на, а целых три безумные тетушки и множество незаконнорожденных братьев, претендующих каждый на свою долю состояния, накопленного моим отцом, который был пиратом. Мое наследство включает замок в горах Швейцарии и драгоценности русской короны. Теперь, когда вы знаете то, что вам можно узнать, помолчите немного, s'il vous plait .
     - Хорошо. Но не стоит слишком сердиться по такому ничтожному поводу. - Джиллиан помолчала и перестала улыбаться. Это, разумеется, игра по его правилам, но ничто не препятствует ей играть по своим. - Вы не упомянули о скандальных связях.
     У мольберта царило молчание, но Джиллиан вдруг захотелось рассмеяться от всей души, словно девчонке-школьнице.
     - Я не упомянул и об убийстве, - спокойно проговорил Туссен, - но вечер еще только начался.
     Она старалась сдержать смех, но приглушенный, сдавленный звук все-таки вырвался сквозь стиснутые губы, и Джиллиан с трудом заговорила:
     - Простите. Я попытаюсь, но мне трудно высидеть вот так, почти ничего не видя и не говоря ни слова, час или два.
     - Хорошо, мадам, - смягчился Туссен. - Я предлагаю вам сделку. Если вы помолчите буквально несколько минут и дадите мне сосредоточиться, то после этого я позволю вам говорить и даже приму участие в обсуждении любых вопросов.
     - Любых? Каких угодно?
     - Разумеется, нет. Почти любых. Договорились?
     - Если вам так угодно.
     Потянулись долгие безмолвные минуты, и Джиллиан старалась не двигаться. Она не привыкла предаваться неторопливым раздумьям, сидя на одном месте, но тут ей ничего другого не оставалось. Только думать. И только об одном. О том, что просто не выходило у нее из головы.
     О Ричарде.
     С каждой минутой, проведенной вместе с ним, росла ее уверенность в том, что она может стать ему такой женой, какую он желает. Может делить с ним постель, рожать детей. Были моменты, когда она хотела именно этого. Хотела его.
     В таком случае почему же она шарахается в сторону, как испуганная лань, едва он к ней приближается? Почему страх сжимает ей желудок и перехватывает горло? Ведь ей не страшно было бы ласкать его, любить его? Прежде она знала любовь, и это было чудесно. Может ли это быть так же чудесно с Ричардом?
     Что, если она в него влюбилась?
     Вопрос, который Джиллиан отметала раньше, теперь требует ответа. Было бы намного легче стать его женой в полном смысле слова, если бы она полюбила Ричарда. Но достаточно ли для этого только ее любви?
     О любви в их соглашении речь не шла, и было бы странно, если бы они заговорили об этом. Ричард ставил как непременное условие их интимную близость только из мужского самолюбия, не более того. Но даже при этом она отлично знала, что он хочет ее. Судя по его взглядам, по тому, как он обнимал ее, его желание не имело ничего общего с ее наследством и не было лишь частью намерения соблазнить ее. Но это еще не любовь...
     А могла бы она полюбить человека, который не любит ее?
     - Вы солгали мне, мадам.
     Джиллиан вздрогнула и вернулась к действительности. Господи, о чем она только думает?
     - Солгала? - Джиллиан, стараясь вернуть себе самообладание, расправила дрожащей рукой складки платья. - Что привело вас к такому заключению?
     - Вы говорили, что у вас нет возлюбленного.
     - У меня его нет, - быстро проговорила она.
     - Нет? - переспросил Туссен весьма скептическим тоном. - У женщины бывает такое выражение лица только тогда, когда она думает о мужчине.
     - Не говорите глупостей! - Джиллиан подавила внезапное желание обмахнуть чем-нибудь лицо. - Ни о чем подобном я не думала.
     - Тогда у вас, наверное, есть собака.
     - Собака? - Джиллиан в полном смущении покачала головой. - Почему вы так считаете?
     - Таков мой опыт общения с англичанками. Они привязаны к своим собакам не меньше, чем к своим мужчинам. - Он усмехнулся. - А иногда и сильнее.
     - Иногда собака заслуживает большей привязанности, - наставительно произнесла Джиллиан. - Однако у меня нет ни собаки, ни возлюбленного, а вы, мсье, весьма дерзки.
