Предки  бен-Раби  многие  столетия  были
безработными на содержании государства.
   Ни  один  из  них  не  считал  себя  предубежденным.  Но  ложные  истины,
впитавшиеся с молоком матери, глубоко пускают корни и постоянно дают  побеги
нереалистичных реакций на реальный мир.
   Бен-Раби рано пришлось  обуздывать  предрассудки.  Чтобы  выжить.  В  его
батальоне в Академии было только двое со Старой Земли.
   Сейчас он минуту собирался с мыслями.
   - Что я здесь делаю? - спросил он.
   - Тебе нужен был отдых, - отозвалась Эми, - долгий отдых. На этот раз  ты
перестарался.
   - Да брось ты, я сам могу о себе позаботиться. Я знаю, когда...
   - Чепуха! - отрезала докторша. - Каждый телетех так  думает.  И  всех  их
приносят сюда выжженными дотла. Мне приходится менять им пеленки и кормить с
ложечки. Что с вами, ребята? Ваше эго на пару размеров великовато  даже  для
бога средней величины.
   У Мойше шумело в ушах. Он хотел ответить, но во рту было  такое  чувство,
будто язык завернут в старый задубевший носок.
   В глазах женщины-врача стояли слезы.
   - У вас кто-то погиб у Звездного Рубежа?
   -  Сестра.  Она  вышла  из  контакта,  как  раз  когда  ваши   сухопутные
поднимались на борт. Ей было только семнадцать, бен-Раби.
   - Сожалею.
   - Врете. Вы - телетех. И сожаление мне не поможет. Не поможет кормить  ее
каждый день. Она была вроде вас, бен-Раби. Была уверена, что  справится,  не
хотела меня слушать. Ни один из  них  не  хотел  слушать.  Даже  контролеры,
которым надо бы понимать. Они отправили ее назад  в  контакт  после  четырех
часов отдыха.
   Бен-Раби закрыл рот. Что он мог сказать? Его самого ввели  в  контакт  во
время битвы у Звездного Рубежа. Главная рубка контакта  походила  на  палату
тяжелораненых. Десятки телетехов отдали все, чтобы спасти "Данион".
   Мойше никогда бы не оказался в рубке контакта,  даже  не  знал  бы  о  ее
существовании, если бы во время боя контактеры  не  понесли  таких  жестоких
потерь. В те дни  он  был  всего  лишь  наземником,  которому  не  следовало
доверять, разоблаченным шпионом, от которого скрывали  тайны  сейнеров.  Его
допустили к контакту лишь потому, что он мог на  миллиметр  увеличить  шансы
"Даниона" на выживание.
   Решение перейти к звездоловам Мойше принял сразу после битвы у  Звездного
Рубежа,  почти  в  люке  корабля,  который  должен  был   отвезти   наземных
контрактников назад на одну из планет Конфедерации.
   Он медлил слишком долго. Половина его пожитков отправилась вместе  с  тем
кораблем. Он так и не получил их назад. Команда корабля сильно поцапалась  с
таможней. Эти бюрократы озверели и хватали все, что  не  было  привинчено  к
палубе.
   Бен-Раби взял худую, холодную руку Эми.
   - Как себя чувствуешь,  дорогая?  У  тебя  усталый  вид.  Сколько  прошло
времени?
   Рука была так холодна.., как у привидения. Как он влюбился в Эми?
   Всегда он влюблялся в странных, невротичных и просто испорченных  женщин.
Алиса в Академии... Что она устроила ему при расставании! Сангарийка  Мария,
как вампир высосавшая его между двумя последними заданиями...
   - Теперь, когда я знаю, что ты в порядке, со мной тоже все будет  хорошо,
Мойше, пожалуйста, будь осторожнее.
   Эми казалась необычно отстраненной. Бен-Раби взглянул на нее, на Мауса  и
снова на нее. Новые проблемы с Маусом? Ее  неприязнь  к  его  другу  недавно
весьма усилилась.
   Маус почти все время молчал. С ним была его неизменная  шахматная  доска,
но он не стал предлагать партию. Его останавливало присутствие Эми.  Шахматы
были его великой страстью, соперничающей даже со страстью соблазнять  подряд
всех красивых женщин.
   - Эй, Маус! Как ты думаешь, чем сейчас занимается Макс?
   Единственный способ втянуть друга в разговор,  который  пришел  в  голову
Мойше, - это вспомнить кого-нибудь из общих  знакомых,  кого  они  знали  до
прихода к сейнерам.
   - Наверное, богатеет и гадает, почему  мы  больше  не  заглядываем  в  ее
лавочку. Не думаю, что Бэкхарт дал себе труд сообщить ей наш новый адрес.
