отец  -  кому  еще
придет в голову замаскировать самый ценный секрет под номерной знак полевого
рабочего?
   Норбон снова его обнял.
   - Теперь иди. И спеши. Высадка у них не займет много времени.
   Впереди  послышался  отрывистый  вой.  Диф  улыбнулся.  Кто-то  привел  в
действие оборонные сооружения станции и теперь запускает ракеты.
   Его радость исчезла, когда  послышались  ответные  взрывы.  Он  торопливо
двинулся вслед за матерью и Рафу. В окна хлынуло белое  сияние  -  атмосфера
над станцией раскалилась. Гости завопили еще отчаяннее.
   Противник начал артподготовку. Защитники  станции  пытались  сбивать  его
ракеты.
   В стойлах рабов царил невообразимый хаос. Диф различил крики и шум борьбы
задолго до того, как они с Рафу добрались до смотровой площадки.
   На помощь надсмотрщикам пришла охрана дома, и все-таки животных так и  не
удалось усмирить. Пол купола усеяли  мертвые  тела.  Большинство  -  полевые
рабочие, но и от числа трупов в синей норбонской униформе становилось плохо.
Военные и надсмотрщики были скованы  в  своих  действиях  -  им  приходилось
беречь ценное имущество.
   - Что-то не видно диких животных, Рафу.
   - Да, любопытно. Зачем было давать оружие, а самим не воевать?
   - Вели им не жалеть скот. Если сюда  прорвутся  корабли  людей,  это  уже
будет не важно.
   - Да, конечно.
   Осмотревшись минуту, Рафу сказал:
   - Пора тебе уходить. - Он обнял мальчика так  же  крепко,  как  незадолго
перед этим его отец. - Будь осторожен,  Диф.  Сначала  думай,  потом  делай.
Рассчитывай последствия. Не забывай, что ты теперь - Семья.
   Рафу провел по глазам тыльной стороной ладони.
   - И вот еще: я всегда радовался, когда ты приходил сюда, молодой  хозяин.
Не забывай старого Рафу. И когда вернешься в Метрополию, убей одного гада  и
за меня.
   В подозрительно влажных глазах  Рафу  Диф  прочитал  предчувствие  скорой
смерти. Старый авантюрист не надеялся пережить эту ночь.
   - Я сделаю это, Рафу. Обещаю.
   Диф стиснул жесткую руку. Рафу до сих пор остался бойцом. Он не  побежит.
Он умрет, но животным не лишить его ни храбрости, ни чувства превосходства.
   Диф хотел было спросить, почему это он должен бежать, если все  остальные
собираются стоять насмерть. Рафу оборвал его на полуслове.
   - Слушай меня внимательно, Диф. Ты пройдешь вниз по ступенькам до  самого
конца. Там ты увидишь две двери и войдешь в ту,  что  справа.  Она  ведет  в
коридор, который тянется вдоль учебной  зоны.  Там  сейчас  никого  нет.  Ты
пройдешь весь коридор и снова упрешься  в  две  двери.  Тебе  нужна  та,  на
которой написано "выход". Через нее ты попадешь на  огород.  Там  иди  вдоль
ситлачной теплицы. Через час доберешься до леса. Иди  дальше  и  упрешься  в
поселок животных. Оставайся у них до  тех  пор,  пока  у  тебя  не  появится
возможность покинуть планету. И, ради всего святого, старайся ничем  от  них
не отличаться и сойти за равного. Иначе тебе конец. Не доверяй никому из них
и не сближайся ни с кем. Понял меня?
   Диф кивнул. Он знал, что нужно делать. Но не хотел уходить.
   - Давай! Катись! - повторил Рафу, подталкивая его к лестнице.  -  И  будь
осторожен.
   Диф медленно направился к ступенькам. Он несколько раз оглядывался,  пока
шел. Рафу в последний раз помахал ему рукой и отвернулся, пряча слезы.
   - Он умрет как надо, - прошептал про себя Диф.
   Он добрался до аварийного выхода и осторожно выглянул  наружу.  На  полях
было не так темно, как он  ожидал.  Кто-то  включил  освещение  в  ситлачном
парнике. К тому же горели бараки рабов. То ли сами животные их подожгли,  то
ли пожар вспыхнул после бомбардировки.
   Маленькие, недолговечные солнца то  и  дело  вспыхивали  между  звезд.  С
дальней оконечности станции доносились раскаты  грома.  Противник  уничтожал
пусковые шахты. Вой взлетающих в небо ракет сменился взрывами.
