сплеск:
   - Да не было, не было там никаких пятисот килограммов! Я же сама слы-
шала, полиция на автобане говорила о ста килограммах! Ну,  "Штерн"!  Ну,
"Штерн"!.. Не приврать - не может. Да! И еще... Но это я  уже  подтверж-
даю. Послушай, Кот: "В ближайшие дни будет произведена серьезная  нейро-
хирургическая операция единственному оставшемуся в живых русскому участ-
нику кокаиновой трагедии. Врачи надеются, что после операции к нему вер-
нется сознание и он сможет приоткрыть завесу над тайной, покрывающей эту
преступную историю..." Вот так, мой дорогой Кот! Пока, правда, идут  ка-
кие-то переговоры с Минздравом России, но уже с завтрашнего дня мы начи-
наем готовить твоего приятеля к операции. Оперировать будет сам  профес-
сор фон Дейн. Отличный доктор! Такое впечатление, что его выучил мой ка-
захский Левинсон...
   Но уже на следующий день выяснилось, что в Мюнхене  никакой  операции
Водиле делать не будут!
   Около трех часов дня, когда большая часть врачей  покидает  больницу,
оставляя ее на дежурных коллег и младший медицинский персонал, я шатался
по служебной автостоянке вокруг роскошного "Ягуара" профессора фон  Дей-
на, в надежде увидеть его самого и посмотреть -  как  выглядит  Человек,
который должен вернуть Водилу к жизни.
   Его "Ягуар" я уже знал. Неделю назад Таня показала мне машину профес-
сора и завистливо заметила:
   - Ничего себе автомобильчик у нашего шефа? Под сотню тысяч марок  тя-
нет. Если бы Боженька был справедлив, то  мой  нейрохирургический  казах
Вадик Левинсон вообще должен был бы на полумиллионном  "Роллс-Ройсе"  по
Парижу ездить. А он на мотоцикле по Алма-Ате гоняет...
   По-моему, этот казах с такой странной фамилией - был единственным Че-
ловеком, которого Таня вспоминала из своей прошлой  жизни.  Как  я  Шуру
Плоткина.
   Не успел я прошляться под машинами и получаса, как к "Ягуару"  подхо-
дит высокий стройный седой человек лет сорока пяти и какой-то  низенький
полный господинчик с огромными усищами. Оба в пальто и с папками.
   И я вспоминаю точно, что высокого и стройного я уже пару раз видел  у
служебного входа, а низенького, полного - никогда.
   Высокий открывает "Ягуар", снимает пальто, бросает его на заднее  си-
денье и туда же кладет кожаную деловую папку. Значит - это профессор фон
Дейн. А я не знал...
   Низенький, полный, с усищами, открывает стоящий рядом  "Опель-Омега",
делает абсолютно то же самое и говорит  фон  Дейну,  продолжая,  видимо,
давно начатый разговор:
   - У него же райзеферзихирунг!  Эта  идиотская  нищенская  медицинская
страховка типа нашей АДиАЦе! Сто тридцать марок за три месяца. Все русс-
кие покупают для своих сотрудников,  едущих  за  границу,  только  такие
страховки!.. А один день пребывания этого русского бандита в нашей  кли-
нике стоит больше тысячи двухсот марок! Не считая вашей операции...
   - Я мог бы отказаться от гонорара за эту операцию, - говорит  профес-
сор фон Дейн.
   - Вы что, один ее собираетесь делать?! - вскипел усатый. - А ваши ас-
систенты, анестезиологи, операционные сестры, техники - они все тоже от-
кажутся от денег, лишь бы вы смогли прооперировать этого русского?! Я не
говорю уже о чудовищной стоимости медикаментов, перевязочного материала,
амортизации аппаратуры, стоимости энергии... А последующие расходы? Пос-
ле операции?..
   - Но, черт побери, существует же, кроме примитивных  денежных  расче-
тов, в которых мы буквально все утопаем, еще и какая-то этическая  норма
взаимоотношений - "Врач и Больной"?! - разозлился фон Дейн.
   - О, Боже... - усатый даже всплеснул руками. - Но если русские не хо-
тят за него платить и требуют немедленно отправить этого гангстера в Пе-
тербург - какого черта вы упираетесь?! Они хотят его сами оперировать  -
Бог им в помощь... Что вам-то?
   - Мы ликвидировали его ранение брюшной полости, еле-еле привели его к
состоянию, когда можно начинать нейрохирургию, а теперь... Это преступно
и возмутительно! - рявкнул профессор.
