- получает она  фи-
зическое удовольствие или всего лишь моральное - от добротного  исполне-
ния своих дамских обязанностей.
   С Котами же говорить практически было не о чем. Мои предложения вмес-
те перекусить (причем, я ориентировался только на свои запасы!) вызывали
в них довольно кислую реакцию. Во-первых, местные Коты воспитаны на  Ко-
шачьих консервах типа "Ваша Киска купила бы  "Вискас"!".  У  нас  теперь
пол-России этим дерьмом завалено. Поэтому они вежливо  воротили  нос  от
куска нормального мяса, отменной косточки или грудинки, или шматка кури-
цы, которые я чуть ли не ежедневно стяжал в "Биргартене" - такой  пивной
ресторан около моей "Хинезише Турм", где прописался старым ленинградским
способом. Притащил им дохлую крысу, которую, к сожалению,  пришлось  ло-
вить самому, и был обласкан и накормлен.
   Дня три я им таскал одну и ту же крысу,  каждый  раз  выдавая  ее  за
"свежака", но в конце концов она протухла и завонялась так, что я сам не
мог к ней близко подойти! Пришлось отлавливать другую...
   И пока не наступили холода, и "Биргартен" работал во всю  ивановскую,
- я был сыт и мои запасы позволяли мне пригласить на ужин хоть пять заб-
лудившихся Котов. Но, повторяю, они ничего моего есть не хотели.  Первую
причину я уже называл, а вторая, как я сообразил  позже,  заключалась  в
том, что, приняв мое приглашение, местный Кот считал себя обязанным сде-
лать мне ответное приглашение. А ему этого страсть как не  хотелось!  Он
бы и рад был поболтать с иностранным  Котом  (это  я-то  иностранец!..),
похвастать своей квартирой, обстановкой, "песочницей", куда он гадит,  и
все его испражнения под  воздействием  передовой  германской  технологии
мгновенно превращаются в бело-серые ничем не  пахнущие  каменные  комоч-
ки...
   - Как?!. У вас в России этого нет?!. - пугался такой Кот, когда я, не
веря что это возможно, просил медленно повторить  мне  про  комочки  еще
раз. Как же вы живете без этого?!!
   Но приглашать к себе не торопился. Ибо такой прием требовал расходов.
   Мои вопросы - не знает ли уважаемый местный Кот  кого-нибудь,  кто  в
ближайшее время едет в Россию? Или, может быть, Хозяин  уважаемого  Кота
как-то связан с Людьми, ездящими в Россию, - сейчас это очень взаимораз-
вито - я мог бы с таким же успехом задавать своей  деревянной  "Хинезише
Турм", под которой нашел себе приют и крышу.
   Ни хрена эти Коты не знали, ничем не интересовались, никаких  Контак-
тов со своими Людьми не имели, считая, что главное предназначение  Людей
- кормить и холить своего Кота, возить его в отпуск - в Италию,  Испанию
и на Канарские острова, и работать не покладая рук для того, чтобы  Коту
было мягко спать и сладко есть это свое консервированное дерьмо с  вита-
минами...
   Несколько раз встречались мне и наши Коты и Кошки. Из случайных  зна-
комств с ними и ни к чему не обязывающей болтовни я разделил их  на  три
категории.
   В первую категорию, которой я безумно позавидовал, входила Кошка  од-
ного нашего российского вице-консула - веселая, деловая и неглупая моск-
вичка Нюся, которая про Мюнхен знала все: где можно пожрать  на  халяву,
как пройти в нужное место кратчайшим путем через служебные двери и  про-
ходные дворы, какому Коту имеет смысл ДАТЬ, а какому и нет.
   Но вот тут всплывал один-единственный, но весьма существенный  недос-
таток этой Нюси. Знать она знала, но удержаться и не  ДАТЬ  кому  угодно
она была не в силах! Тем не менее, а может быть, и поэтому с ней было не
обременительно, легко и спокойно.
   Вторым был Кот (имя вылетело из головы), про которого  Нюся  сказала,
что он принадлежит Человеку,  являющемуся  "правой  рукой"  Генерального
консула. На какой-то момент мне показалось, что эти два  знакомства  для
меня - прямой путь к Шуре и Водиле. И я закатил им приемчик, как говорит
Шура Плоткин, "под большое декольте". Во всяком случае,  пока  я  трахал
Нюсю, она обещала мне безграничную помощь и покровительство своего Хозя-
ина.
