- сказал я.
   - Я с вами совершенно согласен, майне либер герр...
   - Мартын, - подсказал я. - Или можно просто - "Кыся"...
   - Я с вами совершенно согласен, майне либер герр  Мартин-Киса,  -  не
очень разобрался в наших русских именах этот Песик, и, посмотрев на  пе-
реминающегося с ноги на ногу своего Человека, смущенно добавил: - Но,  к
моему великому сожалению, сейчас я вынужден извиниться  и  прервать  наш
удивительно интересный разговор. Как видите, мой Человек уже просится  в
туалет, а длительное воздержание в его возрасте... Сами понимаете. Кроме
всего, ему необходимо еще принять кое-какие лекарства, и я в меру  своих
сил стараюсь, чтобы он это делал вовремя.
   Мы любезно распрощались и я, дрожа от холода, помчался на промысел.
   Еще когда стояли теплые дни и вовсю работал "Биргартен", а мои запасы
жратвы превышали самые смелые предположения, я  как-то  прогуливался  по
берегу узенького ответвления Мюнхенской реки  Изар,  протекающего  через
весь Английский парк. И неожиданно на поверхности воды увидел спинки до-
вольно толстеньких и крупных рыб, стремившихся плыть только против тече-
ния. А так как течение в этой узкой парковой речушке было очень сильным,
то глупые рыбы почти стояли на месте.
   Как объяснила мне тогда вице-консульская Нюся,  эта  рыба  называется
"форель" и Людям ловить ее запрещено. Нюся сама слышала, как  ее  Хозяин
рассказывал жене, что для того, чтобы получить разрешение на ловлю рыбы,
нужно сначала пройти специальные платные курсы, затем  за  приличненькую
сумму сдать экзамен, а потом за семьдесят  пять  марок  купить  разреше-
ние-лицензию. И только после этого тебе позволят поймать несколько рыбе-
шек в специально отведенном месте под бдительным оком еще  более  специ-
ального рыбного контролера.
   Но самое забавное в такой рыбной ловле, что, поймав эту рыбу, полюбо-
вавшись на нее, ты обязан выпустить ее обратно в реку!
   - Какой-то спортивный онанизм! - помню,  возмущалась  тогда  Нюся.  -
Представляешь, это все равно, как если бы мы с тобой сидели друг  против
друга и сами себя удовлетворяли вместо того, чтобы немедленно слиться  в
едином экстазе?!
   Нюся  обожала  разные  роскошные  формулировки  и  объяснения  своему
блядству.
   - Да, - сказал я. - Действительно!
   И чтобы никому в голову не пришло бы заподозрить нас в  онанизме,  мы
тут же как сумасшедшие слились с ней в этом, как его ... экстазе!..
   Но тогда было еще тепло, работал "Биргартен",  еды  было  навалом,  и
разговор с Нюсей о рыбе носил чисто  теоретически-познавательный  харак-
тер.
   Теперь холодно, Биргартен закрыт. Ни жрачки, ни Нюси, ни хрена  этого
нет, а лопать хочется безумно. И я помчался  к  нашей  парковой  речушке
сломя голову, как только вспомнил о рыбе. Авось, повезет?..
   Главное было не попасть под ноги лошадей. Здесь в  парке  есть  такие
спецдорожки для верховой езды, и однажды, недели две тому назад,  я  пе-
рескакивал через такую дорожку и чуть было не попал под эту  Лошадину  с
ее жуткими копытами.
   Я-то вывернулся, а вот эта огромная дуреха так испугалась  меня,  что
захрапела на весь парк, встала на дыбы, потом начала  вскидывать  задни-
цей, и, конечно, сбросила с себя  всадника,  который  оказался  каким-то
Мюнхенским тузом. Он так блажил на весь свет,  что  сейчас  же  позвонит
бургомайстеру Мюнхена, сегодня же напишет самому бундесканцлеру и вообще
на кой черт Германии столько партий и разных их вонючих лидеров, если ни
один из них не может оградить Его от нападения диких Котов в его  родном
Английском парке, в то время, когда он  платит  такие  умопомрачительные
налоги!!!
   По выражению Шуры Плоткина - "Картинка маслом": я  сижу  на  соседнем
дереве, подо мной на земле валяется этот Мюнхенский туз и несет по  пням
и кочкам всю государственную систему Германии, а его кретинская  Кобыла,
оправившись от первого испуга, спокойненько щиплет травку у  ног  своего
взбесившегося владельца.
   Так что я теперь мотаюсь по парку с величайшей осторожностью.
