ся. Бродяга - Кот самостоятельный, стопроцентно уличный, а это  очень
неплохая закваска! Ему рассчитывать, действительно, не на кого, он сам о
себе позаботится...
   Но пока я тщеславно любовался на творение лап и мозгов своих, я и  не
заметил, как из слухового чердачного окна с одной  стороны,  и  по  горе
ящиков с другой стороны, на крышу влезли двое в замызганных серых  хала-
тах и стали меня окружать. Причем, у одного в руке был  точно  такой  же
сачок, как и у Пилипенко!..
   Запах от них шел - слов не подобрать! Меня буквально затрясло от ужа-
са!... Я не знаю, как я это понял - но это был запах СМЕРТИ. Этим  запа-
хом пахли Убийцы. Мои Убийцы...
   Я быстро огляделся по сторонам - положение  практически  безвыходное.
Внизу - Люди, Васька с лопатой, уже запертые  ворота,  высокий  каменный
забор...
   Забор... Забор!!! Ах, как он далеко стоит от крыши!.. Ох, не  допрыг-
нуть мне!.. Ох, не допрыгнуть... А может,  попробовать?..  Господи!  Дай
мне силы... И если я останусь жив, я клянусь тебе...
   - Он, кажись, на забор целится, - сказал один Убийца другому.  Перек-
рой ему там кислород.
   - Да куды он денется? - ухмыльнулся второй Убийца. - До забора ему  в
жисть не допрыгнуть...
   А тут еще все  Люди,  стоявшие  внизу  вокруг  Пилипенко,  этот  бол-
ван-Васька, да и сам сволочь-Пилипенко стали орать на весь  двор:  "Хва-
тайте его!.. Заходите сбоку!.. Не упустите! Прекрасный экземпляр!!!"
   И тут я вдруг решил - или я погибну сейчас, или докажу им  всем,  что
я, действительно, "ПРЕКРАСНЫЙ ЭКЗЕМПЛЯР"! Я-то знаю себе истинную  цену!
Кто Вы, и кто Я?! Разве нас можно сравнивать? Вы же  себе  только  каже-
тесь, а я настоящий... Вы в массе своей очень мелковаты  и  неприглядны.
За крайне редким исключением. В то время, как Я...
   Ну, кто из Вас смог бы в одну ночь трахнуть четырех Кошек, да  еще  и
не по одному разу?! Кто из Вас смог бы начистить рыло немецкой  овчарке,
превосходящей Вас в росте и весе раз в десять?! Кто из Вас  может  прыг-
нуть вверх вшестеро выше самого себя?.. Только один... Как его? "Бубка",
что ли... Так и то при помощи длинной палки. А  ты  без  палки,  как  я,
прыгни! Да, я сквозь стены вижу! Я сотни тысяч  запахов  чувствую!  Я  в
темноте - как рыба в воде!!! Я сто раз на день умываюсь и привожу себя в
порядок, а Вас, грязнулей паршивых, не заставить ноги вымыть на ночь!..
   Я Шуру Плоткина, когда он запил после развода с женой и  чуть  совсем
не деградировал, - к жизни вернул! Я его Человеком сделал! Сочинять зас-
тавил!.. Вы его статьи и рассказы читаете - ахаете, руками  всплескивае-
те, засранцы, а потом, только потому, что он вроде меня -  непородистый,
то есть "нерусский" - "Жидом" или "Евреем" называете. А он в тысячу  раз
умнее Вас всех, которые сейчас стоят там внизу, валяются на земле и  ла-
зают за мной по крышам! Бляди Вы все! Вы еще не знаете, что такое "ПРЕК-
РАСНЫЙ ЭКЗЕМПЛЯР"! Смотрите, болваны!
   И я ПРЫГНУЛ!!!
   Я никогда в жизни не прыгал так далеко! На какое-то мгновение мне по-
чудилось, будто я парю в воздухе, будто бы какая-то таинственная и неве-
домая сила несет меня в пространстве и мягко опускает сверху на  высокий
институтский забор...
