и ступеньки.
   По запаху я сразу понял,что произошло. Мне было  только  неясно  -  с
кем. Во всяком случае, черненькой Сузи в кабине уже не было.
   - Кыся!.. - расплылся Водила в доброй и хмельной улыбке. И словно от-
вечая на мой вопрос сокрушенно сказал: - Вот видишь, что  бывает,  когда
девушка мешает "Московскую" с "Кампари", "Кампари" с пивом, пиво  с  су-
хоньким, а сухонькое опять с водкой... И не закусывает. А ты чего там  в
зубах держишь? Мышку поймал? Ах ты ж моя Кыся! Ай да  молодец!  Охотник.
Ну, покажи мне мышку, покажи...
   И тут я не удержался от небольшого, но весьма эффектного спектакля: я
просто разжал зубы и зажигалка с нежным звоном  упала  на  металлический
пол трюма.
   Водила наклонился, поднял зажигалку, ошеломленно осмотрел ее со  всех
сторон. Потом взвесил на руке, добыл из нее огонь, защелкнул и тихо ска-
зал почти трезвым голосом:
   - Ни хера себе!.. Это где же ты слямзил, Кыся ты чертов? Она ж с чис-
того золота, бандитская твоя рожа! Ну, Кыся, ты даешь.
   ...Минут через двадцать, когда Водила очухался от нашего с Дженни по-
дарка,
   пакет с фанерой, который прямо-таки благоухал  длительным  заключени-
ем!..
   Как я обычно делаю, когда хочу, чтобы Человек пошел за мной туда, ку-
да мне это нужно? Естественно, это ни в коей мере не  относится  к  Шуре
Плоткину. Тут мне достаточно одного взгляда на  Шуру.  Как,  впрочем,  и
ему. Он только посмотрит на меня - я уже знаю, чего он хочет.
   Но когда мне нужно позвать за собой постороннего Человека,  например,
- лифт не работает, а мне нужно подняться к себе на восьмой этаж  и  на-
жать кнопку звонка, чтобы Шура открыл мне дверь, я делаю все очень прос-
то и доступно для Человеческого понимания.
   Шура называет таких Людей моими Клиентами.
   Итак: дождавшись перед входом в дом такого Клиента, я начинаю негром-
ко кричать "А-а-ааа!..", иду туда, куда нужно мне, и оглядываюсь на это-
го Клиента. Он останавливается, и я останавливаюсь. Ору громче,  огляды-
ваюсь на него, опять начинаю идти. Клиент за мной. Снова  останавливает-
ся. Я ору еще громче! И стараюсь заглянуть ему в глаза. Клиент, конечно,
ни черта не понимает, и растерянно спрашивает:
   - Ты чего, кошечка?..
   Тогда я напрягаю всю свою волю и мысленно говорю ему: "Кретин! Иди за
мной, тетеря! Делай то, что МНЕ  нужно!  Слышишь,  ты?!  Недоумок!  Впе-
ред!!!"
   Тут Клиенту начинает казаться, будто он такой умный и проницательный,
что вдруг стал понимать даже "бессловесную тварь". И говорит  счастливым
голосом:
   - Ах, ты хочешь, чтобы я поднялся (или "поднялась") за тобой и  нажал
кнопку звонка твоей квартиры?
   Вот тут наступает самый ответственный момент! Тут самое время изобра-
зить прилив бесконечной благодарности и любви ко всему роду Человеческо-
му!.. Тут, как это тебе  ни  противно,  необходимо  мурлыкнуть,  задрать
хвост трубой и слегка потереться о ногу Клиента.
   После чего, ты можешь брать Клиента, как говорится, голыми лапами, не
выпуская когтей! Спокойно иди на свой этаж и  будь  уверен,  что  Клиент
идет за тобой.
   У своей двери ты должен снова сесть и уже без мурлыканья, (тут техни-
ка отработана идеально!) на своем обычном "А-а-ааа!" еще раз  терануться
головой о Клиента и снова пристально заглянуть ему в глаза. Это срабаты-
вает как поощрение. И я ручаюсь, что Клиент расколется!
