его неудовлетворенности. Сейчас он не верил ни во  что,  и  меньше  всего  в
самого себя. И это занятно, потому что подобного чувства у него  не  было  с
тех пор, как он ушел из летного состава. Пока не началось это задание.
   - В пророка Мерфи, - ответил он.
   - Мерфи? Не поняла. Кто такой этот Мерфи? Я ждала ответа "в  смерть  и  в
налоги".
   - Пророк Мерфи. Человек, который сказал:
   "Все,  что  может  испортиться,  -  портится".  Вся  моя  жизнь  -   тому
свидетельство.
   Она шагнула назад и медленно покачала головой.
   - Никак не могу понять, кто ты такой,  Мойше  бен-Раби.  Или  нет,  могу.
Может быть. Может, я сделаю тебя счастливым против твоей воли.
   - Превратив тыкву в карету.
   Сочтя, что хватит разговоров, он взял ее под руку  и  повел  на  бал,  на
секунду забыв, что не знает, куда идти. Потом он  увидел,  что  она  привела
электрический скутер. Сейнеры на любое расстояние старались ездить  на  них.
На "Данионе" были места, куда пешком за день не доберешься  -  в  буквальном
смысле. Покраснев, он сел на пассажирское сиденье спиной к движению.
   За всю поездку они не сказали ни слова. Мойше  испытывал  приливы  глупой
злости, которые сменялись  образом  пистолета.  Он  этого  образа  чертовски
боялся. Он не был стрелком. Казалось, что у этого образа меньше отношения  к
реальности, чем у его постоянного "хочу".
   На самом нижнем, подсознательном, рефлекторно подавляемом уровне  он  был
убежден, что сходит с ума.
   Время растянулось невероятно. Нежеланные мысли отказывались уходить. Руки
похолодели и онемели. Настроение упало до самого дна и падало дальше...
   Эми вильнула к стене коридора,  припарковала  скутер  и  включила  его  в
зарядную  сеть.  Он  затерялся  в  оранжевом  стаде  зверьков,  припавших  к
электрическим соскам.
   - Симпатичное зрелище, - сказал он неловко, пытаясь разрядить молчание.
   - Угу. - Она остановилась поправить на нем воротник и шпагу. - Пойдем.
   Ее лицо стало деланно невыразительным, как  у  наземницы.  Напоминание  о
доме, за которое он не был благодарен.
   Бал казался повторением утреннего собрания. Там были все те же люди.
   В подходящих костюмах была лишь сотня-другая  народу.  Еще  вдвое  больше
были одеты в костюмы эпох от Вавилона до завтрашнего дня, а остальные были в
ежедневных спортивных костюмах.
   Мойше застыл в дверях.
   - Что случилось? - спросила Эми.
   - Не знаю, но... У меня нет на это права, но такое чувство, будто у  меня
что-то отняли.
   Неужели все эти викинги и пуритане и Марии-Антуанетты украли  момент  его
славы? Его тоже архаистическая муха укусила?
   - Это же и наша история тоже, - возразила ему Эми, не поняв. - Ты же  сам
говорил, что все мы восходим корнями к Старой Земле.
   Чья-то рука коснулась левого локтя Мойше.
   - Мятный ликер, сэр?
   Бен-Раби обернулся к Ярлу Киндервоорту, одетому  в  мокасины  и  енотовую
шапку. Индеец прямо из Кентукки, Дан Мертвая Голова.
   - Эта фигня у вас получше, чем у меня, - пожаловался Киндервоорт.
   - Вы про костюм?
   - Да. Пошли посмотрим, что у них есть в баре, Мойше.
   Эми исчезла, а тон Киндервоорта подразумевал деловой разговор.  Чувствуя,
что его подставили, бен-Раби позволил отвести себя к бару.
   Тут его ждала очередная неприятность. Бар был стилизован под Дикий Запад,
и там сшивалось полдесятка типов в черных шляпах, занятых  тем,  что  валяли
дурака, хвастаясь и устраивая  потешные  перестрелки.  Едкий  пороховой  дым
ходил голубыми клубами.
   Из всех идиотских периодов, любимых архаистами, для Мойше Дикий Запад был
самым противным.  Это  все  была  фальсифицированная  история,  общепринятая
фантазия без всяких исторических основ.
   Первым из архаических увлечений его матери как раз и был Дикий Запад. Как
раз тогда у него были трудности в Академии, и ему отчаянно  был  нужен  хоть
какой-то якорь. У матери он его не получил. У нее просто не было времени.
   Плюс ко всему здесь была и сангарийка. Она была в образе  Белой  Дамы  На
Лестнице.