   - Мы получили факс из Бонна  от  русского  посольства,  что  всю  от-
ветственность за реэвакуацию больного берет на себя министерство здраво-
охранения России. Это же согласовано с их  спецслужбами  и  нашим  Феде-
ральным Криминальным управлением. Естественно, всю его историю  болезни,
всю документацию по нему мы передадим им немедленно. Тем более, что  они
присылают за ним специально оборудованный самолет с сопровождающими.
   - Но как он перенесет полет? Кто эти  сопровождающие?..  -  Фон  Дейн
чуть не застонал.
   - Успокойтесь, Фолькмар. Теперь вы уже не несете за него никакой  от-
ветственности, - сказал усатый.
   - Да разве в этом дело! - горько произнес фон Дейн. -  Бог  мой,  Бог
мой... Несчастная страна, несчастный народ, несчастный этот русский  шо-
фер. Как он все это выдержит? Он даже слова сказать не может...
   Посчитав, что разговор с профессором закончен, усатый толстяк с  тру-
дом втиснулся в свой "Опель", завел мотор, захлопнул дверь, но  с  места
не тронулся. Плавно опустилось стекло водительской двери, и толстяк нег-
ромко и печально сказал фон Дейну:
   - А может быть, его именно поэтому и забирают у нас так срочно. Может
быть, кому-то там, в России, очень не хочется, чтобы  этот  шофер  после
вашей операции стал бы говорить какие-то слова? Вы об этом подумали?
   И толстяк, не попрощавшись, уехал. А через полминуты уехал и  профес-
сор фон Дейн.
   Я сознательно не прерывал рассказа о разговоре профессора фон Дейна с
усатым толстяком описанием того, что творилось со мной  во  время  этого
разговора. Я затаился под чьим-то "Чероки" в двух метрах от  профессорс-
кого "Ягуара", и поэтому сумел не пропустить ни слова.
   То, что меня ни за что не возьмут в этот спецсамолет, который  приле-
тит за Водилой - у меня не возникло никаких сомнений. Но на себя мне бы-
ло уже наплевать. Я твердо знал, что когда-нибудь я все  равно  доберусь
до Петербурга! Тут, как говорил Шура Плоткин, "и к гадалке не ходи".
   Но что будет с Водилой?! А если он в самолете очнется и  станет  меня
искать - а меня там нет... Он - больной, переломанный и измученный  бед-
няга - где-то летит по воздуху, а я, здоровый и невредимый Котяра, в это
время гуляю по Мюнхену! Ничего себе ситуация!
   Одного Человека, с которым мы были так необходимы друг другу,  я  уже
потерял. Теперь я теряю Второго...
   Последнюю ночь Водилы на немецкой земле около него дежурила Таня Кох.
Ко второму часу после полуночи больница угомонилась, и Таня в белых  ши-
роких полотняных штанах и такой же белой рубахе навыпуск вышла за мной к
служебному входу, катя перед собой маленький столик на колесах. На  сто-
лике стоял большой никелированный бак с крышкой.
   - Послушай, Кот, - тихо сказала мне Таня. - Я больше  не  могу  ночью
шляться по клинике с авоськой, будто я только что бегала в  лавочку.  Ты
уж, пожалуйста, не обессудь и полезай в стерилизатор, а я  тебя  прикрою
крышечкой. Это мне полицейский подсказал...
   Я тут же прыгнул в бак, Таня накрыла меня крышкой и мы поехали.
   Профессор фон Дейн оказался прав - Водила выглядел гораздо лучше, чем
в прошлые дни. Почти сошел чудовищный отек со лба, остался лишь  громад-
ный синяк с желтизной по краям. И дышал Водила лучше - ровнее и  глубже.
И если бы не провода и трубки, которыми он был опутан, казалось, что Во-
дила просто спит глубоким спокойным сном после тяжелого трудового дня.
   Таня наглухо закрыла дверь и подложила меня Водиле под руку,  прошеп-
тав:
   - Черт бы тебя побрал, Кот, какой ты  тяжелый!..  Полежи  так.  Может
быть, он хоть тебя почувствует.
   На мгновение мне пригрезилось, что коснувшись моего загривка,  пальцы
Водилы слегка шевельнулись. Но потом я понял, что ошибся.  Тогда  я  изо
всех сил сам стал вызывать Водилу на связь. Чтобы усилить свой сигнал, я
лизал его руку и даже чуточку покусывал концы  его  пальцев.  Реакция  -
ноль!
   Тогда я перестал суетиться и дергаться, расслабился под теплой, тяже-
лой, но безжизненной ручищей Водилы, немного передохнул и осторожно,  не
спеша, начал тихо-тихо вызывать его снова.
