аю его лично, мне известна лишь его репутация, и я полагаю, что он скорее всего человек порядочный. Определенно не такой бездельник, каким был его отец.
     - Он вечно ходит в поношенной одежде, - сообщил Кит таким тоном, словно одно это великий грех, не заслуживающий прощения.
     Джиллиан и сама это заметила, но считала, что такая черта скорее свидетельствует в пользу Шелбрука. Он явно не растрачивал свои небольшие доходы на себя.
     - Ясно, что Шелбрук даст согласие на этот брак, - сказал Робин.
     - Он не дал согласия, - поспешила возразить Джиллиан. - Во всяком случае, пока не дал.
     - Я уверен, что даст, - мрачно заявил Кит.
     - Однако... - снова заговорил Робин, предварительно бросив гневный взгляд на Кита, который в ответ только передернул плечами, - однако я никак не возьму в толк, почему ты, Джиллиан, готова на любые неприятности, чтобы заполучить это наследство.
     - Это очень большие деньги, - ответила она вызывающе, понимая, что объяснение звучит сегодня не многим убедительнее, чем вчера вечером.
     Робин и Кит смотрели на нее выжидательно, а Джиллиан хотелось только одного: отколотить их хорошенько, как она не раз делала в детстве.
     - Только вы двое могли бы меня понять, как никто другой. Должна сказать, что я разочарована. - Джиллиан стиснула руки и усилием воли постаралась говорить спокойно. Она была не готова сообщить старым друзьям, что за ее планом скрывается не что иное, как желание независимости. Главным образом потому, что план этот перед ней самой вырисовывался весьма туманно и, при детальном рассмотрении, пожалуй, казался глупым. - У вас не вызвало бы недоумения желание мужчины добиться финансовой независимости. Почему же вы не можете понять меня?
     - Потому что мы тебя знаем, - многозначительно ответил Кит. - Ты никогда не скрывала своего мнения о тех, кто вступал в брак только ради денег, титулов или карьеры.
     - И ты вышла замуж за Чарлза, потому что любила его, - подхватил Робин. - Да и всегда говорила, что если и выйдешь замуж снова, так только по любви.
     - Обстоятельства вынудили меня изменить свою позицию.
     - Не думаю, что твоя семья одобрит это, - сказал Робин, в упор глядя на Джиллиан. - А что говорит Томас об этом драконовском условии завещания?
     - Он о нем не знает. Ни один из членов моей семьи не знает. И не узнает в дальнейшем. - Джиллиан ответила Робину не менее твердым взглядом. - Ты об этом ни слова никому не скажешь. И ты тоже, - обратилась она к Киту. - Если мы с Шелбруком достигнем соглашения, я предпочту, чтобы все, включая и членов семьи Эффингтон, считали, что брак заключен не по какой-либо иной причине, а исключительно...
     - По любви? - договорил за нее Кит с откровенной насмешкой.
     - По взаимной привязанности, - непререкаемым тоном заявила Джиллиан. - Или по иной не менее важной причине, из-за которой люди вступают в брак.
     - Я обещаю молчать, но вплоть до самой свадьбы не премину считать, что твое решение безрассудно, - сказал Робин. - Запомни мои слова, Джиллиан: ты об этом пожалеешь.
     - Возможно, но пожалею в приятном состоянии финансовой свободы, - с веселой улыбкой возразила Джиллиан. - Впрочем, довольно об этом. Поскольку вы упомянули Томаеа, пойдем посмотрим, какой пейзаж он мне прислал. Он никогда особенно не разбирался в искусстве, но эта вещь просто великолепна!
     С этими словами она направилась через комнату к картине. Робин и Кит послушно пошли за Джиллиан и наперебой принялись высказывать свое одобрение. Полотно и в самом деле было замечательным - идиллическое изображение сельской Англии, исполненное в приглушенных зеленых тонах с яркими проблесками золотого солнечного света. Картина, полная жизни, - художник, без сомнения, вложил в свое творение сердце и душу.
     "Можно сказать, что живопись выражает не душу человека, но душу Бога", - пронеслось внезапно в голове Джиллиан.
     Дрожь пробежала у нее по спине, и она непроизвольно смяла листки, которые держала в руке.

