д, брошенный от входа в комнату, то были простые сюжеты: две картины изображали английский сельский пейзаж, две другие - море у скалистых берегов, и присущая всем им поразительная иллюзия света свидетельствовала, что эти в высшей степени талантливые вещи написаны одной и той же рукой. Однако Джиллиан знала, что только с более близкого расстояния можно уловить самую суть изображений. То были и в самом деле пейзажи, но пейзажи неземные. В высокой степени идеализированные, они изображали жизнь такой, какой она должна быть, - исполненной божественного смысла и дивной радости. Едва она увидела эти картины, они затронули самую ее душу, Эмма остановилась в нескольких футах от стены и смотрела. Когда она заговорила, в голосе у нее прозвучало глубокое восхищение.
     - Какие необыкновенные вещи, они испускают собственный свет. Хочется протянуть к ним руки и увидеть, как этот свет упадет на них.
     Джиллиан мягко рассмеялась.
     - Не упадет. Я пробовала.
     Эмма примолкла, погрузившись в восприятие картин и те чувства, которые это вызывало. Джиллиан хорошо помнила то время, когда увидела картины впервые, - она тогда большей частью размышляла о том, что ей делать после смерти мужа, и часто испытывала желание обрести смелость и совершить в реальности то, что совершалось в ее душе.
     - Картины написаны женщиной, не правда ли?
     - Да, - кивнула Джиллиан.
     Эмма не сводила глаз с картин.
     - Кто она была?
     - Я почти ничего не знаю о ней. Только то, что она происходила из знатной семьи и порвала все родственные связи ради того, чтобы заниматься искусством. Она умерла в одиночестве и нищете задолго до того, как я наткнулась на эти картины. Я приобрела их у торговца, который уверял, что получил их от родственника, но я сомневаюсь в правдивости этого объяснения. Несмотря на их великолепие, мне они достались за бесценок. - Джиллиан усмехнулась. - Они были написаны неизвестной женщиной, и потому продавец не считал их ценными. Он был счастлив отделаться от них и даже не знал имени художницы. Не знаю его и я. На уголке каждого холста стоят инициалы, но мне они ничего не говорят.
     Эмма посмотрела на нее с любопытством.
     - Эти картины очень многое значат для вас?
     - О да.
     Джиллиан помолчала. Робин и Кит видели картины, но она не поведала им, какую роль они сыграли в ее жизни. А те, само собой, не спрашивали, и не подозревая, что для Джиллиан их ценность - вне пределов чисто эстетических. Она никому не говорила о подлинных чувствах, которые возникали, когда она смотрела на полотна, и не вполне отдавала себе отчет в том, почему доверилась Эмме. Возможно, потому, что та была женщиной. Или художницей. А быть может, и по обеим причинам.
     Глубоко вздохнув, она заговорила:
     - Когда мой муж Чарлз умер, я тоже как бы умерла. По правде говоря, я хотела бы этого. Вначале я могла только плакать, потом - только спать, потом наступило время, когда я ничего не могла делать. Видимо, я тогда была не в своем уме. - Джиллиан обхватила себя руками за плечи и продолжала:
     - Мои родные и два очень близких друга - завтра вы с ними познакомитесь - вели тогда себя замечательно. Они неустанно внушали мне, что я должна продолжать жить, но мне этого совсем не хотелось. Ради них я притворялась, изображала, что живу: ездила на балы и в театры, говорила правильные вещи. Сама я чувствовала себя чем-то вроде привидения, призрака, который на самом деле не существует. Я обитала как бы в пустоте. Вам понятно это?
     - Думаю, что да. - Эмма задумчиво кивнула. - Продолжайте, пожалуйста.
     Джиллиан вернулась мыслями к прошедшим годам.
     - С течением времени я обнаружила, что меня все больше тянет на концерты и в картинные галереи. Поняла, что на несколько часов я могу уйти от своей жизни в мир музыки и еще охотнее - в мир изобразительных искусств. Когда я наткнулась на эти картины - совершенно случайно, напоминаю вам, - они затронули меня совершенно по-особому. - Джиллиан перевела взгляд на морской пейзаж. - Они, казалось, трепетали, были живыми - более живыми, чем я. Не могу сказать в точности, что со мной произошло. - Джиллиан помолчала, собираясь с мыслями. - Я смотрела на картины и чувствовала запах моря, ощущала брызги морской воды или свежесть весны в деревне. Минуту я была как во сне, а потом пробудилась. Мир вокруг меня снова стал надежным и реальным, а я снова оказалась живой, какой не была со дня смерти Чарлза.
