и приемки другого, Мастер  и
его помощники собирались еще проверить меня на английских Кошках. Так ли
влияет излучение Главного Компьютера на сексуальную мощь Живого Организ-
ма?
   Не скрою, я слегка нервничал.
   Несмотря на то что на этом "Академике Абраме..." я уже успел и отдох-
нуть, и отожраться в спокойной и доброжелательной  обстановке,  несмотря
на то что ощущение "последней финишной прямой" наполняло мою душу  миром
и благостью, - ночной рассказ молоденького Штурмана о страшноватом треу-
гольнике - Он, Его Жена и Микроволновая Печь - заставлял  меня  беспоко-
иться за собственные возможности в сфере Большого Секса.
   Хотя, если бы я логически сопоставил все двадцать четыре года,  кото-
рые плавает мой Мастер и каждый день общается то с Радаром, то с Главным
Компьютером, то еще с каким-нибудь Излучателем, с тем, как  чуть  ли  не
каждую ночь, а порою и пару раз в день, буфетчица Люся  захлебывается  в
тоненьких взвизгах в Капитанской постели, - я на все эти ИЗЛУЧАТЕЛИ дол-
жен был бы, извините за выражение, ХВОСТ ПОЛОЖИТЬ!  И  не  нервничать...
Тем более что трахаться хотелось - ну, просто ужжжжасно!
   Поэтому, когда до Абердина оставалось всего несколько часов хода и  я
лежал в низком кожаном кресле Капитанского кабинета,  а  из-за  закрытой
двери спальни доносились тоненькое взвизгивание Люси и половой рык  Мас-
тера, мне показалось, что по Северному морю мы тащимся  невероятно  мед-
ленно. И тогда я подумал, что неплохо было  бы  хоть  немного  увеличить
скорость и пораньше подойти к Абердину. Где, как утверждал Мастер, Кошек
- видимо-невидимо!
   Клянусь, я только ПОДУМАЛ!
   Как вдруг услышал, что машина нашего "...Ф. Иоффе" заработала  мощнее
и громче, а поглядев в иллюминатор, увидел, что мы стали двигаться  нам-
ного быстрее.
   В ту же секунду резко оборвался ритмичный скрип Капитанской  кровати,
испуганно затихла Люся, и я почти увидел сквозь стену, как Мастер  своей
мускулистой мохнатой лапой схватил трубку телефона  внутренней  связи  и
рявкнул жутковатым голосом:
   - В чем дело?!.. Почему ход увеличили? Старшего  механика  на  связь!
Дед!.. Что за самодеятельность?!.. Ты про расход  топлива  думаешь?  Про
расчетное время прихода в порт помнишь?! Кто ПРИКАЗАЛ? Я ПРИКАЗАЛ???  То
есть как это - ТЫ ПОЧУВСТВОВАЛ, ЧТО Я ПРИКАЗАЛ  УВЕЛИЧИТЬ  ХОД?!!  Ты  в
своем уме?!
   Я понимал, понимал, что в чем-то я тут виноват...  Неужели  только  в
том, что ИЗЛИШНЕ СИЛЬНО захотел как можно быстрее трахнуть неведомую мне
английскую Кошку? Боже мой, я что-то явно нарушил! А  может  быть,  ОТК-
РЫЛ?! Может быть, я в себе самом что-то ТАКОЕ ОТКРЫЛ, что поставит  меня
в один ряд с такими светилами науки, как Ричард Шелдрейс, как Конрад Ло-
ренц!..
   А Мастер уже натягивал свой тренировочный костюм, напяливал  кроссов-
ки, чтобы немедленно взлететь на мостик и всыпать вахтенному штурману, а
потом вниз - в машинное отделение, поглядеть на Старшего Механика, кото-
рый не СЛЫШИТ приказы Капитана, а ЧУВСТВУЕТ ИХ!.. И это все устроил я.