   Он нажмет кнопку звонка, подождет, пока Шура откроет дверь, и  обяза-
тельно произнесет сладким голосом до омерзения ходульную фразу:
   - Извините, пожалуйста, это ваша кошечка?
   - Конечно, конечно, - отвечает в таких  случаях  Шура.  -  Очень  вам
признателен. Проходи, Мартын...
   - Какая хорошая кошечка! - обычно говорит Клиент. - Сама  гулять  хо-
дит, такая ласковая, такая умная...
   "Зато ты - полный идиот! Не мог сразу понять, что мне нужно,  жлоб  с
деревянной мордой!.." - думаю я про Клиента и, не скрою, в ту же секунду
забываю, как он выглядит.
   - Спасибо, спасибо большое! - говорит вежливый Шура и закрывает дверь
перед носом Клиента.
   С Водилой у меня этот номер ну абсолютно не прошел! Он уже направился
было за мной к торцовой, открывающейся стороне фургона, посмотрел на мои
отчаянные попытки зазвать его внутрь фургона, и недовольно сказал:
   - Ну, ты нахал, Кыся! На кой тебе хрен фургон? Чего ты там забыл? Те-
бе в кабине места мало? Я, конечно, тебе очень благодарен за эту зажига-
лочку, но правила есть правила: в фургон больше ни шагу. Там груз, я  за
него головой отвечаю. Отправитель мне доверяет, получатель меня ждет.  А
ты уже одну пачку когтями подрапал. Что ж ты думаешь, я не видел? А  это
нарушение целостности упаковки. Могут быть неприятности, Кыся...
   "О, дубина!.." - подумал я. "У тебя могут быть такие  неприятности  с
этой ПОДРАПАНОЙ, как ты выражаешься, пачкой, что тебе небо с овчинку по-
кажется!.. Ах, Шуру бы нам сюда! Он бы тебя носом в эту пачку  сунул  да
уголовный кодекс тебе вслух, как мне когда-то, почитал! Так ты  бы  меня
еще под хвост целовал, что я тебя предупредил. Если, конечно, этот кока-
ин не твоих рук дело!.."
   - Идем-ка, Кыся, в каюту заглянем. Может, мой сокамерник уже  освобо-
дился от своей лахудры, так хоть на палубу сходим вместе.  Я  тебе  море
покажу, - сказал мне Водила. - А потом в  ночной  бар.  Холодного  пивка
попьем. Айда?
   Он вытащил из кабины небольшую дорожную сумку, посадил  меня  туда  и
перекинул сумку через плечо.
   - Ты пока там не высовывайся. Мы сейчас с  тобой,  как  партизаны,  -
околицами да огородами, чтоб нас никто из обслуги не засек. Понял?
   "Чего ж тут не понять? - думаю. - Это ты, дундук здоровый, никак меня
понять не хочешь. А я-то тебя понимаю прекрасно!"
   И я наклонился в сумке так, чтобы он мог застегнуть молнию  над  моей
головой. Слышу, говорит негромко:
   - Ох, и умница же ты у меня, Кыся! У тебя ж не голова,  а  Совет  ми-
нистров! Хотя, чего я вас ровняю?! Им до тебя еще маком какать, и то  не
дотянутся! Поехали?
   Мы и поехали. Сижу себе в застегнутой сумке и думаю:
   "Действительно, чего меня сравнивать с каким-то "советом  министров"?
Кто они, и кто Я? Я - КОТ! Я происхожу от Тигров и Ягуаров, от Пантер  и
Леопардов, от Гепардов и Рысей, наконец... Во мне  же  потрясающая  нас-
ледственность!..
   А что такое  "совет  министров"?  Л  ю  д  и.  И  предок  у  них  был
один-единственный - Обезьяна...
   Как иногда говорил Шура Плоткин, многие из них даже не закончили про-
цесс переходной формации. Или  застряли  посередине:  вроде  бы  уже  не
Обезьяна, но пока еще и не Человек...
