хами...
   Если вы заметили, я много и часто говорю о запахах.  Кого  это  будет
слегка раздражать, я прошу сразу же вспомнить, что в эту секунду вы  об-
щаетесь не с Человеком вам подобным, а с КОТОМ,  для  которого  обоняние
является одним из важнейших инструментов постижения  мира  и  окружающей
действительности.
   Итак, американский полицейский участок был совершенно не похож на ле-
нинградское отделение милиции, куда четыре года тому назад нас с Шурой и
Сташеком приволокли из Эрмитажа.
   Там был грязный заплеванный коридор и наглухо закрытые двери  кабине-
тов, за которыми ни черта не было видно.
   Здесь все было открыто - практически никаких кабинетов. Лишь  в  углу
большого зала с письменными столами друг против друга, за которыми рабо-
тали сотрудники, большой стеклянной стенкой с  поднятыми  пластмассовыми
жалюзями был отгорожен кабинет, наверное, начальника участка. Потому что
у него в углу тоже стоял флаг Соединенных Штатов Америки. Как и  у  того
начальника из Управления порта "Элизабет" в Нью-Джерси.
   Думаю, что это было очень удобно: начальник мог  видеть,  что  делают
его подчиненные, а подчиненные постоянно могли наблюдать - чем занят  их
начальник. Конечно, пока тот не опустит жалюзи...
   На каждом столе был свой телефон, на многих столах - компьютеры. Сза-
ди и сбоку письменных столов расставлены были невысокие железные шкафы с
глубокими ящиками. Там хранились разные дела, картотеки, фотографии...
   Как вы сами понимаете, всю эту информацию я получал от Тимура,  кото-
рый в этом участке был со всеми на дружеской ноге.
   А уже сам я заметил, что на всех письменных столах в общем зале, кро-
ме служебных бумаг, телефонов  и  компьютеров,  обязательно  стояло  еще
что-то, совершенно не имеющее отношение к службе  в  полиции,  -  что-то
очень личное и собственное хозяина этого  служебного  стола.  Это  могла
быть заводная игрушка,  резиновый  Мики-Маус,  нестандартная  настольная
лампа, фотография в рамочке - чаще всего детская, -  маленький  школьный
глобусик, разрисованный фломастером, с изображенной  веселой  мультяшной
рожицей...
   На стенах приколоты временные записи, бумажки с телефонами, памятки с
кучей восклицательных знаков. Висели и объявления о розыске преступников
с двумя фотографиями - в профиль и анфас. Или с рисунком.  Тимур  объяс-
нил, что это называется "фоторобот".
   Напротив, на другой стене - большая карта района этого участка  поли-
ции.
   Дальний угол зала был отгорожен нормальной тюремной решеткой, за  ко-
торой стояли, сидели и валялись временно задержанные, в ожидании  разбо-
рок.
   У некоторых столов сбоку сидели Люди, уже дождавшиеся своего часа вы-
яснения отношений с законодательством США. Как мне объяснил  Тимур,  это
были мелкие торговцы крэгом (наркотиками), проститутки -  ценнейший  ис-
точник информации, воришки невысокого  ранга,  взломщики  автомобилей  и
прочая шушера.
   У одного стола сидела роскошная молодая дама невероятной красоты, вся
в дорогих мехах. На ней были серебряные  туфли  с  высоченными  золотыми
каблуками. Она курила длинную коричневую сигарету и очень ловко  пускала
в потолок синие колечки дыма.
   Я на нее так засмотрелся, что чуть не выпал из рюкзака! А когда я ус-
лышал, как с ней разговаривает пожилой толстяк в свитере, весь  перепоя-
санный наплечной кобурой с огромным пистолетом, я вообще запаниковал. Уж
слишком это было похоже на то, как когда-то милиционер Митя, еще работая
в ГАИ, разговаривал с Пилипенко - бывшим тогда еще  рядовым  жуликом  по
отлову Собак и Кошек.
   - Ты, мудила, мне глазки не строй, - говорил толстяк. - А то я  упеку
тебя на девяносто дней без всякого залога в такое место, что ты  у  меня
там уже через две недели загнешься! Ясно?
   - Ясно, - спокойно отвечала эта красотка с золотыми каблуками. - Ска-
жи мне, что я должна сделать, - и вся проблема.
   - А "ДОЛЖНА" ты мне вот по этим фотографиям опознать Хозе-Луиса  Мар-
тинеса, блядюга.
   - Если я это сделаю, я загнусь не через две недели, а гораздо раньше,
- улыбнулась красотка и пустила новую серию колечек в потолок.
   - Ну, держись, говно собачье! - посоветовал ей толстяк и стал куда-то
названивать по телефону.
