али трое в  красных  камзолах.
Двое - на скрипочках, а третий - на виолончели. Это мне  Сокс  объяснил,
кто на чем.
   В каждом соседнем зальчике был свой оркестр  -  три-четыре  Человека.
Обязательно в красном! Даже  девушки-флейтистки  тоже  были  в  каких-то
красных пиджачках.
   Женщины-гости были все одеты в очень красивые длиннющие платья  самых
разных фасонов. Я тут же представил себе Рут Истлейк в таком  платье  и,
ради справедливости, должен отметить, что если бы Рут  появилась  сейчас
здесь, она была бы самая красивая Женщина!
   А Мужчины-гости были все одеты в одну форму - смокинг, белая рубашка,
галстук-бабочка, черные туфли...
   Спутать с официантом - раз плюнуть! Некоторым официантам смокинги го-
раздо больше шли, чем многим этим задроченными миллионерам.
   Зато операторы телевидения, фотокорреспонденты со своими бесчисленны-
ми камерами и объективами (тут-то я все петрю! Мы  с  Шурой  очень  даже
часто занимались фотографией...), все репортеры газет  и  журналов  были
одеты кто во что горазд! Джинсы, рубахи навыпуск, жилетки с  невероятным
количеством карманов, свитера, спортивные куртки, - плевать им  было  на
все! Они ПРИЕХАЛИ НА РАБОТУ!
   Но мне показалось, что это была своего рода демонстрация  НАПЛЕВИЗМА.
Может, я и ошибаюсь, но я углядел в этом  разностилье  и  "пофигизме"  к
своему виду на приеме в самом Белом Доме  некую  форму  протеста  против
сильных мира сего...
   Ничего я фразочку завернул, а?! Я просто на собственных  глазах  ста-
новлюсь все интеллигентнее и интеллигентнее!
   А наших депутатов Российской Государственной Думы все не  было  и  не
было.
   И Ларри Браун повел нас на кухню ужинать. Чтобы мы потом в  Банкетном
зале не шмонались бы по столам, не кусочничали и вели бы себя пристойно.
   Вот мы втроем в какой-то очень благоустроенной  кухонной  подсобке  и
поужинали. Очень славно и очень вкусно. Ларри даже виски  немного  трес-
нул...
   Когда же мы с раздутыми животами вернулись в Большой зал (ох,  как  я
не перевариваю мраморные полы!..), выяснилось, что наши Российские депу-
таты во главе с послом России уже прибыли, разбрелись по кучкам,  и  те-
перь их было не отличить ни от одного американского миллиардера,  ни  от
одного официанта.
   Наши тоже были все в смокингах, "бабочках" и  держались  так,  словно
всю свою жизнь с младенческого возраста только смокинги и носили.  А  уж
приемов и презентаций за их широкими плечами было не счесть!
   Узнать некоторых из них можно было только лишь или по неважному  анг-
лийскому языку или по отменному русскому.
   Вот когда мне вдруг стало все интересно, а внутри громко зазвенел тот
самый тревожный колокольчик, который начал во мне тихо позвякивать сразу
же, как только я узнал о приеме НАШИХ.
   Мы попытались было отпроситься у Ларри Брауна побродить вдвоем  среди
русских и попросили его разыскать того самого Конгрессмена, который ког-
дато заканчивал Гарвардский университет вместе с Фридрихом фон  Тифенба-
хом, а потом, спустя сорок лет, по просьбе Фридриха разыскал в Нью-Йорке
Шуру Плоткина и сообщил ему о моем приплытии в Америку.
   На что Ларри сказал, что Конгрессмен уже найден и ждет встречи с нами
у лестницы под портретом Президента Трумена. А нас с  Соксом  он  никуда
одних не отпустит, и чтобы мы даже не  пытались  куда-либо  смыливаться.
Потому что он, Ларри Браун, получил личное  распоряжение  Президента  во
время приема в Банкетном зале посадить нас с Соксом за его стол. Меня  -
для консультаций по всем русским вопросам, Сокса - для представительства
и прессы.