   Кот же "правой руки" Генерального консула оказался  довольно  мерзким
типом, хотя и выглядел крайне авантажно - красивый, ухоженный, с призна-
ками породы какого-то странного, специфического воспитания. Он все время
делал вид, что ему известно что-то такое, чего другим знать не положено.
Ко всему прочему, он постоянно взывал к честности, честности и  честнос-
ти, хотя Нюся клятвенно уверяла меня, что большего ворюги, чем этот Кот,
не знали ни Германия, ни Россия!
   Однажды, когда он уж слишком настойчиво призывал меня к  честности  и
расспрашивал о том, как я здесь оказался, а всем своим видом  давал  по-
нять, что не верит ни одному моему слову, я разозлился  и  начистил  ему
холеное рыло.
   Больше он не приходил. Но, к сожалению, перестала приходить и веселая
вице-консульская Нюся. Видимо, эта сволочь Кот капнул на нее кому  надо,
и Нюсю перестали выпускать из дому.
   А позавидовал я им только потому, что и этот Кот-дипломат, и эта  ви-
це-Нюся совершенно точно знали, что пройдет какое-то определенное  время
и они обязательно вернутся в Россию. Чего, в отличие от меня, дико  боя-
лись и не хотели!
   Ко второй категории я отнес Котов-эмигрантов из Киева. Их было  вели-
кое множество. Они прибыли сюда под флагом "Киев и Мюнхен -  города-поб-
ратимы!".
   Кому пришло в голову когда-то "побратать" Мюнхен и Киев - ума не при-
ложу. Все равно, что насильно женить меня на овце и ждать от меня и суп-
руги ежегодного приплода "Котоягнят". Бред какой-то! Рассказать  Шуре  -
обхохочется.
   Тем не менее, все киевские евреи, а также украинцы и русские,  загодя
прикупившие липовые еврейские документы, и  пожелавшие  сначала  послать
советскую власть, а потом и "ридну Украйну" ко всем чертям, оказались  в
Мюнхене по так называемой "еврейской линии".
   Обо всем этом я узнал от единственного пристойного и  интеллигентного
Кота-киевлянина, принадлежащего одному симпатяге - инженеру по автомоби-
лям. В Мюнхене инженер спокойненько работал обычным автомехаником, а ве-
черами вел со своим Котом разные беседы.
   Никогда не сталкиваясь с книгой доктора Шелдрейса, они оба своим умом
дошли до Телепатического Контакта. Не в полной мере, но  достаточно  для
доброй поверхностной трепотни, овладели этим искусством и пребывали  те-
перь в тихих радостях и заботах друг о друге.
   Этот же Кот говорил мне, что под Мюнхеном, километрах в сорока, живет
еще одна чрезвычайно милая пара киевских художников - муж  и  жена.  Они
как-то приезжали к этому инженеру чинить свой  автомобиль  и  познакоми-
лись. Ни Кота, ни Кошки у них, кажется, нет.  Поэтому,  сведения  о  них
крайне скудны. О них даже не сплетничают. А для киевско-мюнхенского кру-
га это явление поразительное и из ряда вон выдающееся.  Или  -  "выходя-
щее"? Как нужно говорить? Ни черта не помню...
   Все же остальные, с кем меня сводила судьба, были на редкость  одина-
ковы в  своем  наступательном  провинциализме,  необязательности,  всез-
найстве и постоянных потугах сообщить всему миру - кем они были  раньше,
до приезда в Мюнхен.
   Процент вранья в этих рассказах был удручающе высок, и если Кот заяв-
лял, что в Киеве у него была четырехкомнатная квартира с потолками в три
шестьдесят, а ЕГО Н[cedilla]ма или Петя, или Жорик, или Арон были "Глав-
ными инженерами", "Ведущими конструкторами", "Главными врачами Четверто-
го управления", или "Выдающимся музыковедом" - это, в лучшем случае, оз-
начало, что все они имели в Киеве аж двухкомнатную в блочном доме с  по-
толками в два сорок пять!
   И Н[cedilla]ма никогда не был "Главным инженером", а занимал довольно
скромную должность техника. Жора служил не  "Ведущим  конструктором",  а
просто чертежником. А "Главный врач Четвертого правительственного управ-
ления" Петя полжизни оттрубил терапевтом в районной поликлинике, напрочь
растеряв в ней все знания, полученные еще в институте. Но вот "Выдающий-
ся музыковед" Арон был, действительно, хорошим настройщиком и очень неп-
лохо зарабатывал. В Киеве у него был даже раздельный санузел!
