- На этом можно выиграть немного времени. Гельмут! Вульф! Кассий!
   Маус заметил, что Майкл Ди наклонился в их сторону и навострил уши.
   - Убейте посланника из Черного Мира, - сказал Шторм.  -  Аккуратно.  Труп
подбросить Хельге Ди. Так, чтобы она не знала источника.
   Приговоренный был слишком ошеломлен, чтобы протестовать.
   - Ты говорил, Кассий, что Мир Хельги упоминается в бумагах, которые нашел
Ричард. Так?
   - Да.
   - Ив бумагах на корабле Майкла. - Шторм пронзительно посмотрел на  Майкла
Ди, и на виске у того выступила капелька пота, а лицо слегка побледнело.
   Майкл Ди был той финансовой силой, что стояла  за  его  дочерью  Хельгой.
Именно  он  управлял  холодным  религиозным  княжеством  Фестунг  Тодесангст
<Крепость Страха Смерти (нем.).>, расположенным в Мире Хельги. Им с  дочерью
принадлежала собственность, размеры которой способны смутить кого угодно.
   Маус уставился на спину отца. Нет, даже он не способен  так  хладнокровно
приказать убить человека!
   - И корабль Майкла тоже взорвите, - распорядился Шторм. - Изобразите  все
так, будто Абусси подошел слишком близко и  задел  их  силовые  поля.  Пусть
Бенджамен и Люцифер этим займутся. Пора им платить долги.
   Братья Дарксорд схватили посланца Черного Мира под руки и с невозмутимыми
лицами потащили навстречу смерти.  Со  стороны  могло  показаться,  что  два
пожилых джентльмена ведут своего приятеля проветриться.
   У Мауса свело живот от напряжения. А Шторм в это время повернулся  спиной
к Ди и шепотом произнес:
   -  Кассий,  посади  его  под  арест  на  одной  из  орбитальных  станций.
Официально его здесь не было. Передай приказ дальше.
   - Так  мы  выиграем  от  силы  месяц,  -  предупредил  Кассий.  -  Ричард
взбесится. А компания Блейка никогда не бросает своих людей в беде.
   Маус облегченно вздохнул. Оказывается, не такой уж монстр его отец, - Они
мыслят реально. Мы им дьявольски нужны. Так вступим в  игру  и  заставим  их
повысить ставку. Я потребую место в совете директоров и процент с того дела,
что они затевают на Теневой Линии.
   - Ты хочешь заломить такую цену, чтобы нас вышибли с рынка?
   - Не думаю, что мне это под силу. Не своди глаз с близнецов. Хватит с нас
их выходок.
   - Угу... - пробормотал Кассий и направился  вслед  за  Дарксордами  и  их
жертвой.
   Мгновение спустя ушел и сам Шторм, оставив своего сына Терстона, собак  и
вороноящеров присматривать за Майклом Ди.
   Глаза его сузились от гнева, когда он проходил мимо Мауса. Он  даже  чуть
помедлил, словно раздумывая  -  не  объяснить  ли  ему  несколькими  точными
словами, что такое сыновнее послушание. Но передумал и пошел  дальше.  Отказ
Майкла вернуться в Академию - сущий пустяк по  сравнению  с  остальными  его
проблемами.
   Маус вздохнул. Потребуется время, чтобы отец созрел для этой идеи.  Чтобы
Кассий смог Мауса отстоять.
   Он нахмурившись глядел, как уходит отец. Что дальше? За минуту до этого в
коридор прошмыгнула Поллианна. Интересно, зачем это отец за ней пошел?

Глава 17

2844 год н.э.

   Старика звали Джексон, но  Диф  должен  был  называть  его  хозяином.  Он
считался изгоем даже среди потомков беглых  и  списанных  рабов.  Жил  он  в
зловонной пещере в трех милях от  поселения  животных.  Овладев  несколькими
несложными трюками и зачаточными знаниями по  медицине,  он  сделал  карьеру
знахаря.  Приступы  безумия  в  сочетании  с  разными  фокусами  держали   в
благоговейном страхе его жертв-клиентов - таких  же  убогих,  дегенеративных
существ, как он сам.
   Не прошло и недели, как  Диф  понял:  Джексон  -  чистой  воды  обманщик,
одинокий старик, обозлившийся на весь мир, который, как он верил,  только  и
желал ему зла. Его знахарство было лишь попыткой вернуться к людям. Это была
жалкая, слабая, напыщенная тварь, совершенно  безумная  и  в  своем  безумии
беспощадная. Дня  не  проходило,  чтобы  он  не  истязал  Дифа  за  какие-то
вымышленные обиды.
