очень  кстати  начал  демонстрировать  донельзя
захватывающую сцену с участием двух  особо  неприступных  начальственных
секретарш и толстого майора-снабженца. Снять  эту  сцену  в  свое  время
стоило  Юрию  целого  океана  денег  (в  ход  пошло  даже   компьютерное
моделирование), но средства оказались потрачены не  зря.  Пуская  слюни,
точно собаки Павлова,  все  шестеро  здоровенных  охранников  столпились
перед  небольшим  экраном,  возбужденно  гогоча  и  отпуская   различные
подходящие к ситуации комментарии.
   Сержант-охранник нехотя поднял глаза на вошедших. Ну что им  тут  еще
потребовалось?.. Блин, такой классный трах досмотреть не дадут!.. Ордера
приволокли, с  тоской  подумал  он,  глядя  на  лейтенанта-десантника  с
Георгиевским крестом, озабоченно перебиравшего  бумаги,  и  сделал  знак
своим - убавить громкость страстных стонов, доносившихся из динамика.
   Офицер подошел вплотную к стойке пульта.
   - Вот наши бумаги, возьмите!..
   Это было кодовым словом. Зуботычка, Клещ и Выдирало вскинули  оружие.
На свою беду, караульный расчет, не ожидая  инспекции  (о  которой,  как
правило, узнавали заблаговременно и успевали, что называется  "погладить
шнурки"), не озаботился надеть бронежилеты. За что и поплатился.
   Оставив  позади  себя  шесть  мертвых  тел,  отряд  Зарубы   деловито
отправился дальше.
   На   пульте   Юрия   погас   второй   из   трех   красных   огоньков.
Капитан-лейтенант  жестко  усмехнулся  и  потянул   руку   к   микрофону
интеркома.
   Камеру, где содержался Попандопулос, Заруба отыскал  без  труда.  Все
операции в тюремном блоке,  начиная  от  питания  заключенных  и  кончая
раздачей  пипифакса,  были  автоматизированы.   Отперев   предварительно
командой с пульта камеру несчастного грека, Заруба вошел внутрь...
   У Юрия погас третий огонек.
   Клещ, Выдирало  и  Зуботычка  как  раз  заканчивали  добивать  экипаж
Попандопулоса, когда в центральной  диспетчерской  батальона  внутренней
охраны  натужно  взвыла  сирена.  Автоматы  наконец-то   разобрались   в
происходящем.
   "Проникновение в тюремный блок! Тревога третьей степени!"
   В этот самый миг Заруба взял неуклюжую трубку переговорника:
   - Все в порядке, босс.
   Вместо ответа  раздался  мощный  взрыв.  Трубка  не  зря  была  столь
громоздкой. Упакованный  в  нее  заряд  пластиковой  взрывчатки  высокой
мощности превратил тела  четырех  налетчиков  в  разбросанные  по  всему
коридору кровавые ошметки.
   Пульт в руках Юрия трижды удовлетворенно пискнул.
   Теперь можно было и отваливать.
   "Стремительный"  проревел  отход.  Согласно  примчавшейся  из   штаба
диспозиции ему надлежало занять место в авангарде.  Насвистывая  веселую
песенку, капитан-лейтенант занял свое место на мостике,  в  командирском
кресле. "Все долги уплачены до восхода солнца, - повторял он про себя. -
Все долги уплачены...", а когда мы вернемся, можно будет  подумать  и  о
таможенниках. Кто-то ж должен ответить  1мне  за  потерянную  прибыль  и
конфискованный в казну контрабандистский корабль!"
   Сам адмирал  Рождественский  поднял  флаг  на  "ГангУте".  Следом,  в
кильватер флагману, экономя энергию аутспейс-генераторов, шла "Полтава".
Дальше - видавшая виды "Чесма" и  гордость  флота  "Наварин".  Авианосец
"Варяг" держался чуть поодаль. А вместе с ними - десятка  три  эсминцев,
дюжина тяжелых крейсеров да целая прорва минных транспортов - залатьшать
прореху в минных полях...