***

     - Ты скверно выглядишь. - Томас Эффингтон, маркиз Хелмсли, удобно расположился в старом, потертом кресле, небрежно вертя в руках стакан с бренди. - Снова всю ночь работал?
     - Да нет, - рассеянно ответил Ричард и нанес на холст почти микроскопический лазурно-голубой мазок. - Я немного подремал перед рассветом.
     - И вернулся к мольберту с восходом солнца.
     - Угу.
     Ричард отступил назад и критическим взором окинул полотно.
     - Ты чертовски много работаешь.
     - У меня нет выбора, - пробормотал Ричард. - Я должен это закончить.
     То была в лучшем случае полуправда. Он, разумеется, хотел закончить картину: чем скорее она попадет в руки торговца, тем скорее будет оплачена. Еще полудюжина неоконченных работ требовала завершения. Кроме того, работа неизменно улучшала его способности думать логически.
     Томас подавил вздох сожаления.
     - Я все-таки до сих пор не пойму, почему ты настаиваешь на сохранении инкогнито. Ты мог бы войти в моду.
     - Весьма тебе признателен, но я предпочитаю, чтобы граф Шелбрук не стал pet du jour . - Ричард взял намоченную в скипидаре тряпку и вытер ею кисть. - К тому же, судя по твоим словам и по тому, что я слышал от других, а также по высоким ценам, которые начинают давать за мои картины, успех уже достигнут.
     - Вероятно, однако это не твой успех, - назидательно проговорил Томас. - Художника, обретающего растущую славу, зовут Этьен Луи Туссен.
     - К вашим услугам, милорд.
     Ричард сделал театральный поклон.
     - Если бы публика узнала, что Туссен на самом деле граф...
     - Тогда бы все пропало, - перебил Томаса Ричард и бросил кисть и тряпку на исцарапанный, покрытый пятнами разноцветных красок стол. - Мы с тобой уже спорили на эту тему ранее, и мои взгляды не изменились. Более того, мое желание сохранить свое подлинное имя в тайне только укрепилось.
     На лице Томаса появилось хорошо знакомое Ричарду упрямое выражение - он явно намеревался продолжить спор.
     - Но послушай, теперь, когда произведения Туссена так хорошо продаются...
     - ...тем больше причин хранить секрет, - спокойно завершил фразу приятеля Ричард. - Ну посуди сам, Томас. Задумайся хоть на минуту. Графы играют в карты. Графы охотятся. Графы скачут верхом. Графы пускают на ветер семейные состояния и теряют доброе имя, и в свете никто не придает этому ни малейшего значения. Однако графам не положено заниматься каким-либо делом с целью честно зарабатывать на жизнь, не положено эмигрировать в нецивилизованные страны в погоне за удачей. И ни при каких обстоятельствах им нельзя становиться у мольберта. Это занятие для девочек, пока они учатся в школе, или для пожилых особ женского пола, если им надо убить свободное время. - Ричард поднял брови. - Общество относится к подобной деятельности графов точно так же, как к сочинению стихов маркизами.
     - Я ничего не публиковал, - пробормотал Томас и неловко поерзал в кресле.
     - И ты никому не рассказывал о своих попытках, не так ли? - рассмеялся Ричард.
     - Да, но мои творения не идут ни в какое сравнение с твоими картинами.
     - Да ну? Что ты имеешь в виду?
     Томас приподнял стакан в шутливом приветствии.
     - Твои произведения совершенны. А мои стихи - сплошная чепуха.
     Ричард снова рассмеялся, но не стал возражать. Томас пописывал стишки со школьной скамьи, но, несмотря на все усилия, так и не создал за эти годы ничего значительного.
     - Если бы мои стихи чего-то стоили, я не замедлил бы выкрикивать их, стоя на крыше.
     - Да, но ты маркиз и наследник титула герцогов Роксборо, все деньги и влияние семьи Эффингтон в твоем распоряжении. Ты можешь заниматься чем хочешь. А мне надо восстанавливать имя и репутацию. Я зависим от капризов моды и от своих заработков. Неужели ты всерьез полагаешь, что произведения графа можно продать за ту же цену, что и творения загадочного француза?
     - Наверное, нет.
     - Здесь не может быть никаких "наверное". Мои работы никем не будут приняты всерьез, если я поставлю под ними собственное имя.
     - Твоя гордость вынуждает тебя к молчанию не меньше, чем все остальное.