   В глубине пещеры старик варил из злаковых зерен свое зловонное  пиво.  Он
уже припас не одну сотню галлонов, примерно столько же находилось в процессе
изготовления. В обязанности  Дифа  входило  следить,  чтобы  кружка  старика
всегда была полна. В результате  Джексон  постоянно  находился  в  состоянии
подпития. Однако это нисколько не смягчало его  необузданный  нрав.  Но  что
казалось Дифу особенно отвратительным, так это полное пренебрежение Джексона
к гигиене.
   Первые дни он с трудом сдерживал рвоту. Опорожняя мочевой пузырь,  старик
удосуживался лишь подняться на ноги и направить струю в сторону. Он  никогда
не мылся. В пещере воняло гораздо хуже, чем в логове любого зверя.
   Дифа он держал на десятифутовой веревке, петля у него на шее затягивалась
туже, стоило только дернуть. Очень скоро мальчик обнаружил, что старик душит
его совершенно независимо от его поведения. Он дергал за веревку просто ради
потехи.
   Ничто не забавляло его больше, чем конвульсии задыхающегося мальчика.
   Усвоив, что  никакой  причинно-следственной  связи  в  данном  случае  не
существует, Диф не старался больше ублажать  Джексона.  Он  просто  выполнял
все, что приходилось, а свободное время проводил в угрюмых раздумьях  или  в
попытках что-нибудь стянуть у старика на скорую руку.
   Джексон вообще его не кормил. А если заставал мальчика за кражей из своей
скудной кладовой,  то  приходил  в  неописуемую  ярость.  Почти  каждая  еда
оборачивалась для Дифа удушением или побоями.
   Он  научился  выдерживать  жестокую  школу.  И   начал   понимать   смысл
наставлений отца и Рафу, призывающих его быть дальновидным и сначала думать,
потом действовать.
   Самым болезненным, унизительным и действенным оказался  первый  урок.  Им
стала неудавшаяся  попытка  побега,  вызванная  чисто  животным  стремлением
покончить с муками.
   На третью ночь своего плена, когда он уже  оправился  от  психологической
травмы разрушения станции, но еще не свыкся с жестоким обращением, Диф долго
лежал, не сомкнув глаз, на куче прелых листьев, ставшей теперь его постелью.
А Джексон, сидя в  грубом  самодельном  кресле,  все  пил  и  пил,  пока  не
погрузился наконец в хмельное забытье.
   Диф терпеливо выжидал, заставляя  себя  лежать  неподвижно,  хотя  сердце
подпрыгивало в груди от нетерпения. Минуты маршировали мимо  него  стройными
полками, складываясь в часы. Последние крохотные язычки  пламени  угасали  в
очаге, оставляя после себя тлеющие угольки.
   Он поднялся, быстро и тихо, и попытался развязать узел на  шее.  Руки  не
слушались. Он так и не смог развязать ни одной петли  на  удавке.  Тогда  он
осторожно пополз к креслу старика. Другой конец веревки был привязан  к  его
ножке.
   Этот нехитрый узел, каким обычно связывают белье, отнял у него  несколько
минут. Близкое присутствие  Джексона  вызывало  у  него  оцепенение.  Пальцы
превратились в трясущиеся неловкие отростки.
   Диф напоминал себе, что Рафу в его годы уже ходил в рейды, что сам  он  -
сын-первенец Главы, прямой наследник  одного  из  старейших  и  достойнейших
Семейств. И следовательно, должен превосходить мужеством  обычных,  неимущих
сангарийцев вроде тех, что нанимаются к ним в поместье. Он твердил это снова
и снова, как заклинание.
   В Метрополии его учили конкретизировать страх, превращать  его  в  объект
для противоборства. В данном случае выбор был очевиден. Старик  для  него  -
средоточие зла, постоянный источник опасности...
   Узел поддался. Диф бросился к  лазу  из  пещеры,  веревка  волочилась  за
ним...
   Петля на шее затянулась  рывком.  Дыхание  прервалось,  Дифа  бросило  на
колени. Он судорожно схватился за горло.
   Здоровой  ногой  придавив  к  земле  веревку,  Джексон  бешено  заливался
надтреснутым смехом. А потом схватил посох и принялся что есть мочи избивать
Дифа, останавливаясь лишь для того, чтобы дернуть за удавку, когда  мальчику
удавалось чуть ослабить петлю и глотнуть воздуха.
   В конце концов силы старика иссякли, да и само развлечение ему наскучило.
Тогда он связал Дифу кисти рук, а  затем  пропустил  веревку  через  дыру  в
потолке пещеры и вздернул мальчика на дыбу.