   Разъяренный Мастер распахнул дверь спальни и натолкнулся в моей морде
на четкую картину "Осознание своей вины Котом", так  прекрасно  описаную
Конрадом Лоренцом в его замечательной книге "Человек находит  друга",  -
уши прижаты к затылку, хвост непроизвольно прячется между задних лап Ко-
та, сознающего свою вину...
   Только глянув на меня, Мастер замер на  месте,  словно  наткнулся  на
стену. Несколько секунд, которые он смотрел, не мигая, в мои глаза,  по-
казались мне вечностью. Сейчас я должен признаться, что это были не  са-
мые приятные секунды в моей жизни.
   Все-таки КОТ есть КОТ! Теперь-то я свято убежден, что в своей ПРОШЛОЙ
жизни Мастер был абсолютным КОТОМ!..
   Он намного  раньше  меня  сообразил,  ЧТО  произошло,  прикрыл  дверь
спальни, чтобы не делать Люсю свидетельницей нашей первой  размолвки,  и
негромко спросил меня:
   - Твоих лап дело?
   Я отвел глаза в сторону и промолчал.
   - Мартын! Я тебя как Кота спрашиваю - твоих лап дело?
   - Я только ПОДУМАЛ, что неплохо бы... - замямлил я.
   Но Мастер меня оборвал решительно и жестко:
   - Так вот, заруби у себя на носу: в море, на этом судне,  прежде  чем
ПОДУМАТЬ, ты должен спросить у меня разрешения. Понял?
   - Есть спросить у вас разрешения, - ответил я ему так, как ему  отве-
чали на судне все.

   Ну, что мне сказать об английских портовых Кошках?
   Кошки как Кошки. Ничего особенного. Как говорил  Шура,  не  фонтан...
Прямо скажем - не наши Кошки.
   Это я не в упрек, а ради четкого разграничения  национальных  особен-
ностей. Не более того.
   Наши российские Кошки к половому акту относятся взволнованно  и  тре-
петно - как к восхождению на Голгофу. Как к некоему акту самопожертвова-
ния.
   А в глазах трахающего их Кота они больше всего на свете боятся  поте-
рять уважение, которого они, по их мнению, несомненно заслуживают.  Воп-
рос "А ты меня потом уважать будешь?" - я в своей жизни слышал  чуть  ли
не от каждой русской Кошки.
   Шура был убежден, что такое преувеличенное  отношение  к  собственной
Личности возникло в Кошках под влиянием очень давнего и достаточно  сом-
нительного утверждения, что "Отныне любая кухарка сможет управлять Госу-
дарством!.."
   Естественно, я не имею в виду разных Кошек-потаскух,  которых  у  нас
развелось за последнее время немеряно!
   Не похожи английские Кошки и на немецких - сытых, равнодушных,  тупо-
ватых исполнительниц природного Кошачьего долга,  относящихся  к  траха-
тельному процессу как к обременительной обязанности вроде  уплаты  нало-
гов.
   Платить - не хочется, а не  платить  -  опасно.  Какое  уж  тут  удо-
вольствие?..
   Боюсь судить обо всех французских  Кошках  по  той  аристократической
поблядушке в бантиках, которую я поимел  в  кустах  на  бензозаправочной
станции при Германском автобане А-7 Гамбург-Мюнхен. Ибо если  все  фран-
цузские Кошки хотя бы слегка похожи на эту  избалованную  и  распущенную
тварь, то мне остается только пожалеть Францию - страну мечты моего Шуры
Плоткина.
   Длинношерстую Персианку - личную Кошку  губернатора  острова  Борнео,
которая, честно признаться,  трахнула  меня  сама  в  петербургском  Ко-
шачье-Собачьем отеле господина Пилипенко, - я просто не помню.
   Помню только, что от усталости и какой-то  докторской  успокоительной
таблетки я был крайне половонекачественен и дико хотел  спать!  Так  что
тут степени сравнения у меня - никакой.
   Английские же Кошки...