   Я же КОТ - создание законченное и совершенное. У меня даже  языкового
барьера нет. Пожалуйста - можете болтать со мной на любом языке.  Я  вас
пойму. А вот поймете ли вы меня - неизвестно.  Но  это  будут  уже  ваши
проблемы. Как в случае с Водилой...
   Кстати, о Водиле. Вот он меня похвалил, назвал "умницей" - и мне  это
приятно и лестно. Хотя, когда меня хвалит кто-то из посторонних, мне  на
это плевать с восьмого этажа. Я себе и сам цену знаю.
   Как меня только не называли?! И "ловкий", и "смелый", и  "сильный"...
Только "красивый" - никто никогда не говорил. Но я и не претендую. Вид у
меня, действительно, хамоватый: уши рваные, загривок торчком, через  всю
морду шрам, брыли здоровущие...
   Так вот, на комплименты посторонних я чихать хотел. Другое дело, если
Шура меня похвалит! Тут крылья появляются, летать хочется... Кстати, для
Шуры я даже очень красивый. Он много раз говорил, что я обладаю "не  са-
лонной, а классической мужественной красотой воина". Звучит, да? Во вся-
ком случае, пока что мне еще ни одна кошка не отказала.
   Теперь вернемся к Водиле. Он меня похвалил, и я на это  клюнул!  Зна-
чит, он для меня становится не таким уж "посторонним"?..
   А может быть, он тоже, как и Шура Плоткин, читал, что  сказал  о  нас
Леонардо да Винчи? А великий Леонардо сказал: "Даже самая маленькая Кош-
ка - чудесное произведение!"
   - Эй, Кыся! Заснул? - услышал я голос Водилы, и молния над моей голо-
вой расстегнулась.
   Ну-с, и где же ваше море?..
   Ах, это пока еще каюта... Ну и каюта!  У  нас  с  Шурой  дома  сортир
больше. Окна нет, туалета нет, душа нет. Словно щель, узенький  шкафчик,
игрушечньй столик - максимум на одну бутылку и два бутерброда, духота  и
две койки - одна над другой.
   На нижней койке в одних джинсах, без туфель и рубашки, лежит и стара-
тельно изображает спящего... Кто бы вы думали? Лысый!
   Оказывается, они с моим Водилой в одной каюте плывут.
   - Вот, Кыся, видишь, как мы живем? - тихо говорит мне Водила.  -  Са-
мая, что ни есть дешевка. Помыться, поссать, или еще чего, - беги в  ко-
нец коридора... Дышать нечем. Наши хозяева миллионами ворочают, а на нас
экономят, бля. Все никак от совковости не отскребутся! Нет, чтоб водилам
приличные условия создать - ну, не с окошком, хоть с иллюминатором...  И
чтоб параша под боком, и душ какой-никакой. Мы ж месяцами на них  горба-
тимся, день и ночь из-за руля не вылезаем, тыщи  и  тыщи  километров,  а
они...
   Тут Лысый заворочался, глазами хлопает, жмурится, будто спросонок,  -
ну, чистый фальшак! А мой лопух - все за звонкую монету:
   - Проснулся? Извини, это мы тебя с Кысей, наверное, разбудили, Ну че-
го, была у тебя та, светленькая? Которая в шортах выплясывала?
   - А куда она денется? - говорит Лысый и ужасно ненатурально потягива-
ется. - Только ушла.
   - Это с той самой поры, как я негритяночку в машину повел,  ты  и  из
каюты не выходил?! - поразился мой Водила.
   - А ты что думал! - отвечает Лысый и садится на койку.
   - Ох, силен! - заржал мой. - Ну, ты даешь!.. Айда с нами  на  палубу.
Кысе море покажем. А потом в ночной бар - пивка холодненького для оттяж-
ки.
   Тут этот сукин сын Лысый притворно зевает и говорит:
   - Что ты, что ты... У меня и денег-то таких нет. Гроши какие то оста-
лись. На них не то что пива, воды сырой не купишь... Я же в вашей систе-
ме недавно.
