ошло? Когда Боб томился в "холодной", он мечтал только о том, чтобы обрести свободу. Но что такое была его свобода, как не всего-навсего другой плен? Наверное, ему хотелось пробиться через невидимую стену, которая окружала его, а там... будь, что будет! А может быть, он просто был очень пьян.
     Боб лежал и смотрел на жестокие немигающие звезды. Рядом с ним, спокойно и ровно дыша, спал Полти. Эли ушел. "Поддеры" улеглись под другую сторону от костра. Жуткое одиночество охватило Боба. Ему вдруг пришла мысль о том, что так было всю жизнь: он отчаянно желал любви и ревниво следил за всеми, кто оказывался рядом с Полти. Боб с отвращением перебирал в памяти события прошедшего вечера. Бедный Боб! Он думал, что Полти принадлежит ему, а Полти его предал. Другому бы на месте Боба стал противен Полти, а Бобу был противен только жирный сводник. Бобу было немыслимо жаль Полти. Сострадание переполняло его сердце. Он придвинулся ближе к спящему другу.
     Бедный, бедный Полти! Дрожащими пальцами Боб провел по курчавым волосам, казавшимся при свете луны тускло-лиловыми. О, Полти! Боб коснулся кончиками пальцев скуластого лица друга. Каким оно было когда-то! Совсем другим! Боб любовно вспомнил тот день в конюшне позади "Ленивого тигра", когда это лицо впервые возникло перед ним... Тогда оно было круглое, пухлое, все в веснушках. Наверное, в тот миг Полти произнес заклинание, которым привязал к себе Боба на всю жизнь. Пальцы Боба передвинулись на крепкую грудь Полти, ровно вздымавшуюся во сне.
     Пьяные слезы хлынули из глаз Боба. Конечно, конечно, он с самого начала понимал, что Полти - злодей, чудовище в человеческом обличье. Понимал ли? Разве он мог в такое поверить, разве он мог так думать о своем чудесном, волшебном друге? Да и потом: что такое зло, а что такое добро? Нет-нет, Полти не мог сделать ничего дурного. Он просто запутался, и ему нужно было помочь.
     Боб стал более настойчив в своих ласках. Полти пошевелился, застонал. На миг Бобу вдруг почудилось, что друг произнес его имя. Арон. Арон. Сердце Боба забилось чаще. Но нет. Глупо было бы верить в это. Полти произнес имя Каты. Полти запрокинул голову, выгнул спину. Знакомые признаки. Боб знал, что другу снится сон. Он знал, что это за сон. Да. О да!
     Боб смутно помнил о том, когда впервые позволил себе такие вольности. Некоторое время после возвращения Полти с зензанской войны его адъютант вел себя осторожно. Только в последние дни, во время долгого странствия по пустыне, он снова осмелел. Порой Боб гадал: неужто Полти и вправду забывает о ночных ласках, которыми они друг друга одаривали? Порой, хотя Полти ничего не говорил, Бобу казалось, что он ловит на себе взгляды друга, и по определенным признакам догадывался, что его друг знает об их тайных отношениях. О, если бы это вправду было так!
     Спящий Полти снова прошептал имя возлюбленной. Ката. Ката. Ну и что? Это не имело значения. Руки Полти потянулись к Бобу, стали гладить его волосы. Боб был вне себя от счастья. Он был объят бесконечным теплом, он куда-то падал, падал и хотел, чтобы это падение не кончалось... В этом была полнота. В этом было исполнение всех желаний.
     - О, Ката, Ката... Боб?!
     Полти вдруг проснулся и, откатившись от Боба, резко вскочил.
     Дальнейшее произошло быстро. Полти жутко раскричался. Боб неуклюже поднялся и вдруг отчаянно разрыдался. Разбуженные "поддеры" обескураженно лупали глазами. Боб, не разбирая дороги, побрел прочь. Полти бросился следом за ним и стащил с него спущенные штаны. Боб развернулся. Он был в полном отчаянии, он был готов умолять друга о пощаде, но получил несколько сокрушительных ударов крепким, как камень, кулаком - по ребрам, в челюсть, в глаз.
     - Грязный ублюдок! Грязный, мерзкий ублюдок! Скотина!
     Они отошли далеко от стоянки и теперь были посреди темных барханов. Боб упал на песок. Он даже кричать не мог, а Полти пинал и пинал его ногами и плевал на него, а потом ушел прочь, ругаясь на чем свет стоит. На мгновение Бобу показалось, что где-то рядом и "поддеры". Он вроде бы слышал, как они охают и вскрикивают. А потом Полти злобно рявкнул на них и велел им бросить "грязного ублюдка".
     - Пусть подохнет посреди пустыни!