   Я опять-таки должен заметить, что говорю лишь обАбердинских,  провин-
циальных, портовых Кошках, и вовсе не переношу свои оценки  на  все  Ко-
шачье сословие Соединенного Королевства Великобритании.
   Так вот, абердинские портовые Кошки были деловиты, решительны и очень
точно знали, чего они хотят. А хотели они, как  мне  показалось,  только
меня! Еще когда я спускался по трапу...

   Стоп! Я чуточку переувлекся сравнительным анализом  национальных  Ко-
шачьих особенностей и повел себя явно несправедливо в отношении  "Акаде-
мика Абрама Ф. Иоффе" и его Мастера. Не сказать о них хотя бы  несколько
слов, в ситуации  подхода  к  берегу  Англии,  было  бы  непростительным
хамством.
   За два часа до прихода в Абердин я был негласно для всех  и  торжест-
венно для нас двоих - меня и Мастера - прощен за ВОЛЬНОДУМСТВО, так нео-
жиданно нарушившее строжайшие правила морского  судоходства,  и  получил
разрешение присутствовать на капитанском мостике во время подхода к  бе-
регу Англии.
   Вот когда я увидел нашего Мастера во  всем  профессиональном  блеске!
Как он подводил судно к причалу, как швартовал своего  "Академика  Абра-
ма...", на каком прекрасном английском языке разговаривал  с  берегом  и
как никто пикнуть не смел на мостике, когда Мастер негромким голосом от-
давал приказания своим, а в ответ только и слышалось: "Есть!",  "Есть!",
"Есть!"... И тут уже никаких хиханеки хаханек, никакой посторонней  бол-
товни...
   Я-то чувствовал, каких нервных затрат, какого внутреннего  напряжения
стоит Мастеру этот негромкий голос, это абсолютное внешнее спокойствие и
демонстрация беспредельной уверенности в точности своих решений,  прика-
зов и действий!
   Но он был НАСТОЯЩИМ КОТОМ! Внутренний  напряг  Мастера  автоматически
передался мне и выразился в том, что меня вдруг одолела  нервная  зевота
и, как обычно, стал мелко подрагивать кончик хвоста.
   Мастер заметил это и сказал мне МЫСЛЕННО, по-Шелдрейсовски:
   - Не дергайся, Мартын. Возьми себя в лапы. Все будет о'кей!

   Все и было "о'кей". Через полчаса наш "Академик Абрам Ф. Иоффе" стоял
у причала Абердинского порта. Огромные подъемные краны перегружали  кон-
тейнеры с судна на твердую английскую землю. Две трети команды под води-
тельством Дракона-Боцмана и Второго помощника занимались  разгрузкой,  а
Мастер в теплой меховой куртке с капюшоном стоял  на  палубе,  покуривал
свой "Данхилл" и по-английски болтал со знакомым Представителем порта.
   Я же в это время уже спускался по трапу,  собираясь  без  промедления
окунуться в пучину плотских наслаждений. Еще при швартовке я  увидел  на
причале штук двадцать Котов и Кошек, смотревших  на  меня  снизу  вверх.
Причем Коты смотрели хмуро, заранее ощущая во мне соперника, а Кошки - с
откровенным призывным вожделением.
   Когда я уже миновал половину трапа, Мастер поанглийски извинился  пе-
ред Представителем Абердинского порта и крикнул мне по-русски:
   - Не дрейфь, Мартын! В Главном Компьютере излучения не больше, чем  в
обычном телевизоре... Не посрами чести русского флота!
   Затем вытащил из кармана уоки-токи и сказал куда-то внутрь судна:
   - Третьего помощника ко мне!
   Я еще не успел ступить на твердую английскую  землю,  как  тот  моло-
денький Штурманец, он же Третий помощник, у которого были какие-то замо-
рочки с женой и микровелле, появился рядом с  Мастером.  Мастер  показал
ему на меня и назидательно сказал:
   - Смотри в оба. Это чтобы ты потом не клеветал на микроволновые печи.
