- частями: не целый дом, а только второй  этаж  с  верандой.
Или автомобиль - не целиком, а только двигатель с колесами. Так же  и  с
Человеком. Не нужен вам весь Человек? Берите только его печень. Или поч-
ку. Или, если хотите, сердце. Товар абсолютно свежий! Вы  только  плати-
те...
   Итак, Лысый завязан в это дело по уши. Он только и  ждет,  чтобы  мой
Водила прошел немецкую таможню со своим грузом. А уж потом он (или ОНИ?)
попытается перегрузить ту пачку с "фанерой" из нашей машины в свою.  Или
еще в чью-нибудь.
   Если же таможня и ее вонючие собачки обнаружат кокаин в нашей  машине
- моему Водиле придется очень и очень кисло! Зато Лысый и его  винно-во-
дочно-кокаиновая фирма - в стороне. Убыток, наверняка,  серьезный,  зато
голова на плечах.
   Теперь, что могу сделать я? Ну, этих спецсобачек я  целиком  беру  на
себя. В гробу и в белых тапочках видал я этих шмакодявок! От  меня  доги
шарахались. А дальше?..
   Судя по тому, как строго Водила предупредил меня, чтобы я не околачи-
вался в фургоне, ибо там груз, за который он  привык  отвечать  головой,
так просто он эту пачку "фанеры" с кокаином  не  отдаст  никому...  Зна-
чит...
   Картинка вырисовывалась довольно смутная. Явно не хватало  нескольких
важных звеньев, чтобы  попытаться  просчитать  всю  ситуацию  целиком...
Кстати! А почему это все  наши  российские  дальнорейсовые  Водилы  едут
только туда и обратно, а моего Водилу запродали какому-то Сименсу на це-
лый месяц?
   В этой детали было что-то особо настораживающее, и  для  того,  чтобы
мне легче размышлялось, я вяло вспрыгнул с пассажирского сиденья на под-
весную койку Водилы и прилег там за занавеской на аккуратно, по-армейски
застеленную постель.
   Шура когда-то часто вспоминал о своей службе в армии.
   Тэ-эк-с... Значит... О чем это я?.. Что же я хотел сказать про  Шуру?
Или про постель? Нет... Про Водилу!..
   Ох, черт, как я устал! Хоть бы один миг вот так полежать  спокойно  с
прикрытыми глазами и ни о чем не думать...
   Но как только я закрываю глаза, так сразу же передо мной...
   ...возникает пустынная широкая солнечная дорога.
   И мы мчимся по этой дороге навстречу слепящему солнцу, а за рулем на-
шего грузовика сидит мой родной Шура Плоткин и, с искаженным от напряже-
ния и горя лицом, кричит мне:
   - Мартын! Мартынчик!.. Ну, сделай же что-нибудь! Ты разве не  видишь,
что он умирает?! Мартышка, миленький - помоги ему скорей! Я не могу  ос-
тановиться!..
   Я в ужасе оглядываюсь и на пассажирском сиденьи вижу  нашего  Водилу.
Глаза у него закрыты. Белое  лицо  залито  кровью.  Из  пробитого  виска
пульсируют и мелкими брызгами лопаются кровавые пузыри...
   - Мартын, сволочь!!! - со слезами кричит Шура. -  Сделай  же  что-ни-
будь!.. Он же погибает! Я не могу отпустить руль!.. Смотри, кто за  нами
гонится?!.
   Я бросаю взгляд в боковое зеркало и вижу, что нас настигает  грузовик
Лысого! А рядом с Лысым сидит... Бармен с Рудольфом на  руках!  Господи!
Они-то тут при чем?!
   У Водилы из уголка рта стекает тоненькая струйка крови, капает на его
джинсовую куртку.
   Шура гонит машину вперед к блистающему солнечному диску и кричит  мне
сквозь рев мотора:
   - Если он сейчас умрет - его же целый месяц никто даже искать не  бу-
дет!!!. Все будут думать, что он где-то там работает на  Сименса...  Они
его специально туда продали, чтобы иметь время замести следы!..  Это  ты
можешь понять?! Как же тебе это в голову не пришло, Мартын?!