   Юра невольно зевнул. Блин, как меня достали  эти  игры.  Есть  только
одно по-настоящему  достойное  мужчины  занятие  -  делать  деньги.  Это
квинтэссенция мужского успеха. Потому что деньги невозможно сделать  без
храбрости, умения рисковать, удачливости,  сообразительности  -  словом,
без всех качеств, коими и должен обладать настоящий  мужчина.  А  тут...
летай, стреляй, бомби, каждый миг норовя нарваться на шальную  жжаргскую
мину. К чему все это? Что, тем же жжаргам торговать не нужно? Нет,  будь
я толстым-претолстым интендантским чином  -  всем  угодникам  свечки  бы
поставил, лишь бы война не кончалась, потому  что  когда  ж  еще  жиреть
интендантам, как не по военному  времени,  которое,  как  известно,  все
спишет? Атак... дрались-дрались, пока не сравнялись. А я еще жить  хочу.
Проклятье, я, пожалуй, выкуплю отель у старика Понтиви!  Теми  туземными
красотками надлежит заняться всерьез. (Неудовлетворенные  Зойкой  чресла
капитан-лейтенанта выразили полное согласие.)
   Ну, все, начали прыжок, и  капитану  можно  расслабиться.  Удерживать
корабль в экранирующем конусе силового  поля  -  дело  операторов.  Вход
завершили успешно - а дальше, как Бог даст. А коли не даст... что ж,  не
зря же он,  Юрий,  корпел,  оборудуя  специальную,  личную,  капитанскую
спасательную капсулу с полностью автономным питанием и системой запуска?
А "Стремительный"... его можно и взорвать. Ключ  самоликвидатора  -  вот
он, в капитанском брелоке.
   Мысль была холодной и четкой. И вновь Юрий ей нимало не удивился.
   А что? Вполне здравое соображение. На твоих счетах достаточно  денег,
чтобы начать солидное торговое дело в Новых Мирах. Надо  только  улучить
момент...  "Стремительный"  погибнет  со  всем  экипажем,  а  он,  Юрий,
спокойно начнет новую жизнь под новым именем - ведь все банковские счета
предусмотрительно открыты "под пароль"... Он, бывший  капитан-лейтенант,
навеки исчезнет  из  списка  живых.  А  обзавестись  новым  компьютерным
файл-делом  при  его  деньгах  не  так-то  сложно.  Месье  Понтиви   его
определенно заждался... А люди, его команда... что ж, на  войне  как  на
войне. Они умрут  быстро  и  без  мучений.  Их  семьи  получат  солидную
пенсию...
   Он лгал себе. Если "Стремительный" исчезнет в глубоком космосе  и  ни
один корабль не станет свидетелем его последних мгновений,  весь  экипаж
автоматически попадет в  категорию  "пропавших  без  вести",  не  дающую
семьям права на государственное вспомоществование...
   Юрий замер в кресле, откинув  голову  и  прикрыв  глаза.  Штурманы  и
рулевые с уважением поглядывали на командира - ишь, в прыжок ушли, а кэп
с мостика не уходит. С ними он, со своей командой. И правильно.
   ...Нет, сейчас, конечно, он этого не сделает. Не время. Потом, потом,
уже  после  этого  боя,  когда  все  так   или   иначе   устаканится   и
"Стремительный" вновь направят в далекий разведывательный рейд. И там, у
какой-нибудь   милой   планетки,   которую   мы   выберем   заранее    и
соответствующим образом подготовим, все и случится.
   Юра улыбнулся. Настроение становилось все  лучше  и  лучше  с  каждой
минутой.
