскочила в воздух, развалилась на две части, и из нее повалил густой черный дым, пронизанный яркими искрами. Ричард вскочил на ноги и застонал, выпучив свои прозрачные голубые глаза.
     - Женщина, - сказал он слабым голосом, не обращая внимания на окружавший его хаос. - Я хочу женщину.
     - Все правильно, - сказал Саймон. - Именно так и проявляется действие яда, и ты знаешь об этом, Ричард.
     - Мерзавец! - зарычал Ричард, вытаскивая кинжал и бросаясь с ним на своего чародея. Он обхватил тело Саймона слева, чтобы лишить подвижности его здоровую руку, приставил к горлу чародея кинжал и хрипло выкрикнул:
     - Где противоядие, Грендель? Говори, или я перережу тебе глотку.
     Левая рука Саймона была прижата к телу, кинжал Ричарда - к его горлу. Лезвие царапало кожу, не давая повернуть голову, чтобы посмотреть, удалось ли Томасу и Клер освободить Элис.
     - Противоядия не существует, - ответил Саймон, разминая под плащом изувеченную правую руку.
     - Будь ты проклят, - крикнул Ричард. - Ты убил меня.
     - Еще нет, - ответил Саймон.
     С этими словами он правой рукой погрузил свой нож по самую рукоятку в черное, пустое сердце Ричарда.
     - Скорее, Элис! - требовательно позвал Томас де Реймер, но она не находила сил, чтобы двинуться с места. Весь помост был скрыт за густыми клубами разноцветного дыма, сквозь которые смутно просматривались две сцепившиеся мужские фигуры и доносился приглушенный звон стали.
     Томас рванул дверцу коляски и протянул Элис руку. Она встала. Веревки, связывавшие ее, упали на пол. Саймон не упустил ничего, ни одной мелочи.
     Томас вытащил Элис наружу, и в это время со стороны помоста раздался новый оглушительный взрыв.
     - Я не могу, Томас! - воскликнула Элис. - Я должна ждать его!
     - Это невозможно, миледи, - ответил Томас. - Он сделал для вас все, что только было возможно. Нельзя терять ни минуты.
     Он подхватил Элис на руки и понес, не обращая внимания на ее сопротивление.
     - Ричард убьет его.
     - Скорее.
     Он пронес ее сквозь безмолвную, застывшую в ужасе толпу к тому месту, где их ждала Клер, держа за поводья оседланных лошадей.
     - Нет! - закричала Элис, поняв, что ей придется ехать верхом.
     - Да, - сказал сэр Томас, перекидывая Элис через седло и вспрыгивая на лошадь следом за нею.
     Элис кричала и рвалась из рук Томаса, но он крепко держал ее. Лошади сорвались с места, понеслись вперед, и Элис потеряла сознание от ужаса и горя.
     Благодатная тьма накрыла ее.

Глава 25

     Было время, когда Элис мечтала о том, чтобы вернуться в стены монастыря Святой Анны. Теперь, когда они въехали сюда через массивные каменные ворота и остановились, она не испытала ровным счетом ничего. Все ее чувства умерли, а бедное сердце разорвалось. Она даже не подняла головы. Непонятно, почему она еще жива. Так и лежала поперек седла, удерживаемая сильными руками Томаса де Реймера.
     У Элис не осталось ничего - ни страха, ни надежды. На родные, добрые лица сестер-монахинь она смотрела с холодным безразличием.
     Ей помогли сойти на землю, и Элис позволила снять себя с лошади все так же равнодушно, словно не чувствуя облегчения от того, что ей больше не надо лежать на спине этого огромного, пугающего ее животного. Спустя секунду рядом с нею оказалась Клер, обняла сестру и воскликнула радостным, торжествующим тоном:
     - Он мертв, Элис! Я видела, как он упал! Он тебе больше не опасен.
     - Ты видела его, Клер? Ты уверена в этом? - с отчаянием в голосе спросила Элис.
     Она знала, что если Саймон мертв, то она тоже умрет.
     - Абсолютно уверена. Там все было залито кровью, - со странным ликованием ответила Клер.
