мые  суммы.
Потерю миллиарда стелларов сангарийцы не спустят даже Господу  Богу.  Докеры
передали весть, что "Леди доблести" несет всего двух пассажиров -  европейца
и монголоида. В городе тоже обратили на них внимание. Нивен  имеет  какое-то
отношение к Стардастеру. А правой рукой  Стардастера  был  монголоид,  некто
Джон Ли Пиао. Только эти двое были похожи скорее на мелких жуликов со Старой
Земли,  чем  на  хозяев  теневой  империи,  которая   соперничала   даже   с
сангарийской.
   Тем не менее на советах преступных синдикатов склонялись  головы  в  знак
согласия, и солдатам отдавались приказы.
   Стардастер был единственным в своем роде. Человек, не принадлежащий ни  к
одному кругу. Царь преступного мира, построивший свое царство независимо  от
существующих синдикатов. Он охотился за хищниками своей породы и  не  платил
ни единого кредита за звездную пыль сангарийского производства. Имя его было
одно из самых страшных в списке ненависти сангарийцев.
   В десятках миров  были  вынесены  ему  смертные  приговоры.  Существовали
открытые контракты, доходившие до ста миллионов стелларов.
   Время и успех сделали из него почти мифического дьявола.
   Полдюжины раз его объявляли погибшим. Но каждый раз он  появлялся  снова,
как неподвластный смерти, как проклятие  погибающего  колдуна.  Не  успевало
кончиться ликование по поводу его гибели, как его рука  наносила  быстрый  и
страшный удар,  выпуская  кишки  каналу  связи  или  предприятию  очередного
синдиката.
   Может быть, на свете был не один Стардастер?
   Главы сангарийских Семей, к которым вел след почти от всей организованной
преступности, иногда подозревали, что это вообще не человек, а  роль.  Может
быть, Пиао и есть настоящий  Стардастер.  Несколько  человек,  к  которым  в
разное время приклеивали имя Стардастера, были настолько различны, насколько
можно выбрать из приличного размера толпы. Высокие и низкие, жирные и тощие,
черные и белые.
   Диктаторы сангарийских Семей только одно знали  наверняка:  Стардастер  -
человек. Пусть сангарийцы -  убийцы,  грабители,  жадные,  бессовестные,  но
только человек, одержимый ненавистью, может так  кровожадно  их  истреблять,
как Стардастер.
   Даже мотивы его были не до конца ясны. Похищенный им наркотик  не  всегда
снова попадал в торговые каналы. Ясно, что он был одержим не жадностью.
   Яхтсмены арендовали наземную машину и исчезли в районе городских складов.
   Гундакар Нивен был коренастым  человеком  среднего  роста.  У  него  были
твердые темные глаза - такие, которых боятся  штатские.  Руки  у  него  были
толстые и тяжелые. При разговоре он тыкал указательным пальцем,  подчеркивая
свои слова. От правого уха у него тянулся шрам по всей щеке до  самого  угла
рта.
   - Взорвать  его  килограммом  "Д-14"!  -  буркнул  он,  ткнув  пальцем  в
облупленное здание склада. Слова его были неразборчивы,  потому  что  правая
половина рта не шевелилась. - Сжечь их и драпать.
   Водителем у него был маленький человечек с маньчжурскими усиками и такими
же холодными глазами, как у хозяина.
   - Это не разговор. Только и увидим, как они хорошо умеют умирать.
   - Знаешь, Маус, работать на Бэкхарта - это я на метр не дорос. Преступный
мир - не моя специализация. Слишком грязная работа  и  слишком  сложная.  Ты
что, думаешь, у настоящего Стардастера есть тут люди?
   Маленький человечек рассмеялся:
   - Это точно. Можешь на это рассчитывать.
   - Ах ты, черт!
   - Эй! Работать на Старика - это честь. Если он  тебя  зовет,  значит,  ты
этого добился. Неужто тебя не тошнит от ремесла военного атташе?
   - Нет. Я туда завербовался.
   - Да ладно, брось! Сидеть и плести паутину в углу. Скука, в которую никак
не добавить перца. Когда припечет, прятаться в посольстве.
   - Так ты думаешь, все это - паркетно-шампанская работа? А у меня, знаешь,
на Шейкдауне не было времени на тоску. Причем внутри посольства.
   - Все равно не то же самое. Так вот, у Стардастера здесь  есть  люди.  Но
когда всплывет весть, а пыль осядет, нас уже тут давно не будет.
   - Ты мне то же самое говорил на Горьком. А  на  Новой  Земле  все  вообще
должно было быть как нечего делать.