     - Разумеется. Таков мой характер. Именно поэтому женщины находят меня очаровательным и неотразимым. Джиллиан невольно расхохоталась:
     - И теперь тоже?
     - Разве до вас не дошли рассказы? Молва об Этьене Луи Туссене, мастере живописи и необыкновенном любовнике? - Он прищелкнул языком в шутливом огорчении. - Мне очень грустно.
     - Вам, очевидно, приходится отчаянно трудиться. Поддерживать подобную репутацию нелегко!
     - К моему сожалению и моей неизбывной радости. А теперь, мадам, - продолжал он, понизив голос, - расскажите мне о мужчине, который вам не любовник.
     - Я этого не сделаю. Я вообще не имею обыкновения обсуждать свои личные дела с малознакомыми людьми. К тому же вы сами призывали к молчанию.
     - Только в самом начале работы. Сейчас я могу делить свое внимание, не утрачивая сосредоточенности. Вы дали согласие что-то обсудить.
     - Я дала согласие позволить вам обсудить то, что хотите вы, - поспешила возразить Джиллиан.
     - Вот я и хочу поговорить о джентльмене, который занимает ваши мысли. - Он минуту помолчал. - Не беспокойтесь, я не проболтаюсь о том, что вы мне доверите. Те, кто мне позирует, нередко рассказывают о вещах, о которых не упомянули бы при других обстоятельствах. Если бы я не держал язык за зубами, я потерял бы всех своих клиентов. Беседы между художником и субъектом изображения так же священны, как и то, что происходит между священником и кающимся.
     - Вздор! Я ни на секунду не поверю в это, - со смехом возразила Джиллиан. - И по вашему собственному признанию, вы не священник.
     - Конечно, нет. Но я даю вам слово, что все сказанное останется между нами. А слово мое тоже священно.
     - Но я и в самом деле...
     - Если вы опасаетесь неловкости, которая могла бы возникнуть при нашей следующей встрече, то не думайте об этом. Вы не знаете меня в лицо. Мы можем случайно встретиться на улице, но вы не обратите на меня внимания. В пользу анонимности можно сказать многое.
     Он умолк, видимо, почувствовав ее нерешительность.
     Можно ли ему довериться? Мысль об этом казалась абсурдной - при том, что Джиллиан очень хотела поговорить с кем-нибудь о своих чувствах. Разумеется, искушение возникло главным образом благодаря окружающей ее сейчас обстановке. Успокаивающее воздействие темной комнаты. Таинственное лицо собеседника. Удобное кресло. Даже босые ноги создавали ощущение, что ты находишься в убежище. Охраняемом, безопасном и уединенном. Почти в исповедальне.
     - Я подозреваю, мадам, что вам больше не с кем поделиться.
     Джиллиан об этом как-то не думала, но он был прав. Она все рассказывала Киту и Робину, но говорить с ними о Ричарде было невозможно. Ей было неприятно их неизменное неодобрение, а других близких друзей у нее нет. В последние годы она все более отдалялась от собственной семьи, и хотя любила своих родных по-прежнему, о наследстве они не знали, и Джиллиан пока предпочитала держать это в секрете.
     Кузина Пандора поняла бы ее, но, судя по слухам, дошедшим до Джиллиан, совершенно запуталась в какой-то собственной сложной интриге. И хотя Джиллиан полагала, что Эмма станет ей настоящей подругой, они еще недостаточно знали друг друга, чтобы вести столь доверительные разговоры. К тому же Эмма - сестра Ричарда и будет на его стороне.
     - Вы проницательны, мсье, надо отдать вам должное, - спокойно проговорила она.
     - И не болтлив.
     - Надеюсь.
     А что плохого в том, что она поговорит с ним? Самое худшее, что он расскажет об их разговоре, так сказать, всем и каждому, но он вряд ли так поступит. Предавать ее было бы глупо с его стороны, это сильно повредит его карьере. А Туссен, судя по всему, человек неглупый. Он дал ей слово, и ничто не свидетельствует о том, что он его не сдержит.
     Джиллиан глубоко вздохнула.
     - Да, есть мужчина.
     - Ага, вот видите, всегда есть мужчина, - сказал Туссен и негромко рассмеялся.
     - Я собираюсь выйти за него замуж.
     - Вот как? Но вы утверждаете, что он не ваш возлюбленный, а поскольку вы не в таком возрасте, когда такие вещи уже не играют особой роли... я не понимаю.