   Но я реалист. Я не очень-то верю во всякие там мистические  сверхъес-
тественные явления. Поэтому я лишний раз утвердился в уважении к  самому
себе и к собственной теории - все СИЛЫ мы черпаем в ЛЮБВИ и НЕНАВИСТИ.
   Я ненавижу Предателей и Провокаторов, Пилипенко и Ваську, этих  убийц
в серых гнусных халатах, пахнущих смертью...
   Я люблю Своего Шуру Плоткина, Свой Дом, разных Кошек, приятелей-Котов
и хорошую жратву!.. Вот почему я смог прыгнуть так далеко, как  не  пры-
гал, наверное, еще ни один Кот в мире!
   Даже мои враги там, внизу, ахнули!.. Хотя нескольким из  них  это  не
помешало выскочить на улицу, чтобы теперь именно там отловить меня,  как
говорит Шура, "в лучшем виде".
   Верх институтского забора был широким и плоским. Через равные  проме-
жутки в него были забетонированы метровые железные штыри, торчащие в се-
рое петербургское небо, а между штырями в три ряда была натянута  ржавая
колючая проволока. Судя по этим признакам, я  подозреваю,  что  институт
занимался не только мирной физиологией.
   Я подлез под нижний ряд колючей проволоки и даже нахально  присел  на
задние лапы - вроде бы я отсюда никуда уходить не собираюсь. Меня только
кончик хвоста выдавал. Он нервно и непроизвольно метался  из  стороны  в
сторону, и я ничего не мог с ним поделать.
   На мое счастье, из какого-то переулка на нашу улицу вывернул  громад-
ный грузовик с длиннющим синим очень высоким фургоном, и,  набирая  ско-
рость, помчался мимо ворот института.
   Прыжок с забора на проносившийся мимо меня брезентовый фургон  -  был
уже просто детским лепетом, и ни в какое сравнение с предыдущим  рекорд-
ным прыжком идти не мог.
   Как говорится, за этот прыжок я и  не  ждал  аплодисментов.  Это  был
крайне средненький, рядовой прыжочек, доступный любому мало-мальски ува-
жающему себя Коту.
   Но мог ли я представить себе, что этот, прямо скажем, немудрящий пры-
жок на очень долгое, долгое время будет моим последним прыжком  на  этой
Земле?..
   Мог ли я, прыгая с забора на огромный дальнорейсовый грузовик,  вооб-
разить, что быть может, навсегда расстаюсь со Своим Шурой  Плоткиным,  с
Нашим Домом, с этим мрачноватым, обезображенным  хлипкими  разноцветными
ларьками, но таким прекрасным городом, в котором я родился  и  вырос,  в
котором почувствовал себя Бойцом и Личностью, и без которого никогда  не
мыслил своего и Шуриного существования...
   Помню, в последнюю секунду, когда все осознали,  что  ПРЕКРАСНЫЙ  ЭК-
ЗЕМПЛЯР уезжает от них в неизвестном направлении  на  громадном  фургоне
дальнорейсового грузовика, этот кретин-Васька не  нашел  ничего  лучшего
как поднять обломок кирпича и метнуть его в мою сторону.
   Кирпич перелетел через фургон. На противоположной стороне улицы  раз-
дался звон разбитого стекла, и я еще успел увидеть, как осыпается витри-
на какого-то магазина, как срабатывает магазинная охранная  сигнализация
- тревожные короткие и очень мощные звонки с одновременным миганием жел-
тых ламп на фасаде. Уже издалека я услышал резкие  милицейские  свистки,
живо представил себе, что должно произойти дальше, и подумал: "Так  тебе
и надо, дубина!.."