   Ах, вот оно что... Действительно, как же я это сам не дотумкал?.. Как
хорошо, что Шура рядом... Но что же со мной-то происходит?  Почему  я  в
полном оцепенении сижу между Шурой и умирающим Водилой, и не могу  поше-
велить ни лапой, ни хвостом?!.
   И тут, на моих глазах, Водила перестает дышать.
   - Ну, что, дождался, бездарность?! - в отчаянии  кричит  мне  Шура  и
плачет, плачет... - Он же тебя кормил!.. Он же тебе радовался - море по-
казывал, в ночной бар водил!.. Он же тебя  называл  "Кысей"...  А  ты!..
Дерьмо ты, Мартын, а не "КЫСЯ"!!!
   - Кыся... А, Кыся!.. Ну-ка, открой глазки. Ишь, заспался. Кушать  по-
ра.
   Я открываю глаза. Передо мной - чистое, розовое, свежевыбритое улыба-
ющееся лицо моего Водилы, пахнущего хорошим дешевым одеколоном.  У  Шуры
Плоткина - точно такой же.
   Значит,  мне  это  все  приснилось?!.  Значит,  Водила  -  жив!   Вот
счастье-то!..
   И тут я вдруг, неожиданно для самого себя делаю то, чего  никогда  не
делал с детства, с ушедших в далекое прошлое неразумных Котенкиных  вре-
мен: я вспрыгиваю на широкое плечо Водилы, и ужасно неумело пытаясь мур-
лыкать, закрываю глаза от нежной радости и начинаю  тереться  мордой  об
наодеколоненную физиономию Водилы! Хотя, если честно признаться,  запаха
одеколона - не выношу.
   - Ну, надо же, какая ласковая тварь! - удивляется Водила. - А  погля-
деть, и не скажешь... На-ка вот покушай, Кыся. Слезай,  слезай  с  меня.
Оголодал, небось? И с тетей познакомься. Дианой зовут. А это мой Кыся!..
   Гляжу я на эту Диану и глазам своим не верю! Никакая это не  "Диана",
а самая обыкновенная Манька-поблядушка - судомойка из  шашлычной  Сурена
Гургеновича! Я ее даже однажды со своим Шурой  Плоткиным  познакомил,  и
Шура ее трое суток драл, как сидорову козу! У нее в шашлычной отгулы бы-
ли, так она из нашей тахты семьдесят два часа не вылезала...
   Потом она куда-то исчезла, и  в  шашлычной  стали  поговоривать,  что
Манька стала теперь "сильно крутая" - в "загранку" на корабле ходит, де-
ло имеет только с иностранцами, и только за твердую валюту. Даже финские
марки уже не берет!
   - Ты давай, кушай. Кушай! Я тебе тут в мисочке всего нанес, - говорит
мне Водила и поворачивается к этой Маньке-Диане:
   - Здоровый у меня Кыся? Гляди, какой богатырь!..
   - Видала я и поздоровей, - отвечает ему Манька. - У  меня  в  прошлом
годе был один знакомый еврейчик-корреспондент, так у него кот был в  два
раза больше!..
   Врет, мерзавка, без зазрения совести! Я уже который год в одном и том
же весе. Жаль Шура ее не слышит...
   - Только звали того кота очень грубо - "Потап", что ли?.. Или, нет  -
"Михей", кажись... Счас уж и не помню. И этот еврейчик с ним как с чело-
веком разговаривал. Все у нас в шашлычной ошивался. Крыс ловил -  беспо-
добно!
   - Кто? Еврейчик?! - удивился Водила.
   - Да, нет! Кот его - Михей...
   "Мартын", идиотка! - хотелось мне ее поправить, но, понимая всю  бес-
полезность моих усилий, я просто спрыгнул на пол  кабины  и  заглянул  в
миску. Чего там только не было! Да здравствует Водила!