   ...Конгрессменом оказался тучный старик с громким хохотом,  отвисшими
склеротическими щечками и очень живыми глазками.
   Несмотря на то что они с Фридрихом родились в одном году, Конгрессме-
на можно было принять за моложавого дедушку шестидесятипятилетнего Фрид-
риха фон Тифенбаха.
   Увидев меня и узнав от Ларри, кто я такой, старик  громко  заржал  и,
тыкая в меня пальцем, стал весело орать, что я наконец нашелся!..
   Когда я, естественно через Ларри Брауна, спросил его, где мой Шура, и
сказал, что пропал не я, а он - Шура Плоткин, и Конгрессмен был  послед-
ним Человеком, который слышал голос Шуры, старик еще пуще  загоготал  и,
клацая вставными челюстями, заявил, что ни о чем дальнейшем он и понятия
не имеет! Он даже предложил Шуре приехать в Вашингтон, - Фридрих  просил
его помочь Шуре на первых порах, - но Шура заявил, что сможет приехать в
столицу только лишь тогда, когда встретит своего  ближайшего  друга.  То
есть, МЕНЯ. Все! Больше он о Шуре ни черта не слышал. А как я поживаю?
   Мы отделались от толстого старика какой-то вымученно-любезной  фразой
и снова вернулись к четырем колоннам Большого зала.
   Я был, как говорится, в полном  разборе!  Рвались  ниточки  надежд...
Ларри и Сокс успокаивали меня, как могли!
   Оставался только лишь этот испанский Аарон Маймонидес, который  прис-
нился мне сегодня ночью. Но как с ним связаться?!.. Он ведь жил  пятьсот
лет тому назад!.. А я чувствовал, чувствовал, что этот доктор и философ,
старый испанский еврей Маймонидес, знает, где мой Шура!
   - Который час. Сокс? - спросил я.
   Сокс посмотрел на большие бронзовые часы, стоявшие на очень  красивом
столике в простенке между двумя окнами, и тут же ответил:
   - Без двенадцати минут восемь. Скоро всех пригласят в Банкетный зал.
   - Ларри! - заторопился я. - Ты не можешь вот прямо сейчас  же  соеди-
нить меня с миссис Истлейк?
   - Какие проблемы? - уверенно проговорил Ларри и  вытащил  из  кармана
смокинга телефон-"хенди". - Только давайте  отойдем  в  сторонку.  А  то
кто-нибудь увидит, как Кыся говорит по телефону, и придется вызывать  из
психиатрички "Скорую помощь".
   Мы рванули в какой-то коридор, пролетели мимо охраны и забились в ка-
кой-то закуток у окна. Там мы с Соксом вспрыгнули на подоконник, а Ларри
набрал Нью-Йоркский номер телефона Тимурчика и Рут.
   Ровно через три длинных гудка я услышал щелчок включения и голос  Ти-
мура:
   - Тим Истлейк слушает!
   - Тимурчик... - сказал я по-Шелдрейсовски. - Тимурчик!
   И мне вдруг захотелось заплакать. Но я сдержался и сказал:
   - Это я... Кыся.
   - Кысичка!!! Корешок ты мой, подельничек! Мама меня чуть не  отлупила
за то, что я помог тебе уехать в Вашингтон!..  Где  ты?  Когда  ты  вер-
нешься?.. Мы сами приедем за тобой... Не надо ждать автобуса из  Майями!
Мы тебя по телевизору видели!.. О тебе столько газет написали, что в мо-
ей школе, где тебя уже знают, твой портрет из какого-то журнала вырезали
и повесили, а меня попросили сделать о тебе факультетный доклад! Я  сей-
час как раз готовлюсь...
   - Тимурчик, мальчик мой... - сказал я срывающимся  голосом,  -  пожа-
луйста, попроси маму к телефону.
   - Мама-а-а!!! - заорал Тимур на весь Квинс. - Тебя Мартын  к  телефо-
ну!..