   Когда я, в слепой надежде найти хоть  какую-нибудь  возможность  вер-
нуться в Россию, спрашивал у каждого из них - не знают ли они  Человека,
собирающегося в Петербург, они все в один голос предлагали мне  ехать  в
Киев, с удовольствием вспоминая - сколь прекрасен этот город, как хорошо
было в нем жить, где их знала "каждая Собака"!
   Поэтому мне были совершенно неясны побудительные причины их  переезда
в Мюнхен.
   Киевские Кошки были поразительно суетливы  и  постоянно  пребывали  в
состоянии полного восхищения собственными персонами. Отожравшись на доб-
ротных немецких продуктах, они, действительно, стали неплохо  выглядеть.
Морды у них разгладились, шерсть лоснилась от сытости,  и  единственное,
что можно было бы поставить им в упрек  -  это  чрезмерное  употребление
сладостей и излишне раннюю полноту, которую я ошибочно принимал за позд-
нюю беременность. А так как я  обычно  беременных  Кошек  не  трогаю  (я
как-то уже говорил об этом), то, как шутит одна  моя  знакомая  киевская
Кошка по имени Циля, я несколько раз "пролетал,  как  фанера  над  Пари-
жем..."
   Это у них такая острота. Если перевести ее  с  южно-русско-еврейского
хохмачества на нормальный московско-ленинградский язык, это будет  озна-
чать, что я "ошибался и проходил мимо того, чем мог бы воспользоваться".
   Кстати, о Циле. Циля была единственной изящной Кошкой-киевлянкой, су-
мевшей сохранить вполне приличную фигурку. Как и  все  ее  приятельницы,
она была в восторге от самой себя и постоянно рассказывала всем о  своих
победах над немецкими Котами, не забывая намекнуть, что, дескать, владе-
ет такой техникой секса, перед которой не устоять даже  молодому  Тигру.
Дескать, она его затрахает в первые же три минуты. Был бы рядом  Тигр  -
она бы всем показала, как это делается!..
   Я не испугался Цилиных обещаний и угроз, и тут же влез на нее,  чтобы
немедленно испытать на себе всю мощь неведомой мне доселе "техники  сек-
са", способной свести Тигра в могилу.
   ... Знал ведь, давно уже знал, что ни одной Кошке  нельзя  верить  на
слово. Но такого разочарования не испытывал уже лет сто! Как  сказал  бы
мой Шура Плоткин, - "Об технике секса там не могло быть и речи!"
   Обычная раздражающая любительская суетня, фальшивое раззевание пасти,
якобы страстное закатывание глаз, взвизгивания не тогда, когда нужно,  и
полное неумение чувствовать партнера по траху!
   От злости я чуть загривок этой Цили не прокусил. Меня удержало только
то, что я вовремя вспомнил миротворческую присказку Шуры, которую он го-
ворил каждый раз, когда сталкивался с  проявлением  любительщины  в  чем
угодно:
   - Знаешь, Мартын, - говорил в таких случаях Шура.  -  В  американских
салонах Дикого Запада всегда висела табличка: "Не стреляйте в  пианиста.
Он играет как умеет".
   Что, впрочем, не помешало мне остаться с Цилей в приятельских отноше-
ниях.
   И, наконец, третья категория - староэмигрантских Котов и  Кошек,  вы-
росших и воспитанных в семьях, смылившихся из Совка массу лет  тому  на-
зад.
   Наверное, наверное, и среди них есть  уйма  замечательных,  добрых  и
мудрых Котов и Кошек! Мой небольшой опыт  общения  со  староэмигрантским
Кошачьим сословием не позволяет мне судить обо всех Котах, взращенных  в
таких семьях.
   Думаю, мне просто не повезло. Те немногие, которых я случайно  узнал,
произвели на меня более чем странное впечатление. Часть из них принадле-
жала бывшим сотрудникам радиостанции "Свобода", уволенным  при  переезде
радиостанции из Мюнхена в Прагу. Несмотря на то, что Конгресс  Соединен-
ных Штатов Америки достаточно щедро выплатил им выходные пособия, исчис-
лявшиеся доброй сотней тысяч марок, а то и больше, - оставшиеся не у дел
в Мюнхене все равно чувствовали себя униженными и оскорбленными. Чуть ли
не выброшенными на улицу...