   В отличие от маленького металлического фургончика  на  пилипенковском
"Москвиче", эта громадина была сотворена из  крепкого  синего  брезента,
укрепленного на каркасе. К борту площадки брезент был пришит здоровенны-
ми стежками из тонкого стального троса. Эти стежки шли не только по низу
фургона, но и по его торцевым стенкам.
   Я лег на крышу и внимательно осмотрел шов именно передней стенки. Мне
это было удобнее тем, что у передней стенки не так дуло -  большой  нак-
лонный козырек-обтекатель, укрепленный на крыше водительской кабины, на-
дежно защищал от холодного встречного ветра. Это во-первых. А во-вторых,
подумал я, если мне и суждено сорваться с крыши  фургона  на  ходу,  так
между кабиной и передней стенкой будет хоть за что зацепиться...
   Свесив голову вниз, я увидел, что по вертикальному шву тросик затянут
не очень сильно, и там нет такого плотного прилегания одной стороны бре-
зента к другой. И в любой из этих "стежков" нормальный Кот может  вполне
пролезть внутрь фургона. Мне же для  этого  было  необходимо  спуститься
метра на полтора вниз, к наиболее ослабленному "стежку". Ибо я не только
ПРЕКРАСНЫЙ, но и очень КРУПНЫЙ ЭКЗЕМПЛЯР. И там,  где  пролезет  обычный
кот, я просто могу застрять...
   И я стал спускаться вниз по отвесной стенке фургона, отчаянно  цепля-
ясь когтями всех четырех лап. После того, что я только что пережил и со-
вершил, сорваться под колеса мчащегося грузовика было бы просто глупо!
   Без какого бы то ни было бесшабашного героизма  и  безоглядной  реши-
тельности, достаточно осторожно и расчетливо, с  той  необходимой  долей
естественной боязни, которая зачастую сохраняет нам  жизнь,  я  все-таки
добрался до "моего стежка", просунул туда голову и передние лапы, и  че-
рез секунду был уже внутри фургона.
   Здесь было тепло и сухо. От передней стенки фургона до задней было по
меньшей мере метров пятнадцать, а в ширину - метра три.
   Хотя тут я могу и ошибиться. В измерении расстояний я, честно говоря,
не силен. Все мои познания в этой области ограничены нашей с Шурой квар-
тирой. У нас, я точно знаю, сколько метров в одной комнате, сколько мет-
ров в другой. Шура об этом говорил при мне много раз - я и запомнил.
   Ну, а высота фургона совершенно точно соответствовала высоте потолков
нашей квартиры - два метра пятьдесят сантиметров. Это я уже знал  доско-
нально. Три года тому назад, когда Шура был в состоянии еще  что-то  ку-
пить, он приобрел книжные стеллажи у одной семьи, уезжавшей в Израиль. И
когда Шура перевез эти стеллажи к нам, выяснилось, что они  в  высоту  -
два метра семьдесят пять сантиметров.  А  у  нас  потолок  всего  -  два
пятьдесят!
   Целую неделю Шура сам укорачивал эти стеллажи под наш размер, нескон-
чаемые матюги и перманентные восклицания:
   - Свободы им, видишь ли, мало!.. На "землю предков"  потянуло!  Да  у
вас все предки из Жмеринки! Ну, как же можно было так ничего не понять в
собственной стране, где прожита вся жизнь?! Поразительно! Да у нас "сво-
боды" сейчас - хоть жопой ешь! Что хочешь - то и говоришь, что хочешь  -
то и пишешь!.. В кого хочешь - в того и стреляешь!!! Нет в  мире  сейчас
более свободного государства, чем наше... Ни законов,  ни  обязательств,
ни уголовного кодекса, ни хрена! Живи и радуйся!.. Какого черта уезжать?
Здесь ты можешь стать "Новым русским", "Новым евреем",  "Новым  узбеком"
или "Новым чеченцем", что в сущности - одно и то же, и поехать  отдыхать
на Канарские острова... А уезжать совсем - полнейший идиотизм!..