   - А ты, Дианочка, быстренько залезай в коечку, сблочивай  там  все  с
себя, а уж потом и я туда. А то двоим там не  разобраться.  Узковато,  -
говорит Водила, и отработанно начинает задергивать занавесками окна  ка-
бины.
   - А ты чего обещал? - спрашивает Манька-Диана.
   - А чего я обещал? - переспрашивает ее Водила.
   - А десять долларов?
   - Ох, батюшки... Я и забыл. Прости, ради Господа. Тебе сейчас или по-
том?
   - Конечно, счас! Я  теперь  только  вперед  беру.  Хватит!  Меня  уже
сколько раз так напаривали. И все ваша шоферня "Совтрансавтовская"!..
   - Нет проблем, Дианочка! О чем ты говоришь?! Вот, пожалуйста...  -  и
Водила вытащил из заднего кармана бумажник.
   Мы как-то с Шурой по телевизору смотрели выступление одного  фокусни-
ка. У него всякие предметы в руках исчезали. Потрясающий  был  фокусник.
Так вот у этой Маньки десять долларов исчезли в руке - втрое быстрее!
   Посбрасывали они одежду на сиденья, Манька ловко и привычно  сиганула
наверх - в подвесную шоферскую койку, Водила влез за ней  следом.  Стали
они там дышать и устраиваться.
   Вдруг слышу, Манька так испуганно охнула и возмутилась:
   - Ой, мамочка!.. Это что же за оглобля такая?! Да, если бы я знала, я
бы ни в жисть не согласилась!
   - Ничего, Дианочка... - шепчет мой Водила. -  Я  тебе  еще  пятерочку
наброшу за вредность... Ну, с Богом!..
   Подвесная коечка скрипнула, и Манька к-а-а-ак заорет,  ка-ак  завоет,
ка-а-ак заверещит!..
   У меня даже кусок ветчины в глотке застрял. Хорошо,  рядом  плошка  с
молоком стояла. Я хоть запить успел. А то так и подавиться недолго.
   Нет, что ни говори, а вчерашняя черненькая - Сузи, та покрепче  была!
Главное, что Сузи это делала с удовольствием. Как Дженни...
   А Маньке теперь - не до удовольствия. Не то, что прежде, когда ее вся
шашлычная трахала - и сотрудники, и посетители. Теперь Манька - деловая.
Бизнесмен. Теперь Манька деньги зарабатывает. Крутая - дальше некуда...
   Покряхтела она там наверху, поохала фальшивым голосом,  и  вдруг  так
деловито, как в очереди за огурцами, говорит моему Водиле:
   - Ты, давай, закругляйся поскорей, а то у меня перерыв кончается.
   И если от всхлипов вчерашней Сузи я даже сам завелся на это дело,  то
тут мне стало так тошно, так противно, что я бросил  свою  замечательную
жратву, и выпрыгнул из кабины к чертовой матери на железный пол  автомо-
бильного трюма. Тьфу! Пропади она пропадом, эта Манька-Диана...
   Ну, нельзя! Нельзя, как говорил Шура, "разлагать гармонию  алгеброй!"
Я понятия не имею, что это такое, но Шура обычно  говорил  эту  фразу  в
очень схожих ситуациях. И я был с ним совершенно согласен - нельзя!..
   Смотался я к пожарному ящику с песком, сделал все  свои  естественные
дела, зарыл поглубже, и побрел под машинами. И чувствую - лапы меня сами
несут к серебристому "мерседесу". Причем, без какого бы то ни было жела-
ния трахаться. Просто поболтать... А то, и с Водилой,  и  со  всеми  ос-
тальными, у меня, как бы сказать, "игра в одни ворота". Я их всех  пони-
маю, а они меня - нет. А тут, с Дженни, вариант обоюдный. Она меня пони-
мает, я ее понимаю, болтай, пока язык не отсохнет! Можно было бы, конеч-
но, потрепаться и с Рудольфом, я этот ночной бар нашел бы  запросто,  но
Водила так просил "не отсвечивать", что подвести его под неприятности  с
администрацией судна, с моей стороны было бы просто непростительным гре-
хом. Я и попер напрямик к "мерседесу"...