   Через мгновение я услышал запыхавшийся голос Рут:
   - О, Господи! Я тебе звоню, звоню!.. Где ты шляешься, звезда  телеви-
дения и прессы?!..
   - Погоди, Рут!.. Погоди... У меня очень мало времени. Сейчас мне  уже
нужно бежать в Банкетный зал. Билли попросил меня...
   - Кто-о-о?!!
   - Президент попросил меня посидеть рядом с ним во время переговоров с
русскими. Дать кое-какие консультации... У меня осталось всего две мину-
ты! Слушай меня внимательно! Есть такой бронзовый тип -  Аарон  Маймони-
дес. Он лечил нашего шуру. От чего - не знаю. Но вылечил.  Правда,  этот
Маймонидес живет... Вернее, он жил пятьсот лет тому назад. И не в Амери-
ке, а в Испании... Я их видел...
   - Кого?!.. - вскричала Рут.
   - Шуру и того бронзового типа. Они гуляли под ручку, и Шура уже  неп-
лохо выглядел... Ради Бога, умоляю, узнай, как связаться с этим Маймони-
десом!..
   Последовала длинная-длинная пауза. А потом  тихий  голос  Рут  внятно
произнес:
   - Кыся, ты гений. Ты просто обыкновенный гений... До меня только сей-
час тут кое-что дошло. Иди к Президенту, помоги ему и не давай его напа-
рить. Я тебе завтра же позвоню. Целую...
   Ларри спрятал телефон в карман, мы с Соксом спрыгнули с  подоконника,
и все втроем быстренько потопали к Банкетному залу, куда  уже  потянулся
приглашенный народ.
   Прошмыгивая мимо колонн Большого зала, я не успел повернуть в сторону
Банкетного, как вдруг изза одной колонны неожиданно услышал до  отвраще-
ния знакомый голос, с такими известными мне характерными хамскими  инто-
нациями, что меня чуть не вытошнило самым натуральным образом !..
   Я будто на стену наткнулся! Но так как двигались мы все втроем доста-
точно быстро, а я резко затормозил, то по этому отполированному  мрамор-
ному полу я еще с метр проехал на собственной заднице...
   И УВИДЕЛ ЗА ВТОРОЙ КОЛОННОЙ...
   ...В СТОЛИЦЕ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ, В САМОМ  ЦЕНТРЕ  ПРЕКРАСНОГО
ГОРОДА ВАШИНГТОНА, В РЕЗИДЕНЦИИ ВСЕХ АМЕРИКАНСКИХ ПРЕЗИДЕНТОВ БЕЛОМ ДОМЕ
ЗА ВТОРОЙ КОЛОННОЙ БОЛЬШОГО ЗАЛА ПРИЕМОВ СТОЯЛ НЕ  КТО  ИНОЙ,  КАК  ИВАН
АФАНАСЬЕВИЧ ПИЛИПЕНКО!!!!!!!! своею  собственной  отвратительной  персо-
ной...
   Живодер и Кошкодав, хитрый и жестокий Собаколов, прошедший по тысячам
трупов несчастных Кошек, Котов и Собаков!.. Продававший  живых  Животных
на смерть в Ленинградские научные институты, собственноручно  умерщвляв-
ший и обдиравший шкурки с Бедных Котов и Собаков, а  потом  выделывавший
эти шкурки и торговавший ими на Калининском рынке Выборгской стороны го-
рода Ленинграда, ныне Санкт-Петербурга... Где из этих  шкурок  наши  пи-
терские умельцы сооружали потом уродливые зимние шапки-ушанки...
