адежду. Лишь бы они не сорвали МНЕ МОЮ ОПЕРАЦИЮ!
   В конце концов, я в германскую полицию не нанимался. Я - РУССКИЙ КОТ,
волей случая посвященный в разные ихние  немецкие  и  немецко-российские
гнусности. И я имею право действовать по своему усмотрению  -  так,  как
считаю нужным и справедливым!
   Поэтому в ночь с двадцать первого на двадцать второе  декабря,  когда
Баська Ковальска, перед отъездом на каникулы в свою любимую Польшу, спа-
ла в постели Фридриха, и они там за дверью  дышали  как  две  Дженни,  я
спустился в гараж, волоча за собой заранее украденный у фрау  Розенмайер
полиэтиленовый пакет фирмы "Тенгельманн".
   Я открыл крышку ящика, разгреб цветастые упаковки с ракетами и  осто-
рожно вытащил "Русский сувенир" наружу. С чудовищном трудом я  перекатил
эту ужасную "Матрешку" из русского пакета в немецкий, и  спрятал  его  у
самых ворот, за летними колесами от джипа "Чероки".
   В "Русские сувенир" с Адмиралтейством я умудрился запихать один  лыж-
ный ботинок Фридриха и снова аккуратненько опустил пакет на  дно  ящика.
Если не брать его в руки - нипочем не поймешь, что  там  ботинок,  а  не
бомба. По форме - просто загляденье! Ну, и, конечно, забросал пакет  ра-
кетами с фейерверком. Теперь, если Мозеру и Гельмуту взбредет  в  голову
проверить, - на месте ли их рождественский подарок Фридриху и Монике фон
Тифенбах, они будут полностью удовлетворены.
   Не скрою, все действия, которые я совершил, для меня,  Кота,  -  были
невероятно сложными! Для Человека, даже самого глупого - раз  плюнуть...
Я же так умудохался, что у меня потом еще часа два лапы дрожали и в ушах
стоял звон. Наверное, тоже давление повысилось, как у Фридриха, когда он
перенервничает. Теперь я ждал Гельмута...
   Он приехал на следующий день, двадцать  третьего  декабря,  выдал  во
всеуслышание версию, - дескать, его автомобиль плохо заводится и  попро-
сил герра Мозера посмотреть - что там такое...
   Когда же они с Мозером пошли наверх к Фридриху спросить  -  может  ли
герр Мозер уделить часок автомобилю герра Хартманна, и  оставили  сереб-
ристый "Мерседес" с открытыми дверцами у гаража, я спокойненько  вытащил
"тенгельманновский" пакет с русской бомбой из-за летних колес американс-
кого джипа "Чероки" и запихнул  его  глубоко  под  водительское  сиденье
"Мерседеса" герра Хартманна. Да еще и догадался  прикрыть  пакет  задним
накладным ковриком...
   Теперь осталось только предупредить Дженни, чтобы она попыталась  лю-
бым способом войти в Контакт с Моникой и,  не  говоря  Монике  ни  слова
правды, заставить ее в ближайшие дни даже не  подходить  к  серебристому
"Мерседесу". Что я в этот вечер и сделал. Смотался  к  дому  Хартманнов,
пролез сквозь золотые завитушки ворот в садик и  совершенно  нагло,  уже
чисто Телепатически, вызвал Дженни.
   Из дому ей было не выйти - у нее таких проходиков, как  мне  сотворил
герр Лемке, не было, и единственное, что она могла -  встать  на  задние
лапки у окна гостиной, где еще не  опустили  жалюзи,  и  притиснуться  к
толстому двойному стеклу своей заспанной мордочкой.
   Я хорошо помнил именно этот раздел из книги доктора Ричарда Шелдрейса
- мы его с Шурой Плоткиным даже специально отрабатывали - и  сделал  все
по науке. Сосредоточился и Телепатически четко передал Дженни свое  пре-
дупреждение насчет серебристого "Мерседеса".