   - Ага, - рассмеялся бен-Раби.  -  До  него  уже  дошли  новости,  как  ты
думаешь? Ну, или дойдут со дня на день. У него пена изо  рта  повалит!  Макс
была нашей приятельницей на Луне Командной, - объяснил он Эми. - Она держала
магазинчик марок.
   - Лучший магазинчик для коллекционеров на всей Луне, - добавил Маус.
   Эми не ответила. Она просто не могла  понять,  зачем  эти  двое  собирали
маленькие кусочки бумаги столетней давности, к которым следовало  относиться
как к драгоценностям.
   И не только марки. Кажется, эти двое собирали все подряд. Монеты.  Марки.
Прочее старое барахло. У Мауса вся каюта была завалена коваными треножниками
ручной работы и  прочими  ископаемыми  железками.  Единственной  коллекцией,
которая нравилась Эми, была коллекция  бабочек.  У  Мауса  на  стене  висела
большая рама экзотических экземпляров. Они были невероятно прекрасны.
   Корабли  сейнеров  были  экологически  стерильны.  Только   в   зоопарках
содержалась негуманоидная  жизнь,  и  это  были  большие,  широко  известные
млекопитающие.
   У Эми не было хобби. Для отдыха она читала. Эту привычку она переняла  от
матери.
   А Маус даже прилично играл на кларнете  -  старинном  деревянном  духовом
инструменте, который редко где можно было видеть.  Он  говорил,  что  играть
научился у отца.
   - А как будет с Гретой? - спросил Маус. - Ты думаешь, департамент  о  ней
позаботится?
   От этого имени Эми подпрыгнула на месте.
   - Ты никогда не рассказывал мне ни о какой Грете, Мойше.
   - Это было в другой жизни.
   Они были любовниками, но знали друг друга очень мало. Бен-Раби  не  любил
ворошить чужое прошлое - ему оно всегда представлялось мешком со змеями,  из
которого еще неизвестно  что  выползет.  Всегда  можно  было  наткнуться  на
гадюку. У каждого человека свои темные тайны.
   Но на вопрос Эми он все же ответил:
   - Я уже говорил тебе. Это девочка, которую я  встретил,  когда  последний
раз был на Старой Земле. Последний  раз,  когда  навещал  мать.  Она  хотела
выбраться с планеты. Друзья не отпускали ее. Я ей помог. А кончил  тем,  что
стал ее спонсором.
   - Он был ей вроде приемного отца, - пояснил Маус.
   - Наверное, теперь ей уже восемнадцать. Я не думал о ее возрасте. Зря  ты
ее вспомнил, Маус. Я теперь расстроился.
   - Ну, брось ты. Макс за ней присмотрит.
   - Наверное. Но это не правильно. Нельзя сваливать это на кого-то другого.
Как ты думаешь, Эми, я смогу время от времени посылать ей  весточку?  Просто
сказать, что я жив-здоров и все еще помню о ней. Я  согласен,  чтобы  письма
писали ты или Ярл. Можете даже пропустить их  через  компьютер-дешифратор  и
убедиться, что там нет ничего предосудительного.
   - Это просто ребенок? - спросила Эми.
   - Ага. Она здорово напоминала мне меня самого в юности,  когда  я  только
что выбрался со Старой - Земли. Совершенно потерянный. Я думал, что, если  я
ей буду помогать, будет лучше. А потом я вроде сбежал,  когда  Бюро  послало
нас сюда. Я сказал ей, что вернусь через пару месяцев. А  уже  прошло  почти
четырнадцать.
   - Я попрошу Ярла. Иногда он разрешает отправлять письма. У  некоторых  из
нас есть родственники в Конфедерации. Но письма идут медленно.
   - Это не важно. Эми, ты золото. Я тебя люблю.
   - Ну, если вы начинаете нежничать, - сказал Маус, поднимаясь со стула,  -
то я лучше пойду. Начинаются гражданские занятия. Ну и чепуха. Представь: я,
Эмили Хопкинс и этот фашиствующий болван-преподаватель... Может, меня  снова
ранят в руку. Тогда я смогу вернуться сюда и пропущу  парочку  уроков.  Веди
себя хорошо. Слушайся милую даму доктора, или я сверну тебе шею.
   И он исчез, пока Мойше не начал свое занудное "Спасибо, что навестил".
   - Ты на удивление неразговорчива сегодня, дорогая, - проговорил  бен-Раби
спустя какое-то время. Возможно, если бы здесь не было врача...