   Иду, а в башке у меня вдруг начинает крутиться этакая логическая спи-
раль: "мерседес" - Дженни - золотая зажигалка - мой Водила - его желание
объявить по корабельному радио - дескать, "кто потерял  такую-то  и  та-
кую-то зажигалочку?" - возврат зажигалки этому хаму - хозяину Дженни...
   Нет! Этого я не мог допустить! Пока мой Водила-Мудила со своей искон-
но-посконной, чисто российской совестливостью еще не добрался до  радио-
рубки, я должен кое-что предпринять. Тем более, что для этого  сейчас  -
самый подходящий момент!
   Я развернулся и галопом помчался к своему грузовику.  Вскарабкался  в
кабину через приспущенное боковое стекло как раз в тот момент, когда мой
Водила под истошный вой Маньки-Дианы заканчивал свои половые упражнения.
   Зажигалку я увидел сразу же. Она валялась на полу  кабины,  выпав  из
кармана джинсов моего Водилы, впопыхах брошенных на сиденье. Там же,  на
полу, валялись рассыпаные сигареты и какая то медная денежная мелочь.
   Я прихватил зажигалку зубами, снова выполз из ходуном ходившей  каби-
ны, но уже не спрыгнул вниз, а наоборот, вскарабкался на крышу кабины. А
уже оттуда пробраться в запретный фургон было для меня делом плевым.
   Внутри фургона, в кромешной темноте, стараясь не вдыхать запахи  иду-
щие от "той" пачки фанеры, я проскакал по остальным упаковкам  к  самому
заднему борту. Там я обнаружил провонявшую соляркой и  перегоревшим  ма-
шинным маслом грязную коробку с ветошью и зарыл туда золотую зажигалочку
от самого "Картье" стоимостью в пять с половиной тысяч долларов.  А  это
не хвост собачий! Это пятьсот пятьдесят Манькиных шоферов-дальнорейсови-
ков!..
   Если считать каждого по червонцу. Потому  что,  кроме  моего  Водилы,
вряд ли найдется  еще  кто-то,  кто  станет  добровольно  доплачивать  к
Манькиной таксе пять долларов за нестандартность собственных размеров.
   А мой Водила пусть пока думает, что он потерял зажигалку. Зато, когда
через месяц мы будем возвращаться в Петербург к Шуре Плоткину, я препод-
несу эту зажигалку своему Водиле "в самом лучшем виде",  как  сказал  бы
Шура.
   Вылез я из фургона и уже с легким сердцем  побежал  к  "мерседесу"  -
рассказать все Дженни. Однако, серебристый "мерседес" сухо и неприветли-
во встретил меня наглухо поднятыми стеклами дверей и намертво задраенным
верхним люком.
   Дженни в машине и след простыл.
   Мне ничего не оставалось делать, как вернуться к своему грузовику.
   Маньки-Дианы не было. Видимо, у нее кончился перерыв в  судомойке,  и
она умчалась готовить посуду к обеду шестисот пассажиров.
   Водила ползал по кабине, поднимал на полу коврик, заглядывал под  си-
денья. Увидел меня и огорченно сказал:
   - Вот, Кыся... Зажигалочка-то твоя- тю-тю! Видать,  мало  ей,  сучке,
пятнадцати долларов показалось, этой Диане задроченной, так  она  еще  и
зажигалочку нашу скоммуниздила...
   Неожиданно мне стало вдруг очень жалко эту дуреху Маньку! Мало  того,
что она все еще радуется десяти долларам, в то время как валютные потас-
кухи уже давно перешли на стодолларовую оплату, а гостиничные проститут-
ки - Шура как-то говорил - меньше, чем за полтораста и разговаривать  не
начинают, так ее, беднягу, еще и в воровстве, которого она не совершала,
обвинили...