   - Подходит, - буркнул про  себя  бен-Раби.  Ее  впечатляющие  сексуальные
аппетиты только выросли со времен Сломанных Крыльев.
   Она увидела его с Ярлом. Забеспокоилась? Стала думать, когда он ее сдаст?
Он улыбнулся ей. Пусть понервничает.
   У двери возникло движение.
   - Господи! - сказал бен-Раби. - Вы только посмотрите!
   Маус, центр всеобщего внимания, самый популярный мальчик в классе,  вошел
в зал в костюме миниатюрного Генриха VIII и в  сопровождении  не  менее  чем
шести прилипших к нему красавиц.
   - Везет нам, что у нас не демократия, - заметил Киндервоорт.  -  К  концу
года ваш друг стал бы капитаном - прошел бы на женщинах.
   Мойше оставил двусмысленность без внимания.
   - В самом деле? - сухо спросил он. Его  раздражали  причуды  Мауса.  Этот
человек щеголял своим успехом...
   Зависть была одним из самых противных недостатков бен-Раби. Он пытался ее
подавить, но Маус делал эти попытки безрезультатными.
   Он повернулся к бару и увидел перед собой какую-то мерзкого вида смесь  в
высоком бокале.
   - Мятный ликер, - пояснил Киндервоорт.  -  Мы  стараемся,  чтобы  выпивка
соответствовала периоду.
   Он пригубил из жестяной кружки. Ковбои  с  пистолетами  стреляли  друг  в
друга в упор. У торца стойки волосатый викинг размахивал топором и  требовал
кружку меда.
   - Наверняка все это из одной бутылки.
   - Вполне вероятно, - признал Киндервоорт.
   - Твоя подача. Чего ты хочешь, Ярл? Киндервоорт поднял брови.
   - Мойше, с тобой чертовски трудно иметь дело,  ты  это  знаешь?  Ну  вот,
теперь ты хмуришься. Я, оказывается, перешел на личности. Как вы умудряетесь
прожить, друг друга не задевая?
   - Не задеваем потому, что нас слишком много. Если только ты не  Маус.  Он
вырос в достаточном просторе и ничего не  желал.  Вряд  ли  ты  поймешь.  Не
сможешь, если никогда не жил на внутренних мирах.
   Киндервоорт кивнул.
   - Как ты посмотрел бы на то, чтобы все это бросить? Жить там, где хватает
места, чтобы быть  человеком?  Где  для  выживания  нет  необходимости  быть
эмоциональным бревном?
   Он сделал большой глоток, глядя на Мойше поверх кружки.
   Ответа ему пришлось ждать долго.
   Мойше знал, что ему предлагают. И какова цена за это.
   Демоны  его  разума   взвились   и   схлестнулись   друг   с   другом   в
апокалиптической битве. Идеалы, верования,  желания  и  соблазны  штурмовали
крепости друг друга. Он только старался, чтобы этот Армагеддон не  отразился
краской на его лице.
   И это ему удалось. У него за спиной были десятилетия тренировки.
   Он вспомнил, что Киндервоорт -  из  Безопасности,  а  контрразведчики  не
предлагают сделок без задней мысли.
   - Отыди от меня, Сатана. Киндервоорт расхохотался:
   - Ладно, обсудим это позже. Теперь давай найди Эми.  Развлекись.  Это  же
вечер отдыха.
   И исчез раньше, чем Мойше мог ответить. Эми появилась немедленно.
   - Как это подло было, Эми Многоименная, дать  этому  вампиру  сосать  мою
кровь!
   Уход Киндервоорта поднял его настроение, и теперь он был  благорасположен
ко всей вселенной. Пусть себе вертится.
   - А что он сделал?
   - Ничего особенного. Просто предложил мне стать перебежчиком.
   Она уставилась на него, явно не понимая, почему он не вопит  от  радости.
Редко когда назем-пик получал возможность стать сейнером.
   "В человеческой природе считать, что именно твой акр земли избран  Богом,
- подумал он. - И земля Эми была той, на которую он не отказался бы вступить
- но не на условиях Киндервоорта. Он не особенно любит Конфедерацию и  Бюро,
но никогда не станет предателем".
   - Пойдем танцевать? - предложила Эми. - Мы же за этим сюда и пришли?
   Время медленно плыло, и Мойше  начал  радоваться  жизни.  До  него  стало
доходить, что он проводит вечер с женщиной, которая значит для него  больше,
чем носительница половых органов, прикрытых шерстяным мешком, какой она  для
него была в момент их прибытия.