   Вот и сейчас - бегу к той речушке с запретной форелью, а сам как  за-
веденный кручу головой, оглядываюсь ежесекундно по сторонам, шарахаюсь в
кусты, словно на меня охотится целый табун Лошадей.
   На кой мне хрен эти случайности в чужой стране, в чужом  городе,  где
нет ни Шуры, ни Водилы, ни моего бесхвостого дружка-приятеля Кота-Бродя-
ги? Не дай Бог, какая-нибудь огромная Коняга-мудила, рабски таскающая на
себе своего Человека, наступит на меня своим ужасным копытом - ко мне же
здесь подойти будет некому! И если я даже выживу и оклемаюсь - насколько
затянется мое возвращение в Петербург?
   - Нет, нам такой хоккей не нужен! - как часто говорил Шура, когда ему
что-то очень не нравилось.
   Вот с этими мыслями я мчался за рыбой. Причем, клянусь, я  никогда  в
жизни сам рыбы не ловил. Но я откуда-то точно знал - как  это  делается.
Вернее, КАК ЭТО ДОЛЖЕН ДЕЛАТЬ КОТ...
   Я уже сейчас не помню, в связи с чем Шура как-то сказал мне, когда  я
совершил какую-то небольшую оплошность:
   - Странно, Мартышка... Как ты мог это допустить? (убей Бог - не помню
что!). Ты же на редкость образованный Кот. Я не шучу. Ты обладаешь широ-
ким, полифоническим образованием, состоящим из трех могучих слоев -  до-
машнего образования, к которому, смею надеяться, я имею некоторое скром-
ное отношение; уличного - достаточно посмотреть на  твое  рваное  ухо  и
шрам через всю морду; и телевизионного - самого распространенного  обра-
зования для широких слоев трудящихся. Но кроме этого, ты обладаешь  пот-
рясающим комплексом инстинктов, ставящих тебя по  отношению  к  половине
народонаселения мира - на высшую ступень развития.  А  это,  Мартын,  не
хухры-мухры!
   Так вот то, что я досконально знал, КАК НУЖНО ЛОВИТЬ РЫБУ,  наверное,
относилось именно к области Кошачьих инстинктов. Потому что, клянусь еще
раз, я никогда сам не ловил рыбу, и ни разу в жизни не  видел,  как  это
делают Коты и Кошки. И, тем не менее...
   Свою первую в жизни форель я подцепил лапой и вышвырнул из воды  мет-
ров на пять от края берега.
   Я с трудом удерживался на скользком холодном камне посредине  ледяной
злобной речушки, стоя чуть ли не по брюхо в воде. Конечно, мне следовало
отловить еще парочку рыбин - на вечер и на завтрашнее утро,  но  во-пер-
вых, я так окоченел, что меня просто трясло от холода и  нервного  пере-
возбуждения, знакомого, наверное, любому охотнику. А во-вторых, мне эле-
ментарно хотелось как можно быстрее пожрать.
   Поэтому я не стал ловить рыбу про запас, а перескочил с камня на  бе-
рег, отряхнулся и бросился на прыгающую по земле форель. Это была краси-
вая, крупная и сильная рыбина. Оказалось, что у нее только  спинка  тем-
ная, а к брюшку и нижним плавникам она светлела до нежно-палевого  цвета
и по бокам была вся покрыта коричневыми  пятнышками,  которые  ей  очень
шли.
   Она скакала и уворачивалась от меня, пока  я  не  догадался  намертво
прижать ее к земле передними лапами и быстро прокусить ей загривок у са-
мой головы.
   Вот откуда я знал, что для того, чтобы  рыба  перестала  трепыхаться,
нужно прокусить ей загривок именно в этом месте?! Наш  родной  мороженый
хек был всегда без головы и поэтому не пытался трепыхаться. Уж сколько я
его за всю свою жизнь сожрал, а ведь до сих пор понятия не имею, как  он
выглядит в лицо!.. И живой рыбы я отродясь не видел.
   Инстинкты, инстинкты, господа. Великая штука - инстинкты!
   Ну, что я могу сказать про форель? Пусть никто  не  упрекнет  меня  в
предательстве Родины или в низкопоклонничестве перед Западом -  я  всего
лишь честно оцениваю свои ощущения на тот момент, когда я жрал  эту  фо-
рель.
   Так вот, не скрою, - ихняя свежая, только что выловленная форель нам-
ного лучше нашего древнезамороженого хека.
   Подозреваю, что где-то, в пределах даже сильно сократившихся  сегодня
границ нашей все равно огромной страны, - наверняка, плавает  форель  не
хуже немецкой. Но для кого она плавает, спрашивается?!..
