ть к твоим очам,
     Смиренно молит раб твой Эвитам:

     Даруй мне зоркий взгляд твоих очей,
     Чтоб видеть мог я через мрак ночей,
     Через туман, густую пелену,
     Судьбы грядущей тайную страну.

     Со мною тот, кто жаждет наперед
     Узнать, какой ему судьбой дарован путь.
     Явись, Терон, твой раб тебя зовет!
     В грядущее позволь на миг один взглянуть!

     Песня отзвучала. Затем в полной тишине Эвитам долго вглядывался в пламя, а Всадник и мать-Мадана не спускали глаз с Эвитама. Все, кто был в трапезной, затаили дыхание - торговцы, разносчики, солдаты-наемники. Батраки думать забыли о заработках. Все, широко раскрыв глаза, наблюдали за странным зрелищем.
     Что же скажет Эвитам? Он не шевелился. Только руки его непроизвольно подрагивали да покачивался плащ, расшитый звездами.
     А потом... потом старик вдруг рухнул на пол с закрытыми глазами и начал корчиться в судорогах.
     - Отец! - вырвалось у Амеды. Она была готова броситься к старику, но кто-то схватил ее за руку.
     - Дура! Ты что, прорицателей раньше не видала? - прозвучал горячечный шепот.
     Это был Фаха Эджо. Юноша-метис пробрался-таки в темный угол, но Амеда не слишком удивилась, обнаружив, что он здесь.
     - Что значит - "прорицатель"?
     - Сорванец, ты что же, ничегошеньки не знаешь про своего папашу?
     - Этот плащ... Он мне строго-настрого запрещал наряжаться в него... и сам он его прежде никогда не надевал!
     - Никогда, говоришь? Ну, значит, тут какая-то тайна, сорванец!
     Они бы могли еще препираться, но тут Амеда снова ахнула. Черный Всадник спрыгнул с возвышения и устремил безжалостный взгляд на старика, со стонами корчившегося на выложенном холодными каменными плитами полу.
     - Что такое, старик? - требовательно вопросил Всадник. - Хватит притворяться! Что ты увидел?
     Эвитам медленно поднял голову, отвел ладони от глаз и произнес единственное слово:
     - Нет.
     - Нет? - Всадник резко обернулся и одарил возмущенным взглядом мать-Мадану. - Женщина, что это за шутки? Он что-нибудь умеет, этот старикашка, или он ничего не умеет?
     Хозяйка заквохтала:
     - О, господин, ну, конечно, умеет! Он все умеет! Прорицатель Эвитам знаменит в этих краях - так же знаменит, как мой караван-сарай! - Она неуклюже спустилась с возвышения и устремилась к Всаднику. Заломив руки, она заискивающе улыбнулась и принялась лопотать: - Ты же должен понимать, господин... - старуха придумывала на ходу, - что такое глубокое прорицание требует жертв. Ведь то, что Эвитам, мой прорицатель, лишился чувств, говорит лишь о том, как силен его дар! Ну, Эвитам, тебе уже лучше? Силы возвращаются к тебе? Будь умницей и скажи-ка нашему дорогому гостю, что ты увидел, ну?
     Но старик снова затравленно пробормотал в ответ:
     - Нет.