   К счастью, Дженни все восприняла, как надо, закивала головкой и засу-
чила лапками по стеклу. Мне показалось, что я даже услышал  ее  ответ  -
дескать, "...ВСЕ ПОНЯЛА... НЕ ВОЛНУЙСЯ, ЛЮБИМЫЙ..." И потом -  неясно  и
неразборчиво, типа - "ОЧЕНЬ ТЕБЯ ХОЧУ!.."
   Вот этим разделом из Шелдрейса надо будет подзаняться с Дженни в сво-
бодное время. А то она неважно рубит в Бесконтактной Телепатической Свя-
зи...
   И, тем не менее, я, успокоенный, потрюхал к своему дому, считая,  что
программа сегодняшнего вечера выполнена мною на все сто  процентов.  Те-
перь не нарваться бы на мою подругу Лисицу, и можно  считать,  что  день
прошел удачно.
   Хотя, почему бы завершающим этапом удачного дня не трахнуть еще и Ли-
сицу?..
   Ранним утром двадцать четвертого декабря герр Лемке со своим  оранже-
рейно-парниковым "помощником", под непосредственным руководством  самого
Фридриха фон Тифенбаха, установили в гостиной, неподалеку от удивительно
уютного камина, напротив которого я теперь наладился валяться в  ленивой
полудреме чуть ли не каждый день, - роскошную голубую елку, и  принялись
ее украшать поразительно симпатичными игрушками  и  маленькими  цветными
лампочками...
   Фрау Розенмайер на кухне готовила соус  для  омаров.  Это  такие  ги-
гантские раки, каждый величиной с небольшую Кошку. Живые - жуткие,  чер-
ные, отвратительные, с чудовищными безжалостными клешнями.  Я  их  вчера
первый раз в жизни увидел - у меня чуть сердце  от  ужаса  не  останови-
лось!.. Вареные же омары - красные, вполне  мирные,  с  очень  миленьким
рыбным запахом...
   Баська еще вчера села в свой десятилетний задрипанный "фордик" и ука-
тила на нем в Польшу, получив от Фридриха рождественский подарок - тыся-
чу марок. Баська сейчас в Польше дом строит. Ей очень нужны деньги...
   Францу Мозеру Фридрих вчера разрешил не приезжать с утра в Грюнвальд,
а попросил появиться лишь на час только к шести вечера -  помочь  ему  с
Моникой подготовить рождественский фейерверк. А потом тоже сразу же  уе-
хать домой.
   В этот день всех ждут дома семьи - дети, мужья, жены, родители, точно
такие же приготовления к празднику, поэтому как только  фрау  Розенмайер
все приготовит и разложит так "...как это умеет делать только она!.."  -
она спокойно может ехать домой, не забыв забрать рождественский  подарок
от благодарного ей Фридриха фон Тифенбаха.
   То же касается и герра Лемке с его коллегой - только елка! И еще цве-
ты... И все! И вот вам подарки к Рождеству!
   А на стол Фридрих фон Тифенбах при помощи двух дам - Тани Кох и Мони-
ки - все накроет сам. Это он ужасно любит делать с детства! Так что, мои
дорогие дамы и господа - вы свободны и дай Бог вам всем счастья! Вы это-
го достойны!
   В предпраздничной суматохе мне забыли дать пожрать. Пришлось даже на-
орать на фрау Розенмайер! Правда, я это сделал так, чтобы  никто,  кроме
нее, моего хриплого мява не слышал. Компрометировать  Человека  в  такой
день - последнее дело. Ни в какой день этого делать нельзя, а в такой  -
особенно.