   Я напомнил ему наиболее яркие картинки последних дней -  наше  первое
знакомство, когда на корабле он расшнуровал заднюю стенку своего  фурго-
на, увидел меня и сказал: "Здравствуй, Жопа-Новый год,  приходи  на  ел-
ку!.."
   Я вспомнил про веселую, смешливую и очень умелую черненькую Сузи, про
десятидолларовую деловитую неум[cedilla]ху Маньку-Диану, про его любимое
пиво "Фишер", и даже повторил еще раз историю золотой зажигалки.
   Потом я перешел к воспоминаниям, которые, как мне казалось, тоже дос-
таточно четко запечатлелись в его сознании - таможня в Кильском  морском
порту, мое явление антинаркотическим собачкам, Ганноверскую автозаправку
и "татарский" бифштекс.
   Я лишь про Алика старался не говорить, чтобы не  нервировать  Водилу,
если тот хоть краем уха слышит меня. И про Лысого не  вспоминал.  И  про
Бармена - ни слова.
   А Таня Кох не отрываясь смотрела в маленький телевизор с круглым тем-
ным экраном, по которому бежали зеленые волнистые линии, и время от вре-
мени отрицательно-скорбно покачивала головой.
   Мы даже и не заметили, как за окном уже вовсю рассвело,  и  пришли  в
себя лишь тогда, когда кто-то попытался открыть дверь.
   Таня быстренько набросила на меня полотенце и впустила, наверное, де-
журного врача. Потому что стала разговаривать с ним по-медицински. После
чего, я слышал, врач ушел.
   - Давай, Кот, прощайся со своим приятелем, - сказала мне  Таня.  -  Я
сейчас попытаюсь тебя вынести отсюда. А то потом у меня  на  это  просто
времени не будет.
   "Водила, миленький!.. - запричитал я без малейшей надежды. - Не  бой-
ся, я обязательно найду тебя в Петербурге!.. Я тебя познакомлю  с  Шурой
Плоткиным. Вы просто обязаны держаться друг за друга! Таких,  как  вы  -
очень-очень мало, и поодиночке вас могут запросто  истребить!..  Господи
Боженька! Сделай Божецкую милость, чтобы Водила хоть одно  мое  словечко
услышал..."
   И то ли я в отчаянии себе нафантазировал, то ли что-то  действительно
сдвинулось с места, но мне вдруг причудилось, что я услышал тихий шелест
- "Кыся-а-а..."
   Но в этот момент Таня посадила меня в стерилизатор, закрыла крышкой и
вместе со столиком выкатила из палаты.
   Уже в девять часов утра я сидел на крыше профессорского "Ягуара" и  с
невыразимой тоской смотрел вверх - в чистое  синее  осеннее  небо,  куда
большой желтый вертолет уносил моего Водилу.
   Я вспомнил, как долго мы плыли из России в Германию, сколько  мы  еще
ехали своими колесами, и несмотря на то, что желтый вертолет был  доста-
точно большим и шумным, в душу мою стали закрадываться тревожные  сомне-
ния - а долетит ли он от Мюнхена до Петербурга?..
   Рядом со мной стояла заплаканная Таня Кох. И мне,  и  Тане  было  так
тошно, мы оба были настроены на такую паршивую Единую Волну, что я  плю-
нул на все свои высокоморальные преграды,  собственнолапно  воздвигнутые
перед самим собой, что не заботясь о последствиях, открытым текстом МЫС-
ЛЕННО спросил Таню:
   "Он что, на этой желтой штуке так до самой России и полетит?"
   - Что ты, Кот!.. - автоматически ответила мне Таня, не заметив ничего
странного. - На самолете - только до аэропорта. А там  его  перенесут  в
наш русский самолет.
   Таня и по сей день говорит про все русское - "наш", "наше", "наши".
   "Слава Богу! - сказал я. - А то я уж боялся..."
   Но тут вдруг Таня посмотрела на меня безумными глазами:
   - Эй!.. Эй, послушай, Кот!.. Ты мне действительно что-то  сказал  или
это мне показалось?!
   Не отрывая глаз от вертолета, уменьшающегося  в  небесной  синеве,  я
спокойно ответил:
   "Нет, Таня, тебе не показалось".
   И в эту секунду вертолета в небе не стало.  Еще  слышался  отдаленный
шум его мотора, а потом и он исчез.
   "Тебе не показалось, Таня, - повторил я и посмотрел ей в глаза. - Мне
не хотелось бы тебе сейчас что-либо объяснять -  нет  настроения.  Найди
книгу английского биолога доктора Ричарда Шелдрейса и прочти  ее  внима-
тельно. Ты все поймешь... Или Конрада Лоренца - "Человек находит друга".