     - Это, я бы сказала... не совсем обычные обстоятельства. Я и сама все это не слишком хорошо понимаю. Дело осложнилось в куда более значительной степени, чем я ожидала.
     - Осложнилось? Разве есть что-то более сложное, чем отношения между мужчиной и женщиной? И вместе с тем более простое?
     - Начиналось все достаточно, просто... - Джиллиан как можно лаконичнее рассказала об условиях наследования, породивших список женихов, и о том, как она выбрала Ричарда (имени его она из осторожности не назвала), а также о том, какие условия поставил он. - Вот вам и вся история.
     - История и в самом деле необычная. - Туссен замолчал, словно обдумывал ситуацию, потом сказал:
     - И вы решили стать ему такой женой, какую он хочет?
     - Да. - Она тряхнула головой. - То есть нет. - В ней закипало недовольство собой. - Вернее, я не знаю. Бывает, что мне этого хочется, а в следующую минуту - нет. Это ужасно сбивает с толку.
     - Сбивает с толку?
     Джиллиан стала подыскивать подходящие слова.
     - Вначале, как я уже говорила, все было очень просто. Брак только ради получения наследства, то есть брак лишь по названию, чисто номинальный. Потом этот человек не согласился на такой союз, а я, говоря по правде, поняла почему и не обвиняла его. Однако в процессе его обольщения...
     - Я думаю, что это было ухаживание.
     - Да, разумеется. - Она отмахнулась от его поправки. - Именно это я имела в виду. Даже не знаю, почему я сказала "обольщение". - Она отлично это знала - перед ее мысленным взором полыхнули темные, напряженные глаза Ричарда. - Во всяком случае, я испытываю странные чувства, когда нахожусь рядом с ним.
     - Понятно. Так вы под влиянием этих чувств в конечном итоге приняли решение?
     - Нет-нет, не такого рода чувства. Не вполне такие. - Джиллиан вскочила с кресла и направилась к художнику. - Когда я нахожусь рядом с ним, меня охватывает... смятение.
     - Я не смогу работать, если вы не будете сидеть на месте, - проворчал он.
     - Простите. - Джиллиан уселась, приняв прежнюю позу. - Пожалуйста, поймите меня правильно! Я вовсе не боюсь его, то есть не думаю, что боюсь. Я имею в виду, что он не из тех, кто способен ударить ребенка или дать пинка собаке...
     - А! Я так и знал, что собаки появятся. Джиллиан пропустила это замечание мимо ушей.
     - Он порядочный человек. Хороший человек.
     - Хороший человек? - язвительно переспросил Туссен. - Как это нудно! И как утомительно!
     - Ничего подобного! - горячо возразила Джиллиан.
     - Если он такой хороший, - последнее слово Туссен произнес так, словно оно было ругательством, - так чего же вы боитесь?
     - Хотела бы я знать!
     Он не отозвался, и Джиллиан не могла понять, то ли он обдумывает, что сказать, то ли увлекся работой.
     - Туссен?
     - Ведь вы вдова, не так ли?
     - Да.
     - В таком случае вы боитесь не самого акта любви.
     - Конечно, нет, - ответила она с почти нескрываемым возмущением. - Я была замужем и знаю, что происходит между мужчиной и женщиной.
     - Но если слухи верны, после смерти мужа у вас не было недостатка в поклонниках.
     Джиллиан удержалась от резкого ответа, однако была возмущена и точностью светских сплетен, и той прямотой, с которой Туссен их передавал. Голос ее был холоден и слегка насмешлив, когда она сказала:
     - Ваша дерзость отнюдь не так очаровательна, как вы полагаете.
     - Ах, вы снова говорите не правду, мадам. Если бы вам не доставлял удовольствия мой дерзкий нрав, вы давно бы ушли.
     - Я могла бы уйти прямо сейчас, - возразила она в точном соответствии со своим настроением.
     - Могли бы, - произнес Туссен с оттенком пренебрежения, - но не уйдете.
     - Это почему же, позвольте спросить?
     - Вы уже сами ответили на этот вопрос, когда признали, что только со мной можете говорить доверительно. К тому же мы еще не решили, как вам поступить, и не закончили работу над портретом. По правде сказать, только начали и то и другое.