     Земля поплыла под ногами Элис. Она покачнулась и спросила чуть слышно:
     - Кто его убил?
     - Это исчадие ада, твой муж, кто же еще? - нетерпеливо пожала плечами Клер.
     - Саймон убил сам себя? - непонимающе переспросила Элис.
     - Что за глупости! Саймон убил Ричарда.
     Элис схватила сестру за плечи и гневно прокричала:
     - Мне нет дела до того, что случилось с Ричардом! Скажи мне, где Саймон?
     - Дитя мое, - тихо произнес подошедший к ним брат Джером, осторожно разжимая пальцы Элис. - Никто не знает, что с ним произошло. Идет молва, будто он исчез, растворившись в облаке поглотившего его дыма и пламени.
     - Охотно верю, - заметила Клер, а сестра Агнесса осенила себя крестным знамением.
     - Он не мог исчезнуть таким способом, - лишенным выражения голосом промолвила Элис.
     - Мог, - заверил ее брат Джером. - Он вернулся в ту бездну, из которой был взят на землю. Порождение тьмы, он вновь обратился в вечную тьму. Мы никогда больше не увидим его.
     - Он не был порождением тьмы, - севшим голосом произнесла Элис. - Он такой же человек, как вы или я.
     - Но никто из нас не умеет исчезать бесследно. Перед тем как раствориться в огне и пламени, он произнес заклятие, которое убило лорда Ричарда.
     - Сказки, - пробормотала Элис.
     - Вы должны посмотреть правде в глаза, дитя мое, - заботливо сказал брат Джером. - Он исчез, и исчез навсегда.
     Элис хотелось плакать, но у нее не было слез. Ей хотелось упасть лицом вниз и впиться в землю ногтями, но у нее не было сил и на это. А стоявшие вокруг продолжали смотреть на нее озабоченно и тревожно, словно пытаясь понять, не стала ли ведьмой она сама, жена чародея и мага, могучего повелителя тьмы.
     Нет, она не была ведьмой. И Саймон не был колдуном. Он был человеком. Необычным, наделенным могучей силой, порой загадочным, но - человеком. И она так любила его.
     Без него мир стал пуст и печален.
     Теперь она может снова стать прежней - доброй, тихой, незаметной Элис, такой же, какой она была все предыдущие двадцать лет. Может стать монахиней, сестрой Элис.
     Сможет ли со своей опаленной, опустошенной душой?
     Она стояла неподвижно, молча следя за тем, как ведет венчание брат Джером, как клянутся в вечной верности друг другу Клер и Томас.
     Когда служба кончилась, она нашла в себе сил улыбнуться, обнять сестру и поцеловать Томаса в гладко выбритую щеку.
     Потом Томас и Клер отправились в ту комнату, в которой когда-то жили в монастыре сестры, а Элис досталась соседняя. Веселая пара молодоженов плотно прикрыла за собой дверь. Комната Элис была тиха и пуста, словно склеп.
     Элис прошла к окну и села возле него, подняв голову к ночному небу. Жизнь ее была кончена. Саймон спас ее и исчез навсегда.
     Навсегда.
     Элис опустила взгляд на свой плоский живот. А может быть, Саймон остался с ней и живет в ребенке, который вскоре шевельнется у нее под сердцем? Или эта ее надежда тоже напрасна?
     Как же сильно хотелось Элис, чтобы у нее остался ребенок от Саймона!
     За стеной послышался негромкий стук, а затем - раскат веселого смеха и возбужденный голос Клер:
     - Ну же, Томас, давай.
     Элис резко поднялась на ноги, не желая подслушивать то, что происходит в соседней комнате. Мысленно пожелала молодым счастья и вышла за дверь.
     По двору гулял ветер, шурша опавшими сухими листьями. Сестры-монахини давно разошлись по своим кельям и уснули тихим сном. Где-то в одинокой келье спит и брат Джером. Во всем монастыре не спят сейчас только трое - влюбленная пара молодоженов да она сама.