   Люди приближались. Диф посмотрел вверх, в сторону созвездия, которое Рафу
окрестил Кратом - по названию хищной птицы, водящейся в  Метрополии.  Где-то
там находилась звезда - прародительница людей.
   Но различить созвездие не смог. Над головой у  него  вспыхнуло  множество
новых звезд, и они разгорались все ярче.
   Люди вышли на последний бросок. Нужно спешить, пока еще  можно  выбраться
из зоны, зажатой в клещи их штурмовиками.
   Диф бросился к ситлачной теплице. Когда он к ней подходил,  новые  звезды
уже разрослись до небольших солнц. Ракеты  вылетали  из  них  рой  за  роем.
Сквозь разрывы бомб над станцией прорывался рокот двигателей.
   Корабли были уже  на  высоте  нескольких  тысяч  футов  и  прорывались  к
поверхности. Но и спасение было  совсем  близко.  Если  ему  вообще  удастся
спастись.
   Целый выводок ракет метнулся к ярко освещенному куполу теплицы. Диф снова
побежал, устремляясь прямо  в  темноту.  Сзади  раздалась  россыпь  взрывов.
Взрывная волна подбросила Дифа вверх и закрутила  в  воздушном  вихре.  Огни
купола погасли. Диф поднимался, падал, снова поднимался  и  ковылял  дальше.
Нос его кровоточил, уши заложило.
   Он шел  наобум,  не  видя  дороги.  Частые  вспышки  взрывов  мешали  ему
привыкнуть к темноте.
   Десантные корабли уже приземлились.
   Один из них сел так близко  от  Дифа,  что  его  обдало  волной  горячего
воздуха. А он все шел к лесу, не замечая рытвин и ухабов, пока не оказался в
безопасности. Там он остановился и стал смотреть, как  люди  выпрыгивают  из
корабля и устанавливают связь с соседями справа  и  слева.  Горящая  станция
озаряла их фигуры зловещим светом.
   Диф  узнал  это  подразделение.  Силы  Быстрого  Реагирования  -   сливки
космической пехоты Конфедерации, лучшие и беспощаднейшие солдаты  людей.  Из
их кольца никому не вырваться.
   Он всхлипнул, подумав о родителях и Рафу. А потом утер  слезы  кулаком  и
направился в глубь леса, не думая о том, что  его  может  обнаружить  радар,
настроенный на живую силу. Каждые сто шагов он останавливался и  оглядывался
назад.
   В небе уже занималась заря, когда он дошел до первых деревьев. Они  росли
в одну линию, словно палисадник, - так их высадили  создатели  станции.  Диф
как будто укрылся от рока за надежным бастионом.
   Когда слух  вернулся  к  нему,  он  уловил  чьи-то  осторожные  движения.
Оказывается, он бежал не в одиночку. Диф сторонился всех, кого  встречал  на
своем пути. Он был слишком потрясен, к тому же плохо владел языком рабов,  и
на вопросы животных ответить было бы  трудно.  Дикие  особи  изъяснялись  на
другом наречии. С ними Диф надеялся договориться проще. Если их найдет.
   Один из них нашел его сам.
   Диф уже углубился в  лес  на  четверть  мили,  когда  на  него  выпрыгнул
оборванный, вонючий старик с изуродованной ногой. Он напал столь неожиданно,
что у Дифа шансов не  было.  Попытка  сопротивления  была  пресечена  ударом
кулака в лицо. От удара Диф прикусил язык в середине сангарийского проклятия
и спросил, теперь уже на языке животных:
   - Что вы делаете?
   Старик снова его ударил. Диф успел только простонать - больше ни  на  что
он не был способен, - как старик набросил ему на голову мешок,  натянул  его
до самых лодыжек и туго завязал. Секундой позже Диф висел в жалком положении
головой вниз на костлявом плече.
   Так Диф стал трофеем.

Глава 13

3052 год н.э.

   У  моего   отца   была   весьма   необычная   философия   -   запутанная,
пессимистическая и фаталистическая. О содержании ее можно  судить  по  тому,
что он каждый день перечитывал Экклезиаста.
   Он верил, что  наше  существование  -  подстроенная  игра.  Добро  тщетно
борется со Злом. Время от времени оно выигрывает  тактические  бои  местного
значения, но лишь потому, что  Зло,  уверенное  в  конечной  победе,  с  ним
играет. Зло не знает  ограничений.  В  конце,  когда  подсчитают  очки,  Зло
окажется в большом выигрыше. Все, что в силах  человека,  -  смело  смотреть
правде в глаза, биться, зная, что  обречен  на  разгром,  и  оттягивать  час
поражения до последней капли крови.
