рою, превратилось в неподвижную груду дряблых мышц и костей? Это наказание судьбы, возмездие за мой грех! Дитя, это я ослепил твоего отца, это я пытал и ослепил его в темнице в подземельях замка".
     И что потом?
     Что могло случиться потом, представить было трудно, но старику безумно хотелось верить, что девушка ласково обнимет его, коснется кончиками нежных пальцев его морщинистого лица, волос... Они станут плакать вместе, и ее слезы, слезы прощения, омоют его лицо, словно живительный бальзам.
     Но нет. Разве стоило все это говорить? Снадобья Воксвелла сделали свое дело. Девушка ничего не помнила о своей жизни в Диколесье, да и отца все равно невозможно было вернуть. Слепца какое-то время держали в темницах, но он умер давным-давно.
     Теперь же командор чувствовал, что близка его собственная смерть, и в последние дни он вдруг ощутил щемящее родство с человеком, которого некогда так жестоко изуродовал. Мучительно вспоминался ему тот день, когда он, сжав в латной рукавице железный прут, кончик которого был раскален докрасна, надменно улыбаясь, поднес его к глазам Вольверона... как на месте глаз образовались пустые черные провалы.
     Как шипела тогда, сгорая, живая плоть...
     Командор содрогнулся при этих воспоминаниях. Жуткий стыд, подобный самой смерти, сковал все его тело, теперь он уже ничем не мог помочь старику Вольверону.
     Но если бы он мог все искупить любовью к его милой дочери!
     Командор поднес ее руку к своим губам и поцеловал долгим поцелуем. Ката изумленно смотрела на старика. Ее необъяснимо тянуло к этому измученному болезнью человеку с подернутыми дымкой слепоты глазами! Она любила его, но чем-то он ее тревожил. Как-то раз он попросил ее, чтобы она называла его отцом, но она так и не сумела.
     Почему? Порой ей казалось, что она слышит чей-то голос. Голос шептал слова, которые Ката никак не могла отчетливо различить.
     Но теперь шептал командор. Он старался притянуть Кату поближе к себе и шептал, словно влюбленный:
     - Дитя, ты знаешь, кто такой нотариус?
     - Нотариус, мисс Ката? Он так и сказал?
     - Да, командор так и сказал. Вот мне и стало интересно, кто это такой.
     - Есть такой господин у нас в деревне. К нему ходят одни богачи. Когда хотят какую бумагу составить.
     - Гм... Понятно.
     Разговор этот происходил чуть позже вечером того же дня. Укутавшись в шубы, горничная и мисс Ката совершали прогулку.
     Вернее, конечно, было бы сказать, что прогулку совершала Ката, а Нирри плелась рядом, опираясь на костыли.
     Нирри сама не знала, откуда взялись эти костыли. Она точно знала, что в ящике для метел их не было, а вот ведь оказались там именно тогда, когда они ей понадобились. Странно, правда? Но они были так коварны, эти костыли! То увязали в снегу, то скользили по обледеневшим кочкам или корням, вылезшим из земли, несколько раз горничная чуть не упала.
     Тяжело дыша, она старалась поспевать за девушкой, но все время отставала. Скоро ли они дойдут до дома? Солнце уже садилось. Запорошенное снегом кладбище озарилось красноватыми отсветами заката.
     - Нирри? - обернулась Ката. - Расскажи мне о моем муже.
     - Мисс Ката, что вы такое спрашиваете?
     Но на самом деле Нирри знала, почему Ката задала этот вопрос. Задала она его не впервые, и любопытство ее становилось все более сильным. Командор внушил ей, что настанет день, когда она выйдет замуж - за кого бы вы думали? - за господина Полтисса! На взгляд Нирри, эта идея мисс Кате не должна была прийтись по сердцу. Во всяком случае, самой Нирри такой жених совсем не нравился. Но мисс Ката совсем не помнила господина Полтисса и вообще мало что помнила из времени до того, как ее отправили в пансион госпожи Квик.
     Нирри дежурно забормотала:
     - Ваш будущий супруг...
     - Мой будущий супруг! - мечтательно повторила Ката и легко закружилась на снегу - легко, невзирая на то, что на ней была тяжеленная шуба. Что она себе воображала? Что снилось ей в тревожных снах в Варби? Девушка она была странная и необычная.
     Нирри окинула взглядом надгробья, кладбищенские стены, четкие линии нового храма Агониса. Мисс Ката вспрыгнула на один из надгробных камней и принялась поддевать пушистый снег мыском ботинка.