   В идеально сшитом смокинге этот растленный убийца, вонючий и  трусли-
вый базарный торгаш в прошлом, ныне владелец фантастически дорогого  пя-
тизвездочного отеля для Собак и Котов очень богатых иностранцев, наезжа-
ющих в Санкт-Петербург, наихитрющая и, к  сожалению,  очень  неглупая  и
проворотистая сволочь, выплеснутая "наверх", вероятно, даже в Думу, мут-
ной волной "обновления власти", сейчас стояла в двух шагах  от  меня  и,
трусливо оглядываясь по сторонам, шепотом говорила очень полному молодо-
му человеку с почти интеллигентным лицом и тоже в смокинге:
   - Если сейчас эти американские мудозвоны подпишут  нам  те  семьдесят
пять миллионов долларов, которые они уже обещали на развитие моего ДЗПДЖ
- "Движения Защиты Прав Домашних Животных", - я тогда вообще на все  хуй
положил!.. И ты у меня будешь в таком порядке, что тебе и не  снилось...
Понял?
   - Понял, Иван Афанасьевич. Вы все хорошо помните, что должны  сказать
на банкете?
   - Шо я, недоношенный? Или меня по пьянке делали?!.. Обижаешь, Вася!
   И В ТУ ЖЕ СЕКУНДУ В МОЛОДОМ И ПУХЛОМ ЧЕЛОВЕКЕ Я УЗНАЛ  ПРЕОБРАЖЕННОГО
ВАСЬКУ, БЫВШЕГО ТУПОГО И НЕПОВОРОТЛИВОГО ПОМОЩНИКА ПИЛИПЕНКО,  ЧЬИ  РУКИ
БЫЛИ ПО ЛОКОТЬ В КРОВИ СОТЕН СОБАК, КОШЕК И КОТОВ...
   Ах, недаром меня что-то тревожило!.. Ведь чувствовал я - что-то долж-
но было произойти, кого-то я должен  был  встретить...  Печенками  чуял,
кончиком хвоста, усами, топорщащимся загривком... Но чтобы это был ПИЛИ-
ПЕНКО?!! Или ВАСЬКА?!..
   А может, мне все это снится?.. Может, я вот сейчас открою глаза  -  и
никакого Пилипенко, никакого Васьки в Вашингтоне... Только Сокс и  Ларри
Браун. А больше никого. И все это мне пригрезилось на нервной почве,  от
усталости...
   - Ты чего, Кыся?!.. - искренне встревожился Сокс. - Что с тобой?
   - Тебе нехорошо, Мартын? - спросил Ларри.
   - Нет, нет, ребята... Все в полном  порядке!  Только  не  торопитесь.
Пусть вот эти двое у второй колонны сначала пройдут, - я показал на  Пи-
липенко и Ваську. - Не хочу, чтобы они меня видели.
   - Ты знаешь их? - тут же спросил меня Ларри Браун.
   - Когда-то встречались...
   - Секунду, парни! - и Ларри Браун наклонился к лацкану своего смокин-
га и тихо проговорил в шов: - Вторая колонна. Двое. Одному -  невысокому
- около пятидесяти, второму - толстому, молодому - лет тридцать.  Инфор-
мацию срочно!
   Ларри присел на корточки, вынул из уха маленькую штучку на проводе, и
мы все трое немедленно услышали:
   - Старший - Депутат Государственной Думы России от  Санкт-Петербурга,
глава "Движения защиты прав домашних Животные", видный деятель России по
охране Животного мира, Молодой - депутат Русской Думы от Вологодской об-
ласти, генеральный директор филиала этого "Движения" в Вологде.  Подроб-
ности?
   - Не нужны, - сказал Ларри и отключился от этой замечательной  службы
информации. - Ты, наверное, ошибся, Мартын. Или видел их когда-нибудь по
телевизору.
   Сокс подождал, когда Ларри поднимется во весь рост,  и  тихо  спросил
меня так, чтобы Ларри не слышал:
   - Кто это, Кыся? - и показал на Пилипенко.
   - Это самый плохой и страшный Человек на свете, - так же тихо ответил
я ему.
   - Хочешь, я его сейчас обоссу? Мне за это ничего не будет! -  тут  же
великодушно предложил Сокс.
   - Нет, Сокс. Не нужно. Я что-нибудь сам придумаю. У меня с ним старые
счеты...
   И тут Ларри сказал:
   - Все, ребятки, все! Они уже в Банкетном  зале...  Валите,  пареньки,
прямо туда, к креслу Президента. Иди, Мартын. Сокс знает, он покажет ку-
да...