   Хотя, при том, что они заработали за эти  годы,  ведя  идеологическую
войну с Россией с очень безопасного расстояния, да плюс бабки,  получен-
ные ими при увольнении, вполне обеспечивали им спокойную жизнь до  самой
глубокой старости.
   Все это я узнал от их же Котов и  Кошек,  которые  тоже  были  хороши
по-своему. При встречах они приветливо мурлыкали и облизывали друг  дру-
га, а после расставания один из них непременно рассказывал  мне  гадости
про ушедшего. Или, наоборот: сначала гадости, затем появлялся тот, о ком
эти гадости говорились, а уж потом, сразу, без какого-либо  перехода,  -
облизывание  и  мурлыканье  с  тем,  кого  только  что  поливали  жидким
дерьмом!..
   Про такое трогательное сообщество мой Шура Плоткин непременно  проци-
тировал бы одного уже умершего поэта, которого Шура очень любил.
   - Террариум единомышленников, - наверняка сказал бы Шура.
   А Водила, помню, как-то про такую же компаху выразился попроще,  сох-
ранив абсолютно тот же смысл:
   - Ну чистый гадюшник, бля!
   Но что бы эти Коты и Кошки не говорили друг про друга,  все-таки  это
было Сообщество! Объединяли их - относительная равность положения,  при-
мерно одинаковый высокий жизненный уровень и общая  давность  пребывания
за границей своей родины, которой они видите ли, стеснялись, и между со-
бой зачастую разговаривали на плохом английском языке.
   И, конечно же, все вместе не  переваривали  представителей  последней
волны эмиграции. Глядя на недавно приехавших в Мюнхен Котов и Кошек, ко-
торые поначалу на каждом шагу делали привычные советские глупости и  по-
падали впросак из-за элементарного незнания Запада, -  староэмигрантские
Коты, наверное, вспоминали свое собственное ничтожество тех  лет,  когда
они сами впервые появились на этой заграничной земле.
   Стоило хоть немного споткнуться Новоэмигрантскому  Коту,  как  Старый
эмигрант презрительно цедил сквозь усы:
   - Ах, как это все у вас по-русски!
   Тем самым давая понять, что уж он-то никакого отношения к этой  ужас-
ной стране не имеет.
   - Уж если вы все-таки оказались на Западе, - назидательно говорил та-
кой Кот, - переехали, так сказать, в Свободный мир, так извольте...
   Дальше шел поток бездарных нравоучений,  примитивных  сентенций,  ба-
нальнейших благоглупостей и невероятного количества примеров из "богато-
го жизненного опыта" самого Кота-Староэмигранта.
   Вся это местечковая словесная шелуха перемежалась английскими  и  не-
мецкими словами, что должно было показать - сколь Западен  стал  Староэ-
мигрантский Кот, если он даже позабыл многие русские слова, и их  значе-
ние помнит только на двух других языках!
   Правда, со мной они так разговаривать  не  рисковали.  Они  прекрасно
знали, что я тут временно, и вот-вот укачу в Россию, а  во-вторых,  явно
чувствовали, что я в секунду могу набить морду и оборвать  хвост  любому
из них.
   Мне лично было наплевать - кто сколько тут живет. Но однажды, когда у
меня в гостях под "Хинезише Турм" собралась компашка и тех и  других,  и
Староэмигрантские Коты начали хамить Котам вновь прибывшим, я не  выдер-
жал и сказал:
   - Даже и не знаю, чем больше гордиться? Тем, что ты смылился из Союза
кучу лет тому назад и все последующие годы жил под теплой крышей сытно и
спокойно, или тем, что все эти годы - один хуже другого - продолжал жить
в Совке, лазал по отравленным помойкам в поисках пищи, спасался в подва-
лах и на чердаках от непогоды и разных шапочных дел мастеров, вместе  со
своими Людьми переживал антисемистские митинги, а кое-кто  и  бесславные
кровавые войны на собственной земле...
   Тут староэмигрантские Коты забыли про осторожность и стали  наперебой
что-то мне орать. Но я только чуть-чуть  прижал  уши,  слегка  приподнял
верхнюю губу и совсем немного показал клыки. Правда, я еще выпустил ког-
ти передних лап и легонько постучал кончиком хвоста по земле.
   Этого оказалось вполне достаточно, чтобы все они быстренько стали со-
бираться по домам, не забывая на прощание сказать, что "прекрасно прове-
ли вечер"...