   Его понимание Добра и Зла отличалось от общепринятого. Он считал, что все
зависит от точки зрения. "Я" всегда  на  стороне  ангелов.  "Они"  -  всегда
злодеи. Исламо-иудео-христианское абсолютное понятие Зла он считал неудачной
и неразумной шуткой.
   Энтропия - вот приблизительный словесный эквивалент для  того,  что  Гней
Юлий Шторм называл злом. Энтропия  антропоморфного  свойства,  со  злорадной
жадностью пожирающая любовь и дух созидательства, которые, как я  думаю,  он
считал главными составляющими Добра.
   Довольно  необычные  взгляды,  но  прежде  чем  пройти  за  ним  по  тому
лабиринту, что зовется Теневой Линией, тебе  придется  понять,  что  он  это
видел так.
   Масато Игараши Шторм

Глава 14

3031 год н.э.

   Шторм, Кассий и собаки сгрудились в кабине лифта.  Он  рванулся  вниз,  в
самое сердце планетоида, к  Центру  Тактической  Информации  и  Транспортной
Службы.
   Бенджамен, Гомер и Люцифер пришли в полное смятение, когда их отец  вошел
в Центр. Шторм мрачно вглядывался в их лица, озаряемые вспышками на  дисплее
тактического компьютера и карте звездного неба. Все молчали.
   Сыновья Шторма стояли потупившись, словно дети,  пойманные  с  запретными
спичками в руках. Шторм повернулся вполоборота к Кассию, глядя на вахтенного
офицера. Кассий наклонил голову. Вахтенному  офицеру  предстояло  объяснить,
почему он не доложил об обнаруженных кораблях. И вспомнить,  чем  он  обязан
Гнею Шторму. Разнос ему предстоял ураганный.
   Для Кассия подобный проступок был непостижим. Он бы никогда  не  позволил
своей ненависти к семейству Ди влиять на выполнение своего  долга.  Ди  были
презренной  шайкой  лицемерных  жуликов,  рвачей,  информационных   дельцов.
Бесполезной тратой жизненной энергии. Но... Кассий  подавлял  свои  чувства,
потому что верил в безошибочность суждений Шторма. А этот  вахтенный  офицер
служил в Легионе не так долго, чтобы приобрести эту веру.
   Случись Шторму когда-нибудь ошибиться, явно и жестоко... Кассий не  знал,
как бы он поступил. Он так долго прослужил  вместе  со  Штормом,  что  -  не
исключено - упрямо следовал бы уставу.
   Шторм снова оглядел сыновей и удостоил  Люцифера  одной  из  своих  столь
редких улыбок. Этот дурак пытался убить собственную жену.
   Шторм подумал о  Поллианне  и  передернулся.  На  этот  раз  придется  их
простить. Он сам виноват в этом карманном мятеже. Надо было  рассказать  про
женщину.
   Тогдашние свои действия он теперь  не  слишком  высоко  оценивал.  Просто
поступил как обычно, не ставя никого в известность,  что  делает  и  почему.
Последнее время он стал часто ошибаться. Наверное, стареет.  В  его  ремесле
выживают те, кто не оставляет места для ошибки.
   Он встретился взглядом с Люцифером,  и  сын  его  отшатнулся,  будто  его
толкнули.
   Люцифер был всего на шесть лет старше Мауса. Высокий,  хорошо  сложенный,
по складу ума он пошел в мать.
   Леди Пруденс Гэльская славилась среди небесных сейнеров  как  поэтесса  и
музыкантша в ту пору, когда ее народ, загадочные ловцы звезд, еще не скрылся
окончательно в межзвездных глубинах.  Она  явилась  в  Крепость  в  качестве
эмиссара, жалуясь на Префектлас и умоляя спасти  ее  малозаселенный  далекий
мир от сангарийской тирании.
   Шторма  тронуло  ее  беззащитное  доверие.  Никто  не  знал,  как   найти
неуловимых сейнеров. Она выдала ему эту тайну в  наивной  надежде,  что  это
побудит его прийти на помощь.  Она  метнула  кости,  поставив  все  на  один
бросок.
   И выиграла.
   Шторму не пришлось потом раскаиваться.
   Пруди ему запомнилась лучше  всех  остальных  женщин.  Наедине  с  ним  -
горячий, ненасытный комочек плоти. На людях - женщина холодная, знающая свое
дело, порою  властная,  а  еще  -  дерзновенная.  Ошеломляюще  дерзновенная.
Никогда прежде и никогда после нее  никому  не  удавалось  втянуть  Железный
Легион в битву наугад.
   Он очистил ее мир от сангарийцев. Она подарила ему сына. А потом пути  их
разошлись.