   - Ты чего уставился? - нехорошим голосом спросил меня Тимур. - Это же
мужик в бабьих шмотках! Сам не видишь, что ли?
   Я, честно говоря, просто обалдел! Ну надо же... Никогда бы  не  поду-
мал.
   И тут мы подошли к столу Рут Истлейк, за которым ее не было.  Но  то,
что это был ее стол, - я мог дать хвост на отруб!
   В столпотворении сотен самых  разных  запахов  большого  полицейского
участка, зачастую резких, явственных, знакомых и неожиданных,  сбивающих
с толку и настораживающих,  -  нежный,  "негромкий",  тончайше-характер-
но-женственный запах Рут Истлейк, в котором уже неразрывно присутствова-
ли и запахи Тимура, я узнал сразу же!
   - Куда тебя несет? - спросил я Тимура. - Вот же мамино место, не  ви-
дишь, что ли?..
   - Но ее же... Ой, а откуда ты знаешь, что это ее стол?!!
   - Как-нибудь объясню, - пообещал я. - Там записка. Не для нас?
   - Точно... - Тимур прочитал записку. - Она  просит  подождать.  Скоро
вернется.
   К нам подошел низенький квадратный человек. Из-под  короткой  кожаной
куртки у него на живот свисали наручники. А еще от него разило  пистоле-
том.
   - Привет, Тим! Мама просила тебя подождать.
   - Спасибо, Джек. Я уже  прочел  записку...  Вылезай,  Мартын.  Позна-
комься.
   Я выпрыгнул из рюкзака прямо на стол Рут и уставился на этого Джека.
   - Мартын, это - детектив Джек Пински, бывший партнер Фреда  Истлейка.
Наш друг. Джек, это -  Мартын.  Настоящий  русский  Кот.  Представляешь,
Джек, он один, сам приплыл в Нью-Йорк из России!
   - Привет, Мартин, - сказал Джек, не осилив буквы "ы".
   Я вежливо вильнул хвостом, но промолчал.
   - Серьезный Котяра, - с уважением заметил Джек и  оценивающе  оглядел
меня со всех сторон. - По версии профи-бокса - верный полутяж. Даже бли-
же к тяжу...
   Я сразу почувствовал симпатию к этому Джеку. Уж чего-чего, а  профес-
сионального бокса, и именно американского, я в Германии по  телеку  нас-
мотрелся до одури! И что такое "тяж" или "полутяж", для меня не  состав-
ляло загадки.
   - Только он не любит, когда его гладят,  -  неожиданно  сказал  Тимур
Джеку.
   - Я его понимаю. Я тоже этого не люблю, - ответил Джек. - Вас  покор-
мить, ребята?
   - Спасибо, Джек. Мы подождем маму.
   - Олл райт! Тогда - привет, - и Джек пошел по своим делам.
   - Откуда ты знаешь, что я не люблю, когда меня гладят?  -  спросил  я
Тимура.
   - Я это в порту понял.
   Нет, я определенно везучий Котяра: пацан мне попался, как  сказал  бы
Водила, - просто зашибись! Классный пацан. Теперь бы еще  разыскать  Шу-
ру...
   Но тут прибежала запыхавшаяся Рут, притиснула к себе Тимура,  поцело-
вала меня в нос, бросила какието бумаги в стол и побежала за  стеклянную
загородку к своему начальнику.
   Там она ему что-то рассказала - весело, со смехом, а потом указала на
нас. Начальник посмотрел в нашу сторону, помахал Тимуру, и Тимур  сделал
ему ручкой в ответ. После чего Рут выскочила в общий зал,  перебросилась
несколькими словами с Джеком Пински и побежала к нам.
   Честно говоря, направляясь в полицейский участок, я рассчитывал  уви-
деть там Рут Истлейк в полной полицейской форме  -  вот  как  та  ужасно
толстожопая негритянка, которая только что остановила Рут и стала  ее  о
чем-то просить.
   Вот толстуха была в порядке! Форма,  пистолет,  дубинка,  полицейский
значок буквально лежал на ее фантастической груди, какие-то знаки на ру-
кавах, небольшая рация типа уоки-токи, которыми пользовались наши  "Ака-
демико-Абрамовцы..." во время стоянки в портах и при разгрузке контейне-
ров.
   А кроме всего, толстуха была обвешана еще  кучей  всяких  полицейских
предметов, которых я в жизни не видел!..
   В отношении же Рут Истлейк мои ожидания были обмануты самым симпатич-
ным образом: она была в элегантной спортивной меховой "парке" с  капюшо-
ном, ярком джемперочке и джинсах. Через плечо болталась большая сумка на
длинном ремешке.