   Уж как она расстроилась! Так сожалела о своей забывчивости, что мгно-
венно бросила в электрическую печку (называется  "Микровелле")  огромную
замороженую форелищу. И та через три минуты была уже мягкой, в меру теп-
лой, и такой вкусной, что я простил фрау Розенмайер все на свете и  даже
потерся о ее ноги своей рожей. Не так чтобы очень, но...  Как  цитировал
Шура кого-то из английских королей: "Ничто не стоит  нам  так  дешево  и
ничто не ценится нами так дорого, - как вежливость..."
   К двенадцати часам дня мы с Фридрихом, наконец, слава Богу,  остались
совсем одни в нашем огромном и прекрасном доме. К приему гостей было все
приготовлено, и у нас оставалась еще уйма времени, чтобы привести себя в
порядок и отдохнуть перед началом Рождественских торжеств.
   Я подумал, что, пока не раздался телефонный звонок от Гельмута  Харт-
манна с сообщением, что "ЕГО АВТОМОБИЛЬ ОПЯТЬ НЕ  ЗАВОДИТСЯ",  -  волно-
ваться мне нечего, и у меня есть в запасе  пара  часов  для  болтовни  с
Фридрихом.
   Тема сегодняшнего разговора должна была быть  продолжением  вчерашней
прерванной темы - почему Коты и Кошки лучше Собак. И  почему  Собаки  не
любят Кошек и Котов? Еще вчера я пытался объяснить Фридриху, что  Собаки
подсознательно ощущают собственный комплекс неполноценности и дико зави-
дуют независимым и гордым, свободным и не поддающимся дрессировке  Котам
и Кошкам! То есть Коты и Кошки поддаются дрессуре, но только тогда, ког-
да этого хотят сами.
   Я даже пытался провести аналогию с Человечеством. Те Собаки,  которые
ведут себя независимо и гордо как Коты - к Котам ненависти не  испытыва-
ют... То же самое и с Людьми. Независимые и гордые  -  интернациональны!
Им не нужно цепляться за пресловутое, пошло  и  искусственно  выдуманное
расовое, якобы, превосходство над другими нациями...  А  это  судорожное
цепляние за "превосходство своей расы" - от бездарности,  от  зажатости,
отсутствия душевной широты, от постоянного ожидания пинка в зад!.. А Ко-
ты раскованны с детства. Они Любят, и их Любят. И в этой Любви они обре-
тают Свободу!..
   Мы как-то с Шурой Плоткиным говорили об этом. Кажется, после того ан-
тисемитского митинга у Казанского собора, когда даже меня "жидом"  обоз-
вали. В отношении Котов Люди очень часто заблуждаются.
   Конрад Лоренц, великий Человек, написавший такую, с моей Котовой точ-
ки зрения, гениальную книгу, как "Человек находит друга", - и то ошибся,
утверждая, что Коты привязаны не к Людям, а к Дому! Неверно это...  Пле-
вали Коты на все Дома в мире! Коту важно, что за Человек  живет  в  этом
Доме, рядом с этим Котом... Вот, что важно!
   Только я было собрался с мыслями, чтобы продолжить  этот  разговор  с
Фридрихом - мне были очень интересны его соображения на этот счет, - как
вдруг раздался стук в дверь гостиной!
   Мы, свято уверенные, что пребываем в доме одни, потрясенно перегляну-
лись, и я тут же вспрыгнул на камин, оттуда на высокий резной  буфет,  и
занял максимально выгодную позицию для нападения.
   Стук повторился.
   - Да, да!.. Пожалуйста! - удивленно крикнул Фридрих. Дверь в гостиную
отворилась и вошел оранжерейно-парниковый "помощник" герра Лемке.
   - Прошу прощения, герр фон Тифенбах, - мягко улыбнулся он. - Я  капи-
тан криминальной полиции Гюнтер Шмеллинг.
   Что у нас потом в доме творилось - просто не описать!  Когда  капитан
Шмеллинг, безо всяких там нагнетаний и запугиваний, очень спокойно пове-
дал уважаемому герру фон Тифенбаху, что сегодня в Рождественский вечер в
его доме может раздаться взрыв, Фридрих очень удивился и спросил -  кому
это понадобилось?