     - Проклятая гордость, - произнес Ричард с горьким смехом. Он мог подшучивать над всем этим наедине с Томасом, но его задевало, что способности, высоко ценимые в неизвестном художнике, в человеке из высшего сословия в лучшем случае будут снисходительно приняты за дилетантство. - Но, знаешь, история, которую мы, а вернее, ты сочинил насчет Этьена Луи, мне очень нравится.
     - Признай, что я проделал замечательно тонкую работу. - Томас улыбнулся и сделал глоток бренди. - Не то чтобы это было так уж трудно. Вовремя ввернутое пояснение, уместное замечание, и...
     - Voila!  - Ричард произнес это слово с подчеркнутым французским акцентом. - Перед нами Этьен Луи Туссен, единственный уцелевший отпрыск знатной французской семьи, казненной во время революции. Он был вывезен из страны преданными слугами и теперь проводит дни, занимаясь живописью со страстью, свойственной его предкам, а ночи, ах, mon ami , его ночи...
     - Это был блестящий штрих, - сказал Томас, улыбаясь еще шире.
     - В самом деле блестящий! Для человека, которого никто в глаза не видел, репутация прекрасного любовника - истинная удача.
     - Благодарю тебя. - Томас пожал плечами с преувеличенной скромностью. - Каждый делает что может. Должен заметить, что все вышло очень забавно. Я смог оценить это, когда подслушал разговор женщин, обсуждающих чары неотразимого Этьена Луи. Жаль, что я не слышу подобных разговоров о графе Шелбруке. Не настало ли время подыскать для тебя подходящую пару?
     Знает ли Томас о наследстве Джиллиан и условии его получения?
     - Последнее, в чем я нуждаюсь именно теперь, - это еще одна женщина. Сестры, да еще тетушка... право, вокруг меня более чем достаточно женщин. К тому же подходящую невесту, которая пренебрегла бы моими финансовыми затруднениями, найти нелегко. - Ричард умолк. Если Томас в курсе дела о наследстве, то сейчас самый подходящий случай упомянуть об этом. Но друг молчал, и Ричард заподозрил, что тот ничего не знает о предложении сестры. - Довольно о женщинах, Томас, иди сюда и посмотри.
     - У тебя огромный талант, мой друг, - негромко произнес Томас. - Твое мастерство совершенствуется с каждой картиной. Эта вещь чудо как хороша.
     - Не просто хороша, а великолепна!
     - Твоя скромность так же велика, как и талант.
     - Скромность бесполезна, когда живешь, укрывшись в тени другого имени.
     - Я хотел бы, чтобы ты позволил мне поговорить с Джиллиан. Она обладает большим влиянием в обществе и никогда не выдаст твою тайну.
     Голос Томаса звучал чуточку слишком безразлично. В свете происшедшего накануне вечером Ричард почти забыл о том, что одна из его картин принадлежит теперь Джиллиан, и поддержал разговор с той же деланно безразличной интонацией, как и Томас.
     - Ах да, овдовевшая красавица леди Джиллиан. Однако, как я уже говорил, мне нет необходимости осложнять жизнь отношениями с еще одной женщиной, даже если она может быть весьма полезной. Повторяю, я не хочу, чтобы ты посвящал свою сестру в мои дела. Ведь ты уважаешь мои желания, не так ли?
     Помолчав, Томас ответил:
     - Да... Разумеется.
     - Ты не рассказывал сестре о моем творчестве?
     - Нет... Никогда.
     - И не просил пригласить меня на один из ее вечеров?
     - Конечно, нет!
     - Значит, не ты посоветовал ей пригласить меня на вчерашний прием.
     - Вчерашний? Конечно, нет. - Томас нахмурился. - А ты там был?
     - Да, был, но...
     - Она пригласила тебя? И ты пришел. - Лицо у Томаса просияло. - Я считаю, что это большая удача.
     - Почему?
     - Ну, это очевидно... - Томас помолчал. - А чье имя стояло в билете?
     - Графа Шелбрука. Приглашение пришло через моего поверенного.
     - Клянусь, что не имел к этому никакого отношения!
     - Верю. - Ричард занялся последней кистью, которую следовало очистить, но краем глаза наблюдал за Томасом. - Это был интересный вечер.
     - Вот как?