     - Мисс Ката, ну что вы, в самом деле!
     Ну, скажите на милость, что делать с такой девушкой. Видано ли - так себя вести? Нирри даже захотелось уйти и бросить ее здесь. Но она ни за что не поступила бы так. Не смогла бы. Она любила мисс Кату, любила столь же сильно, сколь ненавидела хозяйку.
     Конечно, девушка была своенравна и странна. Со времени возвращения в Ирион она стала вести себя еще более непонятно. За ней все время приходилось присматривать. "Где мисс Катаэйн?" На этот вопрос Нирри должна была отвечать то и дело. Как-то раз Ката отправилась прогуляться в Диколесье на ночь глядя, совершенно одна. Много раз, когда все думали, что она спит, она уходила из своей чудесной комнаты, а потом ее находили спящей на груде старого тряпья в каморке за кухней.
     Порой очень трудно было поверить в то, что мисс Ката - воспитанная, аристократичная девушка. Но ведь на самом-то деле она была дикаркой. И к тому же, как говорили, с примесью ваганской крови. И на взгляд Нирри, порой это становилось яснее ясного. Взять хотя бы ту ночь, когда она вылезла на крышу в ночь полнолуния и стала там выть и что-то странное распевать. Или тот день, когда она, дико вопя, ворвалась к Нирри на кухню и перевернула котел с рагу. Бедная Нирри чуть не до смерти напугалась.
     Нет, не стоило ее обратно в Ирион привозить.
     А мисс Ката все кружилась на могильной плите. Над ней распростерлись ветви старого-престарого тиса.
     - И мой муж будет знатный господин, Нирри?
     Знатный господин? Нирри помнила Полти с тех времен, когда тот был жирным пьяницей, валявшимся в лужах собственной блевотины в комнатушке в "Ленивом тигре". Однако она, поджав губы, отозвалась:
     - Господин Полтисс - сынок губернатора. Знатнее господина вам и не сыскать.
     Ката снова закружилась.
     - А ты его знала, Нирри?
     - Ну а как же? И вы знали.
     - До того, как я заболела? Я помню, был какой-то господин до того, как я заболела.
     Нирри побледнела.
     - Будете вольничать, так и снова заболеете. Пойдемте-ка отсюда, мисс Ката!
     Нирри хотелось одного: поскорее оказаться дома. У нее ныли руки и спина, а про ноги и говорить не приходилось. Она резко развернулась и, опираясь на костыли, пошла к воротам. Резкая боль заставила ее вскрикнуть.
     - О-о-о! Подумать только, и как же это господин Джем с ними управлялся?
     - Что? Как ты сказала?
     Мисс Ката перестала вертеться и даже не покачнулась. Нирри обернулась и попробовала выкрутиться.
     - Да я сказала... я сказала, что не знаю, как мне с ними управиться...
     А что еще она могла сказать? Разве хозяйка не предупреждала ее о том, что имя господина Джема произносить нельзя под страхом смерти? "Ни при мне, - говорила она, - ни при капеллане. И ни за что, ни за что - слышишь? - при мисс Катаэйн!" Когда горничная вспоминала юного господина, на глаза ее набегали слезы. Неужели он погиб? Как это вообще было возможно - чтобы мальчик, которого она обожала, погиб? И подумать только, ведь он был влюблен в эту странную, диковатую девушку!
     Нирри беспомощно повисла на костылях.
     - Бедненькая Нирри! - воскликнула Ката и в один миг оказалась рядом с горничной, ласково обняла ее. Нирри обрадовалась было: ну вот, наконец они пойдут домой! Но не тут-то было. Мисс Ката уселась на соседнюю могильную плиту.
     - Нирри, посиди со мной. Расскажи мне что-нибудь, пожалуйста.
     Горничная неуклюже, скованно села рядом с девушкой. Костыли с грохотом упали рядом. Здесь, на холоде, истории рассказывать? Но все же присесть хоть ненадолго - это было такое облегчение!
     - Расскажешь мне про замок, Нирри? Или про то время, когда сюда еще не пришли солдаты? Наверное, тогда тут было скучно и одиноко, да, Нирри? В замке жили только ты да госпожа? Бедняжка Нирри, и тебе больше не о ком было заботиться?
     Нирри шмыгнула носом и угрюмо уставилась на маленькую птичку с красной грудкой, которая прыгала с ветки на ветку неподалеку от могилы.