   - А ты? - спросил я, испугавшись теперь остаться без такой верной ох-
раны, как Ларри Браун.
   - Там и без меня хватит, Кыся, - ласково сказал Ларри. - Я вас  здесь
подожду.
   И мы с Соксом по стеночке, по стеночке проскочили в Банкетный  зал  к
Президентскому креслу.
   Ах, как прекрасен был этот Банкетный зал!
   И если бы не присутствие в нем Пилипенко и Васьки,  я  восхитился  бы
этим залом еще сильнее. И уж наверняка гораздо подробнее смог бы расска-
зать про круглые столы, накрытые очень красивыми красными  скатертями  с
широкими золотыми полосами... И низкий, плотный, с  удивительным  вкусом
подобранный букет разноцветных роз на каждом столе в  короткой  красивой
вазе... И по четыре длинные свечи в очень высоких подсвечниках  -  чтобы
пламя от свечей не слепило бы сидящих за столом...
   Как успел сообщить мне Сокс, за столами  сидели  по  десять  Человек.
Четверо русских и пятеро американцев. И один синхронный переводчик.
   В каждом столе были встроены микрофоны. Человек, который захочет выс-
тупить и сказать что-то Людям, мог не напрягать голос. А может  быть,  и
не только для этого...
   И, конечно, если бы не Пилипенко и Васька, я смог бы  по  достоинству
оценить и замечательное красное вечернее платье  Хиллари,  и  прелестную
мордочку Челси.
   Но вообще, оглядев всех Женщин, сидящих в Банкетном зале Белого Дома,
я все равно продолжал бы утверждать, что, если бы Рут  Истлейк  была  бы
сейчас здесь - даже в своих обычных джинсах и кофте с широкими рукавами,
- она была бы самой КРАСИВОЙ ЖЕНЩИНОЙ в этом зале!
   Честно говоря, все это я увидел потом. А сейчас я торчал  под  столом
между ног Президента и его дочери Челси, а Соксу подставили такой специ-
альный высокий стульчик типа нашего детского, в котором маленький  ребе-
нок мог бы сидеть за одним столом со взрослыми.
   Когда Билли предложил мне занять место на этом стульчике рядом с Сок-
сом, я отказался, сказав, что мне отсюда пока что удобнее будет  подска-
зывать ему, правду говорит Человек или нет. И Президент со  мной  согла-
сился.
   На самом же деле до поры до времени я не хотел "светиться" перед  Пи-
липенко и Васькой. Что могло бы произойти, если бы  они  сейчас  увидели
меня, я даже себе не представлял - ни логическими раскладами,  ни  Кото-
во-интуитивными...
   Я знал одно: мне нужно было дождаться выступления Пилипенко!
   Поэтому я не очень-то вслушивался в приветственную речь Клинтона.  Он
произносил ее не за столом, а встав за маленькую синюю  трибунку  с  ка-
кой-то странной красивой картинкой. Сокс мне потом объяснил, что это был
герб Соединенных Штатов Америки. Ну, как у нас раньше  глобус  с  кривым
ножом и молотком в веночке из засохшей перепеленутой травы со звездочкой
наверху...
   Трибунка стояла точненько под портретом Президента Авраама Линкольна.
Мне последнее время сильно везет на имена с двумя "А" -  ААрон  Маймони-
дес. АврААм Линкольн.
   Про Линкольна мне рассказывал все тот же Сокс. Сокс вообще  был  бук-
вально набит кучей сведений и подробностей о вещах, с которыми  мне  ни-
когда не приходилось сталкиваться. И я ему  был  очень  признателен.  Не
только за объяснения. Еще и за то, что Сокс рассказывал мне все это  без
пижонства, ничем не подчеркивая своего превосходства и исключительности.
А такое - дорогого стоит!
   И я ему простил его чуточку преувеличенное внимание к  чужим  миллио-
нам.
