было здесь от его гордости? Отчаяние охватило его, и он мечтал только об одном: оказаться рядом с Джемом, пуститься на поиски кристаллов. Раджал скрипнул зубами. Сыр ткнул пальцем в сторону Раджала, а жестокие слова, которые затем произнес мальчишка, прозвучали, как эхо мыслей, терзавших юношу:
     - Он потерял Малявку!
     - И те-еперь е-его у-уабины ко-окнули, как пить дать! - заикаясь, вымолвил Аист.
     Раджал в сердцах хлестнул веревкой по полу, как бичом.
     - Так что же вы все его не ищете, если так за него переживаете?
     Он ведь велел Рыбе присмотреть за Малявкой. Разве он был виноват в том, что Рыба повел себя так глупо?
     - Ах ты, грязный ваган! - процедил сквозь зубы Рыба и сжал кулаки.
     - Грязный? Вонючий! - уточнил Сыр.
     - Во-во, и одна беда от него! - снова прошамкал Губач, продолжавший с аппетитом пожирать сырых креветок.
     Фаха Эджо хлопнул в ладоши.
     - Хватит! Распустили языки! Вы ведь даже не знаете толком, потерялся Малявка или нет. Прыщавый его пока что ищет, правильно я говорю? - Предводитель "поддеров" принялся расписывать достоинства буфетчика, которого недавно принял в шайку. Да он был урод, но при этом жутко юркий. Станешь юрким, ежели надо с утра до ночи лазать на матчам то вверх, то вниз. И прятаться по углам здорово умел. И уж если кто разыщет Малявку, так это Прыщавый. - Подумать только, а ведь мы его чуть было в калеку не превратили, а, Губач? Пожалели мы малого - попрошайка из него не больно симпатичный получился бы.
     Похвалы в адрес Прыщавого у Губача вызвали только ругательства. Он извлек из мешка небольшого угря, оторвал у него голову и принялся высасывать рыбий сок.
     - Вот Малявку стоило бы хромым сделать, - прочавкал он. - Я ж тебе говорил, Фаха, а, говорил же? В общем, ежели этот паршивец вернется, я ему сам лапы отрублю, это я тебе точно говорю. Поделом ему будет, чтоб не болтался невесть где.
     - Оставь Малявку в покое! - прорычал Рыба и вырвал у Губача мешок. Достав оттуда маленького кальмара, он проглотил его целиком. - Что бы тебе вагану мослы не отрубить, а?
     Раджал не выдержал.
     - Перестаньте называть меня ваганом!
     - А кто ж ты такой, как не ваган? - осклабился Рыба и вытащил из мешка лангуста. Облизнув на пробу шершавую клешню, он грязно выругался - порезал язык.
     Губач расхохотался и чуть не поперхнулся.
     Аист, растерявший половину зубов в драках, удовольствовался парочкой морских слизней. По его маленькому, короткому подбородку стекала слизь.
     - Ваганы с-с-скользкие и ли-ипкие, - заключил Аист. Скользкими и липкими были и слизни, и угри - вот это точно. Аист покрепче сжал слизня, и между пальцами у него потекла вязкая жидкость. В следующее мгновение жидкость брызнула в глаз Губачу. Толстый мальчишка взвыл, выронил угря, которого тут же проворно схватил Сыр, некоторое время завистливо наблюдавший за едоками. Он затолкал кусок угря в рот, скривился и был уже готов с отвращением выплюнуть рыбу, когда разъяренный Губач навалился на него всем телом. В одно мгновение в "царстве Под" начался сущий кавардак. Мальчишки клубком покатились по полу. Во все стороны полетели рыба и креветки.
     А потом послышался стук, и в каморке стало темно - хоть глаз выколи.
     - Лампа!
     - Губач, жирный ты осел!
     - Не виноват я!
     - Это ваган начал!
     - Хватит называть меня ваганом!

