остаться
в Ленинграде, а не возвращаться в свою Вологду. История примитивнейшая и
банальная, но от этого не менее горькая...
   Счастье, что тогда они не обзавелись детьми и в их доме появился Я!
   - Во, гляди, Кыся, как они тут ездят, бля! -  неодобрительно  покачал
головой Водила. - Мы ж с тобой на нашей "Вольве" не  слабо  идем  -  сто
двадцать в час, а они, суки, на своих легковых "мерсах",  "беэмвухах"  и
"поршах" нас как стоячих делают! По сто восемьдесят,  по  двести  чешут,
придурки немецкие!.. Единственная страна, Кыся, где скорость не  ограни-
чена, мать их. Вот они друг перед другом и выдрючиваются. А потом  удив-
ляются - откуда у них на автобанах такие аварии, машин по сорок за раз -
в хлам!..
   Я с досадой отметил, что Водила, как сказал  бы  Шура  Плоткин,  явно
"сорвался с крючка". То есть, неожиданно оборвал нить Контакта со мной и
переключил свое внимание на чисто внешние, привычные  ему  раздражители.
Но тут же я честно признался себе, что виноват в этом сам. Уж слишком не
во время я стал вспоминать Шуру, себя и то время, когда  мы  были  моло-
ды... Слишком отвлекся.
   "Водила! - мысленно сказал я и напрягся так, что у  меня  даже  между
ушей заломило. - Постарайся сосредоточиться и понять  все,  что  я  тебе
скажу. Пожалуйста, вспомни опять про свою фанеру. Я  тебя  очень,  очень
прошу, Водила!!!"
   - И знаешь, Кыся, что мне еще не нравится? - тут же, почти без паузы,
проговорил Водила. - То, что меня пытались на наркоту  проверить.  Меня!
Которого здесь столько лет знают как облупленного. И собачки эти чуть на
говно не изошли... Ну, их еще можно понять - им службу  служить,  а  тут
мой Кыся им кислород перекрывает! А если они не только на тебя лаяли, а,
Кыся?...
   Я поощрительно положил ему на плечо лапу и даже  муркнул.  Но  Водила
ласково отодвинул меня и сказал:
   - Отсунься маленько, Кыся. Я закурю. На хера тебе дымом  дышать?  Эх,
жаль я твою зажигалочку посеял...
   Я испугался, что Контакт снова прервется и опять напрягся до головной
боли: "У тебя в фуре - минимум сто килограммов кокаина! Его  погрузил  в
твою фуру Лысый. Осторожней с ним! Он вооружен. Он трус и от испуга  мо-
жет начать стрелять..."
   Стоп, стоп, Мартын!.. Слишком много информации! Что я делаю?!  Посте-
пенно, постепенно...
   - А не загрузили ли меня чем-нибудь этаким в  той  шараге?  -  Водила
приспустил боковое стекло, закурил и уточнил: - Кроме фанеры...  А,  Кы-
ся? Если пошурупить мозгами - в любую пачку фанеры можно  килограмм  сто
кокаина спрятать. Вырезал в листах круг диаметром с метр, снизу и сверху
по паре целых листов прихреначил, а в середку хоть слона запихивай! Дес-
кать, водитель на этой машине проверенный, его трясти не станут. А  если
и стопорнут - все тут не при чем. Водилу - за жопу и в конверт. И  пусть
доказывает, что он не верблюд!
   Признаюсь, я был ошеломлен. Не в обиду Шуре Плоткину сказано - теперь
я никогда не поручился бы за то, что Шура понял бы меня лучше, чем Води-
ла!...
   - Конечно, - продолжал размышлять Водила. - Товар они  потеряют...  А
это минимум по сотне баксов за грамм! То есть, - сто  тысяч  зеленых  за
кило... А за сто кило?! Охренеть можно!
   "Ты молодец, Водила! Ты умница! - похвалил я его. - Но ты, как мудак,
пропустил мимо ушей то, что я сказал тебе про Лысого!.."