   К сожалению, мне пришлось начать с того, что я был вынужден  намахать
по харе одному особо настырному Коту-англичанину и пугнуть  еще  парочку
рисковых ребят-Котов, которым на секунду показалось, что они могут восп-
репятствовать моему неукротимому желанию, как говорил Шура,  "слиться  в
едином экстазе" с двумя-тремя англичаночками. И начать  вон  с  той  ры-
женькой... Последнее время меня очень тянет на рыжих Кошек!
   Одним словом - "Моряк сошел на берег..."
   Я знаю (об этом мне еще Шура Плоткин не раз говорил), что  существует
целая армия Читателей, которая с наслаждением грязно матерится, предает-
ся разнузданному  разврату,  пьянству,  наркомании,  однако  как  только
встречает описание куда более скромных действий в  литературе,  так  они
становятся моментально святее Папы Римского (убей Бог, кто это - понятия
не имею!) и обрушивают на головы Авторов, Редакции  и  Издательств  тучи
гневных писем с требованиями истребить эти книги, Авторов сжечь и разве-
ять их прах по ветру, дабы остальным было неповадно...
   Поэтому, как говорил Шура, "не будем дразнить гусей". Хотя я бы  всем
этим "гусям" глотки перекусил. Ненавижу фальшь в любом ее проявлении!
   Итак, во избежание возможных эксцессов, ограничимся сухим и бесприст-
растным отчетом. Так, как это можно было бы записать в вахтенном журнале
того же "Академика Абрама Ф. Иоффе":
   1. За время десятичасовой стоянки в английском порту Абердин выгруже-
но 21 (двадцать один) 40-футовый контейнер и принято  на  борт  судна  7
(семь) 40-футовых контейнеров для порта Сент-Джонс (Канада).
   2. За это же время КОТ МАРТЫН, приписанный к судну "Академик Абрам Ф.
Иоффе", произвел 1 (одну) крупную драку и  2  (две)  мелкие  драки  с  5
(пятью) Котами английского порта Абердин.
   3. За время стоянки в порту КОТОМ МАРТЫНОМ употреблены в половом  от-
ношении 6 (шесть) Кошек - подданых Великобритании. 2 (две)  Кошки  по  3
(три) раза, 1 (одна) Кошка - 2 (два) раза, и 3 (три) Кошки по 1 (одному)
разу.
   4. К отходу судна из английского порта Абердин для дальнейшего следо-
вания КОТ МАРТЫН был собственноручно перенесен Капитаном судна "Академик
Абрам Ф. Иоффе" на борт вышеназванного судна и для восстановления  утра-
ченных сил был передан на судовой камбуз под наблюдение Буфетчицы и  По-
вара.

   Надеюсь, что такая форма записи устроит кого угодно...

   За то время, которое я проторчал на Капитанском мостике - с  Мастером
или без Мастера, с его Помощниками-штурманами, - я так часто  заглядывал
в мореходные карты, так часто слышал, что у нас осталось позади, где  мы
идем в настоящий момент и какие  "цоресы"  (Шурина  поговорочка!..)  нас
ждут впереди, что уже к выходу из Абердина я мог бы  самостоятельно,  не
очень подробно, но и без особой путаницы, объяснить все  происходящее  в
эту секунду с нашим дорогим "Академиком Абрамом...".
   Ну, например: как только мы вышли из Абердина,  мы  достаточно  долго
пересекали залив Мори-Ферт в самом его широком месте  и  четко  перли  к
Оркнейским островам в пролив Пентленд-Ферт, который  находится  как  раз
между этими островами и самойсамой северной оконечностью Англии.
   Нужно сказать, что весь командный состав во главе с Мастером все  это
время торчал на мостике и очень даже держал "ушки на макушке" из-за  ка-
ких-то жутких "приливных" течений в этом сволочном проливе!