***

     Тишину во время наступившей паузы нарушало только тяжелое дыхание мальчишек. Сверкнуло огниво, и Фаха Эджо встал над своими дерущимися приятелями, словно козлобородый идол. Он поднял лампу и попробовал ее снова разжечь, но у него не получилось. Тогда он швырнул бесполезную лампу в угол и быстро зажег самодельную свечку. Держа ее в руке, он принялся расхаживать туда-сюда между лестницей, мешками, бочонками и ногами мальчишек.
     Он глубокомысленно пригладил свою козлиную бородку.
     - Ну а если, скажем, вагана испытать, а?
     - Чего? - буркнул Губач.
     - Что? - возмутился Раджал.
     - Помните, как мы принимали Прыщавого в шайку? Как ты тогда радовался, Губач! И все остальные, между прочим, тоже.
     - Так то ж другое дело!
     - Прыщавый - это тебе не ваган!
     - А еще Прыщавый лазать здорово умеет!
     - Во-во! Лазать он мастак!
     Фаха Эджо заметил:
     - Да, но ведь ему пришлось это доказать, верно? Для начала он нам помог в мечети Пяти Ветров, а уж потом вы решили, что он нам сгодится, хоть и весь в прыщах с головы до ног. Ну, что скажешь, ваган? Хочешь - мы испытаем тебя?
     Раджал не успел ответить. Мальчишки принялись фыркать и смеяться.
     - Да что эти ваганы паршивые умеют?
     - В-ваганы не м-могут ла-азать!
     - И беду приносят!
     - И воняют!
     Но у Фахи Эджо появилась идея.
     - С мечетью Пяти Ветров мы разобрались, а что скажете насчет Дворца с Благоуханными Ступенями? Ведь тебя там как гостя принимали, верно, ваган? Только вот не на самом верху, правда. Ну а как насчет того, чтобы повыше подняться?
     Губач, глянув на Сыра, озадаченно пробормотал:
     - Чего это он плетет, в толк не возьму?
     Сыр пожал плечами. Фаха Эджо повел свечкой из стороны в сторону. Пламя заплясало. Предводитель "поддеров" загадочно прошептал:
     - Мерцай, мерцай...
     - Что он у-удумал? - ошарашенно выдавил Аист.
     - А тебе не все одно? - равнодушно буркнул Рыба. Заскучав, он извлек из складок набедренной повязки свой талисман. Рассеянно вертя в руках засушенный антилопий фаллос, он думал о том, как было бы здорово, если бы это и вправду была штука, приносящая удачу. Говорили, будто это так и есть. Поерзав, Рыба вдруг почувствовал бедром что-то теплое.
     Потухшая лампа. Рыба оттолкнул ее.
     - Мерцающая принцесса, - пустился в пояснения Фаха Эджо. - Про нее много чего болтают, правильно? А особо много стало слухов после того, как явился Рашид Амр Рукр. Ну, не за нами же он явился, так? Не мы же ему так сильно нравимся? Не-е-ет... Ему очень сильно нравится принцесса.
     - Н-но о-она же по-омолвле-ена с с-сынком су-ултана, - возразил Аист.
     - Пф-ф-ф! - фыркнул Фаха Эджо. - Уабину-то до этого какое дело? Ну, была помолвка, и что с того? Была, да только много солнцеворотов назад. А вот братец мой Эли говорит, что будет новая помолвка. На уабинский лад.
     Аист раззявил беззубый рот.
     Раджал продолжал молча скручивать веревку.
     - А при чем тут я, Фаха?
     - Во-во, - подхватил Сыр, - при чем тут ваган этот вонючий?
     - Куда угря моего подевали? - проворчал Губач.
     - Заткнись, жирный поросенок, - буркнул Фаха Эджо. - А теперь, ребята, слушайте меня, и слушайте хорошенько. Эта принцесса - самое главное сокровище в городе. Есть ли добыча драгоценнее в самом дворце и за его стенами, а? - Он помедлил и снова помахал факелом. - Нету? Правильно. Ну а ежели бы какой-то парень выкрал ее, а?
     - Что?! - ахнул Раджал.
     - Ты-ы же не про-о то, ч-что ва-ган ее мо-ожет у-умык-нуть? - пролепетал Аист.
     - Ваган выкрадет, как же, - презрительно хмыкнул Сыр.
     Рыба продолжал равнодушно поглаживать свой амулет. Сыр вырвал его и стал подбрасывать.
     - Отдай! - замахнулся на Сыра Рыба.
     - Угря спер? - проворчал Губач, шаря ладонями по грязному полу.
     - Братцы, братцы! - попытался урезонить мальчишек Фаха Эджо. Он повернулся по кругу, и пламя факела уподобилось огненной ленте. - Думаете, никому из парней к ей не подобраться, да? Можно подобраться, ежели, конечно, парень не робкого десятка.
     Он резко шагнул к Раджалу и зашипел, как змея.
     - Кобры! - выдохнул Раджал.
     - Чего-чего? - недоуменно проговорил Рыба.
     - Ров с кобрами! - надтреснутым голосом воскликнул Раджал.
     - Неплохо, неплохо, - довольно произнес Фаха Эджо. - Ты уже много знаешь про наш прекрасный город, ваган. Быстро освоился, молодчина. Ну?
     Лицо Раджала, освещенное факелом, было подобно застывшей маске. Он запрокинул голову. Острый кадык выпятился. Волшебная веревка туго обмоталась вокруг его запястий, кисти рук вспухли от скопившейся крови. Остальные смотрели на него неотрывно и встревоженно. Только Губач был занят делом: он сосредоточенно стряхивал тараканов с найденного на полу куска угря. Было тихо - вернее, почти тихо. Над головами у мальчишек по-прежнему поскрипывали половицы, потрескивала горящая свечка в руке у Фаха Эджо, да еще Губач, снова принявшись за угря, громко чавкал.
     Пламя факела больно обжигало лицо Раджала. На его разгоряченном лбу набухли бусинки пота.
     - Ну? - повторил Фаха Эджо. - Принимаешь вызов или как?