     Что могла ответить Нирри? Она могла очень много чего рассказать Кате, но не должна была говорить ничего такого, из-за чего могла бы нарушить данное хозяйке обещание. Птичка издала мелодичную трель и взлетела на тис над головами Нирри и Каты. В этот миг у Нирри блеснула некая мысль. Она посмотрела на девушку и, сдерживая волнение, проговорила:
     - А вот, может, вы мне историю расскажете, мисс Ката? Такую историю...
     - Нирри! Ты же знаешь, у меня нет памяти!
     - Нету, зато вы читать умеете.
     - У меня нет с собой книги.
     Книги и не нужно было. Горничная сунула руку в карман побитой молью шубейки и извлекла оттуда смятый конверт.
     - Это же мне написано, верно? - Она гордо указала на оборотную сторону конверта, где чернильной загогулиной было изображено ухо. - Вигглер сказал, что так я узнаю, что письмо - мне. А вы прочтете его мне, мисс Ката, а?
     Нирри была смущена и взволнована одновременно. Зардевшись как маков цвет, она следила за тем, как Ката срывает с конверта сургучную печать. Письмо выглядело странно. Лишь несколько первых строк было написано неровно, с кляксами, а дальше следовали строчки, выписанные каллиграфическим почерком. Впрочем, из содержания скоро стало ясно, что за Вигглера писал письмо кто-то другой, кого он называл то "профессором", то "стариной Морви".
     - Вот молодец-то какой, этот старина Морви, - радостно улыбнулась Нирри.
     Ката прочла о том, что Вигглер находится в Голлухе.
     - В Голлухе, - горестно простонала Нирри. - А мы-то гадали, где же он!
     Милая, милая мисс Ката! Ну, видели ли вы еще где-то такую умницу? Бедная горничная то смеялась, то хмурилась, то улыбалась. А когда узнала, что ее дружок стал капралом, вскричала от счастья:
     - Ну, теперь он от гордости, как индюк, напыжится! Дальше многое было вычеркнуто.
     - Сержант Банч (вычеркнуто). А эти гадские зензанцы (вычеркнуто). Но когда-нибудь, когда-нибудь, когда (вычеркнуто) в том маленьком трактире, где мы с тобой...
     Ката, наконец, догадалась.
     - Нирри! У тебя есть жених! Как у меня?
     - О нет, мисс! Не как у вас! Вы-то будете знатной дамой, а я... Ну только ежели... О мисс Ката, вы не расскажете хозяйке?
     Ката, смеясь, пообещала никому ничего не рассказывать.
     - О Нирри, быть может, настанет время, когда ты станешь моей горничной! И тогда, быть может, твой муж и ты будете служить у меня и моего супруга?
     Девушка, похоже, не совсем поняла намек Вигглера насчет маленького трактира. Нирри решила, что сейчас не время об этом говорить. Она лишь благодарно улыбнулась, смахнула слезы и убрала драгоценное письмо в карман.
     Поближе к сердцу!
     О, как она была благодарна мисс Кате!

***

     - Нирри, - сказала Ката по пути к Дому Проповедника. Она бережно, ласково держала горничную под руку. - Ведь ты хотела бы послать ответное письмо Вигглеру?
     Нирри ахнула от счастья.
     - Мисс Ката, правда?
     - Ну конечно! Но, Нирри, ты же знаешь, я простая девушка. Я не смогу написать, как профессор. Понимаешь? Но вот я думаю...
     Одинокая птичка на веточке тиса сердито пискнула: ти-вить! Ти-ву-у-у!
     Мисс Ката остановилась и задумалась. А когда обернулась к своей спутнице, глаза у нее были широко открыты.
     - Нирри, нотариус! Как думаешь, он нас примет?

ГЛАВА 41

СТЫЧКА

     "- Защищайся, злодей!
     - Защищаться? От такого молокососа?
     - Я не молокосос, злодей, я возмездие, наконец настигшее тебя!
     С презрением глядя на взъерошенного юного эджландца, Скайл Кельминг-Скайл только усмехался. Злодей был подлинным воплощением всего самого гнусного и мерзкого. Нос у него был длинный, крючковатый, губы толстые, чувственные. В жилах этого чудовища текла кровь зензанцев, сосениканцев и даже ваганов. В ушах у него сверкали золотые серьги, подбородок окаймляла блестящая черная борода.