   На что Водила мгновенно отреагировал:
   - И знаешь, что, Кыся?  Если  они  мне,  действительно,  какую-нибудь
срань в фуру подбросили - слово даю, что вон тот, -  Водила  показал  на
идущий впереди фургон Лысого, - наверняка, в этом деле хвост замочил!
   Мне так понравилось это выражение - "замочил хвост"! Потрясающе! Нуж-
но запомнить. Очень может пригодиться...
   - Уж больно он шустрил при погрузке, - вспомнил Водила. - Я еще тогда
подумал - чего он так суетится? И потом... Помнишь,  Кыся,  когда  ночью
Бармен вдруг про наркотики заговорил... Не, ты ни хрена тогда, наверное,
не слышал - вы там с Рудольфом под столом по буфету гуляли. А  я  видел,
как мой этот лысый сокамерник занервничал!..
   "Да видел я все, Водила! - мысленно завопил я. - Во  всем  этом  деле
самый страшный человек - Бармен!!! Это он тебя подсунул  той  фирме,  он
тебя запродал Сименсу на месяц!.. Он велел Лысому пристрелить тебя, если
ты не согласишься на их условия! Он дал Лысому  пистолет  с  глушителем!
Видел по телевизору такие?! Когда я сказал тебе, что Лысый  вооружен,  -
ты почему-то не обратил на это внимания. Думай, Водила, думай!.."
   От волнения я даже не заметил, что дословно повторил фразу  Кота-Бро-
дяги, сказанную им мне тогда - в пилипенковском фургончике.
   - Вот я и думаю... - почти впрямую ответил мне Водила. - Что за  этим
стоит кто-то очень крутой. Который и меня хорошо знает, и бабок у него -
хоть жопой ешь. Чтобы и за дурь отстегнуть, и вокруг всех купить. Ну,  и
не без своих людей здесь, конечно. В Германии. А может, и еще  где...  И
из рук они свой товар так просто не выпустят. Если все  и  вправду  так,
кто же дирижирует всей этой филармонией?.. А, Кыся?
   "БАРМЕН!!!" От злости я чуть не укусил Водилу за ухо!
   - Неужто, бармен?! - вдруг спросил Водила и потрясенно посмотрел  мне
в глаза.
   Чего делать на скорости сто двадцать километров в  час,  конечно,  не
следовало. Наша огромная машина непроизвольно вильнула из крайнего  пра-
вого ряда в средний, и обгонявший нас бельгийский автобус от ужаса исте-
рически засигналил и замигал всеми своими фарами.
   Водила тут же вывернул руль вправо, вернулся в свой ряд и, глядя  те-
перь только вперед, жестко повторил уже  даже  без  намека  на  вопроси-
тельную интонацию:
   - БАРМЕН...
   И физиономия Водилы застыла в неподвижном, жутковатом  и  беспощадном
выражении, как у рабочего со скульптуры "Булыжник -  оружие  пролетариа-
та". Я когда-то про такие скульптуры видел целую передачу по телевизору.
   На подъезде к Ганноверу мой Водила знал уже все!
   Последние полчаса, видимо на нервной почве,  а  попросту  говоря,  на
обоюдном вздрюче, наш телепатический Контакт по доктору Шелдрейсу  прев-
ратился в быстрый диалог двоих, понимающих друг друга не только  "с  по-
луслова", но и "с полувзгляда".
   Так мы с Водилой в жилу настроились на одну волну! О чем этот  симпа-
тяга Ричард Шелдрейс даже и мечтать не мог в своей Англии. Он и  не  по-
дозревал, что два обыкновенных, беспородных русских - я и Водила, - нас-
только расширят границы его теории.
   - На чем зтот убивец должен за нами ехать? - спрашивал Водила и  вни-
мательно поглядывал по сторонам и в оба зеркала.
   "Микроавтобус "Тойота" с мюнхенскими номерами - "М-СН"..."