   Однако, когда она закидывала эту сумку на плечо, джемпер у нее слегка
задрался, и я увидел, что на поясе джинсов у Рут был пристегнут  большой
металлический полицейский знак на кожаной подкладке.
   Но уже в следующее мгновение Рут одернула джемпер - и значка  как  не
бывало!
   С трудом отвязавшись от толстухи в форме,  Рут  подхватила  меня  под
мышку, скомандовала Тимуру: "Вперед!" - и мы  помчались  на  выход  мимо
всех столов, мимо тоже прозрачной загородки дежурного по участку со вся-
кими пультами и мониторами, мимо бледного долговязого типа в наручниках,
которого под руки вели два ну абсолютно хиповых паренька!  У  одного  из
них были даже разноцветные волосы...
   Помню, такие хипари в Мюнхене обычно кучковались на Мюнхенфрайхайт, у
Хауптбанхофа и на бульваре Герцог-Вильгельм-штрассе. Задвигались  нарко-
той и пили дешевое вино с пивом.
   Оба американских хипаря почтительно поздоровались с Рут.
   - Это тоже полицейские?!.. - удивился я.
   - Одни из лучших, - ответила Рут. - Ребята, я отпросилась пораньше, и
мне совсем не хотелось бы сейчас же мчаться домой и становиться к плите.
Есть предложение. Тим! Катим в  Манхеттен,  показываем  нашему  дорогому
гостю деловую и роскошную часть Нью-Йорка и там  лопаем  в  какой-нибудь
симпатичной и недорогой забегаловке... Я лично хотела бы  японское  "су-
ши".
   - А с Кысей пустят? - резонно спросил Тимур.
   - Попробуем договориться.

   Договорились. Пустили с Кысей.
   Мало того, даже приволокли для меня специальный высокий детский  стул
с откидывающимся небольшим столиком.  И  все  это  сооружение  поставили
вплотную к нашему столу.
   И подали потрясающую жратву! Причем для меня - бесплатно,
   Хозяин ресторанчика - у Таймс-Сквер на  углу  Сорок  шестой  улицы  и
скрещения Бродвея с Седьмой авеню - пожилой японец  вспомнил,  как  ког-
да-то Рут с Фредом несколько раз бывали у него, а  потом,  уже  недавно,
кажется, в прошлом году, миссис была здесь со своим мальчиком. И  с  тех
пор  мальчик  очень-очень  вырос  и  стал  очень-очень  похож  на   свою
очень-очень красивую маму!..
   Мы все трое переглянулись, Рут поблагодарила хозяина  за  комплимент,
после чего нам и стали метать на стол всякие японские вкусности.
   - Вот видишь? - сказал Тимур, словно продолжая давно начавшийся  раз-
говор. - Мне и в школе говорили, что я  на  тебя  похож!  А  однажды,  в
спортзале, когда мы только что вернулись с тобой из Флориды и я был  та-
кой загорелый, один говнюк даже сказал мне, что я... Ма, ты не  огорчай-
ся... Слышишь, мама? Он сказал мне, что я - "черномазый"...
   У меня даже в животе похолодело! Я перестал  есть  и  боялся  поднять
глаза на Рут.
   - Ну, а ты? - спокойно спросила Рут и улыбнулась странной улыбкой.
   - Отгадай!
   - Уже, - сказала Рут. - Это было в тот день, когда ты вернулся  домой
с рассеченной бровью и разбитым ртом. А потом не очень талантливо  сочи-
нил историю про падение с турника.
   - Откуда ты знаешь, мам?!
   - У меня такая профессия - быть твоей "мам". Ешь! В порту были?
   - Да.
   - Нашел то, что искал?
   - Не темни, мам. Я Мартыну уже все рассказал. Нет, не нашел. Но полу-
чил вот это... - и Тимур протянул Рут визитную карточку  того  портового
начальника. - Обещал что-то придумать.
   Рут внимательно изучила визитку и уверенно сказала:
   - Видимо, сильный мужик. Обязательно созвонись с ним.
   Я свою изумительную японскую сырую рыбу прикончил в один присест. Рут
и Тимур еще макали ее в какие-то соусы, чем-то сдабривали,  посыпали,  и
на это у них уходило масса лишнего времени. Мне же все эти приправы были
до лампочки: рыба есть рыба, и жрать ее надо, с точки зрения нормального
Кота, без всяких примесей и гарниров.
   Поэтому Рут и Тимур еще были заняты едой, а я уже умывался,  прилизы-
вался, приводил себя в порядок и  думал:  "Интересно,  а  про  Шуру  она
что-нибудь узнала?.."