***

     Всадник с трудом сдерживал нетерпение, да и мать-Мадана тоже.
     Всадник сердито топнул, быстро обвел взглядом всех зевак, сдвинул черные брови - впечатление было такое, будто он решил, что все тут сговорились против него и теперь тайком над ним насмехаются. Глаза его угрожающе сверкнули. Матери-Мадане впервые за вечер стало по-настоящему страшно.
     - Эвитам! Скажи этому человеку, что ты знаешь!
     - Ха! - презрительно запрокинул голову Всадник. - Он ничего не умеет! Просто шарлатан!
     Тут бы важный гость и удалился из трапезной, но, услышав оскорбление в свой адрес, старик вернулся к жизни. Не без труда он поднялся на ноги и величаво одернул плащ.
     В голосе его зазвучали гордость и даже надменность:
     - Всадник, ведомо ли тебе, что у людей моего круга есть кодекс чести и что я давал клятву говорить правду, одну только правду? Найдутся такие, кто желает слушать только ложь, ласкающую слух, но их я всегда презирал и презираю теперь!
     - О чем это ты? - дерзко вопросил Всадник. - Есть правда, которую ты не желаешь мне открыть?
     - Я говорю лишь о том, что обязан либо смолчать, либо сказать правду об увиденном!
     Всадник вскрикнул, схватил со стола горящий факел и бросился к Эвитаму. В одно мгновение он позабыл о своих сомнениях. Он отчаянно желал узнать то, что скрывал от него старик.
     - Прорицатель, скажи мне все, иначе я выжгу тебе глаза! Какое будущее ожидает меня и прекрасную Джамию? Неужто ее жестокий отец не отдаст ее за меня? Неужто другой мужчина возляжет с ней на брачное ложе? Прорицатель, я должен знать правду! Скажи мне, скажи!
     Всадник, сжимая в одной руке факел, другой схватил старика за плечо. Их лица, озаренные пляшущим пламенем, были страшны. Круг света метался из стороны в сторону, пока Всадник тряс Эвитама.
     И тут что-то словно надорвалось в груди у старика-прорицателя.
     - Всадник, - визгливо выкрикнул он, - тебе никогда не наслаждаться любовью твоей красавицы! Ты более не изведаешь никаких наслаждений - никогда!
     - Что? - чуть не задохнувшись, вымолвил Всадник. - Что ты такое говоришь?
     Тут взвыла мать-Мадана, стала заламывать руки и приплясывать, будто обезумевшая кукла. Она кричала на старика, вопила, что он сошел с ума, что он наверняка ошибся, что он не то хотел сказать.
     - Это шутка, - причитала она. - Это, добрый господин, такая особая шутка! Прорицатели - у них в обычае так шутить! - Она визгливо рассмеялась. - Ой, какая глупость... Как смешно! Просто умора! Ну а теперь, Эвитам, будь умницей и скажи правду. Разве можно так мучить нашего дорогого гостя?
     Она бы, пожалуй, кудахтала и дальше, но Всадник, поджав губы, презрительно бросил:
     - Молчи, глупая баба! Прорицатель, говори, да хорошенько подумай, что говоришь!
     В трапезной все опять притихли, но новые слова Эвитама не принесли утешения тем, кто их услышал. Старик весь дрожал и смотрел прямо в глаза Всадника. Его голос словно принадлежал кому-то другому, звучал безжалостно, жестоко.
     - Всадник, повторяю: ты более никогда не познаешь прелестей своей возлюбленной. Повторяю: никакие радости жизни тебе более не суждены, ибо до того, как окончится этот день и падет ночь... Всадник, ты умрешь!
     Его слова были встречены шелестом роптаний. Мать-Мадана испуганно закричала, но гораздо громче ее крика прозвучало безумное восклицание Всадника:
     - Не-е-е-т!
     - Отец!!!
     А это уже кричала Амеда. Она отшвырнула руку Фахи Эджо. Страх сковал ее, но она почему-то точно знала, что должно случиться в следующее мгновение. Всадник злобно размахнулся горящим факелом и нанес старику беспощадный удар.
     Эвитам рухнул на каменный пол.
     Продолжая кричать, Всадник опрометью выбежал из трапезной, но сначала швырнул факел на пол. Плащ старика-прорицателя вспыхнул.
     В считанные мгновения начался истинный хаос. Эвитам жалобно кричал, мать-Мадана беспомощно металась то туда, то сюда. Амеда вместе со всеми остальными тщетно пыталась загасить пламя. В суматохе девочка не заметила, куда подевался Фаха Эджо, но она, как и все прочие, слышала те жестокие слова, которые произнес Всадник, обернувшись на пороге:
     - Спасайте свою дрянную жизнь, презренные, или умрите! Я тоже, можно сказать, прорицатель. Запомните мое пророчество: еще до того, как снова взойдет солнце, эта деревушка сгорит дотла!