   - Сейчас это уточняется, - уклончиво ответил Шмеллинг и попросил раз-
решения попытаться отыскать и обезвредить взрывное устройство,  заложен-
ное в доме еще недели две или три тому назад.
   - Какого черта тогда не взорвали меня раньше? - спросил Фридрих.
   - Чтобы взрыв прозвучал в тот момент, когда вы займетесь фейерверком.
Тогда это могло бы выглядеть рядовым несчастным случаем.
   Не скрою, я был просто поражен! Ведь существуют же  Настоящие  Собаки
на свете!.. Такие - как Дженни, как Рэкс!.. Я - Кот... Со мной - все по-
нятно. Но чтобы Собаки так грандиозно сумели передать важнейшую информа-
цию, не растеряв по дороге ни одной мельчайшей детали - уму непостижимо!
Ай да Рэксик! Не Пес, а Личность!
   - Делайте все, что вы считаете нужным, капитан, - сказал  Фридрих.  -
Вам помочь?
   - Что вы, герр фон Тифенбах! Помощников у меня более чем  достаточно.
Шмеллинг вынул из кармана телефонную трубку, нажал всего лишь одну кноп-
ку и сказал всего лишь два слова. И обратился к Фридриху:
   - Я, с вашего разрешения, открою ворота на территорию, чтобы наши ма-
шины не скапливались у вашего дома со стороны улицы.
   - Поступайте так, как сочтете необходимым. За то  время,  которое  вы
"работали" в этом доме, надеюсь, вы знаете, как открыть ворота?
   - Конечно, - усмехнулся Шмеллинг.
   - .Да... откуда вы так прекрасно постигли садово-оранжерейное  ремес-
ло? - спросил Фридрих. - Герр Лемке не мог на вас нарадоваться!
   - Дело в том, что лет тридцать тому назад, по студенческому обмену, я
заканчивал Лесотехническую академию в Ленинграде, в России.
   - Так вы знаете русский язык?!
   - Естественно. Поэтому я и работаю в русском отделе КРИПО.
   И капитан Шмеллинг пошел к входным дверям, чтобы нажать кодовые кноп-
ки, открывающие изнутри наши ворота в сад.
   Их было шестеро и Рэкс. И приехали они не на полицейских, а на  обыч-
ных частных автомобилях.
   Это были два паренька, которые, как я понял, охраняли нас с Фридрихом
на прогулках всю последнюю неделю. (Недаром я  почувствовал,  когда  они
выдрючивались вокруг нас на своих велосипедах, что от них  пахло  оружи-
ем!..) Затем сам капитан Шмеллинг и уголовно-разыскной руководитель Рэк-
са - мой старый и симпатичный знакомый Клаус. Можно сказать, друг еще  с
тех автобановских времен, когда он единственный взял меня тогда под  за-
щиту и запретил отлучать меня от Водилы... И, наконец, два очень серьез-
ных мужичка из того "взрывного" отдела, о котором мне в прошлую  встречу
говорил Рэкс. Мужички были обвешаны кучей  приборов  и  работали  не  за
страх, а за совесть!
   Не было уголка в нашем огромном доме, который бы не обшарила эта бри-
гада из шести специалистов и одного Рэкса.
   Через два с половиной часа безуспешных поисков, особенно после  того,
как Рэкс обнаружил в гараже, в ящике для  рождественских  ракет,  петер-
бургскую пластиковую сумку с одним лыжным ботинком Фридриха,  Людьми  из
КРИПО было решено, что преступники чего-то испугались и решили  отложить
на время свою убийственную акцию.
   Тем более, что мужички из "взрывного" отдела своими умненькими прибо-
рами точно определили, что бомба лежала именно в этом ящике!
   Но вот, кто туда положил вместо бомбы один  лыжный  ботинок  Фридриха
фон Тифенбаха - было для всех загадкой. Только не для Рэкса!..