   Наверное, Президент говорил не слишком официальную речь,  потому  что
за столами то и дело вспыхивал смех, звучали веселые аплодисменты  и  не
было той подозрительной чопорности, которая всегда сопровождает  выступ-
ление нашего Президента.
   Кое-кто даже позволял себе ироничные реплики из  зала,  и  тогда  уже
смеялся сам Билли Клинтон и все вокруг него.
   Где-то каким-то образом я понимал, что это был прекрасно  отрепетиро-
ванный спектакль для русских. Так сказать, торжество демократизма  напо-
каз, навынос, про который у вас, дескать, в России только болтают, а  мы
в Америке этим воздухом демократии живем и дышим!
   Но так ли плох хорошо срепетированный спектакль?
   Неужели злобные выкрики и драки в нашей Думе, или японском  парламен-
те, или в Английском, которые видят миллионы несчастных  Котов  и  Людей
всего мира на экранах своих телевизоров, - лучше?!
   ...Выступил и Посол России в Америке, вполне симпатичный мужик с пре-
восходным английским языком.
   Говорил он, стоя у своего стола, с бокалом в руке, и нужно  было  от-
дать должное этому тренированному господину: в своем ответном слове Он с
успехом повторил непринужденный стиль речи Президента Клинтона, чем  еще
сильнее развеселил присутствующих.
   Получилось что-то типа маленького соревнования -  ах,  вы  нам  спек-
такль?!.. А мы вам - ансамбль песни и пляски! Один-один в  общую  пользу
нашей с вами дружбы...
   В конце своей светской  речи  Посол  поблагодарил  всю  Президентскую
семью, шутливо поклонился Соксу и сказал, что присутствие на этой встре-
че Первого Кота Америки совершенно естественным образом заставляет Посла
вспомнить о Братьях наших Меньших и предоставить  слово  депутату  Госу-
дарственной Думы президенту  Всероссийского  общества  "Движение  Защиты
Прав Домашних Животных", старому петербуржцу, человеку с золотым  и  от-
зывчивым сердцем, ИВАНУ ПИЛИПЕНКО!..
   - Все врет! - сказал я из-под стола Клинтону.
   - Понял...! - ответил мне Президент Америки.
   Тут мне стало жалко Посла России - уж больно он мне понравился,  и  я
добавил:
   - Скорее всего, введен в заблуждение этим мерзавцем Пилипенко...
   - Я так и подумал, - сказал мне Клинтон по-Шелдрейсовски под  стол. -
Ты знаком с этим Пилипенко?
   - Не то слово!.. - чуть не заорал я.
   Хиллари и Билли переглянулись, а Челси, великолепно  владевшая  Шелд-
рейсовским языком, тревожно спросила меня:
   - Что же теперь будет?
   - Сейчас... Сейчас я что-нибудь придумаю... - сказал я, и вдруг  одна
неожиданно пришедшая мне в голову мысль убедила меня в том, что Рут Ист-
лейк была совершенно права! Я действительно ГЕНИАЛЬНЫЙ  КОТ!  Вот  такой
скромный, обыкновенный, домашний ГЕНИИ...
   А мыслишка-то была препростейшая! На кой хрен мне потом всем  доказы-
вать, что Пилипенко и Васька - душегубы и гнусные, отвратительные  типы,
что они хотят украсть семьдесят пять миллионов долларов, которые им сей-
час выдадут легковерные америкашки на якобы "Защиту прав домашних Живот-
ных"?!
   Кто мне поверит?!! Чем я это могу доказать? И получится, что я  -  со
своими запоздалыми обличениями - в говне, а они, как говорил Шура,  -  в
бантике. То есть в полном порядке!
   Ну уж херушки вам, господа Пилипенки! Вы сейчас нам сами все про себя
расскажете!.. Все, все, до самой последней точечки.
   Сейчас, господа  деловые  американцы,  вы  бесплатно  получите  такой
стриптиз, который вам не покажут ни за какие ваши миллиарды!..
   Пилипенко уже стоял за своим столом, как раз напротив сто