     Эмма молча смотрела на нее. Джиллиан принужденно засмеялась.
     - Это все еще выглядит как безумие?
     - Нисколько. - Едва заметная улыбка приподняла утачки губ Эммы. - Каждый из нас справляется с горем по-своему.
     Джиллиан удивленно приподняла брови.
     - Вы слишком мудры для столь молодого создания.
     - По мнению по крайней мере одной из моих сестер, я скорее глуповата. Но я видела, что может натворить горе.
     Эмма, разумеется, хорошо знает, что такое горе, потеряв обоих родителей. Ее отец был негодяем, однако на детей его смерть оказала сильное воздействие. Джиллиан мысленно поблагодарила судьбу за то, что ее родители живы и здоровы.
     - И тогда вы устроили у себя салон, чтобы помогать художникам.
     - Отчасти это верно. Мне казалось, я обязана уплатить долг. Охотнее всего я поддерживала бы женщин-художниц, но таких, кто стремится выставлять свои работы, среди них мало. Я знаю немногих, да и те покинули Англию и уехали в Париж. - Она кивнула в сторону картин. - Эта умерла не только от бедности, но и от невнимания общества.
     Эмма повернулась и сложила руки на груди.
     - Тогда почему вы ничего не делаете для таких, как она?
     Джиллиан подавила досадливый вздох.
     - Во-первых, я не совсем представляю, что именно я могла бы сделать. А во-вторых, для существенной помощи нужны деньги.
     Эмма широко раскрыла глаза.
     - Но я думала... то есть я предполагала, что вы богаты.
     Джиллиан постаралась выбрать слова поосторожнее.
     - У меня есть возможность в будущем получить крупное состояние, но сейчас я владею немногим больше, чем вы видите здесь.
     - О Боже, прошу прощения!
     Эмма наморщила лоб, словно думала о важных подробностях, о которых брат забыл упомянуть.
     Джиллиан подошла к кровати и присела на край в ожидании.
     - Какие у вас отношения с моим братом? - спросила наконец Эмма.
     Джиллиан не ожидала такого вопроса и некоторое время медлила с ответом. Пожалуй, самое лучшее - сказать правду.
     - Я намерена выйти за него замуж.
     - Правда? - В голосе Эммы прозвучало нескрываемое удивление. - Почему?
     - Почему? - Джиллиан рассмеялась. - По нескольким причинам. Он порядочный человек, на плечах у него хорошая голова, и притом голова не столь уж непривлекательная. К тому же титул хоть и потускнел слегка, но все же ваш род старинный и благородный, и Ричард вполне успешно стремится вернуть ему былое величие.
     - Прекрасно сказано, миледи, только ваши резоны звучат примерно как те, которые приводят, нанимая хорошего поверенного, а не выбирая мужа.
     - Но я...
     - Он любит вас? - спросила Эмма, подходя к Джиллиан. - Вы его любите?
     А в самом деле - любит ли она? Джиллиан вздернула голову.
     - Я не знаю.
     - Понятно. Вот уж не ожидала ничего подобного, - пробормотала Эмма. - Любопытно, что скажут сестры.
     - Пусть это пока останется между нами, хорошо? - попросила Джиллиан. - Пока еще ничего не решено окончательно.
     - Как хотите.
     В глазах у Эммы появилось задумчивое выражение, и Джиллиан гадала, на что обращены ее мысли.
     - А теперь, - сказала Джиллиан, вставая, - я покажу вашу комнату.
     Она повернулась к двери, но Эмма жестом остановила ее.
     - Если нам суждено когда-нибудь породниться, то, может быть, вы не откажете мне сейчас в одной просьбе, - не слишком уверенно произнесла она.
     - В какой просьбе?
     - Пока я здесь, у вас в доме... можно ли... - Эмма перевела дух и поспешила закончить:
     - Не позволите ли вы мне рисовать?
