Глен КУК
    ЛОВЦЫ ЗВЕЗД I-III


    ТЕНЕВАЯ ЛИНИЯ
    ЛОВЦЫ ЗВЕЗД
    ЗВЕЗДНЫЙ РУБЕЖ
        
    
    Глен КУК
    ЛОВЦЫ ЗВЕЗД I
    ТЕНЕВАЯ ЛИНИЯ


Анонс

   Это история Теневой Линии.
   История кровной мести, которая огнем опаляла планеты.
   История о том, как снова и снова сходились в бою  армии  двух  величайших
космических кондотьеров - Гнея Юлия Шторма и Ричарда Хоксблада.
   Это - история войны за баснословные сокровища недр Черного Мира,  схватки
небывалого   могущества   и   невероятного   военного   искусства,   история
преступления, что  свершилось  два  века  назад,  и  возмездия,  что  должно
свершиться теперь. История отваги, ненависти, предательства.
   То, что начато отцами, продолжают их сыновья.
   История начинается...

   Рихарду Вагнеру посвящаю

КНИГА ПЕРВАЯ

ВЕРЕВКА

   Кто свивает веревку, привязанную к перекладине?

Глава 1

3052 год н.э.

   Кто я? Что я?
   Я - побочный сын Теневой Линии. Эта раскаленная солнцем каменная гряда  с
зубчатыми краями - мой третий родитель.
   Ты никогда не поймешь ни меня, ни Теневой Линии, не зная  моего  отца.  А
чтобы узнать Гнея Юлия Шторма, нужно узнать  нашу  семью  с  ее  запутанными
отношениями и долгой историей. Чтобы знать нашу семью...
   И  нет  конца  этой  цепи.  Это  словно  круги,  расходящиеся  по   воде.
Необозримой рекой течет рассказ, ведущий  к  Теневой  Линии  и  ко  мне.  Из
незаметных с виду событий-притоков слагается ее поток.
   Если сузить до предела диафрагму  объектива,  в  ней  останутся  те,  кто
сделал меня таким, как я есть. Этот рассказ -  о  них.  И  еще  -  о  людях,
которые, наложив на них свой отпечаток, предопределили, каким я стану.
   Масато Игараши Шторм

Глава 2

3031 год н.э.