Глава 64

ПЯТОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

     Сколько времени прошло?
     Казалось, вечность миновала с того мгновения, как он получил последний мучительный удар и плевок. Вязкая слюна расползлась по коже. Но это было не главное. Для Боба ненависть Полти, его жестокость теперь тоже казались вечными. Теперь по лицу Боба текли слезы, и только страшная боль в ребрах удерживала его от отчаянных рыданий. Его зубы стучали. Песок кололся, как битое стекло. О, как глупо он поступил! Как непростительно глупо! Боб пока соображал не слишком четко, но у него мелькнула мысль: уж не сделала ли "холодная" свое дело, не подхватил ли он там какую-то гадкую хворь? А потом он подумал о том, что всю жизнь болен, что вся его жизнь - сплошная болезнь.
     Разум отступил перед волной боли. Боб лежал и думал о звездах, о барханах, о темноте. Казалось, темное полотнище ночи, вращаясь под разбухшей луной, обволакивает его.

***

     Створки крыши кибитки были открыты. Раджал пошевелился и проснулся. Он увидел над собой черное ночное небо.
     Глядя на звезды и луну, он на какой-то миг представил себе, что лежит на песке, а не в тесной кибитке. Ему очень хотелось, чтобы это так и было, однако иллюзия быстро развеялась и Раджал снова ощутил, что лежит на подушках. Поблескивали украшения на стенках фургона, пахло благовониями, бархатом и шелком. Внутри кибитка была обустроена с роскошью, но как же Раджал ненавидел эту роскошь! Он услышал ровное дыхание. Потом - шелест и вздох.     - Ката? - прошептал Раджал.
     - Никак не могу уснуть.
     - Я тоже.
     - Будь она проклята, эта кибитка!
     - Да, когда едем, все-таки полегче.
     - Наверное, скоро утро. Точно.
     - Хм.
     Последовала пауза. Раджал и Ката лежали и смотрели друг на друга в звездном полумраке.
     - Наверное, теперь уже недалеко, да?
     - До Священного Города? Откуда мне знать?
     - Ну... Ты могла бы у отца спросить.
     - Радж, пожалуйста. Не называй этого типа моим отцом - даже в шутку. Думаешь, для меня большая радость ходить к нему в гости, да?
     - Ну, ты хотя бы вечерами отсюда выбираешься.
     - Лучше бы, наоборот, я никуда не выбиралась! Что угодно, лишь бы только не слышать без конца: "Мерцалочка то, Мерцалочка се..." Не говоря уже о его противных ласках. Уж казалось, мог бы привыкнуть к мысли о том, что теперь я - из плоти и крови. Говорю тебе: всякий раз одно и то же, стоит только прийти в его фургон. Свадьба, свадьба, свадьба - больше он ни о чем разговаривать не желает. Сначала выражает восторги, потом начинает говорить о своих страхах. Потом принимается сокрушаться о прошлом. Ой, сколько я уже наслушалась про этого злосчастного джинна! А потом он заливается слезами и бросается ко мне на грудь. - Ката вздохнула. - Поначалу мне это было противно. А сейчас просто невероятно скучно.
     - Ну ладно, считай, ты меня убедила. Здесь тебе лучше.
     - И потом, не забывай: там еще визирь есть. Этот не скучный. Он страшный.
     - Ви... визирь? - вымолвил Раджал.