     - Сомневаюсь, что вы можете разрешить мою дилемму. Тем более что я и сама точно не знаю, в чем она состоит.
     - Быть может, вы все же боитесь акта любви. - Он помолчал. - Или самой любви.
     - Чепуха! - вспыхнула Джиллиан. - И то и другое неверно. - Она выпрямилась в кресле, нашарила на полу туфли и надела их. - Но мне кажется, для одного вечера вполне достаточно, я ухожу.
     - Вы просто страшитесь посмотреть правде в глаза.
     Джиллиан встала.
     - Какова же она?
     - Вы намерены выйти замуж за человека, который никогда не держал вас в объятиях. Не возбудил ваши чувства своими прикосновениями, своей нежностью. Не целовал вас так, как следует целовать женщину, подобную вам.
     - Я вовсе не говорила, что он меня не целовал! - огрызнулась Джиллиан.
     - Так он целовал?
     - Это вас не касается. Но наш разговор зашел слишком далеко.
     Она направилась к двери.
     - Быть может, вас пугает именно то, что вы ничего не почувствуете, когда он это сделает?
     Джиллиан резко втянула в себя воздух. А если он прав и она боится именно этого? Нет, даже мысль об этом смешна! Джиллиан была твердо убеждена: когда Ричард ее поцелует, она почувствует очень даже многое.
     - Достаточно. Разговор кончен.
     Она быстро прошла по комнате, подхватила свой плащ, подошла к двери и решительным жестом распахнула ее. Но позади уже отдавались эхом шаги Туссена. Он протянул руку из-за спины Джиллиан и захлопнул дверь. Джиллиан ахнула, а Туссен взял ее за плечи и удержал на месте. Голос его прозвучал у нее над самым ухом:
     - Не оборачивайтесь, моя дорогая.
     Последние два слова он произнес по-французски: ma cherie.
     - Я не votre cherie .
     - Послушайте меня, - проговорил он низким, взволнованным голосом.
     Джиллиан попыталась вырваться, но он держал ее крепко.
     - Отпустите меня!
     - Вы красивая женщина, которая слишком долго оставалась без мужчины.
     - Я закричу, если выше отпустите меня сию же секунду!
     - Я был бы рад услышать ваш крик. - Он тесно прижал ее к себе. - Вам нужен мужчина, который заставит вас кричать от наслаждения. Тот, кто овладеет не только вашим телом, но и вашей душой.
     - Нет!
     - Именно это и пугает вас, моя дорогая мадам.
     - Нет! Или да?
     - Нет? Тогда почему вы не боитесь меня? Мы вместе, одни, и сейчас уже ночь.
     - Не знаю.
     Но даже теперь, в его тесных объятиях, Джиллиан не боялась Туссена. Хотя, казалось бы, должна была бояться.
     - Не знаете? А я мог бы овладеть вами сейчас. Здесь. И вы бы не сопротивлялись. - Его губы коснулись уха Джиллиан. - Вы не боитесь моих прикосновений. Я знаю это. Чувствую по тому, как ваше тело приникает к моему. - Он слегка пошевелился, и Джиллиан ощутила, как он мускулист, гибок и силен. - И вы тоже это чувствуете.
     - Ничего подобного я не чувствую.
     Однако в одном он был прав: она ничуть не боялась.
     - Так почему вы не боитесь меня?
     - Не знаю!
     - Разве?
     - Я не... - Кровь зашумела у нее в ушах. - Потому что вы не представляете угрозы моему сердцу! - почти выкрикнула она, ошеломленная собственным признанием.
     - Вы так уверены?
     Он коснулся ее шеи легким поцелуем. Джиллиан вся сжалась, но не смогла оттолкнуть его.
     - Да.
     Она чувствовала спиной жар его тела, как ни странно, приятный, и еще более странно - чем-то знакомый.
     - А почему? Потому что меня нельзя назвать хорошим человеком? Или потому, что я не внесен в ваш глупый список? - Голос его смягчился, он почти шептал, обжигая шею Джиллиан своим дыханием. Она задрожала. - Потому что я не тот мужчина, который станет тратить время на то, чтобы обольстить вас?
     - Не тот? - прошептала Джиллиан.
     Что с ней происходит?
     - Я не потратил бы ни одной драгоценной секунды на подобную чепуху. - Он прижался лицом к ямке между ее шеей и плечом, и Джиллиан прикусила губу, чтобы не закричать.