   Нам с Шурой, как представителям интеллигентской прослойки среднерусс-
кого народонаселения, доступен только "Хек мороженый безголовый".  Да  и
то не всегда...
   Размышляя таким образом, я доедал эту божественную рыбину уже лежа.
   С голодухи я слопал ее почти всю. Мой живот  вздулся  как  футбольный
мяч, ноги меня не держали, и в тяжелой сытой сонливости я прилег, лениво
дожевывая хвост форели...
   Мог ли я подумать, что именно с этого момента  начнется  новая  глава
моей жизни?!
   Мог ли я хоть на секунду представить  себе,  что  впервые  отведанная
восхитительная форель в корне изменит все мое мюнхенско-парковое сущест-
вование одинокого КБОМЖа?!!
   Напоминаю: КБОМЖ - Кот Без Определенного Места Жительства.
   - Да, ни в жисть! - как сказал бы Водила. - Ну, нипочем, бля!
   Каждый раз я влипаю в различные передряги, когда, забыв обо  всем  на
свете, самозабвенно предаюсь каким-нибудь своим животным страстишкам!
   Если быть честным до конца, так я ведь не падал с ног от голода.  Мог
бы и не трескать эту рыбину целиком и сохранить  рассудок  и  врожденную
осторожность. Уж раз даны тебе инстинкты, так пользуйся же ими,  дубина!
Так нет... Непременно нужно было обожраться форелью до такого  свинского
состояния, чтобы даже не почувствовать, как тебя накрывают сачком!
   Быстро, профессионально и бережно (не то, что эти наши злобные хамы -
Пилипенко и Васька...) я был блистательно отловлен двумя  замечательными
жуликами, специалистами по фальшивым Кошачье-Собачьим породам, и не  ме-
нее фальшивым, но превосходно сделанным  родословным  для  этих  липовых
"аристократов", - тридцатилетним  немцем  Эрихом  Шредером  и  его  ком-
паньоном - сорокалетним итальянцем Руджеро Манфреди!
   А может мне не следовало так уж корить себя  за  обжорство  и  потерю
бдительности. Может, наоборот, поблагодарить судьбу в лице этой прекрас-
ной форели...
   Интересно, можно так сказать: "в лице форели" или нет? Надо будет при
случае у Шуры спросить.
   Естественно, что имена, фамилии, возраст и профессию этих двух  жучил
- Шредера и Манфреди, я узнал значительно позже того, как они меня прих-
ватили в состоянии полубессознательной обжираловки.
   Помню, что меня совершенно поразила первая фраза Манфреди, которую он
прокричал Шредеру по-немецки, но  с  откровенным  итальянским  акцентом.
Примерно так, как киевские Коты и Кошки разговаривают по-русски.
   - РУССКИЙ КОТ, Эрих!!! Считай, что мы наткнулись на  золотую  жилу!..
Более РУССКОГО Кота мы не сумели бы поймать даже в России!..  -  завопил
Манфреди.
   Батюшки! Да, откуда же они узнали, что я русский?! Может,  кто-то  из
Котов-эмигрантов настучал?..
   От удивления и сытости я остолбенел и даже не рыпнулся, когда они ос-
торожно, бережно, я бы даже сказал - нежно, стали пересаживать  меня  из
сачка в клетку. Интересно, все-таки, откуда же они узнали, кто я?..
   Но уже следующая фраза Шредера прояснила мне многое:
   - Кто бы этот кот ни был - хоть малаец, хоть китаец, хоть баварец, мы
его сделаем РУССКИМ! Закажем ему потрясающие русские документы, и  бога-
тенькие любители домашней экзотики будут драться за право купить  у  нас
этого Кота! А мы только цену будем набавлять... Ты вспомни,  как  у  нас
чуть с руками не оторвали того тупорылого щеночка, крашеного в  полоску,
которого мы продали за детеныша гиены?!. Вспомни какой был ажиотаж!..
   - Правильно! Но то была Швейцария, Женева, и тот болван из  Организа-
ции обьединенных наций, который купил этого  щенка,  на  следующий  день
улетал к себе в Норвегию. Мы ничем не рисковали... А тут...
   - А тут нужно работать на наших  привычных  немецких  стереотипах,  -
прервал его Шредер. - Раз большой и страшный, раз дикий, значит, - РУСС-
КИЙ! А РУССКИЙ - это уже экзотика! Как крокодил, живущий в ванной комна-
те, или друг семьи - трехметровый тигровый питон в спальне.  Сейчас  это
жутко модно!