   Два дня он болтался под каменным сводом словно боксерская груша.  Джексон
подверг его  всем  мучениям,  которые  только  способен  был  изобрести  его
замутненный разум, даже опробовал на нем грязные  гомосексуальные  штучки  -
тот суррогат любви, которым пользуются  педерасты.  И  все  это  бесконечное
время то и дело хныкал:
   - Значит, хотел бросить бедного старого Джексона? Заруби  себе  на  носу,
сангарийское отродье: тебе ни в жизнь не облапошить настоящего человека.
   Диф пришел в ужас. Как старик узнал?
   Позже он понял, что Джексон - выбракованный раб и в ту ночь  смог  понять
слова Дифа, сказанные в испуге и отчаянии.
   Сквозь пелену боли и безнадежности он осознал: чтобы выжить, ему придется
пасть еще ниже. Он станет пресмыкаться перед стариком, лишь бы тот не  выдал
его в деревне.
   Конечно, если Джексон и проявлял иногда доброту, он делал это ради выгоды
или по недосмотру. Но как бы то ни было, старик  ни  разу  не  обмолвился  о
происхождении Дифа.
   Даже болтаясь в подвешенном состоянии, изнывая от боли и отчаяния, Диф не
забывал о поучениях старших. Именно сейчас он понял, как важно для  человека
сохранять терпение.
   Старик так и не сломил его. Возможно, Диф не поддался,  потому  что  сама
идея эта казалась ему абсолютно чуждой. Он просто не знал, что это  такое  -
сдаться.
   В Метрополии была  поговорка:  "Он  -  сангариец".  Это  означало:  он  -
настоящий мужчина, и даже больше. Это значило  тонны  каменной  решимости  и
абсолютную несгибаемость.
   Диф был сангарийцем.
   Наконец старик устал. Он снял Дифа с дыбы и, схватив за  волосы,  швырнул
на кучу листьев. А потом, еще раз вытянув напоследок посохом, связал руки за
спиной, пропустил другой конец веревки через отверстие в камне и закрепил на
достаточной высоте, так чтобы Диф до нее не дотянулся. И снова взгромоздился
в кресло, усмехаясь в свалявшуюся бороду.
   Диф не спал ночами, лелея свою ненависть  и  оскорбленное  самолюбие.  Он
взращивал в себе терпение и решимость.

Глава 18

3031 год н.э.

   - Гней! - выдохнула Поллианна. - Ты меня избегаешь.
   - Вовсе нет. Просто у меня работы было много.
   Каждый изгиб тела этой женщины, каждый сантиметр ее нежной, гладкой  кожи
кричал о неутоленной похоти. Такой ненасытный взгляд бывает лишь  у  молодых
влюбленных женщин и проституток высшего разряда. Глаза ее, как глаза уличных
шлюх, становились пустыми, холодными, змеиными, как только  она  сходила  со
сцены. Сейчас она позировала, выставив вперед одно бедро, как манекенщица. И
дышала коротко и часто.
   Шторм сегодня не стал играть в эти игры.
   - Я хочу слышать все о твоих странствиях, юная леди.
   Он открыл дверь ее комнаты. Она,  входя  внутрь,  попыталась  задеть  его
грудью как бы случайно. Но от Шторма повеяло таким холодом, что легкая  тень
беспокойства промелькнула на ее слишком красивом лице.
   Едва затворилась дверь, как она прильнула к Шторму всем телом.
   - Я соскучилась по тебе, - шептала Поллианна, прижимаясь к нему лобком. -
Я скучала по всем. И по Крепости. Но по тебе особенно, Гней. Ни с кем мне не
было так хорошо.
   - Сядь! -  приказал  он.  От  его  резкого  голоса  Поллианна  отпрянула,
встревоженная уже всерьез. - Давай послушаем твой рассказ.
   Мало было мужчин, которых Поллианна не могла увлечь  постелью  и  сделать
своей игрушкой. Хоксблад. Кассий, при  виде  которого  у  нее  стыла  кровь.
Дарксорды. Майкл Ди - этот ей  особенно  дорого  обошелся.  Но  Шторм...  Он
всегда казался таким податливым. Так, значит, это он использовал ее, а вовсе
не наоборот. Самолюбие ее и так было в синяках и ссадинах после  путешествия
с Ди. К новому удару оно не было готово.
   Шторм явно был угрюм.