     - Обилие увлекательных дискуссий, необычные гости и к тому же одно странное совпадение.
     - Да? - с явным смущением произнес Томас.
     - Только ты один можешь себе представить мое удивление, когда я обнаружил в гостиной один из своих пейзажей.
     - Одну из твоих картин?
     - Это, да в придачу неожиданное приглашение на вечер, - ну, тебе, конечно, понятно, что я начал гадать, не раскрыт ли мой секрет.
     - Конечно. - На лице у Томаса было написано мрачное предчувствие. - Так и оказалось?
     - Вовсе нет. Но я был поражен, услышав сведения, совершенно для меня неожиданные. - Ричард доверительно приблизился к Томасу, словно собирался сообщить ему нечто особо секретное. - Тебе известно, что у леди Джиллиан есть еще брат, помимо тебя?
     Вид у Томаса был самый растерянный.
     - О чем ты? У Джиллиан нет больше братьев.
     - Нет? - Ричард широко раскрыл глаза в ироническом изумлении. - По крайней мере еще один должен быть.
     - Откуда?
     - Но это же очевидно, старина! - Ричард, выпрямившись, устремил на Томаса пронизывающий взгляд. - Если у нее только один брат, тогда братом, который послал ей мою картину, должен быть ты. А мы оба знаем, что ты никогда не поступил бы против моего желания и не сделал этого.
     С минуту Томас стоял молча с видом человека, все еще держащего в руке топор, но отрицающего, что это он срубил дерево, которое лежит у его ног.
     - Черт побери, Ричард! - Он одним глотком допил бренди. - Ты бы никогда об этом не узнал, если бы Джиллиан не пригласила тебя в свой салон. Кто мог предвидеть такое?
     Ричард приподнял брови, явно ожидая продолжения.
     - Так и быть, я покаюсь. - Томас широкими шагами подошел к старому, расшатанному столу, заставленному глиняными кувшинами для красок, заваленному тряпками и прочими атрибутами живописца, и нашел среди всего этого бутылку не особенно хорошего бренди. - Я должен был что-то предпринять. Так больше не могло продолжаться.
     - Томас, - угрожающе произнес Ричард, но Томас пренебрег предупреждением.
     - Нет, уж на этот раз выслушай меня. Ты проводишь целые дни и большинство ночей, занимаясь живописью в этой чертовой дыре...
     - Послушай, дыра, конечно, убогая, но не такая уж плохая. Кстати, принадлежит она тебе.
     - Ничего хорошего в ней нет! - отрезал Томас. - Когда ты не занимаешься писанием своих картин, то посещаешь какие попало светские приемы просто для того, чтобы выбирать объекты для твоих портретов...
     - И эти, как ты выразился, объекты очень даже хорошо платят, - снова перебил приятеля Ричард.
     - Само собой, платят они хорошо. Ты пишешь по памяти, в которой примечательным образом не удерживаются слишком длинные носы, пятна на физиономиях или нездоровый цвет лица. - Томас налил себе еще бренди и протянул бутылку Ричарду. - А когда уезжаешь из Лондона, ты творишь в деревне, занимаясь совершенно абсурдными делами вроде того, что помогаешь своим арендаторам убирать урожай...
     - В это время года - сеять.
     Ричард вынул из стакана несколько тонких кистей, смутно припоминая, что где-то тут у него был другой стакан, вполне приличный, потом бросил их на стол, пересек комнату и взял бутылку.
     - Не имеет значения. Ты или в поле, или лазаешь через заборы, или пытаешься починить крышу Шелбрук-Мэнора...
     - Должен же кто-то это делать.
     - Да, но не обязательно ты! - Томас перевел дух и продолжал:
     - Джиллиан может рекомендовать твои работы...
     - Работы Туссена.
     - ...твои работы людям, которые в состоянии обеспечить тебе карьеру. На твои картины появится спрос. Ты сможешь требовать за них сколько пожелаешь. - Томас протянул свой стакан Ричарду. - У тебя наконец будут деньги, на которые ты сможешь нанять работников починить крышу или сделать что-нибудь другое.
     - Очень хорошо.
     - Очень хорошо? - Томас подозрительно сощурился. - Что ты хочешь сказать этим твоим "очень хорошо"? Я и раньше предлагал подключить Джиллиан, но ты отказывался в неопределенных выражениях. Почему же ты теперь не возражаешь? Что ты задумал, Ричард?