***

     Потом, по прошествии времени, Раджал думал о том, что в то мгновение ему следовало бы вскочить и броситься по лесенке к люку, выбраться и бежать куда глаза глядят. Если бы он так поступил, многое - очень важное - не случилось бы. Хорошо это было бы или плохо - над этой загадкой Раджал размышлял долгие годы. Однако пути судьбы неисповедимы. Они извилисты. Они трудны и тернисты. Раджал до боли прикусил нижнюю губу. Что бы ни случилось, он обязан был найти кристалл. Он снова вспомнил о принцессе на балконе. Если была хоть малейшая возможность попасть в ее покои и поискать там кристалл, он должен был использовать эту возможность. Но как он мог преодолеть высоченный дворцовый забор, если по ту сторону тянулся ров, в котором кишели ядовитые змеи?
     В это время Губач покончил с угрем и снова запустил руку в вонючий мешок. На этот раз он извлек из него какой-то странный предмет - трубочку с шарообразным утолщением и дырочками.
     - Это еще что за?.. - с отвращением вскрикнул Губач и был готов отшвырнуть свою находку, но Раджал успел выхватить ее. Сыр начал возмущенно лопотать про то, что это он нашел эту штуку на рыночной площади, а потом сунул в мешок Губача, но его никто не слушал. Раджал резко поднялся. В одной руке он держал свернутую в кольцо веревку, а в другой, словно драгоценный трофей, - дудочку, оброненную одним из стариков-танцоров.
     - Ладно, Фаха, - процедил он сквозь зубы. - Я принимаю твой вызов.
     Бывший пастух был готов насмешливо поздравить Раджала с принятым решением и одарить своих недоверчивых приспешников победным взором, но в это мгновение язычок пламени свечки задел полотнище мешковины. Послышались вопли, ругательства. "Царство Под" могло в одно мгновение превратиться в пылающую преисподнюю, но, на счастье, один из завсегдатаев харчевни "Полумесяц" выбрал именно этот момент для того, чтобы обильно помочиться прямо на пол. Сквозь щели в потолке хлынул едко пахнущий водопад и пролился прямехонько на пылающую мешковину.
     "Поддеры" бурно возрадовались.