   - Гениально! - воскликнул Руджеро Манфреди. - Мы должны  дать  понять
покупателю, что именно за этим котом стоит гигантская страшная страна  -
вечные снега, Сибирь, тайга, мафия, белые медведи  и  миллионы  немецких
могил времен Второй мировой войны... И вот, среди этих могил  по  жуткой
русской земле ходит такой дикий кот, способный разорвать в клочья белого
медведя!..
   - Точно! - подхватил Шредер. - Таким образом,  мы  резко  вздергиваем
цену на этого якобы РУССКОГО кота, а во-вторых, снова  повышаем  интерес
Германии к России, сильно упавший после ухода Горби на  пенсию.  И  черт
его знает, может быть, на плечах этого кота мы с тобой еще  и  войдем  в
большую политику!.. А большая политика - это всегда большие возможности.
А большие возможности - это всегда...
   - Большие деньги! - закончил Манфреди.
   Тэк-с... Мало было мне уголовщины с наркотиками, со стрельбой и  тру-
пами, не говоря уже о незаконном безвизовом пересечении границы, так те-
перь меня хотят втянуть еще и в политические разборки! Вот тут у меня от
удивления и неожиданности просто отвалилась челюсть...
   - Осторожно, Руджеро! - тревожно крикнул Шредер. - Смотри какие у не-
го клыки!.. Это же саблезубый тигр, а не кот... Ты  только  посмотри  на
его клыки!
   Руджеро Манфреди плотно закрыл за мной дверцу просторной клетки и мо-
литвенно простонал:
   - Я не могу смотреть на его клыки, когда я вижу его яйца!.. Яйца про-
изводителя! Могучего и неутомимого сексуала!.. Может быть  не  продавать
его, оставить себе и начать потом торговать его котятами?
   - Слишком рискованно. Даже при таких роскошных данных он  может  ока-
заться импотентом. Мало ли мы знаем примеров... -  усмехнулся  Шредер  и
поднял клетку со мной. - О Боже... Какой тяжелый, швайне хунд!
   У немцев "швайне хунд", то есть, "Свинячья Собака", считается  жутким
ругательством. Это мне еще Коты-киевляне говорили.
   - Что ты хочешь этим сказать? - недобро спросил Манфреди.
   - То, что кот тяжелый.
   - Нет, когда ты говорил про импотентов с роскошными данными!..
   - Я имел в виду кота!
   - А еще?!
   - А еще, что он тяжелый, черт бы тебя побрал!.. А тяжелый он  потому,
что в два раза тяжелее любого нашего кота! Достаточно?!
   - То-то же! - уже спокойно сказал Манфреди. - У нас в Италии за такие
шутки стреляют.
   - Ну, все, все! - примирительно проговорил Шредер и накинул на клетку
клетчатый платок, чтобы меня не было видно. - Идем...
   И я почувствовал, что мы куда-то пошли. Сквозь  клетчатый  платок  не
было видно ни черта, и мне ничего не оставалось делать, как  улечься  на
бок и слушать Шредера и Манфреди. То ли от количества сожранной  форели,
то ли от необъяснимого предвидения, но я не испытывал ни малейшего  вол-
нения, ни испуга, ничего такого, что могло бы меня вывести  из  равнове-
сия. Кажется, что я даже был немножко рад тому, что со мною случилось...
   - Да, конечно, кот роскошный! И вес, и размеры... - восхищенно прого-
ворил Манфреди таким тоном, будто мой большой вес  и  мои  нестандартные
размеры - дело его рук и предмет его личной гордости.
   - И тем не менее, чтобы сделать из него  настоящего  ДИКОГО  РУССКОГО
КОТА - ГРОЗУ СИБИРСКОЙ ТАЙГИ, - нам придется над ним еще немало  порабо-
тать, - кряхтя, сказал Шредер. - Кстати, неплохое название для новой по-
роды - "Гроза Сибири"...
   - Отличное название! - подхватил Манфреди. - Точно! Из него нужно де-
лать подлинного ВАЛЬДВИЛЬДКАТЦЕ!..
   Это у них так по-немецки называется дикий лесной Кот. Я об этом узнал
еще от вице-консульской Нюси. В секунды восторженного оргазма она крича-
ла мне: "Ты - мой Бог! Ты - вальдвильдкатце!!! Я умираю!.."
   Правда, потом я случайно узнал, что в эти мгновения Нюся кричит такое
любому Коту, которому она была не в силах отказать.  Но  это  отнюдь  не
умаляло ее достоинств, а лишь делало ее еще более привлекательной. С Ню-
сей даже самый плюгавый Кот чувствовал себя половым гигантом!