   - Так мог бы уже и привыкнуть.
   - Может быть. Гундакар Нивен! Что это за имя такое?
   - Берешь то, что тебе дают. Тут не дипломатическая служба. Тут повеселее.
   - Говори, говори. Но тебя они не  переделывают.  Ты  на  каждом  задании,
Маус. Тебя никогда не ломают в  жерновах  Медотдела.  Никогда  психологи  не
лезут к тебе в мозги.
   - Потому что не надо. Я же не роль первого плана. Моя задача - быть рядом
и вытащить твою задницу из огня, когда ее припечет.
   - Что-то мне во всем этом не нравится, Маус. Тут что-то  не  так.  Где-то
ждет беда.
   - Мужчина рождается для бед, как искры взлетают вверх.
   - Твою мать! У тебя просишь туалетной  бумаги,  а  ты  в  ответ  швыряешь
Библию. Я тебе говорю, Маус, это дело гнилое.
   - Потому что у нас нет поддержки? Не  дрейфь,  док,  нам  она  не  нужна.
Местная шайка сангарийцев для такой Семьи, как  Норбоны,  значит  не  больше
прыща на заднице. Тут на всей планете их всего пять или  шесть.  Всю  работу
делают местные таланты.
   - Выстрел местной шпаны сожжет  тебя  не  хуже,  чем  выстрел  столичного
профессионала. Без возможности воскрешения. Что там вообще есть?
   - Мы с тобой скоро там будем, док. В этой крысиной норе и миллиона народу
не наберется. Три вшивых купола, а болот столько,  что  хватило  бы  на  всю
Конфедерацию.
   - Даже здесь воняет.
   - Это у тебя в голове. Давай, сворачиваем за угол. Они медленно брели  по
кварталу, пристально рассматривая район складов собственными глазами.  Карты
улиц и эйдетические голокартины - это хорошо, но только осмотр на  местности
делает ее реальным. У каждого города свое ощущение, свой цвет, запах, стиль.
Психотехническое ознакомление не дает возможности ощутить неуловимые  нюансы
реальности.
   В их профессии краеугольным  и  ключевым  камнем  всегда  было  знание  и
подготовка.
   - Мне нужна ванна, -  пожаловался  Нивен.  -  Я  весь  провонял  болотной
грязью.
   - Пойдем обратно к "Маркесу". У меня живот уже прошел, и я есть  хочу.  А
пара партий поставит меня снова на рельсы. Делом можно заняться и завтра.
   "Маркое" был лучшим отелем на Сломанных Крыльях и одним из лучших во всем
Рукаве.   Несмотря   на   ограничения,   которые   накладывали   теснота   и
законодательство  купольного  города.  Купольные  города  были  космическими
кораблями на мертвом якоре на поверхности планет. Что в переводе означает  -
весьма некомфортабельными.
   Вестибюль "Маркоса" был декорирован голоиллюзиями, создающими впечатление
открытого пространства. Стена  напротив  входа  была  скрыта  закругляющейся
голографической панорамой вида другой планеты. Маус застыл.
   - Что случилось?
   Коротышка продолжал смотреть прямо перед собой. И не ответил.
   - Вид на Горы Грома из Эджворда, Черный Мир, - вполголоса произнес Нивен,
узнав пейзаж.
   Это был суровый вид на черные горы, иссеченные  злыми  звездными  ветрами
преднового  солнца.  Черный  Мир  был  одним  из  самых  негостеприимных   и
трагически красивых внешних миров.
   -  Просто  удивился,  док.  -  Маус  оглядел  вестибюль.   -   Когда   мы
регистрировались, здесь был Кафедральный Лес Трегоргарта.
   На  них  смотрели.  Эти  двое  производили  впечатление  не   гостей,   а
захватчиков. Внешность выдавала в них крепких  орешков,  привыкших  зависеть
лишь от себя самих. Парням такой породы  место  в  квартале  складов,  а  не
вблизи колодца благовоспитанности.
   И коридорный с  водянистыми  глазами,  который  сквозь  голограмму  лифта
смотрел, как они идут по вестибюлю, тоже был здесь не  на  своем  месте.  Он
прихрамывал на ходу,  но  слишком  он  был  солидным,  слишком  мачо,  чтобы
принадлежать к обслуге. И форма была ему чуть тесновата. И манера  держаться
была на миллиметр увереннее, чем нужно.
   - Что-то съехало с нарезки,  -  сказал  Маус.  Двери  лифта  закрылись  с
неожиданной силой, как будто произнося объявление войны.