   - Какое счастье! - воскликнула Таня, но из  глаз  ее  снова  полились
слезы. - Значит, я нашла в тебе друга? Да, Кот?.. И мы будем с тобой ве-
черами трепаться о том, о сем!.. Ты будешь  провожать  меня  на  работу,
встречать меня, да?..
   "Нет, Танечка, - с грустью, но честно сказал я. - Я должен  вернуться
домой в Петербург. У меня есть два Человека, которые могут там без  меня
погибнуть..."
   - Я тоже могу здесь погибнуть без тебя, - прошептала Таня.
   "Нет. Ты только со мной можешь погибнуть. Вспомни,  сколько  одиноких
женщин так и остались одинокими до глубокой старости  лишь  потому,  что
когда-то, спасаясь от одиночества, завели себе Кота или Кошку. На  худой
конец - маленькую Собачку. Все свое несостоявшееся материнство, всю свою
нерастраченную нежность, невостребованную доброту - они сконцентрировали
на этом маленьком домашнем Животном, (кстати, не  всегда  благодарном  и
искреннем!) и тем самым погубили себя. В заботе о "Кошечке" у них прохо-
дила вся жизнь, а иллюзия присутствия "живого существа" в доме, заменяла
им нормальное, здоровое общение с Мужиками. Подменяло понятие  Настоящей
Любви. Любви, от которой Женщины расцветают в любом возрасте, от которой
рождаются Дети, по праву требующие всего того, что одинокие Женщины  так
неразумно растрачивают на своих Котов и Кошек... Я же видел,  Таня,  как
на тебя смотрят Мужчины! Да тебе стоит только пальцем  шевельнуть...  Ты
же очень красива и сексуальна. Поверь, мы все трое - те  два  Мужика,  к
которым я должен вернуться в Петербург, и я, - мы очень в этом деле  хо-
рошо понимаем! И еще одно, Танечка: ты приехала сюда - чтобы остаться. Я
- для того, чтобы вернуться. Прощай".
   Меня уже самого подташнивало от бездарной назидательности своего  то-
на, от дурацкого менторства, звучащего в каждой моей фразе, но у меня не
было сил выбирать выражения - сердце мое разрывалось от жалости  к  этой
умной и, действительно, прекрасной бабе, которая своим  вниманием  могла
бы оказать честь любому хорошему Мужику - от Водилы до Шуры Плоткина.
   Я потерся носом об ее заплаканное лицо, спрыгнул с "Ягуара"  и  пошел
через всю больничную автостоянку прямо на улицу.
   - Послушай, Кот!.. - жалобно закричала мне вслед Таня.
   Но я не остановился и даже не оглянулся. Я знал -  стоит  мне  задер-
жаться хоть на полсекунды или слегка повернуть голову в ее сторону,  мне
будет очень трудно уйти от нее вторично...
   Конец первой части

   Владимир Кунин
   КЫСЯ-2
   роман

   Как зритель, не видевший первого акта,
   В догадках теряются дети,
   И все же они ухитряются как-то
   Понять, что творится на свете.
   Самуил Маршак.
   Итак: вот уже полтора месяца я - мюнхенский КБОМЖ.  Как  говорится  -
Кот Без Определенного Места  Жительства.  Когда-то  Шура  Плоткин  писал
статью о наших Петербургских БОМЖах для "Часа пик", мотался по притонам,
свалкам, чердакам, подвалам, заброшенным канализационным люкам, пил вод-
ку с этими несчастными полуЛюдьми, разговоры с ними разговаривал. А  по-
том, провонявший черт знает чем, приходил домой, ложился в горячую  ван-
ну, отмокал, и рассказывал мне разные жуткие истории про этих бедных ти-
пов, каждый раз приговаривая:
   - Нет! Это возможно только у нас! Вот на Западе...
   И дальше шли, как я сейчас понимаю, не очень квалифицированные упраж-
нения на тему: "На Западе этого не может быть потому что не  может  быть
никогда".
   Ах, Шура, Шура... Милый, ироничный, умный, талантливый Шура. Даже  он
не сумел избежать нашей вечной российской идеализации Запада. Но я не из
тех Котов, которые, ущучив Человека на ошибке, начнут кидать в него кам-
ни. Отнюдь. Я же понимаю, чем  вызваны  подобные  заблуждения.  Среднему
россиянину живется у себя дома так фигово, что автоматически срабатывает
некий защитный механизм, и Человек начинает думать,  будто  где-то  есть
такая "земля обетованная", и  называется  Запад,  где  наших  российских
уродств днем с огнем не сыщешь. Ну, просто сплошной парадиз, черт  побе-
ри!