   Только когда мы, оставляя Оркнейские острова по правому борту, а  всю
Великобританию - по левому, прошли этот чертов Пентленд-Фертский  пролив
и, обогнув мыс Рат, наконец-то вышли в открытый океан, - все вздохнули с
облегчением, и народ на мостике как-то сам  собою  рассосался,  оставляя
только вахтенного штурмана, Старшего помощника и когото из матросов.
   С команды тоже спала нервная напряженка, судовая жизнь вошла в  почти
спокойную буднично-морскую колею, и вот тогда-то по "Академику Абраму Ф.
Иоффе", от носа до кормы, проникая во все закоулки огромного контейнеро-
воза, вихрем понеслись легенды и сказки о моем пребывании в порту  Абер-
дин!
   Так как мой английский сексзагул наблюдал почти весь командный состав
"Академика Абрама..." и большая часть  палубной  команды,  то  следующие
пять с половиной суток, которые мы шли через холодную и  бескрайнюю  Ат-
лантику к берегам Канады, я был героем судна и ежесекундно купался в лу-
чах собственной половой славы со всеми вытекающими отсюда последствиями.
   Машинная команда - механики и мотористы, -  короче,  "маслопупы",  не
имевшие возможности наблюдать за моими береговыми подвигами, были вынуж-
дены довольствоваться самой что ни  есть  недобросовестной  информацией,
которую они получали от "рогачей" - палубной команды.
   По словам этих врунов и фантазеров, число "оприходованных" мною  анг-
лийских Кошек, в их рассказах "маслопупам", доходило до семидесяти-семи-
десяти пяти! А число "убитых" мною и "сброшенных в море" Абердинских Ко-
тов варьировалось где-то от двадцати пяти до пятидесяти...
   От этого беззастенчивого вранья и несусветного бреда даже у меня вяли
уши. Так и подмывало гаркнуть по-Шелдрейсовски:
   - А ну, кончайте трепаться, врунишки нахальные!
   Тем более что большинство команды было по-детски внушаемо.
   Но я помнил слово, данное мною Мастеру  в  первый  день  нашего  зна-
комства, - ни с кем на судне в Контакт не вступать. И молчал.
   Самое же забавное, что Мартыном меня называли только  на  Капитанском
мостике. И подозреваю - лишь потому, что так называл меня Мастер. Все же
остальные называли меня просто - Кыся.
   Даже буфетчица Люся, прибирая капитанскую каюту в отсутствие Мастера,
иногда шептала мне:
   - Господи, Кыся... Что же мне делать? Я же так его люблю! А он... Ну,
что делать, Кыся?.. Что делать?
   А что я мог ей ответить?!.. Что вообще можно сказать женщине в  такой
ситуации?
   Ну, сочувственно лизнул пару раз ей руку - так она даже расплакалась!
Хотел я ей процитировать старую  французскую  пословицу,  которую  часто
вспоминал Фридрих фон Тифенбах. По-нашему,  по-русски,  она  звучит  как
"Каждый в жизни несет свой крест".
   Но и этого я не рискнул сделать. Как говорил Водила: назвался груздем
- полезай в кузов. Дал слово - держись!..
   Зато Мастер после того случая, когда я лишь одним своим ЖЕЛАНИЕМ КОШ-
КИ, одной лишь настойчивой МЫСЛИШКОЙ сумел ускорить ход нашего "Академи-
ка Абрама...", Мастер наш, суровый и  немногословный  Котяра,  буквально
рот не закрывал. Естественно, когда мы оставались с глазу на глаз...
   Более любопытного Кота я в жизни не встречал! Ему было интересно  все
- и про Конрада Лоренца, и про Ричарда Шелдрейса, и про Шуру Плоткина, и
про мои, не всегда объяснимые, действия и ощущения.