   Все   операции   Бэкхарта   отличались   подробнейшими   предварительными
исследованиями. Маус и Нивен видели фотографии и  читали  личные  дела  всех
служащих отеля.
   - Я его видел. Что будем делать?
   - Остановимся на  этаж  ниже.  Нивен  поинтересовался,  почему  сразу  не
вылезти к чертовой матери.
   - Пройдем по лестнице. Стукнем их сзади.
   - Слишком много допущений.
   - Все, какие угодно, чтобы не получить лишний раз по зубам.
   Им нужно было на пятый. На  уровень  пентхауса.  Там  было  всего  четыре
номера, и занят был только тот, где они жили.
   - Они догадаются по пустой кабине, - заметил Нивен, когда Маус  нажал  на
четвертый - Ага, ты прав.
   - Ну и?..
   - Знаешь что? Давай спустимся и посмотрим, нельзя ли взять  этого  хмыря.
Всадим ему сыворотку правды и послушаем, что он имеет сказать.
   "Образ мыслей Мауса в чистом виде", - подумал Нивен. Понятие "бегство"  в
его словарный запас не входит.
   Они оба играли роль выходцев  со  Старой  Земли.  Точнее,  головизионного
стереотипа   выходцев   со   Старой    Земли.    Полного    психологического
кондиционирования они не прошли. Манера их речи колебалась  между  той,  что
соответствовала роли, и манерой  речи  выпускников  Академии.  Подготовка  к
заданию включала лишь ограниченную психообработку, и они помнили, кто они на
самом деле. Чтобы не выходить из образа, требовался самоконтроль.
   - Распускаемся мы что-то, - заметил Нивен. - Давай-ка подтянемся.
   Лифт остановился на третьем. Они переглянулись.
   - Отойди-ка назад, док, - сказал Маус.
   Его глаза опустели, лицо утратило выражение. Его  охватила  еле  заметная
аура собранности, настороженности. Казалось, он перенесся в другой мир.
   Это он вошел в состояние "мозг  убийцы".  Что  означало,  что  Маус  стал
биохимической машиной смерти.
   Он был специалистом по физическим боевым контактам.
   В лифт вплыла  жирная,  безвкусно  одетая  женщина  с  двумя  пуделями  и
ожерельем, стоившим бы целое состояние, будь оно настоящим.
   - Пятый, пожалуйста. - И, пока Нивен не взял неверной ноты, сразу же:
   - Вы только приехали? Не с этой планеты?
   Нивен что-то утвердительно хмыкнул. Надо было придумать, как отвлечь  эту
бабу, пока Маус выйдет из своего состояния.
   - Как чудесно! Дайте-ка я угадаю... Из внутренних миров?
   Нивен снова хмыкнул. Он подумал, что эта нарочитая грубость ее достаточно
отвлечет. Когда дверь открылась на четвертом этаже, он мягко тронул Мауса за
рукав.
   - Стоять!
   Из  жирной  ладони  выглянул  миниатюрный  игольчатый  пистолет.  Женщина
сбросила маску светской дамы, как змея кожу, и показалась  сталь  под  стать
Маусу и Нивену.
   - Поедем вместе. - Двери закрылись. - Спасибо.
   Нивен взглядом отделил от нее маскарадный костюм и фальшивые  накладки  и
разглядел врага.
   Это была Сексон с'Плез, сангарийский резидент на Сломанных Крыльях.
   "Хватку теряешь, - подумал он о себе. - Один только жир  уже  должен  был
тебя насторожить".
   Было подозрение, что Плез -  проктор  Сексонов,  одной  из  Первых  Семей
Сангари. То есть по рангу она была на уровне сенатора планеты...
   Назначение резидента такого ранга в  захолустный  мир  и  было  причиной,
побудившей Луну-Командную послать сюда свои ударные силы.
   Нивен подумал, как она могла так быстро на них выйти.
   На пятом этаже кабину ждали два  нервных  костолома  в  плохо  пригнанной
форме служащих отеля. Это была высокая, бледная пара с пшеничными волосами -
наверняка братья.
   - Который тут Нивен? - спросил тот, что постарше.
   -  На  выход!  -  Женщина  показала  пистолетом.  Еще  четыре   пистолета
уставились на них из рук братьев.
   "Осторожно, - подумал Нивен и  медленно  поднял  руки.  -  Эти  ребята  -
любители и могут начать стрелять, если перепугаются".
   - Толстяк - Нивен. А желтомордый, наверное, Пиао.
   Сведения о сообщниках Стардастера были так же туманны, как о  нем  самом,
но одним из немногих известных имен было Джон Ли Пиао. Говорили,  что  он  в
организации человек номер два и главный костолом.  Но  лицо  носителя  этого
имени было так же неизвестно, как лицо Стардастера.