   Не дай Бог, думаю, сейчас мой Водила пойдет в ресторанную  судомойку,
разыщет Маньку-Диану и начнет права качать! Кто там будет разбираться  -
брала, не брала?! Вышибут с хлебного места в два счета. Как тех теток из
"Астории"...
   А так как интрига с зажигалкой от начала до конца - моих лап дело, то
я просто обязан встать на защиту Маньки!
   Но, как?! Единственный способ - это попытаться немедленно  установить
с Водилой хотя бы намек на  телепатическую  связь  "по  доктору  Ричарду
Шелдрейсу". Правда, в своей теории английский биолог считал, что  Начало
Установления Контакта обязательно должно идти от Человека,  как  от  су-
щества более высоко организованного в своем развитии. Как в моем  случае
с Шурой Плоткиным.
   С Водилой же, при всех моих симпатиях к нему, об этом не могло быть и
речи. Здесь, конечно, я должен был взять на себя  основную  нагрузку  по
Установке Контакта, и осторожно, бережно относясь к психике моего  реци-
пиента-Водилы, попытаться подключить его к своему собственному мышлению.
Я впрыгнул в кабину, уселся напротив Водилы, уставился ему глаза в  гла-
за, собрался с силами, сосредоточился чуть ли не до обморочного  состоя-
ния, и отчетливо, мысленно  произнес:  "ВОДИЛА!  СЕЙЧАС  ИЛИ  НИКОГДА...
СМОТРИ НА МЕНЯ ВНИМАТЕЛЬНО... СТАРАЙСЯ  МЕНЯ  ПОНЯТЬ.  ИНАЧЕ  МНЕ  БУДЕТ
ОЧЕНЬ ТРУДНО ПОМОЧЬ ТЕБЕ ВО ВСЕМ ОСТАЛЬНОМ. ВНИМАТЕЛЬНО СЛУШАЙ И  СМОТРИ
НА МЕНЯ... ОНА НЕ БРАЛА ТВОЕЙ ЗАЖИГАЛКИ. НЕ БРАЛА... ТЫ МЕНЯ ПОНЯЛ?  ОНА
ТВОЕЙ ЗАЖИГАЛКИ НЕ БРАЛА!"
   Несколько секунд Водила неотрывно и обалдело смотрел мне в глаза. И я
видел, что в его голове сейчас происходит какой-то чудовищно напряженный
процесс! Мне показалось, что я даже слышу, как он у него там происходит.
   А потом Водила вдруг облегченно выдохнул, будто ему неожиданно откры-
лось то, что было сокрыто от него за  семью  загадками.  И...  О,  Боже!
Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить...
   Водила улыбнулся и сказал мне слегка виновато:
   - А может, она тут и не при чем... Да, Кыся? Может, я сам  эту  зажи-
галку где-то обронил. А то так очень даже  легко  возвести  на  человека
напраслину. Ладно, черт с ней, с этой зажигалкой. Да, Кыся? Ты  на  меня
не сердишься, что я ее потерял?
   Наконец-то!!! У меня - как гора с плеч.
   И тут наваливается такая расслабуха, что хоть  ложись  и  помирай.  Я
вдруг почувствовал себя таким вымотанным, таким  опустошенным  -  сердце
частит, перебои, лапы дрожат, хвост висит тряпкой... Нет сил ничего даже
одобряющего муркнуть моему Водиле. Хотя в таких случаях поощрение должно
последовать незамедлительно. Чего Шура никогда не забывал делать!
   Надо заметить, что и Водила выглядел не лучше. Он буквально на глазах
постарел. Резко обозначились морщины, глаза запали, рот  безвольно  отк-
рыт, дыхание неровное, огромные лапища мелко трясутся. Вид,  прямо  ска-
жем, довольно жалкий.
   Что ни говори, а Первый Телепатический Контакт - дико тяжелая  штука.
Как для одной стороны, так и для другой. Тем не менее,  я  был  безмерно
счастлив: впервые Водила понял меня так, как этого хотел я.