   Где-то в разгаре вечера одна  из  кузин  Эми  пригласила  их  посидеть  у
кого-то в  каюте.  Не  испытывая  более  напряжения  и  настороженности,  он
ответил:
   "А почему бы и нет? Звучит заманчиво". Через минуту он и  Эми  неслись  в
веселой  толпе  скутеров,  дикими  воплями  распугивая  прохожих.   Компания
подобралась в основном молодежная, из тех ребят, что только окончили  школу,
и почти таких же новичков на траулере, как Мойше. В  небольшой  группе  и  в
тесной каюте они были совсем не так зажаты и сдержанны, как старшие сейнеры,
с которыми он работал.  Кажется,  у  этих  ребят  был  архаистский  уклон  в
молодежную субкультуру последних десятилетий  двадцатого  века.  По  крайней
мере владелец каюты был явно влюблен в этот приблизительно период  -  точнее
Мойше не мог определить.
   Лилась выпивка, в воздухе столбом стоял дым. Время летело.  Тихо  сидя  в
углу, почти все время с  Эми,  а  иногда  без  нее,  он  смотрел  на  них  и
постепенно впадал  в  странное  состояние,  будто  отделился  от  окружающей
обстановки. Виноват в этом был больше горьковато-сладкий дым, чем  алкоголь.
Он был настолько  густ,  что  вызывал  опьянение  даже  и  без  того,  чтобы
затягиваться странными маленькими сигаретками, которые ему предлагали.
   Кто-то назвал их марихуаной. Он смутно помнил  это  название  по  раннему
детству, когда старшие ребята в  его  банде  что-то  такое  курили.  Сам  он
никогда этого дурмана не  пробовал.  Здешние  ребята  кашляли,  ловили  ртом
воздух, но стоически продолжали курить.  Этот  наркотик  был  Частью  культа
периода. Он и сам уплывал все дальше от реальности, свободно паря,  пока  не
погрузился в туман неподавляемых иррациональных впечатлений.
   Прикосновение женщины к его руке - плыви, серебряная  красота  -  и  вкус
виски на языке. Танцующий свет, резкий в дальнем углу, изломы и тени рядом с
ним. Пальцы его скользнули  в  теплую  ямку  на  шее  Эми.  Она  мурлыкнула,
пересела с подлокотника кресла к нему на колени. Секс,  подумал  было  он..,
нет. Он был не настолько пьян, чтобы  забыть  Элис.  Проснулся  страх.  Тени
росли, манили. В сердце их таились темные  твари,  злобные  духи  из  глубин
прошлого явились закрепить концы и  протащить  его  мимо  берегов  будущего.
Магия в действии была в этой комнате. Вдруг они с Эми оказались одинокими  в
толпе.
   Одинокими среди золотых людей, каждый из которых был моложе их на  десять
лет, каждый с новой с иголочки невинностью - или уже чуть  запятнанной,  ему
было все равно. Они говорили друг с другом, она чуть  серьезнее,  он  совсем
рассеянно. Он не был готов  ее  исследовать.  Но  по  намекам,  которые  она
бросала, могло быть так, что прошлое  его  и  ее  окажутся  сторонами  одной
монеты. За ней тоже был неудачный роман, и какое-то физическое,  сексуальное
переживание, которое она не готова была пока  открыть,  терзало  ее  сейчас.
Где-то на краю сознания мелькали его собственные полуночные призраки.
   Дальше. Дальше. Около полуночи, в момент просветления, когда  она  подала
ему архаистского стиля банку пива, он впервые заметил, что она левша. Левша,
наизнанку, наоборот, и он принял банку, изогнув руку,  потому  что  сам  был
правшой. Он поразился, что не заметил этого раньше  -  ему  полагалось  быть
наблюдательным. Это его профессия. Осенние эти мысли тут же исчезли, интерес
его возрос, когда он заметил напряженность всех ее движений.
   Она много смеялась, обычно над тем, что не смешно. В ней смыкались  клыки
ее собственных призраков, которых она хотела изгнать принужденным  весельем.
Она не хотела показывать своего  дьявола,  но  Мойше  его  размытые  контуры
показались знакомыми. Это был кузен его собственного.
   Пока двенадцать человек молча слушали песни кого-то  по  имени  Саймон  и
Гарфункель или Бадди Холли, он понял, как они отлично друг  другу  подходят.
Она просидела у него на коленях час, и ему не было неудобно. Его левая  рука
касалась сзади ее шеи, правая лежала  на  закруглении  ее  левого  бедра,  и
голова ее лежала у него на левом плече, под  подбородком.  У  волос  ее  был
слабый, незнакомый, приятный запах.