     - Хм. Знаешь, может быть, все дело во мне, но мне кажется, что он с меня буквально глаз не сводит и смотрит так... странно. Будто видит меня насквозь, честное слово. Калиф меня обнимет, а я отведу глаза и вижу: визирь на меня таращится.
     Снова последовала пауза. Затем Раджал негромко проговорил:
     - Я и сам стараюсь его сторониться. Визиря, в смысле. Это ведь он приказал, чтобы меня... ну, ты знаешь, о чем я говорю. Если ты не хочешь, чтобы он разгадал твой маскарад, я этого тоже не хочу. А у меня он не такой надежный, как у тебя.
     - Что сказать? Порой я гадаю, насколько надежно мое теперешнее обличье.
     - Ката, это глупо. Несколько раз что-то такое было заметно, но... волшебство никогда не бывает совершенно, правда?
     - О? И кто же тебе так сказал?
     - Великая Мать вроде бы. А может быть, Мила.
     Раджал шмыгнул носом и умолк.
     Ката повернула голову, посмотрела на Амеду, которая сладко спала, свернувшись на полу, словно собака.
     - Не понимаю, как она может так крепко спать.
     - Она счастлива. Разве ты не замечаешь, что рядом с тобой она счастлива?
     - Не начинай! Прошу тебя, не надо! Как я хочу снова стать прежней!
     - Если на то пошло, - заметил Раджал, - то я тоже.
     - Не знаю... По-моему, тебе твой наряд к лицу.
     - И ты говоришь "не начинай"? Это ты не начинай!
     Они с трудом сдерживали смех. Ката посмотрела вверх и прошептала:
     - Нет сил здесь торчать. Скоро рассвет. Давай прогуляемся.
     Раджал проворчал:
     - Ты же помнишь, что вышло в прошлый раз. Крышу на три дня на засов заперли. Я думал, что употею до смерти!
     - Неплохо было тебе и попотеть, между прочим. А то ты начал толстеть.
     - Толстеть? - с притворным возмущением переспросил Раджал. - Может, Амеду разбудить?
     - О нет, только не это! Уж лучше я хоть немного отдохну от ее влюбленных взглядов!
     - Она ничего не может с собой поделать, - сказал Раджал. - Ну, ты представь: если бы я выглядел, как Джем. Ты, поди, тоже смотрела бы на меня влюбленными глазами, а?
     - Понимаю. Но только будить ее все-таки не надо, ладно?
     Поддельная принцесса осторожно взобралась на резной столик, стоявший посередине кибитки. С ловкостью тигрицы она подтянулась и выбралась на крышу. Снизу, из-под днища кибитки доносился негромкий храп спящего часового. Пожалуй, не стоило устраивать переодевание стражников. Их строгая дисциплина уже порядком хромала. С улыбкой Ката протянула руку и помогла Раджалу выбраться наверх.
     - Если нас в этот раз поймают, - прошипел Раджал, - нам больше не поверят.
     - Ну и что? Мы ведь уже почти у цели, верно?
     - Ты про Священный Город? Ты же говорила, что не знаешь, далеко ли до него!
     Ката прижала палец к губам. Низко пригнувшись, она прошла по крыше кибитки, ловко, бесшумно перепрыгнула на соседнюю. Раджал боязливо и неохотно последовал за девушкой. Царила ночная прохлада, которая с рассветом должна была быстро пойти на убыль.
     Они спрыгнули на песок и устремились к барханам.