   У Шторма было без счета женщин, родивших ему десятки детей. Родители  его
тоже не знали понятия  "верность".  Трое  его  братьев  родились  от  разных
матерей. Майкл Ди - от другого и притом неизвестного отца.
   У Фриды Шторм тоже случались измены. К похождениям  Гнея  она  относилась
спокойно.
   А потому Люцифер родился художником. И хорошим. Его стихи были на  уровне
таких  гигантов,  как  Моро  и  Чижевски.  Визуалист  Бороба  Тринг   создал
калейдоскопическое  шоу  на   основе   Люциферовского   эпоса   "Зольдатен",
воспевающего Легион, а в качестве музыкального сопровождения  воспользовался
симфонией Люцифера в вагнеровском духе.
   Однако Люцифер считал для себя поэзию и музыку не больше, чем хобби.
   Он твердо решил стать солдатом. Тщетная надежда. Для этого ему не хватало
инстинктов убийцы.
   Солдат  удачи  обязан  действовать  без  тени  угрызений   совести.   Ему
противостоят  профессионалы,  действующие  быстро  и  беспощадно.   Они   не
оставляют противнику времени на рефлексии и сожаления по  поводу  варварской
сущности войны.
   Шторм прощал Люциферу его недостатки охотнее, чем сыновьям, не обладающим
талантами. На этого мальчика он надеялся. Быть может,  когда-нибудь  Люцифер
одумается и найдет свой путь.
   Бенджамен и Гомер были близнецами. Единственные дети Шторма от Фриды, они
теоретически  и  по  собственной  своей  оценке  были   его   любимцами.   И
бунтовщиками. Мать же всегда защищала их, как злющая старая  кошка  -  своих
котят.
   "Может быть, моя вина, что они  бунтуют,  -  подумал  Шторм.  -  Они  уже
десятки лет как мужчины, а я с ними как с мальчишками.  У  них  же  у  самих
внуки, черт побери!"
   От такой долгой жизни у человека смещается временная перспектива.
   Близнецы были разными, как день и ночь. Шторм временами  сомневался,  что
оба - его сыновья.
   Бенджамена - светловолосого Аполлона - легионеры помоложе, считающие  его
отца  исторической  реликвией,  просто  обожали.  Но  в  трудных   ситуациях
обратятся ли они к Бенджамену? Нет.  Бенджамен  Шторм  мог  и  не  выдержать
давления.
   Его мать и друзья видели в нем кронпринца Легиона. Отец  так  не  считал.
Если Железный Легион переживет Гнея Шторма, то из  всех  детей  Шторма  лишь
любимец Кассия обладает тем, что нужно, чтобы править наемниками  и  бросать
их в битву.
   Бенджамен умел завоевывать сторонников одним  словом,  одним  жестом.  Он
обладал этим редкостным даром -  внушить  любому,  что  тот  -  единственное
человеческое существо во всей вселенной, до которого Бенджамену  есть  дело.
Но способен ли он привить людям веру?
   Не исключено, что Бенджамен однажды возглавит Легион, если отец  его  сам
не назначит себе преемника. Но только до первого дела. У Шторма не  вызывало
сомнений, что сын его, будучи сильной личностью, возьмет  верх  над  другими
претендентами. Но он с трудом представлял себе успехи  Бенджамена  на  полях
сражений.
   Бенджамен мог повести за  собой  людей,  как  гаммельнский  крысолов,  но
доводись ему столкнуться с такими противниками, как  Хоксблад  и  ван  Бреда
Колффс, они  пропустят  его  харизму  через  мясорубку  и  намажут  себе  на
бутерброд.
   Гомер был антиподом Бенджамена. Слепец от рождения, погруженный  во  мрак
умственно и физически, неловкий, уродливый, он вызывал  отвращение  у  всех,
кроме своего близнеца. Бенджамен был его единственным другом. Гомер ходил за
братом повсюду, будто лишь Бенджамен мог рассеять мрак в его душе.
   Как бы в компенсацию за свою жестокость природа наделила  Гомера  слабыми
псионическими способностями, но и те не приносили ему пользы. Он был желчен,
и не без причины. Не уступая в остроте ума остальным  членам  семейства,  он
томился в теле, которое было лишь чуть лучше трупа.
   Люди Шторма считали близнецов самой наглядной иллюстрацией двойственности
их отца. Бенджамен унаследовал от него внешность и обаяние, Гомер -  ярость,
боль и мрак души.
   Бенджамен  встретился  с  отцом  взглядом,  и  на   лице   его   заиграла
торжествующая улыбка. В незрячих глазах Гомера не было раскаяния. Он  ничего
не боялся. Нельзя было наказать его суровее, чем это сделала сама жизнь.