   Хорошо, что Первый Контакт с Водилой мне удалось установить на приме-
ре достаточно примитивной ситуации. Если бы я ему сразу  попытался  вну-
шить все знания, которыми я сейчас обладаю - кокаин в фанере, доллары  и
вранье Лысого, его участие в погрузке кокаина в машину Водилы,  мои  по-
дозрения, почему Водилу продали вместе с машиной на целый месяц к  этому
Сименсу, и так далее, - мы просто оба сдохли бы от перенапряжения!
   Теперь я должен беречь, холить и лелеять эту тоненькую ниточку связи.
Не перегружать ее излишней и усложненной информацией. Ждать,  когда  эта
ниточка укрепится новыми волокнами и превратится в некое подобие  посто-
янной двухсторонней связи.
   Естественно, что такого соития душ, вкусов и пристрастий, такого еди-
ного понимания Людей и Событий, какое было у нас с Шурой Плоткиным, ког-
да двадцать четыре часа в сутки у нас мог идти  ДИАЛОГ  НА  РАВНЫХ,  тут
мне, конечно, не добиться. Да это, наверное, и не нужно. Ибо такое,  как
с Шурой, бывает только однажды в жизни, и любая попытка вторично воссоз-
дать нечто подобное всегда обречена на неудачу.
   Я повторяю: Водила мне крайне симпатичен! Я обнаружил в нем  качества
чрезвычайно нам с Шурой близкие - прекрасную половую мощь,  незатухающие
сексуальные желания, какую-то трогательную застенчивость и подлинную ши-
роту нормально воспитанного русского Человека.
   Однако, при всем при этом, уже своей Котовой  интуицией,  я  понимал,
что Водила - жесткий, решительный и достаточно мужественный господин.
   Но Шура есть Шура, и мне не хотелось бы даже никого с ним сравнивать.
   Лишь бы у нас с Водилой хватило времени на  укрепление  той  ниточки,
которую с таким трудом мне только что удалось создать. Что-то мне  подс-
казывало, что времени у нас с ним все-таки маловато.
   Поэтому я попытался слегка и очень осторожно потянуть за эту ниточку.
Я снова заглянул Водиле в глаза, тронул его лапой и мысленно спросил:
   "Как ты думаешь, Водила, нам еще долго плыть по морю?"
   И ниточка не оборвалась! Водила погладил меня по голове и рассмеялся:
   - Все, Кыся! Сегодня все блядки по боку. Вечерком сходим в  бар  -  я
пивка шлепну, ты попрощаешься с Рудольфом, а завтра в шесть тридцать ут-
ра швартуемся в Киле. Так что, Кыся, приготовься к дальней дороге. Ноче-
вать будем только в Нюренберге. Нам, груженым, это весь день топать. За-
то послезавтра проснемся, позавтракаем и по холодку в Мюнхен. Это  всего
полтораста верст. Два часа и мы тама! Весь день впереди...
   Он ни словом не вспомнил ни про таможню, ни про спецсобачек. Так  был
уверен в себе.
   Завтра, если нам удастся доехать до этого Нюренберга, я ему по дороге
кое-что втолкую. Отвлекающих факторов в виде черненьких и беленьких поб-
лядушек не будет, Водила сосредоточится только на своем грузовике  и  на
мне, и я думаю, что успею предупредить его о том, ЧТО он везет кроме фа-
неры...
   Последний день в этом огромном плавучем автостойбище я провел  доста-
точно тоскливо.
   Водила принес мне после своего обеда опять какое-то гигантское  коли-
чество жратвы и абсолютно свежие сливки. Жрать совершенно не хотелось. Я
все никак не мог отойти от утреннего эксперимента. Чтобы  не  показаться
неблагодарным, я все-таки чего-то там пожевал, а в основном  прихлебывал
сливки. Все думал - как бы мне, не очень сильно  нагружая  мозг  Водилы,
осторожно спросить, есть ли у  него  в  Петербурге  семья,  дети...  Ну,
что-нибудь примитивное. Не потому, что мне это было так уж интересно,  а
просто хотелось проверить - не развязался ли  тот  самый  телепатический
узелок, который связывал нас уже нескольк