     - Акварельными красками? - Джиллиан подняла брови. - Или речь идет о чем-то более серьезном, не соответствующем женскому темпераменту?
     Эмма рассмеялась и кивнула.
     - У меня в доме есть мансарда с хорошим светом. Ее можно превратить в студию. - Джиллиан понравилась мысль помочь сестре Ричарда заняться тем, чего он не одобряет, поскольку неодобрение это выглядит попросту смешно. Она не представляла себе, что он может придерживаться столь узких взглядов на вещи. Пожалуй, впервые со дня их знакомства она узнала о нем то, что ей не понравилось. - Я вполне в состоянии позволить себе приобрести несколько холстов и краски.
     - О, краски у меня есть. Ричард считает, что это акварель и что я бросила писать маслом, но...
     Она не договорила и покраснела, стыдясь, что обманывает брата и что Джиллиан узнала об этом.
     - Тогда нам нужны только холсты. - Джиллиан подхватила Эмму под руку и повела к выходу. - Это будет просто замечательно! До сих пор под моей крышей не жил ни один художник, и мне не довелось наблюдать, каковы секреты этого ремесла.
     Эмма оглянулась на картины на стене.
     - Как жаль, что никто не предложил кров этой женщине!
     - Да, жаль... - Джиллиан вдруг остановилась и посмотрела на Эмму. - Что вы сказали?
     - Да ничего особенного. - Эмма вновь покраснела от смущения. - Я пожалела, что никто не предложил ей кров;
     - Предложить ей крышу над головой, - медленно произнесла Джиллиан. - Если уж не ей, то другим, таким, как она.
     - Другим?
     - Женщинам. Художницам. - Кусочки головоломки подошли один к другому, составив четкое изображение. - Вот оно, Эмма! То, что я смогу сделать, если получу наследство.
     - Какое наследство?
     - Подробности сейчас не важны. - Джиллиан отмахнулась от вопроса Эммы. - Достаточно сказать, что это наследство позволит мне исполнить мой долг. С деньгами я смогу устроить убежище для художников, вернее, художниц, так что им не придется тревожиться о таких обыкновенных, но необходимых вещах, как жилье и стол. Я могу приобрести дом или, пожалуй, лучше особняк. В городе или в деревне. Может быть, имение...
     - Или замок? - с веселой иронией спросила Эмма.
     - Или замок, - со смехом заявила Джиллиан. - Это прекрасно, просто прекрасно! И вы станете моей первой подопечной, - Благодарю вас, миледи. - Эмма сделала реверанс, увлеченная энтузиазмом Джиллиан. - Я сочту это за честь.
     Джиллиан тоже сделала реверанс и ответила:
     - Это честь для меня.
     Обе расхохотались, а Джиллиан подумала, как славно будет заполучить себе в дом художницу. Или сестру.
     - Идея замечательная, - уже серьезно сказала Эмма. - Я вижу лишь одно препятствие к осуществлению вашего плана.
     Джиллиан широко раскинула руки, голос у нее был такой же восторженный, как и настроение.
     - Нет таких препятствий и таких трудностей, какие мы не могли бы преодолеть. Что же это за препятствие?
     - Ричард.

Глава 9

- Entrez .
     Джиллиан толчком открыла дверь, выходящую на лестничную площадку, и внезапно ощутила, что дрожит. Наверное, не слишком разумно с ее стороны являться в студию Туссена в такой поздний час. Но она не настолько безрассудна, чтобы прийти одной. Уилкинс ждал внизу у лестницы и все еще бормотал мрачные предостережения насчет того, что может случиться с леди, которые посещают подобные места после наступления темноты.
     На самом деле то была не столь уж опасная часть города, просто главным образом деловая, а не жилая. И вовсе не в интересах Туссена допустить, чтобы с ней что-то случилось.
     И все-таки было спокойнее знать, что Уилкинс здесь и придет на помощь по первому зову. Вопрос только в том, сможет ли он ее оказать.
     Джиллиан поплотнее закуталась в плащ и вошла в студию. В воздухе ощущался резкий запах скипидара. В комнате было, пожалуй, даже темнее, чем на лестнице, - только несколько свечей у дальней стены освещали кресло. За высокими окнами, из которых почти целиком состояла противоположная стена, на темном небе сияли звезды. Все остальное пространство студии тонуло в тени, но у Джиллиан сложилось впечатление, что пространство это немалое и почти пустое. Видимо, художник занимал целиком самый верхний этаж большого торгового здания.