   - По ихнему, это "М-ЦеХа". А цифры запомнил?
   "Нет. С цифрами у меня с детства заморочки..."
   - Ну, ты даешь, Кыся... Цифры же - самое  главное!  Что  еще  говорил
Бармен?
   "Что это его последнее дело. Потом он уходит на покой".
   - Покой я ему, суке, гарантирую. А кто из двоих должен  меня  на  тот
свет отправить?
   "Или Лысый, или тот - из "Тойоты". Но тогда и Лысого с тобою вместе".
   - Ага... А они ху-ху не хо-хо? Бляди!
   "Как только они перегрузят кокаин - ты им больше не нужен..."
   - Я им уже не нужен, Кыся. Перевез дурь через границу - и  ладушки...
Когда в деле корячатся такие бешеные бабки и торчат такие крупные  фигу-
ра, как говорил Бармен, - кто же меня в живых оставит? Так что ты, Кыся,
если что начнется - не высовывайся. Я и сам справлюсь...
   "Дурак ты, Водила! Мы с Шурой никогда своих не закладывали! Учти,  те
оба с оружием..."
   - Хер я положил на их оружие. Не боись, Кыся - прорвемся. И еще шоро-
ху наделаем. И на ночевку в Нюренберге пусть они не рассчитывают. Сейчас
в Ганновере пообедаем с тобой, заправился под завязку и почешем мимо Ню-
ренберга с песнями аж до Мюнхена. По дороге они с нами ни хрена не  сде-
лают. А там поглядим...
   "Сколько мы уже от Киля проехали?" - спросил я.
   - Километров двести пятьдесят. А что?
   "А до Мюнхена еще далеко?"
   - Примерно, шестьсот с небольшим. Тебе-то это зачем?
   "Устанешь так, что они нас голыми руками возьмут".
   - Не смеши меня, Кыся. Когда я работал на внутрисоюзных рейсах - я по
полторы тыщи верст без сменщика и без отдыха шуровал по нашим  советским
колдоебинам и выебинам. И на чем?! На  стошестидесятисильной  "Шкоде"  с
рефрижиратором!.. А у нас с тобой почти четыре  сотни  лошадей  вот  под
этим шведским капотом. И дорожка - лабораторная... Об чем ты, Кыся!  Как
говорят в Одессе - мне с вас смешно.
   "Ты тогда был моложе..."
   - Зато, сейчас я умнее. Гляди, Кыся, как эта лайба ходит!
   И Водила пошел на обгон грузовика Лысого.
   Я вообще-то ни хрена не понимаю в вождении автомобиля,  но  по-моему,
Водила это делал мастерски!
   Ах, как я в эту секунду  пожалел,  что  с  нами  нет  Шуры  Плоткина!
Во-первых, потому, что ВТРОЕМ мы наверняка бы нашли выход из создавшего-
ся положения. А во-вторых, мне бы так хотелось, чтобы Шура  увидел  меня
сейчас - мчащегося по роскошному германскому  автобану  в  замечательном
огромном шведском грузовике, запросто и на равных болтающего  с  Водилой
этого грузовика, которьй вполне мог бы стать Шуриным приятелем.
   Но еще больше я пожалел, что рядом с нами нет Шуры, когда мы  остано-
вились на обед и заправку под Ганновером!
   Он же никогда не владел таких автозаправочных станций...  Где,  кроме
бензина и дизельного топлива, Шура мог бы купить себе все,  что  взбрело
бы ему в голову - от немецкой бутылки водки с милым названием "Ельцин" и
американской шапочки с большим козырьком и надписью "Я  люблю  Нью-Йорк"
до автомобильного аккумулятора и шин любого размера.
   Здесь же Шура мог бы сходить в неправдоподобно чистенький туалет  без
запахов мочи и кала, принять горячий душ;  пообедать  в  очень  красивом
ресторане или (как мы с Водилой и Лысым) в столовой  самообслуживания  с
невероятно аппетитной жратвой; тут же Шура мог бы снять уютную  комнатку
с ванной в мотеле и переночевать под телевизор с двадцатью шестью  прог-
раммами из Германии, Австрии, Америки, Англии, Франции,  Италии  и  даже
Турции, как сказал мне Водила.