   Я чуть не обалдел от такого вранья! Все - ложь. От первого и до  пос-
леднего слова! Он и джинсы свои вонючие не снимал, потому что у него там
долларов жуткое количество... И никакой "светленькой в шортах" в его ка-
юте не было! И сам он в это время в трюме шастал и по своему фургону ла-
зал - доллары заныканные доставал!.. Я же все это  собственными  глазами
видел! И вообще - сволочь он, этот Лысый. Пилипенке подстать.  А  может,
Лысый еще хуже?..
   А мой Водила... Ну, слов нет! Вот уж права была наша дворничиха  Вар-
вара, когда говорила, что "простота - хуже воровства".  Мой  поверил  во
все, что ему Лысый наплел, да еще и страшно застеснялся, что Лысый может
подумать, будто мой хочет с ним в бар на халяву:
   - Да Бог с тобой... Ты, что? Какие деньги?! Это  же  я  тебя  пригла-
шаю... Об чем речь? Обижаешь.
   - Тогда-то что, - говорит Лысый и начинает одеваться.
   Вот тут от его одежды снова пахнуло кокаинчиком. Ох, не к добру  это!
Ох, не к добру...
   Ну, море, как море... Ничего особенного.
   Темно, сыро, холодно. Ужасно много воды вокруг, и шумит она так,  что
Водиле и Лысому приходится даже кричать, чтобы расслышать друг друга.
   Мы на самом носу нашего корабля. Это мне объяснил Водила.
   Водила и Лысый сидят на скамейке, курят. Уже ночь, на  палубе  никого
нет, и Водила выпустил меня из сумки. Я примостился у его ног -  от  них
хоть какое-то тепло идет.
   Сижу, смотрю вперед в далекую темноту и сырость, и чудится мне, будто
я поздним вечером холодной, дождливой осенью сижу вместе  с  моим  Шурой
Плоткиным на подоконнике настежь распахнутого  окна  нашей  квартиры  на
восьмом этаже и смотрю в черноту понурого ночного неба поверх  обшарпан-
ных крыш старых пятиэтажных домиков...
   В оранжевом свечении оконных квадратов поздних  высоких  домов  крыши
пятиэтажек покачиваются и дрожат, и я, словно завороженный, никак не мо-
гу отвести глаз от этого покачивания. А Шура гладит меня по спине и  так
негромко-негромко спрашивает не своим голосом:
   - Нравится тебе море, КЫСЯ?..
   Тьфу, пропади ты пропадом!.. Тут же в черноту холодного ночного  неба
взлетели и там исчезли - и мой Шура, и наш дом, и наша квартира, и  нас-
тежь распахнутое окно...
   Дрожащие крыши пятиэтажек оказались небольшими волнами, косо бегущими
нам наперерез, а оранжево-абажурный свет из окон высоких  домов  превра-
тился в свет нашего корабля.
   И я сижу между теплых ног Водилы, посередине черт знает какого  коли-
чества тревожной черной холодной воды на носу огромного  корабля,  очень
похожего на гигантский двенадцатиэтажный десятиподъездный  дом,  который
только недавно выстроили напротив нашего с Шурой дома. Увижу  ли  я  его
когда-нибудь?..
   - Что молчишь, Кыся? Как тебе море?.. - и  большая  жесткая  шершавая
ладонь Водилы нежно погладила меня по голове.
   Вот тут я совсем расклеился! Мне вдруг захотелось стать совсем-совсем
маленьким Котенкам и ткнуться носом в родной, пахнущий молоком  и  мамой
сосок, ощутить тепло и податливую ласковость ее большого тела,  подлезть
под ее переднюю лапу, закрыть глаза и сладко заснуть, зная,  что  в  эту
секунду я защищен от всего на свете... Поразительно! Я же никогда в жиз-
ни ее не вспоминал!.. Я даже не знаю, как она выглядела... Что со мной?!