   Где-то в недрах Железной Крепости, в  поблескивающем  металлом  кабинете,
откинулся в огромное мягкое кресло Гней Шторм. Он сидел,  уронив  голову  на
грудь, прикрыв единственный зрячий глаз. На усталое лицо упали длинные седые
волосы.
   Билось и металось в нескончаемом танце пламя камина, причудливое  действо
разыгрывали свет и тьма на бесценных коврах ручной работы с древнего Востока
Старой Земли. Среди закопченных балок, подпирающих каменный потолок,  играли
слагающиеся в расплывчатые образы дрожащие тени.
   Кабинет Шторма был крепостью в крепости, цитаделью ее души, бастионом  ее
сердца. Вдоль стен тянулись стеллажи с редкими изданиями. Череда столов была
завалена книгами его коллекции и бумагами его  подчиненных.  Иногда  заходил
безмолвный клерк, клал папку с докладом напротив чьего-нибудь места и тут же
исчезал.
   Два волкодава, мутанты размером с шотландского пони, рыскали по  комнате,
принюхиваясь к теням, и один из них утробно  ворчал.  Никогда  не  кончалась
охота на врага.
   И никогда не приносила успеха. Враги Шторма не рисковали проникать в  его
дом на астероиде.
   В кабинет влетело что-то черное размером с  сокола  и  грузно  плюхнулось
возле Шторма, разметав по столу листы бумаги и само испугавшись их  шелеста.
Тело, похожее на игрушечного птеродактиля, обволокла темная пелена.
   Это был вороноящер, ночная летучая ящерица из  болот  Сломанных  Крыльев.
Темная пелена была псионически генерируемой защитной окраской.
   Вороноящер склонил голову, глядя красным, способным видеть во тьме глазом
на второго вороноящера, сидевшего в расселине  скалы  за  спиной  у  Шторма.
Другим глазом он смотрел на хозяина.
   Шторм не шевельнулся.
   Вороноящер выжидал.
   Самому себе Гней Юлий  Шторм  виделся  человеком  на  склоне  лет,  конец
которого уже  не  за  горами.  Было  ему  почти  две  сотни  лет.  Последние
достижения медицины и технологии омоложения давали ему держаться  на  уровне
сорока пяти биологических лет, но ни врачи, ни приборы  не  могли  омолодить
дух.
   Палец Шторма остановился на строчке древней  священной  книги.  Потом  он
задумался, книга упала и закрылась. "Время рождаться и время умирать..."
   В комнату бесшумно скользнул молодой  парень  в  черной  флотской  форме,
невысокий и худой, и застыл по стойке "смирно".  Хоть  он  и  бывал  в  этом
кабинете тысячу раз, но всегда восточная  невозмутимость  сменялась  на  его
лице выражением благоговения.
   "Такая роскошь, столько сокровищ! - подумал Маус. - Но что  они,  как  не
Смерть, таящаяся за маской кованого золота?"
   И тут же о своем отце: "До чего же он  устало  выглядит.  Почему  они  не
оставят его в покое?"
   Не могут. Пока жив Ричард Хоксблад - не смеют. А потому когда-нибудь Гней
Шторм отправится на свое последнее  поле  битвы  и  найдет  там  смерть  без
воскрешения, как написано на роду каждому кондотьеру.
   Шторм поднял глаза. Лицо его  было  усталым,  но  по-прежнему  выдавалась
волевая челюсть, признак силы. Струя вентилятора шевелила седые пряди.
   Маус тихо вышел, поддавшись нахлынувшей на секунду  глубокой  грусти.  Он
чуть ли не обожествлял отца, и ему было больно  видеть,  как  тот  страдает,
загнанный в западню. Маус вышел и отправился искать полковника Вальтерса.
   Гней открыл единственный зрячий глаз и глянул в сердце своего королевства
без государства. Увидел он не золотую маску смерти,  а  зеркало,  отражавшее
Шторма, которого не знал никто.
   Не только книги хранил его  кабинет.  Одну  из  стен  занимала  коллекция
оружия, в которой шумерская бронза соседствовала с  многоцелевыми  пехотными
доспехами новейшего образца из закаленной стеклостали. В освещенных  ящичках
красовались редчайшие образцы фарфора, серебра и резного хрусталя. В  других
хранился старинный веджвуд <Веджвуд - фарфоровые изделия английской  фабрики
Веджвуд.>. В третьих - клад старинных монет в обитых бархатом шкатулках.
   Приливы и отливы истории увлекали его за собой.  Ему  нравилось  собирать
обломки, выброшенные на берег волной времени.
   Но скрыться во  вчерашнем  дне  он  не  мог.  Время  просачивалось  между
пальцами словно вода.
   Вентиляция разрегулировалась, и бумаги  на  столе  шелестели  под  струей
воздуха. Знамена под потолком шевелились от легких прикосновений  призраков.
Среди них были старые. Одно некогда сопровождало Черного Принца в  Наваретт.
Другое рухнуло в самый разгар битвы при Пуатье.  Однако  большинство  являло
собой вехи биографии самого Шторма.
   Они висели в ряд, шесть одинаковых полотнищ титановой ткани. Над ними  на
темном поле щита, усыпанном алыми каплями, пикировал наискось слева  направо
ястреб. Рядом с гербом Плантагенета все эти экспонаты выглядели  скучными  и
маловыразительными, но это была память о днях славы Железного Легиона.
   Эти трофеи Шторм захватил в битве у своего Генриха  Транстамаре,  Ричарда
Хоксблада. И от каждой победы ему было не больше радости, чем Эдварду  -  от
победы над Педро Жестоким.
   Ричард Хоксблад был признанным мастером искусства кондотьера. Пять знамен
Легиона угодили в его коллекцию. Трижды схватка завершалась вничью.