   Вот что увидел я и чего никогда, к сожалению, не видел мой Шура Плот-
кин. Подозреваю, что и я все это увидел из-за экстремальности ситуации.
   Как говорится - не было бы счастья, да несчастье помогло: приехав  на
эту "заправку", Водила не оставил меня в кабине, а посадил в сумку,  ре-
мень перекинул через плечо и потащил меня по всему этому сказочному при-
дорожному раю, приговаривая тихо:
   - А хер их знает, может, они захотят взорвать нашу  машину?..  Сейчас
это очень даже модно. Мало ли что им в башку  встрянет...  Так  что  да-
вай-ка, Кыся, порознь не гулять. Куда я, туда и ты. О'кей? С этой минуты
мы оба на военном положении - только вместе! Приказ понял?
   Я чего-то муркнул ему в ответ, и Водила добавил:
   - А кроме всего, это тебе и поглядеть полезно. Такого у нас в России,
к сожалению, еще лет сто не увидишь. А в Германии на каждом шагу. Это их
сильная сторона...
   То, что такие автозаправочные станции не просто  "сильная",  а  ОЧЕНЬ
сильная сторона немцев, я убедился, когда при  входе  в  столовую  вдруг
увидел две пластмассовые миски на низких подставках. В одной миске  были
навалены аккуратненькие кубики тушеного мяса с какой-то пахучей  подлив-
кой, а в другой - чистая, свежая вода.
   Сверху, над мисками, было написано - "Хунде-Бар", что по-нашему, ока-
зывается, - "Собачий Бар"! Так мне перевел Водила и объяснил, что проез-
жающие мимо Собаки могут тут бесплатно перекусить и утолить жажду.
   - Лопай, Кыся. Халява, - сказал мне Водила и поставил сумку  со  мной
прямо у мисок.
   Не вылезая из сумки, я немного попил воды, а мясо есть не стал  из-за
подливы. Хека у них в этом "Хунде-Баре", конечно, не было. Их  халява  о
нашем хеке даже представления не имела.
   Но несмотря на подливу, несмотря на то, что само название "Хунде-Бар"
для меня звучало несколько оскорбительно,  -  можно  было  вспомнить  не
только о Собаках, но и о Котах, разъезжающих по  германским  дорогам,  -
сама идея создания такой кормушки показалась мне просто превосходной!
   Лысый в Германии был всего во второй раз, языка не знал ни  словечка,
и поэтому не отставал от нас ни на шаг. А может быть, и не только поэто-
му. Может, ему хотелось найти наиболее подходящий момент, чтобы  погово-
рить с Водилой насчет кокаина, предложить ему те пять тысяч  долларов  и
договориться насчет возможности перегрузки той "фанеры" в "Тойоту".  Ко-
торой, кстати, почему-то все не было и не было...
   Я чувствовал, что Лысый в глубине души молится своему  Господу  Богу,
чтобы мой Водила согласился на все его предложения и взял бы пять  тысяч
долларов.Чтобы Лысому не пришлось хвататься за пистолет с глушителем.
   На голове у Лысого красовался зеленый военный берет десантника, снизу
обшитый тоненькой полоской коричневой кожи. Полностью  закрывал  лысину.
Джинсовая куртка распахнута - и всему миру была  предъявлена  бьющая  по
глазам ярко-красная рубашка с выпущенным  на  куртку  воротником.  Я  уж
грешным делом подумал, что Лысый специально надел  такую  рубаху,  чтобы
тот Тип из "Тойоты" с мюнхенскими номерами мог его сразу узнать.
   К слову сказать, я обнюхал Лысого со всех сторон и оружейного  запаха
не обнаружил. Наверное, на время пересечения границы Лысый заныкал  пис-
толет в одну из коробок с водкой в своем фургоне.