     - Что ты несешь! - вскричал Кельминг-Скайл. - Сначала ты покусился на юную красавицу, о которой я нежно забочусь, а теперь еще зовешь меня злодеем?
     Скиталец с трудом сдерживал брезгливость. Они стояли, со всех сторон окруженные мрачными, сырыми стенами огромного замка.
     Скрипнув зубами, Скиталец отозвался:
     - Я предложил руку и сердце леди Олвене!
     - Руку? И она ее получит, клянусь, молокосос, как только я ее отрублю, твою руку! И пусть прижимает ее к груди нынче ночью, пока я буду наслаждаться тем, что наконец лишу ее невинности!
     Их мечи со звоном ударились друг о друга".

***

     - Джемэни?
     Джем, угрюмо нахмурившись, сидел в библиотеке лорда Эмпстера. Какое-то время он рассеянно перелистывал страницы "Принца мечей". Когда-то эта книга зачаровывала его. Теперь казалась пустой, плоской, банальной. Был поздний вечер. За окнами все еще клубился туман, часы на каминной полке громко тикали, отсчитывая меки, олтоны, пятые. В это время года темнело рано. Очень скоро должен был вернуться Пелл. И тогда они должны были снова поехать на окраину города, к месту дуэли.
     Лорд Эмпстер снова окликнул его:
     - Джемэни?
     Джем оторвал взгляд от книги. Его опекун стоял у камина и грел руки у огня. Под мышкой у него были зажаты перчатки и трость, на голове была шляпа. Видимо, он только что откуда-то вернулся. Его сапоги были забрызганы грязью. Он повернулся, и его плащ зашуршал. Джем почему-то испугался.
     - Я слышал, Джемэни, что ты оскорбил господина Бергроува.
     - Милорд? - Джем резко поднялся и отодвинул назад стул. Над камином висело большое зеркало в золоченой раме, окутанное чернильной дымкой. Джем отвел глаза от зеркала. - Милорд, вы ошибаетесь.
     Лорд Эмпстер сухо усмехнулся.
     - Стало быть, это неправда - то, что вы с господином Бергроувом должны встретиться нынче с наступлением темноты? Отрадно слышать. Сколь много в последнее время распространяется лживых слухов. Даже на скамьях Главного храма только и разговоров, что о некоем Нове. Это имя у всех на устах.
     Джем негромко проговорил:
     - Я хотел сказать, милорд, что я не оскорблял господина Бергроува.
     - Так ты не дал ему пощечину в кофейне "У Вебстера"? Ну, тогда мне стоит успокоить себя старой поговоркой "Мельница слухов мелет мелко, однако перемалывает не зерна истины". И верно: ведь мой юный протеже не мог поступить так глупо.
     Джем так же негромко отозвался:
     - Быть может, вы и правы, милорд. Быть может, я глупец. Но разве не вы сделали меня глупцом? Разве не вы наставляли меня в кодексе чести джентльмена? И вот теперь, когда я стал жить согласно правилам этого кодекса, вы же меня и журите. Бергроув жестоко оскорбил моего друга.
     - Твоего друга? Вагана! Джемэни, глупцом я тебя назвал не просто так.
     - Не стоит упражняться в красноречии. То же самое мне уже сказал Пелл, и не раз.
     - Пеллема тоже не за что хвалить! Он должен был стать твоим секундантом на этой дурацкой дуэли, не так ли?
     - Должен был? Почему "был"?
     Лорд Эмпстер отошел от камина и закурил трубку. Синеватый дым заклубился у полей его шляпы.
     - Никакой дуэли не будет, Джемэни. Я только что вернулся от господина Бергроува. Ни о каком кодексе чести джентльмена не может идти и речи, когда имеешь дело с таким человеком, которого и джентльменом назвать нельзя. Задай себе вопрос: что бы предпочел твой приятель с парчовым галстуком - дуэль в полутьме или мешочек с золотыми тиралями пораньше вечером? Мне даже не пришлось его упрашивать.
     Джем не сразу понял лорда Эмпстера.
     - Вы не сделаете этого. Я вам не позволю.
     - Я уже сделал это. Говорить больше не о чем, Джемэни.
     - Вы подкупили его? Вы продали мою честь?
     - Джемэни, у господина Бергроува нет ни чести, ни совести. Надеюсь, это тебе известно?