   - Да, КЫ-ся... По Квинсу твой Шура Плоткин не числится, - тут же ска-
зала Рут. - Мы запросили Бронкс и Бруклин. Бронкс обещал  дать  сведения
завтра. А Бруклин - не раньше, чем дня через  четыре.  У  них  там  куча
проблем с вашими новыми русскими евреями - одно убийство за другим, каж-
дый вечер стрельба, все под контролем вашей мафии, и наши ребята  вкалы-
вают там день и ночь, и то зашиваются. Просили чуточку подождать. Ладно?
   - Конечно, - сказал я, а сам подумал: "Надо что-то предпринимать  са-
мому. Это им кажется, что они за четыре дня покончат  с  русскими.  Я-то
знаю, что наши - неистребимы!"
   Наверное, наверное, и у нас в России сейчас есть такие  замечательные
отделения милиции, как этот полицейский участок в Квинсе!
   У нас сейчас вообще все есть. Малость залежалое, сильно подороже,  но
есть же!.. Это мне милиционер Митя говорил.  Он  врать  не  станет.  Ему
врать смысла нету.
   И наверняка где-то в  Америке  есть  маленькие,  мрачные  полицейские
участочки с заплеванными полами, ничуть не лучше того ленинградского от-
деления милиции, где мы были с Шурой...
   Просто ни одна полиция в мире ни хрена еще сто лет не сможет поделать
с нашими ребятами, пока у них перед  глазами  есть  такой  замечательный
пример, как наши родные русские правители, которые ограбили свой народ и
разворовали собственную страну.
   Это мне еще посредине Атлантического океана Мастер говорил. Это же  в
Санкт-Петербурге мне втолковывал Митя - младший лейтенант милиции  Дмит-
рий Павлович Сорокин. А за месяц до моего знакомства с  Митей,  в  Грюн-
вальде, самом дорогом районе Баварского Мюнхена, теми же словами  и  со-
вершенно то же самое объяснял мне мой старший друг Фридрих фон Тифенбах.
   Только Митя в каждую фразу вставлял минимум три слова "бля", а закан-
чивал фразу одним словом "ебть", чего Фридрих фон Тифенбах, несмотря  на
свое блистательное образование, естественно, не делал, по причине незна-
ния нормального русского языка.
   - Мам, а что это за русская баня, о которой ты начала говорить еще  в
машине? - спросил Тимур.
   Оказалось, что сегодня Рут по служебным соображениям  была  в  районе
Форрест-Хилл, рядом со Сто восьмой и универмагом "Ломанс", на улице Кал-
лоуэй, в "сердце русского Квинса", на открытии огромной бани под  назва-
нием "Сандуны".
   - У нас в Москве тоже были "Сандуны"! - тут же сказал Тимур.
   Премьера Квинсовских "Сандунов" была безудержно  роскошной,  с  уймой
гостей, с выпивками и закусками.
   Торжественно открывалась "парилка". Это такая комната, где при помощи
очень... ну, просто очень горячего пара люди доводят  себя  до  обмороч-
но-полусваренного состояния, а потом сигают в бассейн с  ледяной  водой,
что лишний раз доказывает природное мужество русских и их евреев!
   Открытие русской бани именно там - было безошибочным. Что  за  "русс-
кий" район без русской бани?..
   - В этом районе много русских? - с неясной надеждой спросил я у Рут.
   - Очень! - ответил мне Тимур.
   Может, Шура пока что живет у кого-то из приятелей? И поэтому в  поли-
ции о нем не знают? Он же в Америке всего полтора месяца... Он и в Моск-
ве всегда останавливался у одного знакомого художника. "Ни  гостиниц  не
было, ни денег на гостиницу", - говорил Шура.
   Надо, надо будет самому пошуровать! Или ехать  в  Вашингтон,  к  тому
конгрессмену - приятелю Фридриха. До Вашингтона на автобусе  всего  пять
часов неторопливой езды. Это мне еще  Капитан-АлександрИванович-Кэп-Мас-
тер рассказывал.
   А там уже все просто - где тут у вас Конгресс? Ах, вот он! Тогда, по-
жалуйста, позовите мне конгрессмена... Ох, елочки точеные!  Как  же  его
зовут?! Он еще учился вместе с герром Фридрихом фон Тифенбахом... Может,
знаете? Как зовут?.. А черт его знает! Как же  его  звали,  конгрессмена
этого?.. Мамочки родные! Ведь Фридрих мне раз десять его имя повторял, а
я... Склеротик чертов!!!
   Тимура бы к этой поездке подключить... Тем более у них какой-то авто-
бусник есть знакомый.