   По логическому развитию событий случай напрямую поговорить с моим Во-
дилой представился Лысому в столовой  самообслуживания,  где  мы  втроем
обедали.
   Я на секунду отвлекусь от всей этой сволочной  криминальной  истории,
чтобы поведать о блюде, которого я никогда в своей жизни раньше не  про-
бовал и узнал о его изумительном существовании только лишь на той  авто-
заправочной станции под Ганновером.
   Интересно, ел ли когда-нибудь мой Шура Плоткин "татарский бифштекс?!"
Не знаю, не знаю...
   А вот я - ел! Я его ел в центре самой богатой страны Европы, как ска-
зал мне мой Водила. А еще он сказал, когда принес мне  "татарский  бифш-
текс":
   - Я, Кыся, поглядел у "Хунде-Бара" - ты тушонку с подливой  не  очень
уважаешь. Может, тебе эта хреновина подойдет? Мне лично она  жутко  нра-
вится.
   И показывает мне тарелку, на которой лежит такой довольно крупной ле-
пешкой одуряюще пахнущий сырой мясной фарш! А вокруг него - кучка  мелко
нарезанного лука, горка порубленных в крошево соленых огурчиков  и  штук
десять моих любимых оливок без косточек!
   - Етиттвоюмать! - удивился Лысый. - Ну, ты даешь,  парень!..  Так  ты
обе эти тарелки с сырым мясом коту взял, что ли?!.
   - Нет. Одну - себе, а что?
   - Так они же по двенадцать марок!.. Я же видел...
   - Ну, и что?
   - Как "что"?!.. Это же почти по девять долларов!..
   - А и хер с ним, - сказал Водила. - Лично мне - Кот дороже.
   Мне это так понравилось, что я даже об его ногу потерся.
   А Водила... Вот он иногда такой умный, такой сообразительный  бывает,
а иногда - мудак мудаком... Водила, видишь ли, подумал, что я так  выра-
жаю свое нетерпение скорей пожрать, и говорит:
   - Не торопись, Кыся, не торопись. Я вот  только  эти  приправки  себе
ссыплю, а то ты их вряд ли есть будешь.
   И сгребает с моей тарелки в свою - лук, соленые огурчики и оливки.
   Вот когда он дошел до оливок - тут уж извините! Я  пулей  вылетел  из
сумки к нему на колени, мгновенно подцепил когтями пару оливок  и  быст-
ренько отправил их себе в рот!
   За маслины и оливки я могу, по выражению Шуры Плоткина, "продать план
родного завода". Шура считал, что такой гастрономический изыск  -  подт-
верждение моей яркой индивидуальности.
   С тех пор, как Шура случайно обнаружил  мою  необъяснимую  страсть  к
этому, далеко не кошачьему продукту, он мне с каждого гонорара, с каждо-
го аванса, с любой халтурки покупал банку консервированных оливок и пер-
вое время даже устраивал маленькие представления для  своих  друзей.  Он
брал самую большую оливку в зубы, опускался на ковер, становился на  ка-
рачки и, оскалившись, тянулся ко мне. Я подходил и осторожно зубами  вы-
нимал изо рта Шуры эту оливку под шумные аплодисменты присутствующих.
   Если же гостей не было, а оливки имелись, то мы все  равно  частенько
исполняли этот, как говорил Шура, "смертельный номер". Просто так.  Друг
для друга.
   Иногда, глядя на то, как я лопаю оливки или маслины,  Шура  вспоминал
какую-то "чеховскую Кошку", которая жрала с голодухи огурцы.
   Долгое время я думал, что "чеховская Кошка"  -  название  неизвестной
мне кошачьей породы. Вроде "сиамской Кошки" или "сибирской".
   Но потом узнал от Шуры, что Чехов, вроде моего Плоткина, тоже был ли-
тератором, и Шура его очень любил и уважал. А вот как сам Чехов относил-
ся к моему Плоткину - об этом никогда разговора не было.