   И уже не отдавая себе отчета в своих действиях, абсолютно  рефлектор-
но, я сделал то, чего никогда не ожидал от самого себя, - я лизнул  руку
Водилы!
   - Ах, ты ж моя Кыся... - растроганно шепнул Водила и сказал Лысому: -
Айда в ночной бар! По соточке пропустим, пивком переложим,  Кысю  покор-
мим...
   Я же в ночном баре никогда в жизни не был. Я про  "ночной  бар"  один
только раз от Шуры Плоткина слышал.
   Помню, вернулся раз Шура под утро домой - трезвый,  злой,  раздражен-
ный! Так ему там не понравилось. Все, помню, матерился - цены  сумасшед-
шие, выпивку подают какими-то наперстками; бармены в Запад  играют,  так
сказать, пытаются создать атмосферу "изячной заграничной жизни", пожрать
нечего; сегодняшнее "деловое" жлобье в красных пиджачках с блядями гуля-
ют под большое декольте - прикуривают от стодолларовых бумажек;  тут  же
их бандиты в кожаных курточках и два-три перепуганных иностранца  в  по-
тертых джинсиках. И мой Шура Плоткин, которого один из этих  иностранцев
и пригласил. Как журналист - журналиста...
   Так что о ночном баре у меня были самые  неважненькие  представления.
Потому что Шура зря ничего хаять не станет.
   А тут, когда Водила принес меня в ночной бар, поставил сумку  на  ди-
ванчик рядом с собой и расстегнул у меня над головой  молнию,  я  слегка
высунулся, огляделся и офонарел! Красиво - слов нет!!! Почти так же, как
в шашлычной у Сурена Гургеновича. Только в тысячу раз красивее!..
   М-да... Тут Сурен Гургенович проигрывал со страшной силой! И в ассор-
тименте напитков, и в интерьере, и вообще...
   Зато в защиту Сурена Гургеновича должен заметить, что таких  аппетит-
ных запахов, как в нашей шашлычной, здесь, конечно, не  было.  Запахи  в
ночном корабельном баре, прямо скажем, были - не фонтан. Слегка  алкого-
лем, чуть-чуть пивом, еле-еле какими-то бутербродиками, жареными орешка-
ми и...
   ...клянусь, сильно попахивало нашим братом - Котом! .. Вот это да!
   Я сразу подумал, что кто-то из посетителей бара  с  собой  тоже  Кота
принес. Огляделся кругом - ни души. Только Лысый, мой Водила и я. И все.
А тянет котовым запахом прямо из-за стойки, за которой пожилой  мужик  в
голубой жилетке и голубой "бабочке" моет стаканы и рюмки. Увидел он мое-
го Водилу и говорит:
   - Привет! Ну как, эта черненькая тебе ничего не откусила?
   - Ладно тебе... - неожиданно застенчиво прервал его мой Водила. -  Ты
нам по полторашечке беленькой сделай и пивка холодненького. И орешков на
загрыз. О'кей?
   - Ноу проблем! "Фишер" будешь?
   - У тебя "Фишер" есть?! - удивился Водила.
   - Для своих держу, - подмигнул мужик в голубой жилетке.  -  Покурите,
сейчас принесу.
   - Что за "Фишер"? - удивился Лысый.
   - Пиво такое. Лучше "Карлсберга", лучше  "Туборга",  лучше  любого...
Очень редко им его поставляют. И мало.
   - Я смотрю, тебя тут все знают, - позавидовал Лысый.
   - Нет, не все. Новенькие - те и в упор не видят. А кто давно плавает,
- те, конечно. Я ж только в "Совтрансавто" двадцать лет отышачил. И  ко-
торый год уже на фирму вкалываю. Считай, минимум раз в месяц я со  своей
лайбой плыву туда и обратно. Я этого бармена уже лет пятнадцать знаю...
   Тут Бармен принес Водиле и Лысому водку, пиво, орешки и даже сухарики
с запеченным сыром.
   Шура их просто обожал! Сам запекал в нашей  духовке,  всех  угощал  и
ужасно хвастался этими сухариками. На меня прямо домом нашим пахнуло!..