   Наступила самая настоящая осень. "Биргартен" - этот  пивной  ресторан
на свежем воздухе - свернул свою деятельность, сложил скамейки и столы в
штабеля; кухни, а их было предостаточно, закрылись; а весь биргартеновс-
кий Люд перешел в рядом стоящее помещение - в так называемый  "гастштет"
под вывеской "У Хинезише Турм". Куда мне заходить было воспрещено.
   Теперь, лежа на пятом, нещадно продуваемом, ярусе своей дурацкой  Ки-
тайской башни, я уже не просыпался от стоящих столбом одуряющих  запахов
жарящихся свиных ног, грудинок, потрясающих ребер, куриц, от  перезвяки-
вания "массов" - литровых пивных кружек, и от непрерывного журчания  де-
сятков кранов, безастановочно  наполняющих  эти  "массы"  темным  пивом,
светлым, мутным - "вайсбир", и "радлером" - истинно баварским напитком -
смесь светлого пива со специальным лимонадом...
   Теперь я просыпался от ночной сырости и голода с одной лишь мыслью  -
где согреться и пожрать.
   Уже не играл под Китайской башней военный оркестр свои марши, но слы-
шался стук молотков, визжание электропил, и вокруг моей  башни  шла  ка-
кая-то неторопливая суетня. Возводились десятки временных ларьков и  ла-
речков, вроде наших, которыми забит весь Питер. Как  объяснил  мне  один
весьма приличный Песик, - он здесь каждое утро выгуливал своего не очень
здорового Человека, которому было предписано  почаще  бывать  на  свежем
воздухе, - эти ларьки готовились к Рождеству Христову. А вот  что  такое
Рождество - Песик и сам не очень хорошо знал. Говорил только, что в  это
время по всему городу в таких ларечках продают  много  ярких,  не  очень
нужных маленьких вещичек и уйму горячего вина - прямо на улицах!
   Кстати, если уж говорить о здешних Собаках, то  ко  всем  неоспоримым
достоинствам Мюнхена я бы приплюсовал то обстоятельство, что  Мюнхенские
Собаки (а по Английскому парку их гуляет великое множество!)  в  отличие
от наших Петербургских, удивительно приветливы к Людям и к Собакам любых
пород, и очень спокойно, - я бы даже сказал, - с достаточной долей  ува-
жения относятся к существованию Котов и Кошек.
   Наши же засранцы сначала должны обязательно облаять ни в чем  не  по-
винного незнакомого Человека, затем непременно перегрызться между собой,
а потом сделать все возможное, чтобы  попытаться  загнать  какого-нибудь
несчастного Кота на дерево или в подвал. А  убедившись  в  невозможности
достать его оттуда, еще час тупо рваться с поводка и оглашать окрестнос-
ти своим идиотским осипшим голосом.
   Скорее всего, и здесь есть такие же Псы-кретины, которые не перевари-
вают других пород Животных. Считающие себя, как говорил Шура Плоткин,  -
"стержнем и основой нации". Но если у нас в Советском Союзе это  явление
десятки лет трогательно поощрялось  и  тщательно  культивировалось,  как
рассказывал мне тот же Плоткин, то здесь таких Псов  совсем  немного,  и
они, при любом проявлении нетерпимости к другим видам  Животных,  доста-
точно строго наказываются.
   - Это уже наша сегодняшняя политика, - сказал мне тот Песик- симпатя-
га, с которым я познакомился в Английском парке.
   А еще этот Песик, сто раз извинившись передо мной, чтобы не оскорбить
мое национальное достоинство, сказал, что вся эта зараза идет  от  Собак
Германской демократической республики. Потому что до воссоединения с Фе-
деративной, Германская демократическая была очень близка по строю  и  по
духу Советскому Союзу.
   Ни в коем случае не оправдывая этого уродливого явления, я  попытался
объяснить милому интеллигентному Песику, что в нашей стране все это про-
исходит не от хорошей жизни. Что сегодня  в  России  всеобщее  Озверение
стало буквально повальным бедствием и распространилось почти на все слои
общества - не только Собачьего, но и Человеческого!  Мало  того,  как  в
этом ни грустно мне признаваться, но сегодня этой язвой заражена и очень
большая часть кошачьего сословия... А все от того, что жить стало невмо-
готу, и каждый ищет виноватого не в себе, а в ком-то другом.
   - Вот такие пирожки, уважаемый герр Песик,