Глава 44

ПОДВИГ ПРЫЩАВОГО

     - Буби? Куда ты ходи, мой девочки? - прошептал капитан Порло уже не в первый раз.
     Маленькая обезьянка, обернувшись, одарила своего хозяина все тем же встревоженным, очень серьезным взглядом и запрыгала дальше. Она завела капитана уже довольно далеко по лабиринту перепутанных коридоров. Сгустилась тьма, а светильники здесь, как назло, были развешаны редко. Колонны и странные скульптуры, стоявшие вдоль стен, отбрасывали длинные, причудливые тени. Капитану было нелегко поспевать за обезьянкой. Он пыхтел и бормотал проклятия по адресу своей неуклюжей деревянной ноги. Время от времени до его слуха доносились гулкие шаги стражников, обходивших дворец, и тогда капитан с обезьянкой прятались за колоннами или в густых черных тенях.
     Теперь же стражники словно пропали. Это было хорошо, поскольку капитан изнемог от долгой ходьбы. О, как жгуче он ненавидел эту треклятую сушу за то, что здесь приходилось преодолевать такие большие расстояния. Пусть "Катаэйн" раскачивалась на бурных волнах, но ведь по палубе всегда было так легко добраться, куда нужно! Да и придержаться было за что...
     Обезьянка, а следом за ней и капитан свернули за угол. В воздухе витали ароматы благовоний. Капитан наморщил нос. Ему этот запах казался омерзительным. А вот Буби он, похоже, взволновал. Она принялась подпрыгивать и царапать коготками створки золоченых дверей.
     - Буби? - неуверенно вымолвил капитан, прохромал к двери, подергал за ручку. Дверь оказалась заперта. - Ты чего, мои девочка? Там что-то быть? Что-то такой, что надо повидай старые Фарис Порло? - Глаза капитана сверкнули. - Уж не сыскал ли ты сокровище, Буби? Нет? Что там такой? - Капитан сдвинул кустистые брови. - Кто-то плохо? Беда?
     Тут Буби оставила в покое двери и пропрыгала по коридору дальше. Она остановилась около других дверей. Эти, тонкие, резные, вели на террасу. Обезьянка вцепилась в дверную ручку.
     - Да что теперь такой, Буби? Надо ходи туда, ты так мне хотеть говорить? Попробуй залезать через окно, да? Не думай я, что старые Фарис Порло моги залезай в окно, ну да давай посмотреть, моя хорошенькие, а?
     Капитан начинал нравиться себе. Он уже не сомневался в том, что где-то рядом кроется какая-то тайна, что Буби привела его к какой-то загадке. Капитан любовно всколыхнул воспоминания о собственной юности, о своих героических подвигах во время бомбардировки Варля, на далеких островах Ананда, в джунглях Ороконы. С ногой или без ноги, уж если кто был создан для приключений, так это Фарис Порло! Уж он покажет этим иноземцам, этим мерзавцам куатанийцам, которые повязывали свои дурацкие головы кухонными полотенцами!
     Однако бравада, охватившая капитана, быстро пошла на убыль. Во-первых, он вдруг испытал сильнейшую физиологическую потребность, немедленное отправление которой стало намного важнее любого приключения, каким бы вожделенным оно ни казалось. Кроме того, вот-вот Порло предстояло освежить кое-какие неприятные воспоминания. Он следом за Буби вышел на террасу. Это оказалось просто: двери не были заперты. Буби пропрыгала в сторону и уцепилась за подоконник. Взобравшись на него, она принялась подпрыгивать и шипеть, давая тем самым капитану знак поспешить.
     Но в это мгновение внимание капитана привлекло совсем другое шипение.
     Он медленно развернулся и, осторожно перегнувшись через парапет, взглянул вниз.
     Вот тут костыль вдруг выскользнул из-под мышки у капитана, а деревянная нога подвернулась, и Порло, рухнув на пол и пребольно ударившись, позорно обмочился. Ухватившись за парапет, он рыдал и стонал:
     - Кобр-ра, кобр-ра!
     Перепуганная Буби вернулась к поверженному хозяину и, дрожа от страха, прижалась к нему.
     На этом месте гораздо позже их обнаружили стражники и сопроводили в отведенные капитану покои. Стражники предположили, что капитан напился запрещенной браги и заблудился во дворце.
     - Старый дурак. Совсем из ума выжил. Да еще и штаны обмочил!
     Ну и смеялись же они!