   Отсюда, я думаю, и добрая половина ошибок в той повальной  эмиграции,
которой теперь славится Россия на весь мир.
   Так вот, находясь в здравом уме и трезвой памяти,  я  -  Кот  Мартын,
русский, неженатый, родившийся в Ленинграде, проживающий в  Санкт-Петер-
бурге, в настоящее время случайно пребывающий в столице  Баварии  городе
Мюнхене Без Определенного Места Жительства, имеющий относительно  посто-
янную базу в Английском парке под "Хинезише Турм" (Китайская башня), - с
полной ответственностью за свои слова свидетельствую:  не  знаю,  как  -
где, а здесь, в Мюнхене, этих самых западных БОМЖЕЙ  столько,  что,  как
выражался мой Водила, - "хоть жопой ешь" (то есть - "очень много".  Дос-
ловный перевод с Русско-Водительского).
   Увидеть БОМЖей можно повсюду, особенно ночью, когда они  дрыхнут  под
каким-нибудь навесом прямо на земле, подложив под себя  несколько  слоев
картона из упаковочных коробок. Как правило, рядом стоит  недопитая  бу-
тылка с вином или пивом, и тут же лежит огромный, грязный лохматый  Пес,
зачастую очень даже породистый. Хотя здесь, в Германии, я заметил, нали-
чие породы не обязательно. Впоследствии я наблюдал в баснословно дорогих
автомобилях таких "Самосерек", которых у нас в России  можно  встретить,
наверное, только в деревнях Псковской области, куда мы ездили  как-то  с
Шурой на дачу к одному редактору.
   Ночью немецкий БОМЖ укрыт с головой лоскутным ватным одеялом или хра-
пит в спальном мешке, а его Псина валяется рядом.
   Потом, днем я несколько раз встречал этих Псов и их опухших Хозяев за
"работой". Хозяин сидел с бутылкой пива в руке, на его груди висела кар-
тонка с разными, наверное, жалостливыми словами, рядом спал его клочкас-
тый Пес, а в пластмассовую мисочку прохожие изредка бросали монетки - на
Пса! БОМЖу никто ничего не подавал, а вот "бедненькому Песику,  несчаст-
ной Собачке" хотели помочь многие...
   Поэтому, БОМЖ с Собакой - человек состоятельный и уверенный  в  завт-
рашнем дне, а БОМЖ без Собаки - деградант и люмпен, как выражается  Шура
Плоткин.
   Вечерами БОМЖи со своими Псами-добытчиками, как правило,  кучковались
в трех местах Мюнхена - в конце Леопольдштрассе на  Мюнхенерфрайхайт,  у
Зендлингертор на Герцог-Вильгельмштрассе, и, конечно же, у  Хауптбанхофа
- у Главного железнодорожного вокзала! То есть в местах, густо  посещае-
мых туристами и разным приезжим людом.
   В этих трех местах БОМЖи собираются чуть ли не со всего города, и по-
ка их Собаки мирно спят вповалку, БОМЖи дуют винище, накачиваются пивом,
выясняют отношения, ссорятся, дерутся и любят друг друга - Мужчины  Жен-
щин, Женщины Женщин, Мужчины Мужчин...
   Короче, такая Человеческая помойка, что я, в поисках  пристанища  для
самого себя, выбрал все-таки Английский парк, куда  БОМЖи  почему-то  не
заходили.
   Рассказом о Баварских БОМЖах я вовсе не хочу обидеть прекрасный город
Мюнхен!
   И в подтверждение моих симпатий к городу,  заполненному  таким  коли-
чеством колбас и сосисок, которое не может пригрезиться даже Рэю Бредбе-
ри - любимому фантасту Шуры Плоткина, - так же ответственно заявляю, что
Бродячих, Бездомных, Безхозных Кошек, Котов и Собак здесь нет и в  поми-
не! А это достижение цивилизации, достойное всяческого уважения.
   Заблудших - видел, сочувствовал, но помочь ничем не мог. Ибо пока еще
плоховато знаю город, и название улицы, сообщаемое мне  растерянным  не-
мецким Котом или потерявшейся Кошкой, - мне ничего не говорило. Сами  же
они, в общей своей массе, не имеют понятия, где находится  их  дом  даже
тогда, когда они всего лишь перешли на другую  сторону  улицы.  Полагаю,
что это в них чисто национальное. Уж больно часто я сталкивался с подоб-
ным явлением.
   Заблудившихся Кошек зачастую удавалось трахнуть. В этом деле они дос-
таточно раскованны, но тоскливы. Почти всегда неясно