     - Я говорю не о Бергроуве! Я говорю о себе! - Джем весь дрожал. Возмущение зажгло его сердце, кровь закипела в жилах. - Вы называете меня глупцом, но разве я глупее вас? Милорд, вы оскорбили меня! Вы называете меня своим протеже, а себя - моим защитником и опекуном, но разве вы вели себя так, как подобает подлинному защитнику? Что вы для меня сделали, кроме того, что держали здесь, где я прожигал понапрасну дни моей юности? Я положился на вас, а вы меня предали! Разве не с вашего ведома я все это время жил так, словно у меня в запасе вечность, но эта вечность заполнялась только развлечениями и праздной болтовней! И если я поскандалил с Бергроувом, я имел на это право. Пелл говорит, что я слишком сильно люблю ваганов. Ладно, допустим: я действительно их люблю. А как я могу не любить детей Короса, если я ношу у сердца их кристалл? Милорд, арлекин велел мне прийти к вам. И я очень хочу узнать, зачем я должен был прийти к вам, потому что у меня такое чувство, что я ошибся дверью.
     Джем умолк. Щеки его пылали, он был готов разрыдаться. Он сам испугался того, что столько наговорил. Его устами словно бы говорил кто-то другой. А вот лорд Эмпстер, напротив, нисколько не удивился такой вспышке гнева. Слушая Джема, он расхаживал у камина и бесстрастно затягивался трубкой из слоновой кости. Такой вид мог бы иметь управляющий театральной труппой, выслушивающий очередной из десятков монологов актеров, желающих поступить в труппу. Джем с трудом сдерживал слезы. Он сказал правду: лорд Эмпстер оскорбил его и продолжал оскорблять. В спокойствии Эмпстера было нечто, способное довести до безумия.
     - Джемэни, ты пока многого не понимаешь, - сдержанным, тихим голосом проговорил Эмпстер. - Но приближается время, когда тебе станет понятно... больше.
     - Нет! - Это было невыносимо. - Скажите мне все. Скажите сейчас! - Джем сжал кулаки, закрыл глаза.
     Что же с ним станет? Он чувствовал полную беспомощность. Кем был лорд Эмпстер? Его другом или его врагом? У Джема мелькнула дикая мысль, которая порой приходила и прежде: "Это все просто испытание". Лорд Эмпстер пытался увести его с пути истинного. Быть может, на самом деле он... как бы не настоящий опекун, а ложный, цель которого соблазнить Джема побрякушками светской жизни?
     Джем топнул ногой.
     - Да! - крикнул он с укором. - Это всего лишь испытание, игра!
     Лорд Эмпстер в ответ только улыбнулся. Джем застонал и снова сжал кулаки. Диким взглядом обвел он книжные полки, множество корешков бесчисленных томов, зыбкую глубину зеркала, синие колечки дыма, парящие в воздухе. На маленьком круглом столике возле стула, где он только что сидел, все еще лежала раскрытая книга Силверби. "Защищайся, злодей!" Эта фраза, будто заклинание, вертелась в голове у Джема. Джем схватил книгу и швырнул ее в огонь. Опустился на стул, закрыл лицо руками. Верно. Он был беспомощен. Он ничего не мог. Если он не мог даже сразиться с Бергроувом, что он мог сделать еще? Грядущие испытания казались мнимыми, выдуманными. Джем вспоминал о той ночи, когда он нашел кристалл. Ему мучительно захотелось снова испытать его могущество.
     А его опекун только улыбался!
     - Господин Нова!
     Джем вздрогнул. Перед ним стоял лакей с серебряным подносом. На подносе лежал маленький, аккуратно сложенный листок бумаги. Письмо. Джем рассеянно взял его. Он долго его не разворачивал, только безо всякого любопытства смотрел на начертанные торопливой рукой буквы: "Нове Эмпстеру".
     Глаза его опекуна мрачно сверкнули.
     И в этот миг Джема вдруг охватило странное волнение, и он сразу понял, кто написал эту записку. Джели! Милая Джели! Его опекун сказал, что о дуэли знает весь Агондон. Это значило, что о ней могла знать и Джели. Она тревожилась за него. Наверняка она отчаянно за него тревожилась! Разве он мог пойти на поединок, не подумав о ней! Джем поспешно убрал записку, не читая, в карман камзола и, сорвавшись с места, выбил из рук лакея поднос.
     Лорд Эмпстер, оставшись один, позволил себе коротко, невесело рассмеяться. Мальчишка был горяч, но обмануть его ничего не стоило. Увы, к подлинным испытаниям он будет готов еще через