     - Туссен? - помедлив, спросила Джиллиан, понимая, что с мерами предосторожности она явно запоздала.
     - Ну разумеется, мадам. Я рад, что вы предпочли не разочаровывать меня. Я боялся, что вы не придете, - донесся до нее через всю комнату голос Туссена.
     Джиллиан разглядела в темноте фигуру мужчины, однако черты его лица оставались неясными.
     - Вы должны признать, что это странно - позировать так поздно вечером. - Джиллиан закрыла за собой дверь, но притворила ее неплотно и сделала несколько шагов. - Никогда не слышала ни о чем подобном.
     - Ах, но я должен использовать дневной свет для работ, которые мне приходится продавать. Этот портрет... как бы это сказать... я пишу ради творческой радости и красоты объекта, а не ради какой бы то ни было практической цели.
     То ли потому, что она позировала ему тайно, то ли нервы у Джиллиан были чересчур напряжены, однако сегодня акцент Туссена показался ей более сильным, чем тот, какой она помнила.
     - Быть может, вам было бы удобней... Est-ce que vous preferiez parler fransais?  - спросила она.
     - Что?
     Он не понял?
     - Je m'excuse , - поспешил извиниться он. - Но я не совсем понял ваш вопрос. Тысяча извинений, мадам, но ваше произношение...
     - Мое произношение безупречно, - холодно возразила Джиллиан.
     - Для слуха англичанина - вероятно, однако для настоящего француза...
     В голосе у него прозвучала снисходительная нотка.
     - Так вы не хотите беседовать по-французски?
     - Простите еще раз, но язык, на котором я говорю, не тот, который исходит из ваших уст, таких очаровательных.
     - Очень хорошо, - произнесла Джиллиан несколько резче, чем ей хотелось бы. Она гордилась своими способностями к языкам, и то, что этот человек не оценил по достоинству ее французский, задело ее в достаточно сильной степени. - Я не хотела обидеть вас.
     - Боюсь, что это я обидел вас, - с легкой усмешкой в голосе возразил он. - У меня не было такого намерения. Видимо, ваша необычайная доброта так поразила мои чувства, что превратила в неблагодарного идиота.
     - Чепуха, - сказала Джиллиан, смягчившись. - В конце концов, это ваш родной язык, и вы говорите на нем, несомненно, лучше, чем я. Ну а что же дальше?
     - Вы надели тот костюм, какой я просил?
     Джиллиан кивнула и, сняв плащ, бросила его на видавший виды стул. Возможно, ее греческий наряд показался бы кому-то странным, но ей нравилась мысль быть изображенной именно в нем.
     - Отлично. Теперь будьте добры занять ваше место.
     - Как я полагаю, в кресле.
     К нему она и направилась, убедившись, что в самом деле какая-либо другая мебель отсутствует, за исключением нескольких еле видных в темноте столов, до такой степени заставленных глиняными горшками, бутылками и прочими аксессуарами профессии художника, что им явно угрожала опасность рухнуть. К стенам был прислонены, как ей показалось, натянутые на рамы хот ты, то ли еще чистые, не тронутые кистью, то ли находящиеся в процессе работы. В углу слабо вырисовывались неясные очертания продавленной кровати.
     Кресло-шезлонг было единственным относительно приличным предметом обстановки, но и оно, безусловно, знавало лучшие дни. Джиллиан присела на край сиденья и сложила руки на коленях, не понимая, мсье Туссен хочет от нее. Вглядевшись получше, она увидела, как Туссен расхаживает между мольбертом и большой ширмой. На шатком столике перед ней возвышался пятирожковый канделябр, установленный ближе к краю, чтобы, как она догадалась, свет падал на ее лицо и, возможно, делал его черты менее различимыми.
     - Расслабьтесь, мадам, ведь это не больно.
     - Но я и не ожидаю боли! - рассмеялась Джиллиан. - Просто не имею представления, что мне теперь делать, как держать голову, куда положить руки, улыбаться или оставаться серьезной? - Выражение глаз на ваше усмотрение. Что касается остального...