   - Я просто устала. Мы все еще стоим двойные вахты,  и  нам  едва  удается
прикрыть все посты. На Верфях придется застрять надолго - если  "Данион"  не
развалится на части по дороге. Если акулы не разнесут нас к чертовой матери.
   - Ты уже в сотый раз упоминаешь эти Верфи и не хочешь мне  о  них  ничего
рассказать. Ты мне все еще недостаточно доверяешь?
   - Это именно верфи. Не больше и не меньше. Там мы  строим  и  ремонтируем
корабли. Мойше, раз тебе пока некуда спешить, расскажи мне лучше о себе.
   - Что?
   - Я встретила тебя в самый первый день, еще на Карсоне, когда  ты  только
что подписал контракт. Мы прожили вместе несколько месяцев, и вдруг я узнаю,
что у тебя есть дочь. Я о тебе почти ничего не знаю.
   - Грета мне не дочь, дорогая. Я просто помог девочке, которая нуждалась в
ком-то...
   - А разве это не одно и то же?
   - Юридически - да. На бумаге. Иначе у нас были бы проблемы на суде.
   - Расскажи мне. Все.
   Делать было нечего. Можно было только рассказывать, и он начал рассказ.
   Женщина-врач, которая мелькала на заднем плане, подозрительно глянула  на
него и всем своим видом показала, что ему придется  еще  на  какое-то  время
задержаться.
   - Хорошо. Скажешь, когда станет скучно.
   Мойше родился в Северной Америке на Старой Земле, от Кларенса  Хардвея  и
Майры Мак-Кленнон. Отца он почти не знал. Его мать по причинам,  которые  до
сих пор оставались для него загадкой, предпочла воспитать  его  дома,  а  не
сдать на попечение в государственные ясли. Из живущих  на  пособие  немногие
сами воспитывали своих детей.
   Его детские годы ничем не отличались от  младенческих  лет  детей  других
безработных на домашнем воспитании. Мало надзора, мало любви, мало учебы. Он
начал гонять с дворовой ватагой, когда ему еще восьми не было.
   Ему было девять, когда он впервые увидел инопланетников. Выскочек  -  так
их называли на Земле. Это были космонавты флота в отглаженной черной  форме,
пришедшие в город по каким-то своим, странным, внеземным делам.
   Эта форма захватила его воображение. Она стала навязчивой идеей.  Мальчик
начал  вытягивать   разнообразные   сведения   о   флотских   из   домашнего
информационного терминала своей матери. Большую часть их он  не  мог  понять
из-за недостатка знаний. Он стал учиться  самостоятельно,  начав  с  нуля  и
постепенно добираясь до того, что ему так отчаянно хотелось знать.
   В десять лет он забросил свою ватагу, чтобы оставалось больше времени  на
учебу. На одиннадцатом году его озарило: он должен отправиться в космос. Ему
удалось тайком добраться до вербовщика флота. Тот  помог  ему  проскользнуть
через вступительные экзамены в Академию.
   Ему никогда бы  их  не  сдать,  если  бы  для  жителей  Старой  Земли  не
существовало особых стандартов и квот. В  прямом  соревновании  с  тщательно
подготовленными инопланетниками, многие из которых выросли в военной  среде,
он бы провалился с треском. Половина офицеров службы были  детьми  офицеров.
Служба стала замкнутой субкультурой, с каждым годом все  менее  связанной  с
общечеловеческой и все менее ею контролируемой.
   Но у Томми была цель.
   В двенадцать он  убежал  из  дома  и  отправился  на  Луну  Командную,  в
Академию. За шесть лет он из намертво отстающих пробился  в  пять  процентов
лучших. По окончании он воспользовался правом выбора и оказался во флоте. Он
служил на истребителях "Аквитания" и "Гесс", а потом на крейсере "Тамерлан",
после чего попросил направление в разведшколу.
   После года обучения в Бюро его назначили флотским атташе  при  посольстве
на Фелдспаре. После этого последовало еще с полдюжины подобных назначений  в
разных мирах, и тогда его работа привлекла внимание адмирала  Бэкхарта,  чей
отдел занимался опасными операциями и  деятельностью  на  грани  и  чуть  за
гранью закона.
   Он принял участие в нескольких нелегких операциях и встретился  со  своим
бывшим одноклассником Маусом.  У  них  было  несколько  совместных  заданий,
последним из которых было присоединиться к звездоловам и добыть  информацию,
которая помогла бы принудить сейнеров присоединиться к Конфедерации.
   Кое-что из этого Эми уже слышала. Что-то было новым. Однако этот  рассказ
ее не удовлетворил. Ее первым замечанием было:
   - Ты ничего не сказал о женщинах.