   Следом за "Счастливым" погибла "Керчь". Саша видел ее  агонию,  видел
рвущееся из ракетных шахт пламя - несколько жжаргских плазменных зарядов
ворвались внутрь корабля.  Катапульты  пачками  швыряли  в  пространство
спасательные капсулы. И на них коршунами падали стартовавшие с "Ипсвича"
истребители. Саша сжег три, но другие, не обращая внимания на потери,  с
безумной  яростью,  забыв  о  контратакующих  "Валдаях",   гонялись   за
капсулами, гибли сами - и губили врагов.
   Затем настал черед  "Изяслава".  Его  отважный  командир,  в  тщетной
попытке спасти гибнущую "Керчь", подошел слишком  близко  и  угодил  под
концентрированный огонь жжаргских крейсеров. На черной броне  эсминца  -
такой несокрушимой на первый взгляд и такой ненадежной на деле - заалели
пробоины. Пытаясь выиграть время, "Изяслав" резко отвернул. И в этот миг
его настиг  залп  с  "Конго".  Кормовой  отсек  с  двигателями  оторвало
напрочь, и после  этого  жжарги  уже  спокойно  расстреляли  беспомощный
корабельный остов. Несколько спасательных капсул все же  успели  уйти  с
гибнущего эсминца - лишь для того, чтобы стать легкой добычей  жжаргских
истребителей.
   "Ну как, нравится? - спросил внезапно Саню  мягкий  голос.  Абсолютно
чужой голос.  Отчего-то  запахло  Светочкиными  духами  -  теми  самыми,
невыветривающимися, с письма. - Нравится тебе это? Даже ты  не  в  силах
повернуть здесь все по-своему".
   Саша снова покрылся потом  -  только  теперь  это  был  холодный  пот
страха. Нечто в этом мягком  безжизненном  голосе  заставляло  вспомнить
Правила Поведения для Испорченных Душ, принятые в преддверии Ада.
   Судя по всему, Рэмбо ничего не слышал. Голос обращался к  нему,  Саше
Самойлову, и ни к кому иному. На ум пришла вычитанная где-то, кажется  в
"Науке и религии", фраза - "падшие духи  стараются  сбить  тебя  с  пути
истинного, внушая уныние и неверие в  милость  Господнюю.  Не  говори  с
ними, не поддавайся их лживым речам! Уповай на милосердие..."
   Да! Вот оно - не говори с ними!
   Пальцы  Саши  продолжали  затейливый  танец  на  шлемном  экране.  Он
обливался потом в своем летном комбинезоне - и молчал.
   "Ты слышишь меня, - с прежней мягкой интонацией продолжал голос. - Но
даже если ты не ответишь мне ни единым словом, сказанное мной все  равно
останется в твоей памяти. Тебе не спрятаться и не отмахнуться. Отчего ты
упорствуешь?"
   Удачный  Сашин  выстрел  разложил  на  атомы  жжаргский  истребитель,
безоглядно погнавшийся за одной из спасательных капсул "Изяслава".
   "Что х, будем считать это твоим ответом, - заключил голос. - Но помни
- там, за Порогом, для тебя все равно ничего  не  будет.  Ни  Света,  ни
Тьмы, ни даже Сумерек. Только Ничто. Полное, абсолютное, вечное Ничто".
   "Я, наверное, брежу!" - мелькнула предательская мысль, и вражий голос
тотчас ухватился за нее, как за соломинку.
   "Точно.  Бредишь.  Ты  полагаешь,  что   сидишь   сейчас   в   кабине
космического штурмовика, что в  окружающем  тебя  пространстве  горят  и
гибнут русские корабли, с русскими матросами и офицерами,  с  двуглавыми
орлами и андреевскими флагами в кают-компаниях? Отнюдь нет. Ты лежишь на
узкой койке в душном кабинете рядом со странным аппаратом,  и  все,  что
тебе грезится, - не более чем тонкая игра концентраций нейромедиаторов в
твоих синапсах и электрических импульсов в сети аксонов..."
   "Стоп! Я ведь и слов-то  таких  не  знаю!  -  внезапно  обретя  силы,
выпалил Саша, словно бы в лицо незримому собеседнику.