***

     Сколько же времени прошло?
     Боб вздрогнул и очнулся. Казалось, было позже, намного позже, хотя, вполне возможно, после того, как он впал в забытье, прошли считанные мгновения. Его замутило. Сердце билось медленно и громко. Боб уставился на луну, поежился, свернулся клубком.
     А потом он услышал голоса.
     - Так ты ощущаешь, что она где-то здесь?
     - Она близко, близко. Верь мне, уабин, и не сомневайся во мне. Ночь еще не закончится, когда ты получишь свою невесту. У меня нет кристалла, который заключает в себе мое могущество, и без него я не так силен в этом мире смертных. Но найти девушку, которая источает волшебство, - разве это мне не под силу?
     - Хо! А я слыхал, что ты давно разыскиваешь как раз такую девушку!
     - Глупец! Как ты смеешь говорить о том, в чем ничего не понимаешь!
     - Я? Я не понимаю в том, как мужчина желает женщину? А я так думаю, что в этом даже очень хорошо понимаю.
     - Молчи, говорят тебе! Разве ты не знаешь, что я - не человек, что я лишь являюсь в обличье человека? Так пойми же, что и та, которую я разыскиваю, - не просто женщина в том грубом и чувственном смысле, который ты вкладываешь в это слово.
     - Хо! Ну, так и та, что должна стать моей невестой, тоже не просто женщина.
     - Это верно, уабин. Так может быть, тогда ты чувствуешь испытываемую мною боль?
     - Воистину, о Золотой. Разве я посмел бы обидеть бога?
     Двое переговаривались негромко, почти шепотом, но шли по пустыне не таясь. Поначалу Боб не обратил на них особого внимания, а они, не заметив его, прошли мимо. Но затем пылкость их разговора заставила его насторожиться. Он лежал и слушал медленное биение собственного сердца. Потом, повернув голову, увидел, как над черными барханами занимается таинственное сияние. Боб, морщась от боли, перевернулся на живот и пополз по песку.
     Выглянув из-за бархана, Боб увидел двоих незнакомцев. Один из них все еще был в тех, обагренных кровью, золоченых одеждах, которые надел в день церемонии обручения. Второй же сверкал золотом и светился сам по себе.
     - О, Золотой, - проговорил уабин. - Ты еще не видишь ее?
     - Говорю тебе: она близко. Могущество мое ограничено, но если сосредоточусь на ней, только на ней... да! О да! Она, похоже, переодета, но глаза бога видят ее.
     Сверкнуло лезвие сабли.
     - Скорее! Пойдем и заберем ее!
     Послышался глухой смех.
     - Не спеши, уабин. Ее надежно охраняют. Тут нельзя пускать в ход примитивное оружие. Наш удар будет направлен на ее разум, на ее сердце. Только так мы притянем к себе ту, которую разыскиваем. Ведь ты хочешь, чтобы она досталась тебе целая и невредимая, верно? Подождем до рассвета, когда я почувствую, что ее сопротивление станет самым слабым.
     Уабин неохотно убрал кривую саблю в ножны.
     - Подумать только! Чтобы я был так унижен! Я, человек, который покорял города, должен прятаться за барханами, как вор!
     - Ты готов отказаться от моей помощи? Уабин, у меня много сил ушло на то, чтобы спасти тебе жизнь. Я уже не тот, что был прежде, но вомни: ты потерял свое племя, свое войско, свою славу. Без меня ты бы сейчас был изгоем, преступником, лишенным друзей, у тебя не осталось бы никакой надежды достичь того, чего так жаждет твое сердце. Но я не желаю унижать тебя, уабин. - Улыбка озарила золотой лик. - Я вновь повторю то, что говорил прежде: тебе - земля, а мне - луна и звезды. Говорил ли я тебе о том, что твои испытания - это мои испытания? Где бы мы были без этой девушки? И теперь более не думай об этом. Думай только о победе, которую скоро одержишь. Как только ты сожмешь в объятиях свою невесту, я волшебным образом перенесу вас к Пламени, и там поддельное сокровище сгорит, а истинное обнажится.
     А теперь вспомни о том, что я дал тебе зеркало. Посмотри мне в глаза, и ты обретешь силу, в которой нуждаешься, и могущественную защиту.
     Уабин встал рядом с богом - близко, словно влюбленный. А когда отвернулся, его глаза светились золотым светом.