   - Что ты имеешь в виду? Какое это имеет значение?
   - Для меня - первостепенное. Я хочу знать,  кем  были  твои  любовницы  и
каким образом вы расстались. Как они выглядели...
   - Сначала поцелуй в задницу пьяного носорога, леди.
   Он еще не совсем пришел в себя. И не сообразил, что произнес  это  вслух,
пока не задумался, отчего она так сразу заткнулась.
   Судорожно вздохнув, Эми вихрем вылетела из  комнаты,  как  смерч,  ищущий
город, который можно было бы превратить в руины.
   Откуда-то с заднего плана выступила женщина-врач и пощупала его пульс.
   - Она очень настойчива, правда?
   - Не знаю, что на нее нашло. Раньше она такой не была.
   - У вас была интересная жизнь.
   - Да нет, не совсем. Не думаю, что я поступил бы точно так  же,  если  бы
мне приходилось начинать все заново.
   - Ну, вы могли бы начать заново, правда?
   - Не понимаю.
   - Омоложение. Я думала, это доступно каждому конфедерату.
   - Ax, да. Более или менее. Кое-кто из генералов живет на свете еще с  тех
пор, как Ной причалил свой ковчег. Но у судьбы  есть  способы  добраться  до
того, кто пытается от нее ускользнуть.
   - Жаль, что у нас здесь такого нет.
   - Вы не кажетесь настолько старой.
   - Я думаю о своем отце. Он дряхлеет.
   - Да, понимаю. Когда я смогу уйти?
   - По сути дела, в любое время, но мне хотелось бы, чтобы  вы  задержались
еще на пару часов. Сейчас вы будете чувствовать слабость и головокружение.
   - Маус был прав насчет звуковых успокоительных.
   - Знаю, но  не  я  составляю  сметы  госпиталя.  Всего  хорошего,  мистер
бен-Раби. Постарайтесь, чтобы нам не пришлось снова встретиться.
   - Я ненавижу госпитали, доктор.
   Это  было  правдой.  Те  госпитали,  в  которых  ему  доводилось  лежать,
принадлежали Бюро, и попадал он туда для того,  чтобы  измениться  физически
или психически.
   Для разминки  он  проделал  несколько  упражнений,  а  потом  вскочил  на
трамвай, который шел к его дому.
   Эми ждала его.
   - Ох, Мойше. Это было глупо с моей стороны. Ты был прав. Это не мое дело.
   Перед его приходом она плакала. У нее были красные глаза.
   - Все в порядке. Я понимаю.
   На самом деле он не понимал. Там, где он вырос,  никто  не  интересовался
чужой личной жизнью.  В  Конфедерации  люди  жили  сегодняшним  днем.  И  не
задумывались о прошлом.
   - Просто понимаешь.., мне кажется, что все, что  происходит  между  нами,
так неустойчиво.
   "Ну вот, - подумал он, - опять намеки на брак".
   Для сейнеров брак  был  делом  важным.  В  Конфедерации  это  было  милым
пережитком старины, забавой  или  мечтой  молоденьких  девушек  и  отчаянных
романтиков. Он не мог понять серьезность,  с  которой  сейнеры  смотрели  на
брак. Еще не мог.
   Звездоловы завоевали его преданность, но они не  могли  сделать  из  него
другого человека. Они не могли превратить его в свое подобие, просто  приняв
в свою среду.
   Интересно, подумалось ему, у Мауса те же проблемы? Наверное, нет. Маус  -
хамелеон. Он может адаптироваться к любой среде, раствориться в любой толпе.
   - Мне надо на работу, - сказала Эми. Казалось, ее шатает от усталости.
   - Тебе тоже надо бы отдохнуть, любимая. Когда она ушла,  бен-Раби  достал
свою коллекцию марок и развернул потрепанный альбом. Упомянув Макс и  Грету,
Маус открыл ящик Пандоры. Через некоторое время он оттолкнул от себя  альбом
и попытался набросать письмо девочке. Но не придумал, что сказать.

ГЛАВА ПЯТАЯ:
3049 год н.э.

ОТСТУПЛЕНИЕ

   К адмиралам и генералам обычное ожидание и дезинфекционные  процедуры  по
прилете на Луну Командную не относились. Проверяли их  тоже  по  сокращенной
программе. С тех пор, как после Улантской войны адмирал Мак-Гроу  подался  в
пираты, случаев нелояльности старших офицеров больше не  наблюдалось.  Всего
через три часа после посадки личного шаттла адмирала южнее моря  Спокойствия
Бэкхарт вошел в свой офис.