     Он объяснил ей, какую принять позу, и Джиллиан свободно расположилась в кресле, слегка откинувшись на спинку; одной рукой она оперлась о закругленный подлокотник, а туфли при этом выглядывали из-под платья. Туссен деловым тоном давал указания, и неловкость Джиллиан постепенно исчезла.
     Во всем этом не было ничего личного. Художник, как ей представлялось, смотрел на нее не с большим интересом, чем, к примеру, на вазу фруктов. Даже когда он попросил ее снять туфли, это было сделано по чисто эстетическим причинам. И, как всякий художник, он вел себя требовательно и скорее подавал команды, нежели обращался с просьбами.
     - Я бы не удивилась, потребуй он, чтобы я вообще сняла одежду, - пробормотала она себе под нос.
     - Вы что-то сказали, мадам?
     Джиллиан спохватилась, что высказалась достаточно громко.
     - Нет-нет, ничего. - Она вгляделась в фигуру Туссена. - Как вам удается рисовать с такого расстояния?
     - Я вижу вас отлично. Свечи делают ясными все ваши черты. И у мольберта есть другие.
     - Да, и свет бьет мне прямо в глаза. Я не могу различить хоть что-то далее чем на расстоянии вытянутой руки. - Туссен негромко рассмеялся, и Джиллиан моментально догадалась о его намерениях. - Я должна была заподозрить это, как только получила вашу записку. Вы хотите продолжить ваш смешной маскарад. Ведь вы и сегодня вечером не покажете мне ваше лицо, не так ли?
     - Думаю, что нет, мадам, - почти смеясь, ответил он.
     - Но почему же? - удивилась она. - Раз я уже здесь...
     - Вы запамятовали, мадам, что я мастер иллюзии - в искусстве и в жизни. И мне это очень по душе. - Он уселся на табурет возле мольберта. - Разве вы не говорили сами, что нет ничего более загадочного и интригующего, чем мужчина, у которого есть тайны? Чье лицо неузнаваемо?
     - Кажется, да. - Джиллиан помнилось, что она говорила нечто подобное в саду у леди Форестер, но вроде бы не Туссену, а Ричарду. Значит, ошиблась.
     - Ну а какой же мужчина не хочет выглядеть интригующе в глазах такой женщины, как вы?
     - Я, признаться, не подумала...
     - Так позвольте мне иметь свои тайны.
     У нее, собственно говоря, и не было выбора. Туссен все прекрасно рассчитал - находясь между ширмой и мольбертом с помещенным на него холстом, он хорошо видел Джиллиан, сам оставаясь в тени. Только когда он двигался, ей был виден черный силуэт. Она мало что могла предпринять, разве что перебежать через комнату и встать прямо перед Туссеном, но этого ей делать не хотелось.
     - Ну, если я должна... - Джиллиан в точности не могла определить, забавляет ее, интригует или раздражает эта игра. Возможно, все вместе, в некой комбинации. Но какая в том беда, если поиграть немного? Во всяком случае, он прав: в мужчине, лицо которого скрыто, есть нечто волнующее воображение и чувства. - А какие у вас еще тайны, кроме вашего лица?
     - Им несть числа, - пробормотал он.
     Джиллиан слышала легкое шуршание угля по холсту - значит, Туссен уже начал работать.
     Она подождала. Видимо, художник привык работать в молчании. К сожалению, она молчать не могла.
     - Какие же это тайны?
     - Самые обычные, - рассеянно ответил он. Джиллиан снова подождала. Вряд ли игра окажется забавной, если ей придется вести ее в одиночку.
     - А что это значит - обычные тайны?
     - У каждого есть что скрывать от других. Особенно если речь идет о прошлом. Наследство. Семья. Да мало ли что еще!
     - Вы сказали о семье? И что же? - Ну да. Безумная тетушка в мансарде. Незаконнорожденные наследники. Опозоренные родители. Скандальные связи.
     Он отбарабанил этот перечень, как если бы не придавал особого значения собственным словам, полностью поглощенный холстом, над которым работал.
     Джиллиан сосчитала до десяти и сделала новую попытку:
     - И ваши тайны как раз такие?
     - Да, мадам. Именно такие. Каждая в отдельности и все вместе. - Он нетерпеливо вздохнул. - У меня не од