   Тэк-с... Значит, они хотят из меня сделать, во-первых, -  "настоящего
русского", а во-вторых, к тому же - "дикого"... Забавно! Интересно,  как
они представляют себе "настоящего дикого русского Кота"? С рогом на  лбу
и с серпом и молотом на груди? Или еще как-нибудь позатейливее? Ну, про-
хиндеи...
   И тут, слышу, Шредер спрашивает у Манфреди:
   - У тебя сохранились координаты того старика, который делал нам доку-
менты на "русскую гончую"?
   - Конечно! Я только не уверен - сохранился ли сам старик.
   - А что с ним могло случиться?
   - Эрих, просчитай ситуацию хотя бы на ход вперед! Если этот старик  в
сорок пятом году в Потсдаме убежал из Красной Армии в чине старшего лей-
тенанта, то сколько ему может быть сейчас лет?
   - Семьдесят пять... Восемьдесят.
   - Согласись, что это превосходный возраст для тихого перехода в  дру-
гой мир. Мы уже год о нем ничего не слышали. Вариант номер  два:  старик
жив и здоров, но сидит в тюрьме. Может быть?
   - С чего бы это? - удивился Шредер.
   - Да, правда! - развеселился Манфреди. - С чего бы это?! Старик всего
пятьдесят лет занимался мошенничеством, и только лишь шесть раз сидел во
всех тюрьмах Европы! За что бы это его сажать в седьмой раз?!
   - Верно... - задумчиво согласился Шредер. - А какие он  тогда  сделал
документы на "русскую гончую"! Экстра-класс!.. Жаль, что она  сдохла  по
дороге в Лос-Анджелес у этого Американского актера... Ты не помнишь, как
его звали?
   - Нет, Эрих. Я помню только то, что ее смерть - на твоей совести. Это
ты все время орал, что у русской гончей должен быть втянутый живот и ко-
лол ей витамины вместо того, чтобы дать  кастрюлю  нормального  супа.  А
этот голливудский дурачок даже понятия не имел - какой  живот  бывает  у
настоящей русской гончей!..
   Тут я почувствовал, что мы остановились, и Шредер опустил мою  клетку
на землю. А потом я услышал такие обиженные интонации в его голосе,  что
чуть было не стал его жалеть
   - Руджеро, Руджеро! - простонал Шредер. - Ты просто сукин  сын  после
этого! Будто ты не знаешь, что когда начинаешь формировать "русскую гон-
чую" из обыкновенной длинной и тощей дворняги с вытянутой мордой и таким
чудовищным врожденным пороком  позвоночника,  что  ее  спина  становится
круглой, как у настоящей "русской гончей",  -  так  можно  ожидать  чего
угодно! Я лично думаю, что она скончалась от радостного удивления, когда
узнала, что отныне  будет  жить  не  в  Мюнхенском  Берг-ам-Лайме,  а  в
Лос-Анджелесском Беверли-Хиллз...
   - Господи! Какое счастье, что мы завязали с собаками и перешли только
на кошек! - воскликнул Манфреди, и я услышал, как он стал открывать  ав-
томобиль. - Насколько они экономичнее собак, насколько  тише,  насколько
удобнее в транспортировке...
   Я почувствовал, как Шредер наклонился к клетке и снял с  нее  тряпку.
Холодное желтое солнце ударило меня по глазам. От неожиданности и  пере-
жора я икнул и увидел, что автомобиль Шредера и Манфреда (куда там  этой
сволочи Пилипенко и придурку Ваське с их обосранным "Москвичом"!..) сто-
ит в узенькой прелестной улочке, совсем рядом  с  совершенно  незнакомым
мне входом в Английский парк. Я знал, что парк очень большой, но даже  и
не подозревал, насколько он велик. Я был свято убежден, что за это время
мы дошли до другого конца города...
   - Тем более, что цены на собак сейчас во всем мире падают, а на котов
и кошек - растут, - заметил практичный Шредер.
   - По тем же причинам. По чисто экономическим соображениям,  -  сказал
Манфреди и поднял мою клетку, чтобы поставить ее в автомобиль. - О, черт
его побери!!! Какой он, действительно, тяжелый! Кошмар. Бедные  кошки!..
Так повезем, или пусть поспит?
   - Пусть, на всякий случай, поспит. На кой черт нам  нужно,  чтобы  он
запоминал дорогу!
   - А в привидений ты еще не веришь?! - расхохотался Манфреди и  достал
из-под сиденья небольшой кожаный портфельчик.
   - Нет, Руджеро. До этого я еще не дошел, - серьезно ответил ему  Шре-
дер. - Но, чем больше мы с тобой занимаемся кошками, тем чаще я  начинаю
задумываться над некоторой жутковатой фантасмагоричностью