Глава 15

ПОКЛОНЕНИЕ В ЧАС ПЫЛИ

     На колокольнях звонили колокола и сзывали народ на Поклонение. По всему Священному Городу, от особняков, примыкавших к Дороге Пламени, до домишек на окраинах, где жили люди попроще, мужчины и женщины падали ниц, головой к Святилищу. Брели ли они по улице в то время, когда звучал призыв к молитве, нежились ли в роскоши, занимались ли повседневными трудами, никто - за редким, крайне редким исключением - не смел пренебречь Поклонением. На рынках сразу прекращалась торговля. В классах школ учителя воздевали руки к потолку и давали знак своим ученикам расстелить циновки и приготовиться к молитве. Даже в логовах порока завсегдатаи поспешно откладывали трубки, набитые дурманными листьями джарвела, и прерывали прочие удовольствия. Умолкала музыка. Остывал черный, как смола, кофе в отставленных чашках.
     Только во Дворце Шепотов не наступила молитвенная тишина. Урок Деа затянулся дольше ожидаемого. Что же было делать? Симониду только-только удалось подняться, но он тут же снова рухнул на пол без сил. Деа послушно опустился на колени рядом со стариком, но султан, к изумлению юноши, сразу же заставил его встать. Его изумление только возросло, когда он увидел, что придворные тоже стоят и выжидательно смотрят на султана в ожидании приказаний. У Деа голова шла крутом. Что же такое власть, какова она может быть, если с ее помощью можно отменить даже самые священные установления?
     Султан улыбнулся. Его улыбка говорила о том, что он выше правил, обязательных для простых смертных, и может при желании снизойти и распространить свои привилегии на тех, кто его окружает. На всем протяжении Поклонения, совершаемого в час Пыли, урок для его сына продолжался. Симонид полубессвязно бормотал молитвы. Порой султан прерывал его и задавал ему какие-то вопросы, с полным пренебрежением относясь к молитвенному экстазу старого мудреца. Придворные смиренно усмехались. Султан указал на витраж с алым стеклом.
     - Сын мой, это величественное здание мы стали называть Святилищем Пламени, но точно так же мы могли назвать его и Хранилищем Кристалла. Что же еще может быть тем топливом, от которого питается Пламя? В глубокой расселине под Залом Жертвоприношений лежит Кристалл Терона, надежно охраняющий себя своим испепеляющим жаром. С тем, что это так, согласны все имамы - они ведь согласны, Симонид, верно я говорю? От этого зависит истинность Откровения, от этого зависит могущество Рода Пророка. В мире, охваченном сомнениями, в мире, который готов безжалостно надавить на нас, алчно вцепиться в нас острыми когтями, в какую сторону бы мы ни повернулись, эта истина должна сохраняться незыблемой, подобно звездам на тверди небес, и непоколебимой, как гранитный кряж, на котором построен этот город.
     Султан вздохнул.
     - Горе тем царствам, которые в это не верят!
     - Государь? - неуверенно проговорил Деа. Он был сильно взволнован, но все же отважился спросить: - Но если эта истина неопровержима, как же может быть так, что кто-то в нее не верит?
     На лицо султана словно легла тень грозовой тучи, однако он быстро совладал собой, улыбнулся и сказал:
     - О, святая невинность! Он снова спрашивает меня о том, о чем и я бы спросил в те дни, когда у меня еще не начала пробиваться борода!
     Султан с улыбкой взглянул на Симонида - вероятно, ожидал, что старик улыбнется в ответ, но старик упорно продолжал молиться.
     Султан посерьезнел. Взяв сына за руки, он воскликнул:
     - Деа, ты говоришь так, потому что сердце твое преисполнено чести и жажды истины! Ведь ты не в состоянии даже вообразить, как чудовищно, как всепоглощающе то зло, что исходит от нашего заклятого врага, Рашида Амр Рукра? О, если бы я только мог сохранить твое неведение и ничего не рассказывать тебе о проклятом вожде уабинов!
     - Уабинов? - удивился Деа. - Но ведь это всего-навсего жалкое племя, которое досаждало нашим предкам в незапамятные времена в суровых западных пределах. В те дни уабины, наверное, и вправду были опасны, но как они могут грозить нам теперь, когда нас оберегают могучие стены Священного Города? Я думал, что они - дикие кочевники, не более.
     - Не более, вот уж воистину! Не забывай, сын мой: со времени жизни Пророка миновало много эпициклов, но уабины для нас остаются столь же ужасной угрозой.