   Поэтому я очень хорошо усвоил, что такое высота в два метра пятьдесят
сантиметров, как пахнет столярный клей, чем воняют лаки, и  какой  запах
имеет фанера.
   Так вот, утверждаю безошибочно - весь фургон был  забит  фанерой.  На
первый взгляд это были просто огромные квадратные  кипы,  упакованные  в
толстый непрозрачный полиэтилен, а сверху еще и  перетянутые  крест-нак-
рест стальными лентами. И все-таки это была фанера. Со времени переделки
тех стеллажей, я ее запах запомнил навсегда.
   Когда же я осмотрелся и слегка освоился в этом фургоне, то сквозь до-
вольно мерзкий запах полиэтилена, металла, брезента и подавляющего запа-
ха фанеры, я почувствовал присутствие еще одного запаха - почти неулови-
мого, странного, кажется, когда-то встречавшегося, таинственно-манящего,
навевающего неясные мысли и желания.
   В этом запахе было что-то сладострастно-запретное... А что - я  никак
не мог взять в толк. Не скрою, у меня даже немножко "крыша поехала", как
говорит Шура Плоткин. В некотором ошалении я забегал по фанерным кипам в
поисках источника этого дивного запаха. Черт побери, откуда я его знаю?!
Что это?! Когда это было? Где?..
   Через десять минут мои поиски увенчались успехом! Одна из кип, стояв-
ших у левого борта фургона, почти у самой передней стенки, источала  та-
кую концентрацию этого запаха, что я чуть не потерял сознание!
   Однако, здоровое начало во мне возобладало, в обморок я не хлопнулся,
а наоборот, (до сих пор не могу понять почему?!) вдруг с неожиданной для
самого себя яростью стал срывать когтями полиэтилен с этой кипы. Что  со
мной происходило - понятия не имею! Помню только - слепая злоба,  безот-
четное желание в клочья разодрать эту кипу фанеры и добраться до  ЭТОГО,
которое пахнет ЭТИМ, а потом...
   ...а потом в меня стало тихо вливаться какое-то успокоение...
   ЭТОТ запах стал улетучиваться, исчезать, в тело мое просочилась  бла-
женная усталость, в голову вползло какое-то сладостное безразличие...
   Слабенькие, еле ощутимые остатки ТОГО запаха заставили меня  прилечь,
и в моей тяжелой отуманенной голове стали громоздиться  неясные  обрывки
видений, голоса... Будто бы вернулся я на пять лет назад и увидел своего
Шуру Плоткина...
   ...его молоденькую приятельницу тех лет - актрису детского театра...
   Они о чем-то спорили, и Шура беззвучно кричал на свою подругу, а  она
рыдала и тоже кричала на него...
   Все это я только видел. Слов было не разобрать, все  звуки  дробились
на маленькие отдельные кусочки, а потом...
   ...я увидел, как Шура вырвал у нее из рук какой-то небольшой пакетик,
бросил его на пол и стал топтать ногами...
   Из-под его башмаков взлетело облачко белого порошка...
   ТАК ВОТ, ЧТО ЭТО БЫЛ ЗА ЗАПАХ!!!
   Это был запах того порошка, который Шура Плоткин отобрал тогда у сво-
ей подружки и растоптал на моих глазах!
   Я отчетливо вспомнил, как мне тогда стало худо,  когда  я  самую  ма-
лость, ну буквально чуть-чуть, понюхал этот порошок!  Молодой  был  еще,
глупый, совал нос черт-те куда. Помню, как меня рвало, как я  убежал  из
дому и не возвращался к Шуре двое суток.
   С тех пор я больше никогда не видел в нашем доме эту маленькую актри-
су из детского театра...
   Исчезли куда-то кипы фанеры. Фургон перестало бросать на  рытвинах  и
выбоинах...