   Шторм и Хоксблад  считались  лучшими  капитанами  -  королями  наемников,
принцами  частных  войн,  которых  журналисты  называли   "Бароны-разбойники
тридцать первого столетия". На протяжении вот уже  десяти  лет  они  дрались
исключительно друг с другом.
   Лишь Шторм и его талантливые соратники могли  разбить  Хоксблада.  Только
такой гений, как Хоксблад, способен был выстоять против Железного Легиона.
   Именно мысли о Хоксбладе вызвали уныние Шторма. Разведка сообщила: Ричард
опять замышляет наняться к Черному Миру.
   - Да пусть себе поживятся, - буркнул он. - А я устал.
   Но ему снова придется драться. Если не  в  этот  раз,  так  в  следующий.
Ричард не оставит свою затею. Его будущая жертва знает: единственный шанс на
спасение - это Железный Легион. Ричард - крепкий боец, проложивший себе путь
на вершину среди не  менее  крепких  соперников.  Для  него  пустить  в  ход
наемников или подослать убийц - самое обычное дело.  Сейчас  он  размышляет,
как бы половчее выкрутить руки Шторму.  И  обязательно  что-то  придумает  -
тогда уж пощады не жди.
   Это уже бывало не раз.
   Шторм чуял, что это начинается снова.
   В прошлом месяце одно частное дело привело его в Корпоративную  Зону,  на
Старую Землю. Там он без конца ходил на светские приемы, возобновляя  старые
связи. На одном из таких приемов на  него  вышла  парочка  типов  -  на  вид
средней руки бизнесмены, - забросавшая его какими-то надуманными гипотезами.
   Людям Черного Мира явно  не  хватало  светского  лоска.  Этих  начинающих
макиавеллистов было видно насквозь - ничем не примечательные, только  крутые
с виду. Но вот хозяин их... Конечно же, они работали на  "Горнодобывающую  и
металлургическую корпорацию Блейка", что расположена в  Эджворд-Сити,  одном
из городов Черного Мира, о чем они не преминули любезно сообщить Шторму.
   Гней Юлий Шторм был могущественным  человеком.  Его  частная  армия  была
гораздо  лучше  обучена,  вооружена  и  крепче  духом,   чем   прославленная
космическая пехота Конфедерации. И Железный Легион  не  был  простой  шайкой
флибустьеров. Он был многоотраслевой компанией, держателем  акций  множества
корпораций. Не желая перебиваться случайными трофеями, его люди обеспечивали
себе безбедную жизнь при помощи долгосрочных инвестиций.
   Железная Крепость простирала щупальца в тысячах направлений,  хотя  и  не
была доминирующей силой  в  финансовом  мире.  Ее  интересы  мог  направлять
каждый, кто имел на то деньги и желание.
   Она была рычагом, которым прокладывали себе путь гиганты.
   В прошлом они выжали все возможное из их  ссоры  с  Ричардом  Хоксбладом,
разжигая в нем тщеславие и ненависть. Но Гней перерос свою восприимчивость к
подобному эмоциональному вымогательству.
   - В этот раз все будет не так, - прошептал Гней.
   Тщетно размышлял он, как переиграть неведомого ему противника,  намерения
которого до сих пор оставались неясны.
   Гней не смотрел на летучую ящерицу. А она, уже привыкшая  к  этим  долгим
размышлениям, терпеливо ждала.
   Шторм достал из футляра старинный кларнет, осмотрел мундштук, смочил  его
и заиграл мелодию, которую навряд ли узнали бы хоть пятеро из живущих в этот
век.
   Партитура попалась ему в лавке старьевщика  во  время  визита  на  Старую
Землю. Его привлекло название: "Чужак на берегу" - попало под настроение. Он
и был чужаком на берегу  Времени,  выброшенным  за  полтора  тысячелетия  за
пределы собственной эпохи. Ему бы жить в век Ноллиса и Хоквуда.
   От грустной, тоскующей мелодии одиночества на душе стало легче. С семьей,
с друзьями, в толпе - Гней всегда ощущал  отторжение  от  мира  людей.  Лишь
замкнутость кабинета давала ему уют. Только здесь, в окружении предметов, из
которых он строил крепость для собственной души.
   Но без людей  было  не  обойтись.  Они  нужны  были  здесь,  в  Крепости,
постоянно под рукой. Иначе он чувствовал себя еще более одиноким.
   С кларнетом он  не  расставался  никогда.  Это  был  его  фетиш,  амулет,
наделенный волшебной силой. Шторм дорожил инструментом больше, чем любым  из
своих людей. Вместе с другим талисманом, тоже постоянно ему сопутствующим  -
старинным  пистолетом,  -  кларнет  не  давал   его   душе   погрузиться   в
беспросветную ночь.
   Печальный  юноша-старец.  Устремленный  к  древнему,  редкому,  забытому.
Обреченный чьим-то проклятием на могущество, в котором больше  не  нуждался.
Вот что являл собой при первом беглом взгляде на него Гней Юлий Шторм.
   Могущество его стало чем-то вроде мифического плаща,  который  невозможно
сбросить. Чем больше старался он сорвать его, тем  крепче  оно  держалось  и
становилось тяжелее. И было лишь два способа сбросить его навек.
   Каждый из них требовал смерти. Один - его собственной.  Другой  -  смерти
Ричарда Хоксблада.
   Когда-то смерть Хоксблада была целью жизни Гнея. Целое столетие прошло  в
бесплодных усилиях. А теперь это уже не было целью.
   Небеса Шторма, если он вообще когда-нибудь до них доберется, станут тихим
пристанищем  для   ученого   чудака,   снабженным   лазом   для   понимающих
антикваров-любителей.
   Вороноящер внезапно расправил крылья.