   - Я  не  хотел  бы  вас  огорчать,  -  начал  Нивен,  пытаясь  изобразить
перепуганного и  разозленного  постороннего  и  не  испытывая  трудностей  с
изображением страха, - но, боюсь, вы ошиблись...
   - Заткнись, скот!  -  рявкнула  женщина.  "Прилипчив  земной  жаргон",  -
подумал Нивен. А братья прищурили глаза и поджали губы. Это хамство касалось
и их. Слово "скот" было у сангарийцев самым страшным  расовым  оскорблением.
Нивен сделал невинное лицо.
   -  Что  вообще  происходит?  Я  же  простой  социолог.  Изучаю   действие
обстановки в куполах на... Братья принужденно, рассмеялись. Один сказал:
   - Фигня.
   Маус застрял в подвешенном  состоянии  между  нормальностью  и  сознанием
убийцы. Чтобы выйти из этого полусознательного  состояния,  ему  нужно  было
время. И Нивен знал, в  какую  сторону  Маус  выйдет.  У  него  свело  живот
судорогой.
   - ..рабочих-иммигрантов. - Нужно было выиграть  время  для  Мауса.  -  По
заказу корпорации "Убичи". Этот человек - мой секретарь. Наличных мы с собой
не носим.
   "Вот так, правильно", - подумал он про себя. Протестовать, что ты к  делу
отношения не имеешь - вызовет только смех. Протестовать против ограбления  -
это может заставить их усомниться на ту секунду, что нужна Маусу.
   Он не  был  уверен,  что  Маус  поступает  правильно.  Но  Маус  не  умел
отступать. Он был боевик. Когда-нибудь это приведет его к гибели.
   Может быть, это приведет к гибели их обоих, но  изменить  образ  действий
Мауса Нивен не мог.
   Старший брат засомневался:
   - Яхта зафрахтована "Убичи".
   - Прикрытие... - начала женщина. Но слишком поздно.
   Маус взорвался и взлетел с воплем, от которого противники еще на  секунду
застыли.
   Удар кулака выбил оружие у женщины, и оно отлетело в  лифт.  Одна,  потом
другая нога поршнями влетели в лицо старшего брата. Он спустил курок, и веер
игл прошил стену над головой Нивена.
   Младший брат успел лишь полуобернуться, как в него врезался  Маус.  Левой
рукой  он  выбил  оружие,  а  правая  устремилась  к  горлу  противника.  Из
раздробленной гортани вырвался булькающий вопль.
   Хотя Нивен знал, что произойдет, все равно это застало его врасплох. Маус
был очень быстр.
   Женщина бросилась бежать раньше, чем Нивен успел поднять ее пистолет.  Он
попытался прицелиться. Но его шатало. Женщина успела ударить его коленом,  и
теперь голова плыла от боли. Он ударил  по  кнопке  первого  этажа,  оставив
братьев Маусу. Может быть, удастся поймать ее в вестибюле...
   Раньше, чем открылись двери, вернулась способность ясно мыслить.
   Ничего нельзя сделать. Там пятьдесят  свидетелей  в  холле.  Он  смотрел,
терзаясь  от  боли  и  беспомощности,  как  толстуха  снова   приняла   свой
маскировочный вид и не спеша отбыла.
   Тут его начало трясти. Провал был близко. Чертовски близко.
   Когда Нивен прибыл обратно на пятый, Маус снова был человеком. И его тоже
трясло.
   - Достал ее?
   - В вестибюле? На глазах пятидесяти свидетелей?
   - Из лифта. Сквозь голодекорацию тебя не видно.
   - Ах ты! - Об этом он не подумал. - А что с этими типами?
   - С ними что-то надо делать.
   - Да черт с ними, отпусти. Все равно без разницы... - Он глянул еще  раз,
и вернулось болезненное ощущение, на этот раз выше. - А надо было?
   - Да.
   В ответе прозвучал вызов.
   Мауса  вела  убийственная  ненависть  ко  всему  сангарийскому.   И   она
проливалась на всех, кто с ними сотрудничал.
   Объяснять он отказывался.
   - Давай уберем их из холла, пока обслуга на них не  наткнулась.  -  Нивен
схватил одного за ногу и поволок.
   Маус стал вытирать пятна крови.
   - Местной банде это не понравится, - сказал Нивен, затащив в номер второй
труп. - На нас откроют охоту.
   - И что? Мы уже бывали мишенью. Как бы  то  ни  было,  а  время  мы  себе
выиграли. Раньше, чем действовать, они разрежут на куски эту толстую  шлюху.