   - Не заложишь? - спросил Водила у Бармена и приоткрыл сумку над  моей
головой. - Гляди, какую я животную везу. У тебя пожрать для него  ничего
не найдется?
   Бармен посмотрел на меня, усмехнулся и спросил Водилу:
   - Сколько на твоих?
   - Пять минут четвертого.
   - Все! - решительно произнес Бармен. - Имеем право.
   Он закрыл двери бара на ключ, погасил свет, оставив  его  только  над
нашим столом и своей стойкой. Сразу стало даже уютнее...
   Потом он пошел за стойку, снял с бутербродов разную всячину и все это
сложил на небольшой подносик. Туда же он поставил глубокую плошку,  типа
Шуриной пиалы, которую ему подарила та наша  киргизская  китаянка.  А  в
плошку налил до краев сливок из красивого  картонного  пакета.  Все  это
притащил к нашему столу и сказал:
   - Зная тебя, думаю, что и ты меня не заложишь... - и снова  пошел  за
стойку бара.
   Оттуда он вышел, держа на руках огромного толстого  белого  пушистого
Кота. Так вот, чей это запах почуял я с самого начала!
   Кот висел на руках Бармена без каких-либо признаков жизни. Если бы не
его сонные, вяло мигающие глаза, я подумал бы, что он мертв.
   - Твоего как зовут? - спросил Бармен.
   - Кыся... Может, Барсик там. Или Мурзик. Хрен его знает... Я его "Кы-
сей" зову.
   - А моего - Рудольф, - Бармен поставил тарелку со жратвой и  сливками
под стол между своим Котом и мною и сказал нам: -  Знакомьтесь,  ребята.
Надеюсь, поделитесь по-братски...
   Я тут же приготовился было к драке, но толстый Рудольф  посмотрел  на
меня своим сонным глазом и нехотя промямлил по-нашему:
   - Ты, давай, лопай... Меня уже тошнит смотреть на все это.  Не  стес-
няйся. Как тебя?.. "Кыся", что ли?..
   - Мартын меня зовут, - ответил я и понял, что драка не состоится.
   Бармен принес для себя большую домашнюю фаянсовую чашку с крепким го-
рячим чаем и присел за наш столик.
   - А водочки? - спросил его Лысый, но Бармен отрицательно покачал  го-
ловой.
   - Не пьет он, не пьет, - усмехнулся Водила.
   - А может, стопарик все-таки врежешь? - настаивал Лысый.
   - Ежели я при своей профессии буду еще и стопарики врезать, недолго и
в ящик сыграть, - рассудительно ответил  Бармен.  -  А  у  меня,  в  мои
пятьдесят два годика, как говорит наш доктор Раппопорт Иван Евсеевич,  -
сердце, как у двадцатилетнего! И это при том, что я чуть не каждую  ночь
только под утро спать ложусь. Да, Рудольф?..
   Но Рудольф в его сторону даже ухом не повел. А мне сказал:
   - Он на своем здоровье - прямо чокнулся. Ни жены, ни детей...  Раз  в
месяц девку какую-нибудь из бара снимет, она на нем минут пять попрыгает
- и все. Таблетки глотает, витамины жрет. Когда в Стокгольм на  "Ильиче"
ходили, все какие-то порошки шведские покупал для долголетия.  Еще  года
два назад говорил мне: "Клянусь, Рудик! Миллион долларов сделаю - и сва-
лю с судна. Куплю на юге  Франции  (он  по-французски  запросто...)  ма-
ленький кабачок, домик, и заживем мы с тобой, как белые люди..." Сегодня
у него, по-моему, за третий миллион пошло, а он все не сваливает. Конеч-
но, где мы еще столько заработаем? Только на нашей  русской  территории.
То - недолив, то - пересортица, то - неучтенка, то -  списание...  А  на
"ченче" сколько мы имеем?! Ты ему бундесмарки - он тебе сдачу долларами,
ты ему доллары, он тебе сдачу - франками... И все