   Он ожидал для себя только зла. И заранее с ним смирился.
   У Шторма болела душа за него. Он знал ту тьму, что управляла  Гомером,  -
знал давно и близко.
   По меньшей мере раз в  день  обращался  Шторм  ко  всеми  забытой  книге,
задумчиво перечитывая послание такого же Шторма, что умер четыре тысячелетия
назад.

   "Суета сует, сказал Экклезиаст, суета сует - все суета!
   Что пользы  человеку  от  всех  трудов  его,  которыми  трудится  он  под
солнцем?"

   Гней Шторм не меньше Гомера видел, как реки текут в  моря,  и  знал,  что
моря не переполняются. Наоборот, они век от  века  мельчают  и  когда-нибудь
исчезнут совсем. И что пользы человеку от всех трудов его, если  все  деяния
его - томление духа? Этот Враг несокрушим. Его силы неограниченны и вечны, и
Шторм знал, что в этой долгой борьбе обречен на поражение за поражением.
   Но в отличие от Иерусалимского Проповедника  Шторм  не  желал  сдаваться.
Вопреки всему, возможна победа в битве духа. Сохранив  мужество,  он  сумеет
оставить свою отметину на жестоком  лике  поражения.  Сдаться  -  или  пойти
навстречу судьбе с  улыбкой  на  устах.  Это  единственный  реальный  выбор,
который ему - как и любому другому - предоставила жизнь.
   - К нам приближается корабль, - заговорил он наконец и  стряхнул  с  руки
вороноящера. Птица метнулась в тень. Никто не обратил внимания.
   Спорить никто  не  стал.  Истина  явно  выступила  на  звездных  глобусах
дисплеев.
   - Это корабль Майкла Ди, как я полагаю. Установите с ним связь. Дайте ему
проход через минные поля.
   Солдаты ринулись выполнять команду раньше,  чем  успели  рявкнуть  "Есть,
сэр!". Каждый старался показать усердие. Похоже, наказание откладывалось  до
конца вахты.
   - Служба движения, свяжитесь и вы с этим крейсером. Я хочу  поговорить  с
капитаном. Привести все защитные системы в состояние готовности.
   - Контакт с Ди, прямой  визуальный  канал,  -  доложил  сотрудник  службы
движения.
   - Благодарю.
   Гней уселся  возле  аппарата.  Кассий  встал  у  него  за  спиной.  Через
несколько секунд на экране высветилась лисья физиономия Майкла  Ди.  Гримаса
беспокойства моментально сменилась ослепительной улыбкой.
   - Гней, до чего ж я рад тебя видеть! Я уже думал было, что ты не ответишь
на мой сигнал.
   - Я должен был обдумать и это. - Ди уже не улыбался. Теперь его лицо было
простодушно-честным, словно у проповедника. И  лишь  в  приподнятых  уголках
глаз притаилась хитрость. - Я даже сейчас могу  передумать.  Ты  привез  мой
груз?
   Теперь Ди предстал в своем собственном обличье.  Без  грима.  Без  маски.
Темные глаза, узкое  лицо,  нос  в  крапинках  и  острые,  выступающие  зубы
придавали ему отчетливое сходство с лисой.
   "Вот он - подлинный Майкл", - подумал Шторм.
   Ди был многолик. Обладая почти сверхъестественным даром  менять  обличья,
он редко отказывался от маскарада. Имея время на изучение,  он  мог  усвоить
особенности речи и поведения практически любого человека.  Ди  находил  этот
талант весьма полезным в своем ремесле. Он был репортером-ландскнехтом.
   - Конечно, я  ведь  обещал,  да?  -  произнес  Ди  с  глумливой  улыбкой,
уверенный, что брат не бросит его на съедение волкам Хоксблада.
   - Покажи мне ее, Майкл.
   Майкл резко отодвинулся от  камеры,  и  на  экране  показалось  смазливое
личико Поллианны Эйт. По центру управления пробежал легкий вздох.
   - Ладно. Даю проход. Конец  связи.  -  Шторм  подтолкнул  локтем  офицера
связи. Тот понял  намек  и  блокировал  канал  прежде,  чем  Ди  вернулся  к
аппарату.
   За  его  спиной  шумно  заерзал  Люцифер.  Шторм  повернулся  к  нему  и,
предупреждая любые замечания, произнес:
   - Люцифер, подготовь  входные  шлюзы.  Не  позволяй  Майклу  бродить  где
попало. Сними его с корабля и обыщи корабль