   Говоря  языком  другого  века,  он  не  жалел  лошадей.  Корабль-носитель
вынырнул из гипера посередине между Луной Командной и Л-5. И тут же  адмирал
получил шифровку: "Немедленно требуется личное присутствие. Критично".
   Либо у вселенной отвалилось дно, либо Мак-Кленнон  и  Шторм  вернулись  с
охоты с ягдташами, из которых капают маленькие вкусненькие секреты.
   В его кабинете уже собрался экипаж. Так он называл своих лично отобранных
и доверенных людей.
   - Отлично, как и вы. - Он поднял руку, обрывая дальнейшие приветствия.  -
Что стряслось?
   - Не хотите ли сперва принять душ и переодеться? - спросил Джонс.
   Бэкхарт выглядел измотанным, почти жалким. Как  бродяга,  нарядившийся  в
костюм адмирала.
   - Это вы, шуты гороховые, отстукали мне "Личное  присутствие.  Критично".
Если у меня есть время срать, мыться и бриться, надо было писать "Срочно".
   - Возможно, мы поторопились, - признал Намагуши. - Но мы нашли  подземный
ход в этот склеп. Естественно, несколько возбудились.
   - Подземный ход? Черт возьми, что здесь происходит? -  Бэкхарт  рухнул  в
огромное кресло за бескрайним столом из  полированного  дерева.  -  Ближе  к
делу, Акидо.
   Намагуши вскочил с кресла  и  толкнул  по  сверкающей  поверхности  стола
картонный квадратик.
   - Цифры. Твой почерк ничуть не улучшился.
   - Секретариат готовит распечатку, сэр. Это,  сэр,  то,  что  прислал  нам
Шторм.
   - Ну и что?
   - Стандартная система координат Моргана, сэр.  Местоположение  звезды.  У
нас ушло два дня на перевод из сангарийской системы координат.
   - Сангарийской?.. Господи Иисусе! Это?..
   - То, чего мы дожидались всю свою жизнь. Координаты их звезды.
   - О Господи! Не может быть. Две сотни лет мы их искали. Резали  глотки  и
теряли собственные  головы  -  как  банда  фашиствующих  молодчиков.  И  это
окупилось. Я сделал ставку с дальним прицелом, и она выиграла.  Коммуникатор
мне! Черт возьми, дайте мне кто-нибудь этот чертов коммуникатор!
   Джонс передал  коммуникатор  через  стол.  Бэкхарт  яростно  застучал  по
клавишам.
   - Бэкхарт. Приоритетно. Эй ты!  Да  хоть  бы  он  сейчас  царицу  Савскую
трахал! Личное, важное, и я твои яйца зажарю на завтрак, молокосос, если  ты
сейчас же не... Прошу прощения, сэр. - Его манеры вдруг претерпели  чудесное
превращение.
   - Да, сэр. Именно так, сэр. Я хочу получить подтверждение  нашей  позиции
по Меморандуму о Долгосрочной Политике и Процедуре номер четыре.  Конкретнее
- параграфа шестого.
   Воцарилось  долгое  молчание.  Соратники  Бэкхарта  все  ближе  и   ближе
пододвигались к своему шефу. Наконец человек на другом конце провода  что-то
ответил.
   -  Да,  сэр.  Абсолютно.  У  меня  в  руках  данные,  сэр.   Только   что
расшифрованы. Дайте мне фон Драхова и Первый Флот... Да, сэр. Я прошу на это
время карт-бланш. Начать могу прямо завтра.
   Снова молчание.
   Наконец:
   - Да, сэр. Именно об этом я и подумал, сэр. Понимаю, сэр. Благодарю  вас,
сэр. - Бэкхарт отключил связь.  -  Он  хочет  обсудить  это  с  начальниками
штабов.
   - Они хотят дать задний ход? Сейчас? Когда мы  на  это  положили  столько
жизней, которые?..
   - Капитан Джонс! Вы представляете, насколько дико прозвучало мое  к  нему
обращение? Позвольте, я нарисую  вам  картину.  Я  прервал  его,  когда  фон
Штауфенберг докладывал, что мы видели у центра. Это было именно то,  что  мы
ожидали обнаружить,  и  выглядело  это  не  лучше,  чем  баржа,  нагруженная
мертвыми младенцами. Какая-то раса психопатов добросовестно уничтожает любую
разумную жизнь, которая попадается ей на пути.  Тут  я  вламываюсь  и  прошу
подтвердить Меморандум четыре дробь шесть, который является обетом истребить
сангарийцев, как только мы обнаружим,  где  их  Метрополия.  Считается,  что
хорошие в этой игре - мы, Джонс. То, что ему приходится сейчас  вы