   Точно. Как он мог не  догадаться  раньше?  Не  знает  он,  что  такое
"нейромедиатор", "синапс" или там  "аксон".  Значит,  тот,  кто  говорит
сейчас  с  ним,  существует  независимо  от  его  сознания  -   ух!   эк
завернул-то! Ну, короче, ясно - раз я сам таких слов произнести не  мог,
значит, их в меня впихнули извне. Кто,  как,  почему  -  уже  не  важно.
Впихнули. И все тут. А это, в свою  очередь,  значит  -  есть  те,  кому
что-то от меня нужно, причем нужно именно в этом мире, не на Земле...
   Голос замолк, словно смутившись.
   Но если в этом мире кто-то может говорить с  ним,  Сашей  Самойловым,
вне зависимости от его, Саши, мыслей  и  познаний  -  значит...  Значит,
горящие корабли и гибнущие люди - это всерьез.
   Точно заправский истребитель, "Валдай" завалился на крыло,  выходя  в
хвост очередному жжаргу.
   Спасательные   капсулы   с   "Изяслава"   подбирали   "Грозящий"    и
"Порывистый". И, как всегда, когда кого-то  спасаешь,  зачастую  гибнешь
сам. Поневоле застопорив ход, эсминцы превратились в отличные мишени для
орудий жжаргских линкоров. Получив по несколько  попаданий,  израненные,
они выходили  из  боя  -  каждый  нес  почти  вдвое  больше  людей,  чем
полагалось по боевому расписанию. Михеев приказал им отступить.
   Черные оплавленные пятна разукрасили  уже  и  корпус  "Ташкента",  но
лидер пока не сдавался, его огонь не слабел. Правда,  все,  что  он  мог
сделать, - удержать жжаргов на некотором расстоянии. "Конго" и  "Цукубо"
разметали "Валдаев", словно медведи  пчел.  Прицельные  линии  легли  на
"Ужасный".
   Конец доблестно сражавшегося корабля был  страшен.  Корпус  взорвался
изнутри, из огненного облака не вырвалась ни одна спасательная капсула.
   Бой был проигран,  проигран  окончательно  и  бесповоротно.  В  строю
остались только "Ташкент", три "брата" "Изяслава" да "Беспокойный",  уже
получивший тяжелые повреждения. На русских  кораблях  кончались  ракеты.
Обречены были и "Валдай" - их корабль-матка давно погиб.
   Продолжая стрелять, Саша в то же время  отчаянно  пытался  дотянуться
мыслью до подмоги. Ведь должна же она появиться! В  системе  этого  мира
должен найтись противовес жжаргам, кем бы они ни были!
   Пространство тут черно, как и ночное небо Земли. Люди ходят  на  двух
ногах и говорят по-русски. Здесь есть Россия.  Есть  Санкт-Петербург.  И
есть рука, обронившая в почтовый ящик странное письмо, надушенное  столь
же странными духами.
   "Ты хочешь, чтобы говорящие одинаково  с  тобой  победили?  Тебе  так
важны эти игрушки - хорошо. Нет ничего невозможного.  Но  тебе  придется
заплатить".
   О, этот мягкий голос!
   Не говорить с ним!
   ...Весь   в   огне,   отчаянно   отстреливает   спасательные   шлюпки
"Беспокойный". Все, конец.
   "Чего ты хочешь?"
   "О, ты даже не спрашиваешь, кто  я?  Господь  Бог  или,  быть  может,
дьявол? Так говорят у вас, по-моему?"
   "Чего ты хочешь?" - в душе Саши поднималась холодная злость.  Кипящий
на его экране бой медленно затягивала серая пелена. А там,  за  ней,  за
этой пеленой, угадывалось какое-то существо,  или  нет,  не  существо  -
скорее Сущность. У Сани не хватало слов, чтобы описать увиденное -  или,
скорее, прочувствованное. На миг ему показалось, что  письмо  в  кармане
раскалилось.