   Тихо и плавно я поплыл над своим родным пустырем, над нашим домом  и,
совершенно не удивляясь ничему, сверху увидел СЕБЯ и ШУРУ.  Мы  с  Шурой
чинно гуляли. Шура мне что-то рассказывал, видимо интересное, потому что
я все время поднимал голову, чтобы заглянуть ему в лицо...
   Увидел я и своего приятеля бесхвостого Кота-Бродягу, который  вел  на
двух поводках Пилипенко и Ваську. И Васька, и Пилипенко, оба  на  четве-
реньках, грызлись между собой и тянули в разные стороны так, что Бродяга
еле справлялся с ними обоими...
   Я увидел, как за мной и Шурой на брюхе ползла та самая  рыжая  Кошка,
которую я все-таки дотрахал тогда в клетке. Она жалобно стонала и умоля-
ла о прощении, и я понимал, что в конце концов она не так уж виновата...
Что независимо от ее желания эти два мерзопакостных существа - Пилипенко
и Васька, использовали ее в своих гнусных  целях.  Это  сейчас,  в  моих
странных видениях, они неопасны и  тупо  рвутся  со  своих  поводков,  а
раньше, в той жизни, встреча с ними не обещала ничего хорошего...
   Видел я сверху, как Фоксик, Шпиц и Большой Пес мирно выгулизают своих
"Хозяев" по нашему пустырю.
   Мы с Шурой смотрели на них и ужасно веселились - мы-то знали что "Хо-
зяева" считают, будто это ОНИ выгуливают Шпица, Пса и Фоксика!
   А потом вдруг, откуда ни возьмись, раздалось какое-то страшное  рыча-
ние, словно в ярость пришли сто тысяч Больших  Псов,  что-то  ужасное  в
своей невидимости гремело и лязгало, завыл и налетел холодный,  порывис-
тый ветер, и я сверху увидел...
   ...как нас с Шурой разбросало в разные стороны...
   ...и Шура рвется ко мне, пытается преодолеть злобный, уже ледяной ве-
тер, протягивает ко мне руки и...
   Я вижу, вижу, вижу!.. Я не слышу, я только вижу, как Шура кричит:
   - Мартын!!! Мартышка!.. Мартынчик, не улетай!.. Не бросай меня,  Мар-
тын...
   Я тоже рвусь к нему, но ноги мои вдруг становятся  мягкими,  я  теряю
силы, теряю сознание, а порывы ветра с воем и ревом закручивают меня,  и
последнее, что я вижу - маленький-маленький Шура Плоткин кубарем катится
по нашему огромному загаженному пустырю, не в силах совладать  с  урага-
ном, разносящим нас в разные стороны...
   И вдруг - неожиданно явственно и отчетливо:
   - Здрасс-сьте, Жопа-Новый-Год, приходи на елку!  Ты-то  откуда  здесь
взялась, Кыся?!
   Я открываю глаза. Задняя стенка фургона расстегнута и распахнута нас-
тежь, внутри гуляет холодный  ветер,  что-то  ровно  гудит  внизу,  весь
большой грузовик слегка  трясется  мелкой,  но  спокойной  дрожью,  и  я
чувствую, что совсем где-то рядом очень много воды...
   В фургоне надо мной навис здоровенный мужик  в  джинсе.  Раза  в  два
больше Шуры. От него вкусно пахнет разной хорошей едой с небольшой  при-
месью запаха алкоголя.
   Алкоголь я ему тут же прощаю. Ссориться с первых же секунд знакомства
мне не очень хочется, ибо меня сейчас, после сна и моих кошмаров, разди-
рает целый букет совершенно иных желаний: жрать хочу, "как  семеро  вол-
ков"! Шурино выражение... Хочу писать и гадить так,  что  просто  удержу
нет! И очень хочется понять - где я, на каком я свете, скоро ли  я  могу
вернуться домой к Шуре и почему, кроме фанеры, в этом фургоне пахнет еще
и этим самым... Ну, как его?.. Ну, Шура еще сколько  раз  потом  называл
этот белый порошок!.. Господи, да что же это со мной?!  Хотя,  чего  тут
удивляться? Денек у меня выдался, прямо скажем, не из легких... И я, на-
верное, еще и этой дряни нанюхался. Иначе, чего бы это меня  так  в  сон
сморило? Тут даже собственное имя немудрено забыть... А, вспомнил!  Этот
белый порошок назывался - кокаин! Однако, при чем тут фанера?..