   А не слишком ли они оба для этого стары?
   Тени на дверях, тени на стене. Не задавай вопросов. Он слушал, как бьется
ее сердце - по три удара на два его.
   Он вздрогнул - чудовище его снов  подбиралось  ближе.  Эми  пошевелилась,
прижимаясь теснее. Слегка хихикнула, когда он охнул от резкого  движения  ее
костистого зада у себя на коленях.
   Люди начали расходиться по своим каютам, чтобы предаться одиночеству, или
страху, или быть вместе, пока реальность  утра  не  выдернет  их  обратно  в
работу и в сегодня. Скоро осталось всего три  пары.  Мойше  пробрала  дрожь,
когда он приподнял подбородок Эми. Она секунду противилась,  потом  сдалась.
Поцелуй стал яростным. Тени чуть отступили.
   - Пойдем, - сказала она, вскакивая и таща его  за  руку.  Они  нырнули  в
коридор, сели на скутер и полетели к его каюте. Она вошла  вместе  с  ним  и
заперла за собой дверь. Но время еще не пришло. Ночь они проспали.  Проспали
обнявшись, прячась от темноты. Никто из них еще не был готов рисковать.
   Когда он проснулся, ее уже не было. И  как-то  странно  затихли  все  его
желания и страхи.
   "Что же будет у них дальше", - подумал он.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ:

3047 Н.Э.

БЫЛЫЕ ДНИ, РОДНОЙ МИР

   Перчевский переминался с ноги на ногу. Он слишком нервничал, чтобы сесть.
Он не представлял себе, что возвращение домой вызовет столько эмоций.
   Он оглядел зал. Лихтер будет заполнен под завязку. Туристы и бизнесмены -
из первых  почти  все  улантиды  и  токе.  Они  держались  своими  группами,
запуганные ксенофобической репутацией  Старой  Земли,  но  полные  решимости
исследовать родной  мир  Человека.  Токе  подбадривали  друг  друга  смелыми
разговорами. Каждый их жест заявлял: "Мы - Звездные Воины Мел-Тан из Легиона
Космической Пехоты Токе. Мы - Избранные из Звездных Лордов. Нас не  запугать
хулиганам из загнивающего мира". Но они боялись.
   Токе не мог запугать ни один враг. Это  показала  война  с  ними.  Только
дипломатический гений, который нашел им место  в  Службе  и  принял  Токе  в
Конфедерацию как равных, спас Касту Воинов от истребления.
   "Жаль, что ничего такого  мы  не  можем  придумать  для  сангарийцев",  -
подумал Перчевский.
   Но в войне с токе не было  места  ненависти.  Это  была  почти  циничная,
безэмоциональная  война  за  гегемонию  в  звездной   области   Палисарского
Директората. Улантиды  были  не  так  воинственны,  как  токе.  Их  война  с
конфедерацией тоже была лишена эмоций. Обычная кровавая борьба за гегемонию.
   Улантиды в основном были католиками, направляющимися в Рим,  Иерусалим  и
Вифлеем.

   ШАТТЛ "БРАВО ТАНГО РОМЕО ТРИ ОДИН"  ПОДАН  ПОД  ПОСАДКУ  ДЛЯ  ПАССАЖИРОВ,
НАПРАВЛЯЮЩИХСЯ К КОНСТАНЦКОМУ ОЗЕРУ. ПАССАЖИРОВ, ВЫЛЕТАЮЩИХ В  КОРПОРАТИВНУЮ
ЗОНУ, ПРОСЯТ ПРОЙТИ К АНГАРУ НОМЕР ДЕВЯТЬ.

   - Не против бы я был  с  ней  познакомиться,  -  сказал  кто-то  рядом  с
Перчевским.
   - С кем это?
   - С теткой, которая объявляет. Всегда готов принять ее у себя в койке.
   - А, с этим голосом!
   А голос был мягкий, густой и манящий. Такие голоса произносили объявления
в любом терминале, где Перчевскому приходилось бывать.
   Первыми пошли на посадку туристы и бизнесмены. На  Луне-Командной  всегда
старались не раздражать гражданских  по  мелочам.  Отдельным  представителям
служб рекомендовалось держаться скромно.
   Существовало лишь одно ограничение власти Луны-Командной  -  ассигнования
на операции, принимаемые голосами всенародно избранного сената.
   Космические пехотинцы токе держались подальше от Перчевского, который был
в мундире капитан-лейтенанта.
   Потом был долгий и ленивый орбитальный  полет  до  Констанцкого  озера  и
Женевы. Перчевскии читал, дремал, обдумывал недавно начатую книгу. И пытался
не думать о лежащей внизу планете.