   ...Короче, жрал я это потрясающий "татарский  бифштекс"  -  свежайший
сырой мясной фарш, закусывал своими любимыми оливками, чем привел в  не-
малое удивление и своего Водилу, и Лысого,  который  время  от  времени,
заглядывал ко мне под стол и говорил:
   - Ну и котяра... Вот это да!..
   - Кыся - что надо. Можно сказать - друг, товарищ и брат.  А  башкови-
тый!.. Он про тебя счас такое понимает, что если бы ты, к примеру, узнал
- сразу бы выпал в осадок! - вдруг сказал Водила.
   Я с перепугу даже есть перестал. Ну, что за трепло?! Кто его за  язык
тянет раньше времени?! Ты подожди, когда  Лысый  сам  расколется.  Когда
первым заговорит о деле...
   Но Лысый, слава Богу, не принял всерьез последнюю  фразу  Водилы.  Он
рассмеялся и, словно отвечая мне, сказал:
   - Слушай... Я все хотел с тобой об одном деле поговорить.
   Ох елки-палки! Неужели я действую и на Лысого?! Потряс!!! Как же  это
обратить в нашу с Водилой пользу?
   А мой Водила, засранец такой, не  просек  ответственности  момента  -
заткнуться и слушать - и говорит Лысому:
   - Ты еврей или русский?
   Лысый обиделся, разозлился, разнервничался:
   - Да ты чо?! Белены объелся?! Нашел, бля, еврея!.. Да я русак чистей-
ших кровей! Да я этих жидов!.. Ты, чо? В своем уме?!
   - Ну, все, все... Извини, браток, - говорит мой Водила. -  Просто  ты
счас в столовке сидишь, кушаешь, а беретку свою не снимаешь, как положе-
но по христианскому обычаю. Вот я и подумал - уж не еврей ли  ты?  Им-то
как раз по ихней вере положено за столом сидеть в такой шапочке  -  кипа
называется...
   Лысый нехотя стянул берет с головы и обиженно произнес:
   - Ты тоже, знаешь, говори, да не заговаривайся.  Я  может,  стесняюсь
здесь своей плешью отсвечивать. Вот и ношу беретку.
   - Госссподи!.. - виновато вздохнул Водила. - Да, носи  ты  хоть  шап-
ку-ушанку, хоть с голой жопой ходи - кто тебе тут чего скажет? Не, прав-
да, извини меня, корешок... Не хотел обидеть. Тем более, что я лично ев-
реев даже очень уважаю. Не обижайся. Давай, я лучше тебе частушку  хоро-
шую спою, чтобы ты на меня зла не держал...
   И Водила тихонько запел:
   Кудри вьются, кудри вьются,
   Кудри вьются у блядей...
   Ах, почему они не вьются
   У порядочных людей?..
   Неожиданно, чей-то молодой и приятный голос так же  негромко  продол-
жил:
   Потому, что у блядей
   Деньги есть для бигудей,
   А у порядочных людей
   Все уходит на блядей!..
   Я сидел под столом со своей тарелкой и, кроме чужих ног в потрепанных
джинсах и кроссовках на липучках, ни черта больше не видел. А  сердце  у
меня уже тревожно кувыркнулось, дыхание перехватило, и последняя  оливка
стала поперек горла. Еле проглотил. Уж слишком от этого любителя  часту-
шек тянуло кисло-оружейным металлическим запахом!
   - Здоруво, мужики! - услышал я и, на всякий случай, вспрыгнул на один
из двух свободных стульев у нашего столика.
   Мало ли... Чем черт не шутит? Может, и я пригожусь.
   У нашего стола стоял худенький, невысокий и по-человечески очень сим-
патичный паренек лет девятнадцати-двадцати. В руках он держал  пластмас-
совый поднос с тарелками, стаканом апельсинового сока и большой  кружкой
кофе. О