   Тот сразу же незаметно загнал меня в угол кабинета, подальше от Людс-
ких глаз, и спросил меня прямо в лоб:
   - Твоих лап дело?!!
   Я отвел глаза в сторону и с "понтом" стал умываться. Дескать,  о  чем
это вы, майн либер герр Рэксик? Впервые слышу...
   Тогда этот настырный хам опрокинул меня на спину, прижал своей огром-
ной лапой к полу и сказал:
   - Я же говорил тебе, чтобы ты не совался не в свое дело! Мы  в  нашем
отделе уже почти вышли на прямую - нащупали чуть ли не все связи, о  ко-
торых ты даже представления не имеешь, а ты у нас из-под носа уволакива-
ешь куда-то одно из важнейших доказательств! Тогда на кой  черт  ты  мне
все это рассказывал?!
   Конечно, я, даже лежа на спине, мог надавать ему по рылу  -  особенно
задними ногами. Но я не пошевелился. С точки зрения юридической  -  Рэкс
был абсолютно прав! Но с МОЕЙ точки зрения - прав был Я. И если все пой-
дет так, как Я ЭТО задумал, то сегодня же вечером... Но я  даже  рта  не
раскрыл!
   Я вспомнил неподвижного окровавленного Водилу,  застреленного  дурака
Лысого, в клочья растерзанного Алика, рассыпанный и смешавшийся с лужами
крови кокаин на ночном автобане в десяти километрах от Мюнхена...
   Я представил себе Фридриха фон Тифенбаха и его дочь Монику, да и себя
самого, а может быть и Таню Кох со своим профессором, разорванных  взры-
вом именно в тот момент, когда мы все должны были  бы  весело  встречать
Рождество, и не сказал Рэксу ни слова.
   Только постарался изобразить на своей морде такую искренность,  кото-
рую Рэкс вряд ли когда-нибудь видел в своей жизни,  и  жалобно  просипел
под его тяжеленной лапой:
   - Рэксик, родненький... Ну, о чем ты говоришь, браток? Разве бы я те-
бе не сказал?! Ну, как ты можешь так обо мне подумать?!
   Криминальная полиция уехала, взяв с нас слово ни с кем не  разговари-
вать об этом, никого из окружающих не подозревать и, вообще, вести  себя
так, словно мы ничего не знаем и знать не хотим.
   Несколько ошалевшие от почти трехчасового пребывания посторонних  лю-
дей в нашем доме, мы с Фридрихом  наскоро  перекусили.  Причем  Фридриху
пришлось даже шлепнуть пару рюмок коньяку, чтобы немножко придти в  себя
и оклематься от свалившихся на него новостей. А потом, совершенно  обес-
силенные, мы завалились в гостиной у елки немного передохнуть перед  на-
чалом приведения себя в порядок и приходом гостей. Фридрих - на свой ди-
ван, я - в свое кресло.
   Задремать не удалось ни мне, ни Фридриху. Слишком велико было нервное
напряжение. Поэтому уже через час Фридрих встал с дивана и сказал:
   - Кыся! Я оставляю тебя встречать и занимать гостей, а сам пойду при-
му ванну и переоденусь. В конце концов, Рождество -  есть  Рождество,  и
никто не имеет права нам его испортить!
   - Только, пожалуйста, возьми с собой телефон, - сказал я ему. -  Мало
ли что...
   Я знал, что у Франца Мозера есть свои ключи от калитки, но если  поз-
вонит Гельмут Хартманн, а он, по моим расчетам, обязательно позвонит ча-
сам к шести, то пусть он лучше разговаривает с  Фридрихом.  Потому,  что
эта "швайне хунд" в Человеческом образе, все равно меня не поймет...
   По-моему, немцы придумали грандиозное ругательство -  "швайне  хунд".