Глава 3

3052 год н.э.

   Можно ли понять человека, не зная его врагов? Дано ли нам познать инь, не
зная янь? Мой отец сказал бы: "Нет. Если ты хочешь увидеть  новые  горизонты
Правды, пойди спроси человека, который хочет тебя убить".
   Человек живет. Когда он молод, у него друзей не  сосчитать.  Он  стареет.
Круг сужается. Обращается внутрь, становясь теснее. Мы  проводим  средние  и
преклонные годы, делая одно и то же в том  же  кругу  старых  друзей.  Редко
когда появляются среди них новые лица.
   Но врагов наживать мы не  перестаем  никогда.  Они  словно  вырастают  из
драконовых зубов, которые мы щедро разбрасываем, ступая по тропе жизни.  Они
возникают повсюду помимо нашей воли, нежданно, иногда незримые и  неведомые.
Порою мы наживаем их - или получаем в наследство, - просто оставаясь  самими
собой.
   Отец мой дожил до глубокой старости. Он был сыном своего  отца  и  врагов
имел легион. И никогда не знал, сколько их и кто они.
   Масато Игараши Шторм

Глава 4

2844 год н.э.

   Дом был большой, высокий и теплый, как оранжерея,  невыносимо  влажный  и
зловонный. Поляризованную крышу из стеклостали расположили  так,  чтобы  она
пропускала как можно больше солнца. Кондиционеры не работали.  Ночные  ведра
еще не убрали из стойл.
   Норбон  в'Диф  облокотился  на  отполированные  медные  перила  смотровой
площадки, акр за акром оглядывая простирающееся внизу хозяйство.
   Раздвижные  перегородки  разделяли  пол  на  сотни   крохотных   кабинок,
примыкающих друг к другу задними стенками, а лицевой стороной  обращенных  к
узким проходам. В каждой кабинке находилась привлекательная самка.  Их  было
столько, что воздух непрестанно шевелился от  их  дыхания  и  едва  уловимых
движений.
   Диф чувствовал легкий испуг, но  одновременно  и  любопытство.  Он  и  не
представлял, что племенной завод настолько огромен. Отец легонько тронул его
за плечо,  желая,  чтобы  он  принял  участие  в  разговоре  с  зоотехником.
Норбон-старший в любом разговоре половину слов заменял жестами.
   - Да что значит отказываются? Рафу, это же просто животные.
   Диф рассуждал примерно так же, как его отец. Глава клана Норбонов не  мог
ошибаться. Следовательно, ошибся Рафу. Случки и кормление - вот единственные
вещи, которые интересуют животных.
   - Вы не совсем меня поняли, сэр. - Голос старика Рафу  выдавал  волнение.
Видимо, он уже отчаялся доказать Норбону, что дело дрянь. - Не то чтобы  они
наотрез отказались. Просто у них пропал всякий интерес. Все дело  в  хряках.
Если бы только свинки не захотели пороситься, хряки все равно  покрывали  бы
их, нравится им это или нет.
   Диф перевел взгляд на Рафу. Старик всегда его восхищал. Вот бы ему такого
отца! Рафу был старым авантюристом, каким мечтает стать каждый мальчуган.
   Обязанности, возложенные на Главу Семейства, почти не  оставляли  времени
на общение с детьми. Отец Дифа, замкнутый, вечно куда-то  спешащий  человек,
редко уделял своему сыну внимание, которого тот жаждал.
   Зато старый пройдоха Рафу так и сыпал рассказами о волнующем  прошлом,  с
гордостью демонстрируя шрамы, приобретенные в человеческих мирах.  Уж  он-то
всегда выкраивал время поделиться своими историями с мальчиком.  Диф  твердо
решил превзойти Рафу  в  своих  похождениях,  прежде  чем  отец  вверит  ему
семейные дела. Его рейдеры дочиста ограбят Терру, Токе и Улант. Он  вернется
из дальних странствий  с  несметными  сокровищами,  собственными  пиратскими
историями и почетными шрамами.
   Но мечты оставались мечтами.  В  семь  лет  он  уже  уяснил,  что  прямые
наследники никогда не рискуют собой на поле брани.  Приключения  -  это  для
младших сыновей, старающихся сколотить собственное состояние,  для  дочерей,
не способных подыскать себе выгодную партию, или для людей  вроде  Рафу,  не
имеющих ничего за душой. Ему же уготована совсем другая судьба -  он  пойдет
по отцовским стопам и станет торговым принцем,  знающим  лишь  понаслышке  о