   Мастер с удивлением сопоставлял собственные чувства и поступки,  ока-
зывается, тоже не всегда соответствующие здравому смыслу, с тем,  что  я
рассказывал о себе, и каждый раз (Я  ЭТО  ЯСНО  ВИДЕЛ!..)  был  потрясен
сходством наших душ и характеров...
   Однако вовсе не нужно думать, что Мастер только и делал,  что  потря-
сался и всплескивал руками. Ничего  подобного!  Мастер  обнаружил  такое
блистательное знание истории Котов и  Кошек,  что  это  мне  приходилось
ахать и всплескивать лапами от восхищения!
   От восхищения, к которому примешивалось искреннее  чувство  стыда  за
себя и моего Шуру Плоткина, за то, что мы, выучив наизусть и Конрада Ло-
ренца, и Ричарда Шелдрейса, ни разу не удосужились открыть книгу своего,
русского, замечательнейшего мужика - Игоря Акимушкина.
   А вот у Мастера эта книга была настольной. Как, кстати, старая,  зат-
репанная, дурацкая книжка В. Кунина "Иванов и Рабинович, или Ай  гоу  ту
Хайфа!.."
   Кунин сочинил ее в сладком начале перестройки, и речь там шла о  двух
пожилых идиотах, которые, не умея плавать и впервые увидев море,  отпра-
вились на яхте в Израиль. Один из них когда-то был шиномонтажником у нас
в Ленинграде. И выяснилось, что Мастер его хорошо знал и  даже  чинил  у
него свои автомобильные колеса.
   Помню, Шура читал эту кретинскую книжку и  что-то  очень  хихикал.  Я
попросил почитать мне ее вслух, а Шура отмахнулся и сказал:
   - Тебе, Мартышка, это будет неинтересно...
   И в двух словах рассказал, про что там.  Тогда  я  сразу  понял,  что
книжка дурацкая, и потерял к ней всякое любопытство.
   А вот сейчас, посредине Атлантического океана,  в  Капитанской  каюте
российского контейнеровоза "Академик Абрам Ф. Иоффе", на  рабочем  столе
Мастера я обнаруживаю это старье В. Кунина и потрясающую книгу  этого...
Ну, как его?!.. Игоря Акимушкина!
   - Вот слушай, слушай, Мартын! - возбужденно говорил Мастер, раскрывая
книгу Акимушкина. - Слушай, что он пишет: "...уже в шестнадцатом веке до
нашей эры, в долине Среднего и Нижнего Нила... (это река такая в Африке)
...и Нижнего Нила домашняя кошка стала очень популярным и любимым живот-
ным". И еще! "Особая, прямо-таки райская судьба ожидала кошку в  Египте:
жрецы произвели ее в ранг священных животных!.."
   - Что такое "жрецы"? - спросил я.
   - Как бы тебе объяснить? - Мастер даже слегка растерялся. - Что такое
"идеология", ты знаешь?
   - Нет.
   - Хорошо. Ближайший пример: совсем недавно на всех наших  судах  была
должность Первого помощника Капитана по политической части. Не моряк, не
судоводитель - коммунист. Знаешь, что это?
   - Шура мне как-то объяснял, но я забыл...
   - Быстро вы все, ребята, забываете!.. Ну, да авось вам еще  напомнят,
не дай Бог... Короче, этот Первый помощник следил за тем, чтобы все счи-
тали, что у НАС все очень хорошо, а у НИХ - все ужасно плохо.  У  НАС  -
блеск и сияющие дали, а у НИХ - тьматьмущая и безысходный тупик! А кто в
этом сомневается, то Первый помощник потом на берегу доложит КОМУ СЛЕДУ-
ЕТ и КУДА СЛЕДУЕТ, и хер этот сомневающийся потом выйдет в море!
   - Это и есть - "Жрец"? - удивился я.
   - Конечно! И Замполиты, и Жрецы - создатели легенд: "Мы  -  лучшие  в
мире!", "Кошки - священные животные!.." Теперь понял?
   - Почти. Читайте дальше...