   Головизионные  сети  не  давали  даже  приблизительного  портрета  убогой
реальности, которую представляла собой Старая Земля за  осажденными  стенами
Корпоративной Зоны.
   Шаттл упал в озеро. Его отвели к стоянке буксиром.  Перчевскии  вслед  за
штатскими вышел на воздух своей родной планеты. После восьми лет  отсутствия
он вернулся домой.
   Женева не изменилась.  Швейцарию  не  затронула  гниль.  Ее  богатство  и
красота позволяли думать, что все страшные истории о Старой Земле  -  просто
выдумки.
   Но  это  была  маска.  Косметику  на  Зону  навели  миллиарды  внеземного
происхождения, а ее неприкосновенность блюли стволы полиции  Корпораций.  Ее
границы находились под постоянной осадой.
   Бывали времена, когда  Луне-Командной  приходилось  посылать  космическую
пехоту на помощь силам Корпораций. Предлогом для этого  была  защита  Сената
Конфедерации и его учреждений, рассеянных между  Женевой,  Цюрихом  и  южным
берегом Боденского озера.
   Существовала когда-то теория, что богатство, притекающее в Зону в связи с
расположением  там  центральных  учреждений  Конфедерации,  в  конце  концов
распространится по всей планете. Возникнет положительное торговое сальдо.  А
положительный пример жизни в  Зоне  будет  действовать  как  противоядие  от
социальных язв остальной планеты. Изменения  разойдутся  из  Швейцарии,  как
круги по воде.
   Теория оказалась мертворожденной, как и многие другие  теории  социальной
инженерии.
   "Здесь всем "на все наплевать", - подумал Перчевский, входя в свой  номер
в отеле. Все, чем еще жива Земля, - это триллионы межпланетного  социального
пособия. Может быть, надо было предоставить ее самой себе, а  потом  сделать
что-нибудь для выживших.
   Люди  родной  планеты  все  еще  играли  в  свои  игры   национализма   и
воинственности. Любили  своих  Джошуа  Джа.  И  просто  отказывались  делать
что-нибудь реальное для самих себя, пока Конфедерации стыдно  было  отказать
им в поддержке.
   Повторялась многократно сыгранная пьеса о социальном  иждивенчестве.  Как
всегда: гарантия получения средств к существованию  начисто  отбивала  охоту
действовать.
   Свой первый  день  дома  Перчевский  провел  на  экскурсии  с  "гидом  по
достопримечательностям Корпоративной  Зоны.  В  его  группе  было  несколько
местных юнцов и девиц, награжденных поездкой за успех в каком-то конкурсе.
   Они его удивили. Они в разумной степени хорошо себя вели, были достаточно
чисты и не слишком плохо  одеты.  Выборка  несколько  лучше  средней,  и  не
слишком непохожи на ребят из других мест. Охранника из Безопасности ни  разу
не пришлось звать.
   Группу привели в ресторан в шале "Нуреев Текникал Индастриз"  на  вершине
Маттергорна.
   - Разрешите, капитан?
   Удивленный Перчевский  поднял  глаза  от  тарелки  с  колбасой  и  кислой
капустой. Напротив него стояла симпатичная девушка лет шестнадцати, высокая,
светловолосая. Он сидел за столом один. Его мундир отталкивал от него  всех,
кроме двух космических пехотинцев токе. Они все еще пытались объяснить,  что
им нужно, повару, который не допускал даже мысли о том,  что  из  его  кухни
может быть  выдано  сырое  мясо.  Как  он  подозревал,  пришельцы  старались
держаться поближе к нему ради дополнительного чувства защищенности. У народа
Токе иерархия была строжайшей,  и  воины  были  у  них  наиболее  почитаемой
кастой.
   - Да?
   - Можно к вам сесть?
   - Разумеется.
   Он был изумлен. Она была из тех, кто выиграл экскурсию. Почти все  жители
Старой  Земли  настолько  ненавидели  Службы,  что  даже  при  самых  лучших
намерениях не могли сохранять элементарную вежливость.
   "Уж не проститутка ли?" - подумал он.
   Чего бы ей ни хотелось, но ей понадобилось время. Она так нервничала, что
не могла есть.
   И вдруг она выдала:
   - Вы же со Старой Земли? То есть родом отсюда?
   - Правда. А как вы узнали?
   - По тому, как вы на все глядите. Инопланетники смотрят по-другому. Будто
боятся чего подцепить или еще что.
   Перчевский посмотрел на других выигравших экскурсию. На их лицах читалось
отвращение.