***

     Не было тихо. Не было пусто. Даже темно - и то не было. Над "Царством Под" звучали скрипы и грохот из забегаловки наверху. Эти звуки казались уродливой, безобразной музыкой, к которой добавлялся стук капель, падавших на пол с промокшей от мочи мешковины. Свет проникал в каморку только через трещины в потолке, и в этом свете мелькнули подрагивающие усики, потом - вильнувший голый хвост, потом - тускло сверкнула лежавшая в углу перевернутая медная лампа.
     - Ну, вот мы и дома!
     Застонали ржавые петли крышки люка. Двое оборванцев спрыгнули вниз. Крысы разбежались.
     - Куда они все подевались? - озадаченно проговорил Прыщавый, вглядываясь в темноту. - Видишь, что ты наделал, Писун? Все тебя ищут, поди.
     - Я тебе не Писун.
     - Ну, Малявка.
     - И не так меня зовут.
     - Хороша благодарность!
     Мальчишка фыркнул и пошарил рукой по полу.
     - Куда лампа подевалась?
     - А где-то свечка должна быть.
     - Ой, тьфу! Занавеска вся мокрая.
     Малявка негромко выругался.
     - Чего-то она мокрая, Писун?
     - Обмочил кто-то, - победно отозвался мальчишка.
     - Ладно, давай я тебя лучше Писуном звать не буду.
     Ругаясь на чем свет стоит, Прыщавый зажег свечку, шлепнулся на грязный матрас, понял, что матрас промок, со вздохом поднялся и, побродив между мешками, бочонками и ящиками, вытащил откуда-то свернутый в рулон коврик. Развернув рулон, он расстелил коврик поверх матраса. Прыщавый сильно устал и был готов снова плюхнуться на матрас, но на миг коврик привлек его внимание. Уж очень богатым был рисунок, необыкновенно яркой - расцветка. Огонек свечки осветил завитки, спирали, пятнистые змейки, павлиньи перья с радужными "глазками".
     - Что-то я тут раньше такого не видал, - пробормотал Прыщавый.
     - Так его только вчера сперли. Султанский коврик.
     - Чего-чего?
     - А ты песню про султана не слыхал? - Малявка зевнул и ткнул пальцем в коврик. - Ну... было пять султанов, и у каждого - свое царство...
     Прыщавый никакой такой песни не слыхал, но нагнулся ниже и стал рассматривать коврик более пристально. Вскоре рисунок перед его глазами преобразился, и какие-то его детали стали похожими на реки, а другие - на горы и деревья, а еще какие-то - на планеты и падучие звезды. В самой середине Прыщавый не без труда различил фигуры мужчин, хитро спрятанные за причудливым орнаментом. Все мужчины были в одеждах разных цветов, и каждый из них держал в руке, словно некий дар, сверкающий кристалл, и кристаллы тоже были разного цвета. От кристаллов исходили символически вытканные лучи. Они накладывались друг на друга, пересекались. Мелкие стежки, которыми были изображены лучи, тянулись до самых краев ковра.
     На мгновение Прыщавый замер, словно его зачаровали. Но тут Малявка, устав от ожидания, бросился к матрасу и разлегся на лежащем поверх него коврике. Свеча угасла. Пьяные матросы наверху, в харчевне, затянули развеселую песню и стали притоптывать в такт. Чары развеялись. Прыщавый растянулся на матрасе рядом со свернувшимся калачиком Малявкой. Каким мягким оказался ковер, какой сладкий аромат исходил от него! Прыщавый перевернулся на живот, уткнулся лицом в пушистую, мягкую шерсть, блаженно вдохнул пропитанный запахом ковра воздух. Этот запах перебил мерзкие миазмы "Царства Под".

***

     Прыщавому было тоскливо. Вообще-то говоря, ему всегда было тоскливо, но когда он обнаружил Малявку, притаившегося за башенкой на галерее, Прыщавый испытал победную радость. Гадать не приходилось: завидев страшного стражника-уабина, малыш вскарабкался вверх и спрятался, а потом боялся спуститься один. Так бы он и сидел в своем шатком убежище, а потом либо соскользнул вниз и разбился насмерть, либо его в конце концов заметили бы уабины. Ну и натерпелся же он страха, наверное! Сам Малявка в этом признаваться не желал, но это не имело значения. Прыщавый, словно кошка, перепрыгнул через провал, подхватил перепутанного малыша, а потом, продолжая ловко прыгать с крыши на крышу, в конце концов доставил мальчишку домой. Когда они мчались по извилистым проулкам к "Царству Под", грудь Прыщавого просто-таки распирало от гордости и счастья. Он лелеял мысль о том, как обрадуются его новые дружки. Более того, он представлял себя в роли настоящего героя. Его будут хлопать по спине, обнимать, целовать, выкрикивать его имя...
     Каким же он был самонадеянным тупицей! Возвращение домой обернулось крушением всех надежд для Прыщавого. Вероятно, остальные могли вот-вот вернуться, но теперь Прыщавый понимал, что ни радости, ни благодарности он от них не дождется. Это было бы на них непохоже, и к тому же "поддеры" относились к Прыщавому с отвращением. Жизнь Прыщавого началась на каучуковой плантации, и там он мечтал только о побеге. Как ему хотелось убежать к морю! А потом, когда он попал на корабль капитана Порло, он снова стал мечтать - на этот раз о новой жизни в новой, незнакомой стране. И вот теперь он оказался в новой, незнакомой стране и опять предавался мечтам. Он вытянул покрытую разодранными в кровь прыщами худую руку, почесал шею. Песня, звучавшая наверху, в "Полумесяце", близилась к развязке. То была грубая матросская песня. Прыщавый ее уже не раз слышал.

     Эй, дружище, ты в оба смотри, не зевай!
     Посмазливей жену для себя выбирай!
     После свадьбы узнаешь восторги любви,
     Вот тогда и гори, вот тогда и живи!

     Так что горя не знай -
     Пламеней-полыхай!

     Что бы это значило? Это