   - Тебе когда теперь в школу? - спросил я Тимура.
   - Уже завтра. А что?
   - Да так... - ответил я и подумал: "Ничего. Сам справлюсь".
   ...Потом Рут и Тимур показывали мне вечерний Манхеттен.
   Я, как обычно, сидел па спинке переднего пассажирского сидения, поло-
жив лапу на плечо Тимуру.
   В отличие от Мюнхена, да и от Санкт-Петербурга, - все  было  кошмарно
большим и ярким! И длинным! Улицы, дома, автомобили. Даже у Рут и Тимура
автомобиль был длиной чуть ли не с прицеп Водилиной "Вольвы". И называл-
ся автомобиль семьи Истлейк - "Плимут".
   Так вот, о Манхеттене... Дома там были невероятно длинными в  высоту!
Двигались мы там ужасающе медленно, но у нас, слава Богу, был  полицейс-
кий пропуск и мы могли останавливаться где угодно.
   В желании показать мне Нью-Йорк как можно лучше, Тимур и Рут постоян-
но сыпали всякими названиями - Пятая авеню, Рокфеллер-центр,  музей  Гу-
генхайма, Бродвей... Кстати, Бродвей - самая яркая и  освещенная  улица,
которую я когда-либо видел в жизни. Германия удавилась бы  от  жадности,
если бы ей предложили зажечь такое количество лампочек сразу!..
   Так вот, все эти названия - от Централ-парка до  Маленькой  Италии  и
Китайского квартала, включая сюда и две чудовищные башни Мирового Торго-
вого центра, - абсолютно не задерживались у меня в голове и начисто про-
летали мимо моего сознания. Все они постоянно вытеснялись из моей  башки
лишь одной и той же мыслью: "Вот где-то здесь, может быть, даже  вон  за
тем поворотом сейчас бредет Шура Плоткин... А может быть, он сидит  сей-
час вот в этом доме, у приятелей... или  один-одинешенек  киряет  сейчас
вон в той невзрачной забегаловке..."
   Из болтовни Тимура и Рут я понял лишь одно - они показывали мне  СВОИ
город. Мало того, они, уже в который раз, САМИ СЕБЕ показывали этот  го-
род! Потому что они оба преданно и недоверчиво, с горделивой нежностью и
разумной настороженностью очень любили этот огромный город! И очень  хо-
тели, чтобы он понравился и мне - впервые попавшему в Америку...
   А я почувствовал себя не Котом, а Свиньей, потому что  никак  не  мог
толком врубиться в их рассказы, а постоянно думал только лишь о Шуре...
   Наверное, Рут просекла состояние моей души, так как сказала:
   - Все! Поехали домой. Переизбыток информации вреден. Завтра всем рано
вставать. Кроме МарТЫна... Он может дрыхнуть сколько угодно. Да, КЫ-ся?
   Она была несомненно талантливым Человеком - эта Рут Истлейк.
   Я потянулся к ней и благодарно потерся носом о ее правое  ухо.  Хотел
мурлыкнуть, но ничего не вышло. Надо бы потренироватся, что ли...
   Дома, после ужина, перед тем как всем следовало уже разойтись по пос-
телям, я попросил Рут оставить окно в кухне чуть приоткрытым - вдруг мне
ночью понадобится выйти по малой нужде?..
   Это я так Рут сказал. Сам-то я точно знал, что выйти мне будет просто
необходимо. Уж больно мне приглянулась та беленькая Кошечка-грязнулька с
высшим сексуальным образованием!
   И потом, я сгорал от любопытства узнать - кто такой... Или что  такое
- "Вагиф", о котором моя Первая Американочка  бормотала  даже  во  время
ЭТОГО САМОГО...
   Ох, чувствую я, что подустал бороться за чистоту названий частей тела
или совершаемых ими действий! Эта повсеместная идиотски-ханжеская  возня
с "Ненормативной лексикой" - кого угодно в гроб загонит.
   Я уже и сам начинаю сдаваться - вместо того чтобы  назвать  подлинным
словом один из прекраснейших природных процессов всего Живого, от сопри-
косновения пестиков и тычинок до воспроизводства Слонов, я вынужден  пи-
сать большими буквами - "ЭТОГО САМОГО", чтобы можно было догадаться, что
я имею в виду.
   По-моему, это отвратительно! Скоро мои воспоминания можно будет реко-
мендовать для школьного чтения в самых младших классах.
   Нет, нет, я не ПРОТИВ детей. Я ЗА взрослых.
   Ночью я осторожненько выполз из комнаты Тимура и неслышно -  по  сте-
ночке, по стеночке - пробра