   К черту! Сначала - немедленно пописать и покакать!
   Продемонстрировать свой хороший характер никогда не вредно, и поэтому
я быстренько на всякий случай потерся головой о здоровенную  лапу  этого
мужика, и выпрыгнул из фургона.
   - Эй, ты куда, Кыся-а?! - заорал мне мужик в джинсе.
   Но я, не обращая на него внимания, помчался прочь от его  гостеприим-
ного, но странного грузовика. То, что это был ЕГО грузовик,  у  меня  не
возникло и тени сомнений. Уж слишком по-хозяйски он  чувствовал  себя  в
этом фургоне.
   Тем более, я должен был "сделать свои дела" как можно дальше от этого
мужика и его громадного автомобиля. Ведь за  последние  несколько  часов
этот автомобиль в какой-то степени чуть-чуть стал и "моим". А как  гово-
рил Шура Плоткин - "Там, где живут, там не гадят..."
   Правда, говоря это, Шура имел в виду всех нетрахнутых им девиц, с ко-
торыми он вместе работал в редакции. Хотя некоторые из них по Человечес-
ким понятиям были очень и очень ничего себе и только и  мечтали  уложить
моего Шуру к себе в койку.
   Боже мой!.. Где же мне облегчиться?! Это же просто черт знает что!
   Огромное, чудовищное, необозримое помещение, величиной с наш пустырь,
с металлическим полом и уходящим черт знает в какую высь железным потол-
ком было заставлено сотнями автомобилей, рядами стоящими вплотную - один
за другим. Каждый автомобиль, будь это дальнорейсовый грузовик с длинню-
щим фургоном, автобус или обычный легковой автомобиль,  был  притянут  к
полу цепями и толстыми брезентовыми ремнями. И все это  тряслось  мелкой
дрожью, а за стенками четко прослушивался ритмичный плеск воды...
   Я промчался вдоль этого железного пустыря подо всеми машинами в поис-
ках мало-мальски пристойного места для  немедленного  отправления  своих
естественных нужд, не обнаружил такого, и на последних усилиях воли пос-
какал поперек этого мрачного автоприюта...
   И... О, счастье!!! У самой стенки, где плеск воды  слышался  наиболее
отчетливо и близко, я увидел на стене большой красный щит  с  различными
противопожарными штуками,  скатанный  в  аккуратное  кольцо  брезентовый
шланг с медной штуковиной на конце, а внизу, под щитом,  -  спасительный
ящик с песком, из которого торчали вмятые туда окурки сигарет!
   Ласточкой я взлетел на этот ящик, лихорадочно очистил себе  место  от
окурков, быстренько докопался до слоя абсолютно чистого песка, и....
   Клянусь, через пятнадцать секунд жизнь приобрела совершенно иной  от-
тенок!
   А еще через полминуты, уже зарывая все, мною исторгнутое, я  подумал,
что зачастую, квалифицируя понятие "Счастье" в нашей жизни, мы невероят-
но примитивизируем и ограничиваем список составляющих. Пять-шесть  пунк-
тов типа - Сытость, Благосостояние, Взаимная любовь, Победа (если она не
очень кровава...), ощущение Дома, Восторг соития... И все.
   И совершенно не учитываем десятки будничных, но  поразительно  важных
элементов, дополняющих это понятие.
   Ну, например, прекращение боли. Я помню, как дико болела у меня  зад-
няя левая лапа, когда я подрался со взрослым Ротвейлером! Я, правда, ус-
пел располосовать ему всю хар