   "Всего", - лаконично ответила Сущность, и тут Саша  Самойлов,  далеко
не самого робкого десятка, попадавший в настоящие шторма,  когда  тонули
избитые волнами суда, понял, что сердце его сию же  секунду  остановится
от ужаса.
   Словно чья-то громадная рука поставила его на  самом  краю  бездонной
пропасти, в которой гасли свет, движение и жизнь. Словно чьи-то холодные
губы зашептали на ухо слова, смысл которых был один - смерть. Словно  на
миг задрожала та завеса, оттолкнуть которую так стремится каждый из  нас
- оттолкнуть и заглянуть ТУДА.
   Саша был один на один с  серым,  непроглядным  Ничто.  Не  конкретный
враг, в которого можно стрелять и которого  можно  убить.  Серая  пелена
перед глазами и леденящий ужас.  На  него  надвигалось  нечто  настолько
могущественное, что все ему оставшееся исчерпывалось коротким списком из
одного пункта - как можно скорее покончить с собой.  Как  с  опустевшего
киноэкрана,  исчезли  сцепившиеся  в  смертельной  схватке   русская   и
жжаргская эскадры. Саша летел прямо в это серое  Ничто  -  летел,  не  в
силах  пошевелить  ни  рукой,  ни  ногой.  Мысли   стремительно   таяли.
Воспоминания тоже. "Открой меня!" - просило письмо.
   Нет. Вспомни, ведь тебе бывало и хуже. Зимой в Бискайском заливе. Или
в Норвежском море. Когда вся команда без устали  окалывала  лед,  каждый
вдох обжигал легкие, а черная вода вздыбивалась дикими конями волн. Ты и
тогда вполне мог отправиться на дно. Но выдержал.  Так  неужто  спасуешь
сейчас? И... и тот жлоб, Виталий, получит Светку - уже навсегда?
   - Борт "два ноля пять"...
   Это к нам, вяло подумал Саша.
   - Самойлов, сзади!
   Сашу основательно тряхнуло.
   И он странным образом даже обрадовался  этой  смертельной  опасности.
Потому что она помогала  вырваться  из  липкого  плена  серой  мути,  из
затягивающей  запредельной  мглы,  что  увидит  каждый  из  нас  в  свою
последнюю минуту. Экран внезапно  прояснился,  и  палец  Саши  аккуратно
накрыл  алым  светящимся  квадратиком  подобравшийся   сзади   жжаргский
истребитель.
   Еще один.
   - Сашка! Блин, е-мое, наши! Лопнуть мне сейчас, наши!
   Это орал Рэмбо.
   Видать,  мысль  Сани  Самойлова,  пронзив  толщу  здешнего   космоса,
добралась-таки до противовеса той силе, что перемалывала  сейчас  Шестую
минную  дивизию.  Из  невидимости  один  за  другими  возникали  хищные,
стремительные эсминцы, чем-то похожие на громадных  акул,  ощетинившиеся
лазерами крейсера; громадные линкоры и линейные крейсера. И все  прочее,
в совокупности именовавшееся Русским Флотом системы "Дзинтарс".
   Юра  с  вялым  интересом  глядел   на   экран.   Против   обыкновения
"Стремительный" не рванулся тотчас же в самое опасное место, а  запросил
флагмана о приказах. Приказы поступили - прикрывать  тылы  эскадры,  где
шли пузатые танкеры и минные транспорты,
   От жжаргских  истребителей.  В  другое  время  Юрий  бы  наплевал  на
диспозицию, очертя голову ринувшись в самую гущу схватки.  Но  это  было
тогда.
   Старпом   изумленно   воззрился   на   капитана   -   "Стремительный"
отсиживается в тылу, неслыханное дело! Юрий его  взгляд  проигнорировал.