     - Но почему, государь?
     - Из-за их непокорности! Из-за хитрости и предательства, заложенного в их сердцах! Некоторые говорят, будто бы в жилах уабинов течет поганая ваганская кровь, но мои имамы уверены в том, что они - подлинные порождения Зла, что они несравнимо хуже ваганов, что они - создания, которым было позволено жить благодаря попустительству отвратительного ваганского бога. - Голос султана обрел силу. - Это так, Симонид, а? О, если бы только мы могли безжалостно истребить уабинов, как некогда истребили детей Короса!
     Деа смотрел в глаза отца, полные неподдельной ненависти.
     А султан распалялся все сильнее.
     - По всему материку множество племен смиренно поклоняются Священному Городу - одними из них движет истинная вера, другие обращены в эту веру силой. Только уабины уклоняются от нашей власти, пребывая в подчинении у сил Зла. В далекие времена это мерзкое племя являлось лишь помехой для нас - пусть и очень неприятной помехой. Но теперь фанатик Рашид Амр Рукр собрал своих злобных соплеменников в могущественное войско.
     - Но, государь, твоему войску не может противостоять никто в целом свете! - воскликнул Деа.
     Султан горделиво запрокинул голову.
     - Никто на свете? О да, если бы даже луна и звезды спустились с небесной тверди, они не смогли бы сиять ярче, чем слава нашей империи! Разве не в этом смысл того титула, который ношу я и который говорит о моем союзе с божеством огня? В стародавние времена мы отражали набеги уабинов. Но только теперь, когда их возглавил Рашид Амр Рукр, они, эти злобные твари, грозят нам истинной, великой опасностью. Подобно заразной хвори, они таились на задворках нашего царства, но теперь эта зараза созрела и распространяется по телу Унанга!
     - Государь, что означают твои слова?
     - Никогда прежде у уабинов не было сторонников из числа наших подданных. Даже самая мысль о таком была недопустима! Кем были кочевники и кто они теперь, как не отвратительные, мерзкие убийцы? Повсюду в нашем царстве их проклинали и боялись, и только так можно относиться к подобным злодеям - но так было до появления Рашида Амр Рукра!
     - Наверное, этот Рашид - могущественный злой чародей!
     - В злом чародействе нет могущества, Деа. Называй Рашида чудовищем в человеческом обличье - так будет вернее. Кем еще может быть это отвратительное создание, когда оно не только пробирается все глубже и глубже в наши владения, не только заражает наши города своими лазутчиками и наемными убийцами, но еще и уводит наших подданных с пути истинной веры?
     - Но как, государь, как он делает это? - вырвалось у изумленного принца.
     - Сын мой, ты вступил в пору зрелости по годам своим, но во всем прочем ты пока несмышленое дитя. Горько мне оттого, что я вынужден рассказывать тебе о том, что мятежные происки Рашида Амр Рукра распространяются все дальше, ибо для этого злодея нестерпимо видеть, как те, кто верен Терону, продолжают поклоняться ему. Злодей и его прихвостни думают, что наша вера - сплошные заблуждения.
     Деа устремил взгляд на простертого на полу старого учителя, возносившего почти не слышные молитвы.
     Глаза султана сверкнули.
     - Конечно, истина в другом! Ошибаются приспешники Рашида - злом и обманами их увели с пути подлинной веры! Кто может определить, каково могущество злого обмана? Та ложь, которую произносят мерзкие уста Рашида, слишком противна, чтобы ее пересказывать, но для тех глупцов, что поверили этому злодею, истина состоит в том, что под Святилищем нет никакого кристалла и что в трепетании языков огня нам не является наш бог!
     - Государь, но такие люди воистину должны быть глупы!
     - Деа, эти люди - богохульствующие злобные псы! Много раз, очень много раз мои имамы молили Терона о том, чтобы на этих зловонных тварей обрушилась его ярость ударами грома и вспышками молний и чтобы эти молнии разорвали небеса над пустыней и спалили дотла зловредного Рашида Амр Рукра! Его изворотливость не ведает пределов, ибо вся история нашего царства со времени явления Пророка - не что иное, как собрание лживых измышлений. Тьфу! - воскликнул султан и в сердцах ударил себя по лбу. - Но спроси меня, сын мой, как это может быть, чтобы кто-то стал верить такому злодею, и я поведаю тебе о величайшей лжи, какую когда-либо слыхали на земле Унанга!