И пришлют кого-то другого. Это у них строго. А пока что мы их пошевелим.
   - Как? Мы уже под приговором. Кто станет с  нами  разговаривать?  Всякий,
кто хоть что-то знает, будет знать, что мы уже покойники.
   - Ты не покойник, пока над тобой крышку не закрыли.
   - Маус, мне это все не нравится.
   - Док, ты слишком много беспокоишься. Пусть идет, как  идет.  Нам  только
надо держать голову пониже и спину к  стене,  и  что-нибудь  на  нас  ветром
нанесет. Только будь начеку. Как  говаривали  в  старые  дни:  если  в  тебя
швыряют лимонами, сделай из них лимонад.
   - Я не рассматривал такой жесткий путь, - сказал  Нивен.  -  То  есть  ты
прав, мне не следует так беспокоиться.
   - Знаешь, в чем твоя беда, док? Ты жить не можешь, если  тебе  не  о  чем
беспокоиться. Ведешь себя тревожнее, чем старая дева с семью кошками.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ:

3048 Н.Э.

ОПЕРАЦИЯ "ДРАКОН", КОСМОПОРТ БЛЕЙК-СИТИ

   Бен-Раби оглушил шум терминала. От запахов и  верчения  цветов  кружилась
голова. Он начинал нервничать.
   Так всегда бывало у входа в логово льва.  Или  дракона  -  на  этот  раз.
Инструктивные ленты говорили, что звездная рыба в космосе похожа на  дракона
длиной в двести километров.
   Он двигался вперед вместе с очередью и дошел наконец до  стола.  Один  из
сейнеров задал несколько вопросов. Он вяло ответил.
   - Пожалуйста, подпишите и поставьте отпечаток пальца, мистер бен-Раби.  И
отдайте анкету вместе с остальными документами вон той леди.
   Мойше,  подавляя  дрожь,  подписал  контракт.  Девушка  в   конце   стола
улыбнулась и засунула  его  документы  в  пасть  уменьшающей  машины.  Потом
сказала:
   - Пройдите в эту дверь и садитесь в кресло. Шаттл  скоро  будет  готов  к
взлету.
   Он отошел, пораженный. Бледная девушка-сейнер с ее  светлыми  волосами  и
высокими скулами напомнила ему Элис, его любовь времен Академии. И это  было
плохо. Больше десяти лет прошло, а боль все еще пробивается сквозь  душевную
броню.
   Не потому ли у него с женщинами никогда ничего хорошего не получалось?  С
тех самых пор любой роман кончался эмоциональным хаосом. Превращался в дуэль
на мечах с намерением ранить побольнее.
   Но до того не было ни одного романа, чтобы было  с  чем  сравнить.  Может
быть, он просто сам всегда выбирает женщин с неустойчивой психикой.
   Мойше вошел в зал ожидания и сел в кресло. На свет  появился  потрепанный
блокнот, многолетний спутник всех его путешествий. На этот раз, поклялся  он
сам себе, он закончит "Иерусалим".
   "Вот из чего сковал хитроумный Локи путы для великого волка  Фенрира:  из
шума кошачьих шагов, корней  гор,  женских  бород,  дыхания  рыб  и  птичьей
слюны". Младшая Эдда.
   Чем больше он думал, тем больше убеждался, что именно этой  цитатой  надо
начать роман. В ней есть неоспоримая универсальность. В  каждой  жизни  есть
свой Локи, способный сковать ее цепью столь же тонкой, но крепкой.
   И  снова  вернулась  полынная  горечь   воспоминаний   времен   Академии.
Нестираемая  память  о  романе  с  однокурсницей,   которая   была   дочерью
вице-коменданта и внучкой начальника штаба Флота.
   А он был идиотом. Полным, круглым, чугунным  дураком.  Как  он  из  этого
вылез? Вспоминая Элис, он считал чудом, что вообще выжил.
   И какой ценой? Что, если бы он не разорвал эту связь, как было приказано?
Она требовала от него именно этого, бросая вызов тому,  что  для  него  было
средоточием огромной власти.
   А для нее - всего лишь семьей. Мама и дедушка. Для него же  они  являлись
твердынями субординации.
   И ночной зверь с клыками вины длиннее, чем у любого другого его  кошмара:
что с ребенком?
   "А ну!" - прикрикнул он сам на себя. Хватит воспоминаний и  романтической
чепухи. Теперь он взрослый. Надо вернуться опять к "Иерусалиму", и это будет
ударом по царству страха в его душе.
   Из люб