То есть, "Свинячья Собака"... Абсолютно алогичное, нелепое, но для  нас,
Котов, - очень даже выразительное! Впрочем, я уже раньше говорил об этом
- когда меня поймали с форелью жулики Шредер  и  Манфреди  в  Английском
парке осенью.
   Не вставая из кресла, я разглядывал свой "собственный документ",  из-
готовленный старым русским жуликом, осчастливившим разными сроками свое-
го присутствия почти все тюрьмы Европы.
   Теперь этот документ, повествующий  об  "исторической"  любви  "моих"
предков - Кошки шведского короля Карла и  Боевого  (???)  Кота  Государя
всея Руси Петра Великого, был заключен под стекло, в очень дорогую  ста-
ринную рамочку красного дерева, окаймленную настоящим чеканным серебром.
   Замечательная по своей наивности и наглости,  моя  "родовая  грамота"
стояла на самом видном месте нашей огромной гостиной - на камине темнок-
расного мрамора, рядом с разными небольшими семейными  реликвиями  семьи
фон Тифенбах.
   Но стояла она там, как шутка. Как веселое напоминание о нашем  первом
дне знакомства. И мне это ужасно нравилось! Да, и всем, кто к нам прихо-
дил - тоже. Даже сегодняшней полиции...
   Однако, сейчас я смотрел на эту дурацкую "грамоту", почти не видя ее.
Мне нужно было на чем-то остановить свой взгляд, и на глаза случайно по-
палась эта рамочка красного дерева в серебре.
   А в голове у меня все время проворачивалась МОЯ КОМБИНАЦИЯ  сегодняш-
него вечера. Которую я противопоставил всей криминальной полиции  Мюнхе-
на. Только бы не сорвалось... Только бы не разрушилось!..
   Я просчитывал десятки вариантов, понимая, что срыв может произойти  в
любом из звеньев - может быть, испугается Мозер; или перетрусит Гельмут;
или кто-то из них случайно обнаружит "Матрешку" под сиденьем серебристо-
го "Мерседеса"; или - что самое страшное, - Моника неожиданно согласится
подождать, пока Франц и Гельмут "починят" их автомобиль, и поедет к отцу
вместе с Гельмутом. А там еще и Дженни...
   Голова у меня шла кругом, и я молился всем нашим Котово-Кошачьим  Бо-
гам, чтобы все шло так, как придумал Я, как это и должно было  бы  идти,
если подходить ко всему этому с мерками СПРАВЕДЛИВОСТИ.
   Очнулся я только тогда, когда случайно заметил в окне идущих  уже  по
саду Таню Кох, Фолькмара фон Дейна и Франца Мозера. Сначала  я  подумал,
что прослушал звонок в дверь, а потом вспомнил, что у Мозера  есть  свои
ключи от калитки и гаража. Наверное, все трое одновременно  подъехали  к
нашему дому и звонка попросту не было.
   А тут, кстати, в гостиную спустился и Фридрих. Но в каком виде?!
   В смокинге (это мне когда-то Шура Плоткин объяснял), в белой  "бабоч-
ке", с маленьким ярким живым цветочком на черном шелковом лацкане,  и  в
очень строгих черных, почти без блеска, туфлях.
   - Какой ты красивый, Фридрих! - восхитился я и  увидел,  что  Фридрих
очень обрадовался моему впечатлению.
   - Тебе, действительно, нравится? - смущенно спросил он, словно  надел
смокинг впервые в жизни.
   - Очень! - с удовольствием сказал я. - Ну, просто - отпад!!!
   - Что? - не понял Фридрих, - Как ты сказал?.. На мое счастье, раздал-
ся звонок в дверь, и мне не пришлось объяснять Фридриху  значение  слова
"отпад". Для меня всегда это почти непосильная задача  -  растолковывать
ему то или иное наше выраженьице и переводить его на удобоваримый  язык.
Поэтому последнее время при Фридрихе я опасаюсь пользоваться нашим улич-
ным жаргоном. Эт