     То, что случилось потом, не на шутку напугало Деа. Султан извлек из-под складок мантии золотую шкатулку и торжественно протянул ее сыну. Юноша смотрел на шкатулку с восхищением - и надо сказать, это восхищение было почти искренним. Ему и прежде случалось видеть много красивых вещиц, но эта была настоящим произведением искусства, высокого искусства. Даже на фоне великолепного витража маленькая шкатулка сверкала, будто осколок самого солнца, обработанный умелыми, тонкими руками. Крышка шкатулки была испещрена таинственными письменами.
     - Открой ее, сын мой.
     - Ты позволяешь мне сделать это, государь?
     - А, даже принц не смеет прикоснуться к такой прекрасной шкатулке? Ты робеешь, сын мой? Должен признать, это воистину повод для робости. Эта шкатулка работы мастера из гильдии Марака, реликвия легендарного Первого Процветания времен правления Меши, сына Меши. - Султан любовно повернул шкатулку, она еще ярче засверкала. - Не думаешь же ты, сын мой, что это просто коробочка, о которой можно забыть после того, как из нее вынули содержимое?
     Деа покачал головой.
     - Но открой же крышку, сын мой, открой.
     Придворные затаили дыхание, а султан улыбнулся. Пару мгновений Деа не спускал глаз со смуглого лица отца. Затем взволнованно протянул руку и осторожно прикоснулся к шкатулке, словно ожидал, что сейчас она его ужалит. Но ничего подобного не произошло, а потрясение он испытал тогда, когда приподнял крышку: шкатулка действительно была всего лишь коробкой, скорлупой...
     На подкладке из бархата лежал крупный драгоценный камень, излучавший алое сияние. С неожиданной жадностью Деа взял его в руку. Бесценная шкатулка упала на пол. Забыв о ней, юноша не сводил глаз с камня, подобного пламени.
     - Знаешь ли ты, что это такое, Деа?
     - Государь, я...
     - Кристалл Терона!
     Деа ахнул.
     - Но ты же сказал, что...
     - Ложь! Все ложь! Неужели ты и вправду поверил в россказни о кристалле, который лежит глубоко под землей и распространяет пламя через камни? Сказочка для легковерных детишек!
     Султан презрительно указал на распростершегося на полу учителя и жарко, взволнованно зашептал:
     - Позволь, я расскажу тебе всю правду о кристалле. Разве можно было доверить нечто столь драгоценное, столь могущественное глупым и вечно ссорящимся между собой имамам? Самая мысль о таком была бы нестерпима богам! О нет! Подлинными хранителями кристалла были люди устрашающей силы и высочайшей чести. Эти люди были отличны от простолюдинов из племени Терона - отличны даже от нас с тобой, Деа. Шло время, и впоследствии немногие решились бы утверждать, что эти люди - одной крови с ними, но сами они никогда не забывали о том, что они - хранители святыни своего народа. И как могли они забыть об этом, если оберегали драгоценный кристалл?
     Но они знали о том, что нельзя позволить, чтобы к кристаллу прикоснулись грубые руки богохульников. Нелегкий это был труд, когда дети Терона сначала затеяли войну, а потом были наказаны изгнанием и уходили все дальше и дальше от Долины Орока. Разделяя все тяготы изгнания с простыми смертными, хранители кристалла унесли свою драгоценную ношу в суровые края Запада и дали клятву сберечь ее в неприкосновенности - и в тайне - до самого окончания Эпохи Искупления.
     Глядя на кристалл, Деа чуть было не впал в забытье. Он медленно проговорил:
     - Государь, но ведь тогда получается, что... что хранители кристалла - это... это уабины!

***

     Впереди Деа ждали новые неожиданности. Султан решительно шагнул к сыну и отнял у него кристалл. Принц вздрогнул, лишившись удивительной драгоценности.
     - Уабины! - разгневанно вскричал его отец. - Глупый мальчишка! Ты так же легковерен, как самый грязный крестьянин из тех, что обитают на песчаных пустошах Запада, как бедняк с постоялого двора, в волосах у которого кишат вши! Ты мой сын! Ты мой наследник! Неужели даже в тебе есть эта рабская тупость, эта вялость ума, из-за которой зараза неверия некогда напала на рыбаков на острове Вакос? Ведь эти люди в один день забыли о вере отцов, когда море выбросило на их берег лодку какого-то уабина, и он, захлебываясь блевотиной, наболтал им с три короба лжи! Глупец! Ложь - это то, о чем я тебе только что рассказывал. Раз