других, более жестоких и  диких  способах  наживы.  Единственная  опасность,
подстерегающая его в жизни,  -  внутрисемейные  интриги,  борьба  за  рынки,
богатство и власть.
   - А наркотики ты не пробовал? - Отцовский вопрос тут  же  вывел  Дифа  из
задумчивости. Ведь предполагается, что он осваивает семейное ремесло.  Узнай
отец, о чем он сейчас мечтает, - ему бы мало не показалось.
   - Еще бы. Племенных свиней всегда накачивают  наркотиками.  Это  повышает
чувственность и парализует интеллект.
   Рафу с трудом скрывал раздражение. Мало того,  что  его  босс  годами  не
наведывался на станцию Префектлас. Оказывается, он вообще ничего не  смыслит
в практической стороне разведения рабов.  Впрочем,  когда  волею  судеб  его
занесло сюда в самый пик кризиса, он очень быстро понял, что большинство  из
работающих на станции сотрудников не знают своего дела.
   -  Мы  экспериментировали  с  афродизиаком.  Но  не   добились   заметных
результатов. Вот когда нескольких хряков отправили на бойню за то,  что  они
отлынивали  от  дела,  это  их  слегка  расшевелило.   Но,   понаблюдав   за
производителями вблизи, мы обнаружили,  что  хряки  прекращают  акт  еще  до
эякуляции. Сэр, вы ищете ответ не там, где надо.  Разведайте  обстановку  за
пределами станции. Животные никогда не осмелятся  взбрыкивать,  если  их  не
подстрекают извне.
   - Дикие, что ли? - спросил Норбон, пожимая плечами, как бы отвергая самую
мысль. - А как насчет искусственного оплодотворения? Нельзя ведь  выбиваться
из графика. Мы связаны условиями контракта.
   Так вот почему Норбон так засуетился. Из-за разразившегося кризиса кривая
прибыли вот-вот поползет вниз.
   Диф снова повернулся к стойлам. До чего все-таки забавно. Животные  видом
своим сильно смахивают на сангарийцев. Вот только очень  уж  они  грязные  и
вонючие.
   Рафу рассказывал, что некоторые дикие особи не чета этим. Они  следят  за
собой не хуже сангарийцев. А те, кого держат в родовом  поместье,  настолько
чистоплотные и работящие, что их вообще не отличить.
   Диф  заметил  свинью,  похожую  на  кузину  Марио.  А  что  будет,   если
сангарийская женщина спутается с животным? Кто сможет ее разоблачить? Чужаки
вроде токе или улантидов сразу бросаются в глаза, но эти люди  вполне  могут
сойти за сангарийцев.
   - Да, конечно. Но у нас нет средств для  выполнения  его  в  промышленном
масштабе. Раньше не было необходимости.  Все  оборудование  заказывалось  до
того, как это началось.
   - Надо было предусмотреть  заранее.  -  В  голосе  отца  уже  прорывалось
раздражение. Каждый раз, узнав, что  дела  его  корпорации  пошатнулись,  он
приходил в бешенство. - Осирианские заказы - это целое состояние, и  времени
на процесс в лабораториях быстрого выращивания в обрез. У меня нет  времени,
чтобы  выполнять  их   в   опытных   лабораториях.   Рафу,   срывать   заказ
полномасштабной поставки я не могу. И не буду.
   Диф  приветливо  улыбнулся  хрюшке  с  тусклыми   глазками,   которая   с
любопытством за ним наблюдала, и, улучив момент,  сделал  неприличный  жест,
усвоенный им еще со школы.
   - Ай!
   Приведя сына в чувство, Норбон снова как ни в чем не бывало повернулся  к
Рафу. На сына его внушение не очень-то подействовало. Но что поделаешь, если
отец так болезненно к этому относится? Для него  совокупление  с  племенными
особями - страшное извращение. Хотя кто сейчас этим не грешит? Взять хотя бы
сексонскую семью - они держат целый гарем из экзотических самок.
   - В первой партии должно быть тридцать штук, - произнес Рафу задумчиво. -
Пожалуй, с таким  количеством  мы  управимся.  Правда,  поголовье  при  этом
сократится.
   - Да и черт с ним.
   - Терпеть не могу, когда приходится увечить лучших маток, сэр. Но иначе у
нас просто ничего не выйдет. Придется все время держать ухо востро, а не  то
они начнут делать выкидыши.
   - Неужели настолько все скверно?  -  Боль  и  изум