     - Мне нужно идти, - пробормотала она. Это не больше чем похоть. Обыкновенная физическая потребность. Господи, Туссен прав: слишком много времени прошло с тех пор, как она была близка с мужчиной. - Перестаньте. Немедленно.
     - Почему? Вы же еще не замужем. Даже не помолвлены.
     Он спустил вниз по руке ткань ее платья, обнажил плечо и целовал его до тех пор, пока Джиллиан не почувствовала, что вот-вот упадет.
     Ее разум протестовал, но тело предательски не принимало этот протест и требовало большего. Гораздо большего. Еще секунда, и любое возражение, любое сопротивление станут ненужными и бесполезными.
     Туссен отпустил ее плечи и провел ладонями по ее рукам. Джиллиан вздрогнула, осознав, что впервые после смерти мужа хочет быть в постели с мужчиной, причем именно с этим мужчиной. С таинственным незнакомцем, пробудившим ощущения, которых ей не хватало, а она даже не подозревала об этом.
     - Нет!
     Последний всплеск сопротивления ослабил ошеломляющее желание, Джиллиан вырвалась из объятий Тус-сена, рывком распахнула дверь и побежала по лестнице.
     Уверенный голос последовал за ней:
     - Вы еще вернетесь, мадам.
     - Нет, - бросила она через плечо.
     А почему нет?
     Джиллиан остановилась и глянула на все еще отворенную дверь. Выпрямилась. Почему нет, в самом деле?
     - Возможно. Но только ради портрета. Не более.
     Ока повернулась и продолжила спускаться, по пути надевая плащ. Уилкинс смотрел на нее как на безумную. Может, он и прав.
     Смех Туссена эхом прокатился по лестнице.
     - Посмотрим, мадам, посмотрим.

***

     Ричард закрыл дверь и усмехнулся. Все прошло хорошо. Он подошел к портрету Джиллиан. Даже очень хорошо. Шаги его замедлились, и улыбка исчезла. А может быть, слишком хорошо?
     Он опустился на табурет перед холстом и уставился на черновой набросок углем. Что, собственно, сейчас произошло? Он нетерпеливо провел пальцами по волосам и припомнил события этого вечера.
     Все начиналось вполне удачно, хотя когда Джиллиан заговорила с ним по-французски, он решил, что все пропало. Проклятие, почему он в свое время так мало уделял внимания этому чертову языку и не выучил его как следует? К счастью, он нашел удачный выход из положения. Ричард улыбнулся, вспомнив, как рассердилась Джиллиан, когда он высмеял ее произношение.
     Джиллиан стала хорошей моделью, как только согласилась хранить молчание и предоставила ему более чем достаточно времени набросать углем все линии ее фигуры, вольно расположившейся в кресле. С каждой линией, каждым штрихом нарастало творческое возбуждение от работы, которая, как он был убежден, станет лучшим его произведением. Работа продвигалась прекрасно, пока он был полностью поглощен ею и смотрел на Джиллиан только как на объект изображения.
     Творческое состояние исчезло с той минуты, как Ричард перешел к изображению лица Джиллиан, Он изучал его некоторое время, а Джиллиан даже не заметила, что негромкий звук движения угля по холсту прекратился. Комната была подготовлена к сеансу таким образом, чтобы он мог оставаться в тени и чтобы Джиллиан видела только его силуэт. Но ему стало ясно, что она потеряла всякий интерес к окружающей обстановке, к тому, где она находится и с кем.
     В те минуты Ричард думал - или, скорее, надеялся, - что именно ой вызвал это мечтательное выражение ее глаз и румянец на щеках, что, приоткрыв рот и облизнув губы, она тоже думала о нем. И с трудом удержался от того, чтобы не броситься к ней и не заключить в объятия...
     Ричард сглотнул и пристально посмотрел на набросок Джиллиан. Беглые, неоконченные линии, нанесенные углем, - намек на то, что появится на холсте позже. Во время сеанса он держал себя в руках и даже успешно сохранил дурацкий акцент. Кто мог подумать, что не правильный английский выговор, усвоенный для короткой встречи в саду, будет так трудно сохранить на целый час работы в студии? И он почти забыл о нем в последние минуты у двери.
     Ричард