   Все эти старики, утратившие под воздействием времени  и  опыта  юношескую
чистоту и душевную ранимость, стали  для  нее  совершенно  неуязвимыми.  Она
инстинктивно  угадывала   царившие   внутри   них   беспроглядный   мрак   и
всепоглощающее зло. И оно вызывало отклик в темном начале ее души. Их черное
пламя вырывалось наружу и  манило  ее  к  себе,  словно  зажженная  свеча  -
мотылька. Она их боялась.
   - Гней, я ведь никому не желала зла! Честно! Я только хотела  встретиться
с Ричардом Хоксбладом.
   - Ты ведь не в детском саду, Поллианна. В обществе, в котором  мы  живем,
нет места старомодной учтивости. Мы играем по жестким правилам. У нас и  без
тебя полно неприятностей. Твои действия  неотделимы  от  наших.  Ты  -  член
семьи. И Ричард не собирается списывать наши  грехи  на  твою  глупость.  Ты
виновна в смерти людей, которых  не  воскресить.  Смерть  порождает  смерть.
Одному Богу известно, сколько людей погибнет теперь по твоей милости.
   Он знал, что и его вина здесь есть. Ему надо было ее просто  списать.  Не
следовало выслеживать Майкла и лететь за ним на Большую  Сахарную  Гору.  Но
такая логика с тем же успехом позволит  обвинить  и  Майкла,  и  Ричарда,  и
Люцифера. Нет, главная ответственность лежит на  Поллианне.  Первой  приняла
решение она.
   - Расскажи мне  все,  Поллианна.  Ничего  не  добавляя  и  ни  о  чем  не
умалчивая. Не пытайся себя обелить. Мне нужны точные факты. Я хочу, чтобы ты
пересказала все слово в слово, передавая тон, выражение  лиц,  все,  что  ты
слышала. Особенно разговоры Ричарда с Майклом или кого-то из них  с  другими
людьми. На любые темы. Есть призрачный шанс, что мы еще сможем выбраться  из
этой переделки или по крайней мере смягчить удар.
   - На это уйдет не один час.
   Поллианна решила заплакать. Шторм не обратил внимания.  Взаимодействуя  с
реальным миром, Поллианна  прибегала  к  испытанному  набору  поз  и  ролей.
Настоящая мисс Эйт пряталась за кулисами,  направляя  действие,  нажимая  на
кнопки, дающие подходящую к случаю реакцию.
   "Я выиграла время, - подумала Поллианна. Перепуганное лицо  пришельца  из
Черного Мира всплыло у нее в памяти. Бедняга ни  на  секунду  не  сомневался
относительно своей участи. - Нужно выиграть еще немного".
   Она уняла слезы так же быстро, как вызвала их. И заговорила приглушенным,
тихим голосом, лишенным эмоций. Поллианна повела рассказ с самого начала, не
утаивая горькой правды ни о чем, кроме собственных мотивов.
   Она соблазнила Ди и уговорила его взять  ее  с  собой  на  Старую  Землю.
Теперь-то она понимает, что он согласился по  собственным  соображениям.  На
старой родине пришлось несладко. Ее больше всего тяготила бедность, царившая
на этой полностью выпотрошенной и перенаселенной планете. А Майкла -  полное
безразличие руководства голосетей к его репортажам  о  боевых  действиях  на
Сломанных Крыльях.
   - Со Старой Земли мы отправились в Черный Мир. Все то время, что  мы  там
находились, он держал меня взаперти на своем корабле. Я кое-что знаю, потому
что он часто разговаривал во сне. Наяву он слова не сказал. Я чувствовала  -
он взволнован, даже напуган. Что-то у него там  не  ладилось.  Постепенно  у
Майкла развилась легкая форма паранойи - ему все казалось, что за ним кто-то
гонится, хотя уверен он не был. Из Черного Мира  мы  улетели  на  встречу  с
Ричардом Хоксбладом. Лично он - не такая уж большая шишка, ведь так?
   Большую часть времени ее держали в отдалении от Ди и Хоксблада. Поллианна
знала, что разговор идет о Черном Мире. Она выудила свои скупые  сведения  у
разных мелких сошек из окружения Ричарда.
   А потом Майкл исчез. Никто не знал, куда он подевался. Одни  поговаривали
о Трегоргарте, другие - о Большой Сахарной Горе.
   - Он был на Горе, Полли. Продолжай. Пока что ты хорошо говоришь.
   - Мне пришлось слоняться без дела и ждать. Тоска смертная. Хоксблад почти
не показывался на глаза. Он сидел над каким-то проектом по Черному Миру. Мне
раньше и в голову не приходило, насколько у вас тяжелая работа. Это ведь  не
то что на ринге боксировать, да?