Что для него теперь эти люди? Пустое место, не больше.  Думать  нужно  в
первую голову о себе. А об остальных - в той мере, в коей это необходимо
для исполнения его, Юрия, планов. И команда "Стремительного" не играла в
этих планах ровным счетом никакой роли. Так что  пусть  иные  лезут  под
жжаргскую плазму. Здесь, в тылу, намного спокойнее.
   - Эй, на "Стремительном"!
   - Здесь первый. - Ого, сам Михеев! Интересно, что скажет?
   - "Стремительный" - первый, какого рожна  ты  отираешься  около  этих
тыловых калош?!
   - Виноват, товарищ контр-адмирал, персональный приказ флагмана.
   - А-а-а... понятно. Приказы, конечно, надо исполнять. Ну не горюй,  я
сейчас свяжусь с Рождественским, у него сторожевиков и так хватает...
   Ага. Больно надо ему, Юрию, порцайку плазмы в грызло огрести.
   - Есть, товарищ контр-адмирал.
   Уф, свалил со связи, старый козел. Сам разбирайся со своими жжаргами.
У меня сейчас  иная  задача.  Выжить.  Для  того,  чтобы  избавиться  от
"Стремительного", момент не слишком подходящий. Кое-кому  это  точно  не
понравится - эсминец погиб, а его командир жив.
   "Наварин" и  "Чесма",  развив  ход  до  полного,  отрезали  жжаргским
линкорам путь к отступлению. "Нагнут" и  "Полтава"  шли  в  лоб,  доведя
интенсивность огня  до  предела.  Тяжелые  крейсера  "Рюрик",  "Россия",
"Громобой" и "Боян" в  некотором  отдалении  добивали  эсминцы  жжаргов,
дерзнувшие преградить им путь. Любому  мало-мальски  знающему  командиру
было ясно, что Рождественский выиграл этот бой - не в последнюю  очередь
благодаря численному перевесу.
   Юрий зевнул. Тоска смертная. Не зацепило - и хорошо. А побрякушки  на
грудь пусть другие навешивают. Все равно  потом  к  нему  же  на  поклон
придут.
   Все, кто был тогда в рубке,  изумленно  пялились  на  своего  некогда
лихого командира, что  весь  бой  просидел,  закинув  ногу  на  ногу,  в
чиф-кресле, лишь изредка  лениво  поглядывая  на  экраны.  И,  когда  по
эскадре пронеслось долгожданное "отбой", капитан "Стремительного"  встал
и потянулся:
   - Я пошел спать. Старпом! Проследи, чтобы на радостях нам в бок никто
не впился.
   Жжарги отступили. Пылающий мертвый остов "Конго"  остался  русским  в
качестве военной  добычи.  Теперь  его  пустят  на  металлолом.  Эскадра
Рождественского потерь не понесла, хотя  крепко  досталось  "Полтаве"  и
"Чесме".
   Уцелевшие "Валдаи" собирал новый корабль-матка. Саша и Рэмбо прямиком
из кабины угодили в объятия медслужбы, а потом - кавторанга Ивахнова.
   Саша Самойлов двигался как во сне. Он чувствовал, что Директор где-то
рядом. Саша не мог ошибиться. И  точно.  "Стремительный"  шел  в  боевом
охранении  "Анадыря"  -  авиатранспорта,  принявшего  осиротевшие  после
гибели "Камчатки" штурмовики.
   - Миша, он там.
   - Че говоришь?.. Там корешок наш ненаглядный?..
   - Угу. Вот только как туда попасть?
   - Ничего. Погоди до базы. Там наверняка встретимся.
   Шестая минная вернулась на  базу.  Израненный  "Ташкент";  наполовину
обратившиеся в металлолом "Автроил" и  "Гавриил".  Жжаргские  плазменные
снаряды  попятнали  все  без  исключения  корабли  дивизии.  Целехоньким
остался только "Стремительный".
   Однако, несмотря на это, настроение у Юрия не улучшалось, и он не мог
понять  отчего.  Рискованная  операция  с   Попандопулосом   и   Зарубой
завершилась полным успехом, две шаланды с товаром благополучн