     В ночной тишине вдруг прозвучал чувственный женский смех. Элис пошла дальше по залитой лунным светом дорожке к источнику, пробивавшемуся из-под камней в углу двора. Она любила гулять по этой тропинке с детства, знала на ней каждый камешек. Элис решила остудить в воде источника пылающее лицо. Там она сможет и поплакать, не боясь, что кто-то увидит или услышит ее.
     Она присела возле источника на древний ствол поваленного дерева, закуталась плотнее в свой плащ и наконец разрешила себе заплакать.
     Слез не было.
     Она попыталась вспомнить Саймона, его золотистые глаза, его израненное в боях тело.
     Слез не было.
     Она попыталась представить долгие одинокие годы, что ждут ее впереди. Если у нее и будет ребенок от Саймона, ей придется отдать его Клер, и та будет воспитывать его как своего собственного. А на долю Элис останется лишь роль заботливой тетушки. Пустая, долгая, никому не нужная жизнь - вот что ждет ее впереди.
     Слез не было.
     Она подумала о том, что может еще раз выйти замуж за какого-нибудь славного рыцаря. Брат Джером объяснил, что ее брак с Саймоном может быть расторгнут церковью. Она станет свободной. Она забудет о Саймоне Наваррском. Но сможет ли она забыть его?
     Слез не было.
     Она подумала о том, не уйти ли ей в глухие леса, где можно будет жить в полном одиночестве, питаясь дикими плодами и молясь о спасении души.
     Слез не было.
     Был лишь цокот копыт, звонко отдававшийся в ночной тиши и наполняющий сердце Элис страхом. Она вскочила, решив бежать, но было поздно.
     Прямо перед ней из мрака выросла фигура всадника на огромном, угольно-черном жеребце.
     Элис знала, кто перед ней, раньше, чем осмелилась поднять глаза. Она хорошо помнила этого жеребца - огромного, страшного. С ним мог справиться только один человек на свете - Саймон Наваррский.
     - Почему ты солгала своему брату? - послышались сверху слова, которые она меньше всего ожидала услышать.
     - Я никогда не лгу, - ответила Элис, по-прежнему не поднимая глаз.
     - Я сказал ему, что взял тебя - так, как берет женщину каждый нормальный мужчина. Ты отрицала это.
     Щеки Элис покраснели, но не от стыда, а от радости.
     - Я не лгала, - сказала она.
     - Кто же лгал?
     - Ты взял меня намного лучше, чем смог бы это сделать обычный мужчина, пусть даже и самый нормальный.
     Теперь она подняла глаза и увидела широкую белозубую улыбку Саймона, сверкнувшую в лунном свете.
     - Плутовка. Таким, как ты, надо устраивать взбучку, да почаще.
     - Я слышала, что мой брат умер. Печальная обязанность заботиться обо мне падает теперь на тебя.
     Он помолчал, а затем спросил коротко и просто:
     - Ты едешь со мной?
     - Куда? - спросила Элис, боязливо посматривая на лошадь.
     - На край света. На северные острова, покрытые вечным льдом. Или в самое сердце африканской пустыни. Или в горы. Куда угодно, лишь бы никогда больше не ступать на английский берег.
     Она поняла его, но не испугалась.
     - Нужно будет ехать на лошади?
     - Да.
     Элис задала еще один вопрос:
     - Ты любишь меня?
     - Любовь - это мираж, это боль, это обман. Любовь - это опасная игра и вечная мука.
     - Ты любишь меня? - упрямо повторила Элис.
     - Да. Несмотря на то что любовь может погубить мою душу.
     - Любовь может спасти твою душу, - ответила Элис.
     Черный жеребец нетерпеливо переступал своими огромными копытами.
     - Ты едешь? - спросил Саймон.
     - Подсади меня, - ответила Элис, протягивая вверх руки.
     Он легко, словно пушинку, поднял ее и усадил в седло перед собой.
     Горячее тело жеребца дрогнуло, срываясь в галоп. Элис отклонилась назад, в надежные объятия Саймона, и двое помчались сквозь лунную ночь, оставляя за спиной свое прошлое.