     - Ровным счетом ничего. Просто набрался ума-разума, вот и все. Ты прав: леди Джиллиан может оказать большую помощь в моих делах.
     Что сказал бы Томас, узнай он, какую огромную помощь собирается оказать Ричарду его сестра, согласись тот на ее авантюру?
     - Я прав? - На губах у Томаса появилась слабая улыбка. - Разумеется, прав.
     - Итак. - Ричард отпил большой глоток бренди, стараясь не сравнивать его с тем прекрасным напитком, который пробовал прошлым вечером. - Расскажи мне о ней, об этой твоей сестре.
     - Ну... сестра как сестра. Сам понимаешь, у тебя же есть сестры. - Томас пожал плечами. - Даже не знаю, что тебе сказать. Она очень неглупая и даже красивая... для ее возраста...
     - Очень красивая.
     - Упрямая и волевая, вся в Эффингтонов.
     - А почему она снова не вышла замуж? - спросил Ричард таким тоном, словно не придавал этому особого значения.
     Томас молча уставился в свой стакан, некоторое время размышляя над ответом.
     - Видишь ли, она очень любила Чарлза. Любила с детских лет. Его гибель нанесла ей крайне болезненный удар. - Томас поднял глаза. - Джиллиан очень долго не могла прийти в себя после смерти мужа. Родители беспокоились, что она уже никогда не станет такой, как была.
     - Она со временем пришла в себя, но мне кажется, стала более замкнутой и сдержанной, чем прежде.
     Томас согласно кивнул.
     - Невозможно угадать, что Джиллиан думает или чувствует. Во всяком случае, для меня это так. Быть может, ее друзья...
     - Уэстон и Каммингс?
     - Они трое, нет, четверо, включая Чарлза, можно сказать, выросли вместе. Я частенько думал, уж не в них ли причина того, что Джиллиан не выходит замуж вторично.
     Ричард повращал в руке стакан с бренди, светло-янтарная жидкость обволокла стеклянные стенки.
     - Как я понимаю, ее муж даже не успел стать наследником семейного состояния.
     - Ей чертовски не повезло. Джиллиан заслуживала лучшей участи. Она получает помощь от семьи, но сумма эта не слишком велика. Мать мучается из-за того, что она не принимает большего. Я сам не понимаю, в чем тут дело. Джиллиан редко говорит об этом, но я подозреваю, что она предпочла бы совсем ничего не брать.
     - Ясно, - негромко отозвался Ричард, припомнив пылкие рассуждения Джиллиан прошлым вечером. Быть может, она попросту тяготится милосердием родственников и как раз по этой причине так желает получить наследство американского деда.
     - Мне пора уходить. - Томас взглянул на новую картину. - Я полагаю, эта вещь еще не совсем готова для того, чтобы я взял ее с собой.
     - Да, она как следует высохнет только к концу недели. Тогда ты ее и заберешь. Я ожидаю, что она принесет достаточно денег, чтобы расплатиться с прислугой в Шелбрук-Мэноре за три месяца, не меньше.
     - Ты мог бы также приобрести новый смокинг. - Маркиз с неодобрительной гримасой посмотрел на стакан у себя в руке. - И бутылку бренди лучшего качества.
     - Кажется, ты без особых возражений пил и этот.
     - Уж не обижайся, но я пил его исключительно из вежливости.
     Томас прикончил напиток и поставил стакан на стол.
     - Верное доказательство настоящей дружбы, - насмешливо проговорил Ричард.
     Но Томас и в самом деле был его самым близким, а говоря по правде - единственным другом и соучастником заговора. Оба дружили со школьной скамьи, но редко виделись до тех пор, пока не умер отец Ричарда. После этого они возобновили знакомство и стали близки, как родные братья.
     Этьен Луи Туссен появился на свет три года назад, когда Ричард бился над тем, чтобы превратить запущенное родовое имение в процветающее. Именно Томас первый предложил, чтобы Ричард попытался использовать псевдоним ради получения дохода от продажи картин, в котором в тот период времени отчаянно нуждался.
     Теперь Томас переправлял полотна Ричарда поверенному, а тот в свою очередь доставлял их торговцу произведениями искусства. Оплата п