   Шторм едва заметно улыбнулся.  Ну  что  же,  по  крайней  мере  Поллианна
подтвердила данные его разведки относительно Ричарда. Значит, Хоксблад точно
нацелился на Черный Мир.
   - Майкл вернулся лишь спустя два месяца. То есть пару  недель  назад.  Он
был по-настоящему счастлив. Не то что раньше, когда от его видеозаписей  все
отказывались, - в то время он был просто невыносим, особенно  когда  у  него
началась мания преследования. Мне Майкл сказал лишь, что встретился с  одним
человеком и теперь все образуется. Он даже перестал разговаривать во сне.
   "Кого он имел в виду? - подумал Шторм. - Явно не меня. А кто еще  побывал
на Большой Сахарной Горе? И зачем понесло туда Майкла?"
   - После возвращения он пробыл там с неделю, а потом схватил  меня  и  эту
яхту и двинул сюда. Раз в два  дня  он  выпроваживал  меня  из  командирской
рубки. А когда впускал обратно, я каждый раз обнаруживала,  что  инстел  еще
теплый. Уж не знаю, с кем он разговаривал. Потом мы попали  сюда.  Остальное
ты знаешь.
   Остальное он знал.
   Шторм проверил время. Рассказ ее занял около часа.  Правда,  у  него  еще
осталось несколько вопросов. Но вряд ли Полли сможет на них ответить.
   Поллианна, подумал он,  сплошная  загадка.  Она  вся  -  поверхность  без
глубины. Даже когда спишь с незнакомой женщиной, она и то приобретает форму,
сложенную  из  каких-то  мозаичных  обрывков  постельного  разговора.  Любая
женщина - но не милашка Поллианна. Она всегда остается сугубо одномерной. Ее
неизменными атрибутами остаются лишь красота и влагалище и внимание к тому и
к другому. Рассказывая, она успела восстановить грим.
   Просто андроид, построенный для демонстрации красоты и для постели! Можно
проникнуть в ее тело, но нельзя узнать, что кроется за ее фасадом.
   Даже Люцифера она сбивала с толку. Кажется, смысл ее жизни  лишь  в  том,
чтобы  ценили  ее  красоту,  как  классическую  картину  или  поэму.  Весьма
любопытный феномен.
   Раньше он о ней не думал. Она была для него не более,  чем  картиной.  Ею
или любуются, или просто ее не замечают. Но теперь настало время пошарить  в
окружавшей ее дурацкой тени.
   Нужно было бы заставить ее открыться, нарушив обычный порядок  вещей,  но
он не знал чем.
   Разговор  с  Поллианной  кое-что  прояснил.  В  Черном  Мире  дело   было
серьезнее, чем он думал. Перспектива торговой войны за радиоактивные запасы,
стоившие триллионы, не особенно волновала Майкла. Судя по словам  Поллианны,
он вряд ли собирался снимать репортажи с войны. Ему все это  было  важно  по
каким-то иным причинам.
   Значит, Большая Игра.
   Так Ди окрестил кровную вражду между Хоксбладом и Штормом, которую он сам
и создал. Он не знал, что Шторму об этом известно. Конечная цель этой Игры -
взаимное уничтожение. Игра эта ведется с самого возникновения обоих отрядов.
   Шторм до сих пор не мог взять в толк почему.
   Он выпытывал у Поллианны:
   - С кем Майкл виделся на Большой Сахарной Горе? Зачем?
   Ответ должен был быть важным. У Поллианны ответа не было.
   - А, черт! Черт!
   Шторм позволил  поцеловать  себя,  потом  осторожно  высвободился  из  ее
объятий и тут же ушел. Вернувшись  в  кабинет,  он  послал  вызов  Кассию  и
обратился к Экклезиасту.  Но  утешения  в  нем  не  нашел.  Мысли  в  голове
беспорядочно роились, мешая следить за фразой. Гней взялся за кларнет.
   Настали дни душевных испытаний.
   Незаметно вошедший Кассий молча слушал, а потом сказал:
   - Никогда еще ты не играл так печально, Гней. Вздрогнув от неожиданности.
Шторм пояснил:
   - Это погребальная песня. Думаю,  мы  уже  дошли  до  конца.  Я  допросил
Поллианну.  Она  отличный  наблюдатель.  Никогда  бы  не  догадался  по   ее
пустоголовому поведению.
   - Я сам иногда удивлялся.
   - Ты тоже? Значит,  я  ничего  не  придумываю.  Такая  пустота  в  голове
достигается только путем неустанного самосовершенствования.
   - Возможно. А потом, поглощенность сексуальными  контактами  вырабатывает
маску, которую мужчины, будучи  эгоис