***

     - Нам пора бы вернуться!
     - Радж, да будет тебе! Неужели ты не хочешь увидеть рассвет?
     - Я потому и говорю, что надо вернуться. Стражники проснутся и увидят, что нас нет.
     Ката вздохнула.
     - И что? Не побьют же нас, правда?
     - Принцессу, конечно, не побьют! А меня?
     - Ты - девушка, не забывай об этом! В этом есть кое-какие преимущества.
     - Их немало, не сомневаюсь. Я даже знаю это.
     - Ты что же, стал девушкой?
     - Да нет, я бы не стал так говорить.
     Отделенные от стоянки барханами, Ката и Раджал шагали, словно сестры, взявшись за руки. Звенели их украшения, подолы платьев шуршали по песку. Луна мало-помалу бледнела. Небо на горизонте стало лиловым. Ката ощутила ответное сияние в своем сердце, и странное счастливое тепло растеклось по ее телу. У нее возникло такое чувство, что все будет хорошо. Ката смотрела на небо, ожидая цветов крови и золота, которые скоро должны были залить похожие на волны песчаные холмы.
     Сердце Раджала все чувствовало иначе. В его сердце возникла боль. И пустота. Его рука легла на грудь - туда, где прежде он носил кристалл. Он негромко спросил:
     - Ты чувствуешь ее? То есть чувствуешь, что она здесь?
     - Принцесса? Я ощущаю ее присутствие. Но я знаю, что я - это я, а не она. Все так, как будто... как будто я стала вместилищем для какой-то диковины, для какого-то сокровища, для чего-то такого, что я должна сохранить, держать взаперти до тех пор, пока не пробьет час извлечь это. То ли перстень, то ли драгоценный камень. Да-да, драгоценный камень.
     Раджал невесело кивнул. За несколько лун, проведенных рядом с Катой в пути, он хорошо узнал Кату. Она рассказывала ему о своем детстве, о знакомстве с Джемом, о тех днях, которые они провели вместе, о том ужасе, какой она пережила, разлучившись с ним. Раджал слушал ее рассказы зачарованно, с завистью, но когда Ката просила Раджала поведать ей его историю, он говорил с осторожностью. Он довольно словоохотливо рассказал ей о ваганском фургоне, о своей сестре Миле, о Великой Матери Ксал и о Дзади. Но о многом, об очень многом он рассказать не мог. Он думал о страстях, которые владели его сердцем с самого детства, и его горло сжималось от отчаяния. Он вспоминал о том, что случилось во Дворце с Благоуханными Ступенями, и ему становилось невероятно стыдно. Никто - ни Ката, ни тем более Джем - не должен был узнать правду. Никто на свете. О визире Хасеме Раджал вспоминал с содроганием и отвращением, но стоило ему вспомнить о нем - и он ощущал, как пробуждается желание. И тогда отвращение, испытываемое Раджалом, становилось еще глубже, потому что он сам себе становился противен. Порой посреди ночи, лежа в кибитке, его рука ложилась на грудь, где прежде он носил Кристалл Короса, и тогда в бессильной ярости Раджал думал: "Я наказан. Я наказан по заслугам".
     Но порой ему казалось, что наказания только начинаются.
     Раджал и Ката уселись на песок, по-прежнему держась за руки, и смотрели в ту сторону, где занималась заря. Ката вдруг проговорила:
     - Но про визиря - это же неправда?
     Раджал отозвался надтреснутым голосом:
     - Что? Что про визиря?
     Ката с любопытством спросила:
     - Радж? С тобой все в порядке? Я про визиря говорю в том смысле, что он что-то подозревает, о чем-то догадывается. Я просто подумала... нет, это, наверное, не так. Он бы уже проговорился, что-нибудь сделал такое... Радж? Что-то не так, да?
     Раджал мотнул головой.
     - Нет, нет. Я просто задумался, вот и все. А думал я... про Амеду. Да, про Амеду. Ведь это из-за нее начались все беды.
     Негодяйка! Маленькая подлая воровка!
     Ката осторожно проговорила:
     - Но теперь-то тебе Амеда нравится?
     - Она смелая девчонка. Но я бы не сказал, что она мне нравится.
     - Она надоедлива, это верно.
     Раджал фыркнул.
     - Она была воровкой.
     - Воровкой! - не удержалась от смеха Ката. - Я была... кое-кем похуже. А ты разве ничего предосудительного не делал, Радж?
     Раджал пожал плечами.
     - У меня была... не такая яркая жизнь, как у тебя, Ката.
     Она сжала его руку.
     - Я тебе не очень-то верю. Но все равно люблю тебя.
     Раджал ахнул.
     - Ты... любишь меня?
     - Джем любит тебя. И я должна любить тебя, правда?
     Ката наклонилась, дружески поцеловала Раджала и улыбнулась. Он пристально смотрел ей в глаза, а через мгновение бросился в ее объятия, горько рыдая.
     - Ката, о Ката, я так несчастлив!
     Кровь и золото пролились на барханы, но теперь Ката не смотрела на солнце. Она не восклицала, радуясь красоте рассвета. Она не ощущала никаких странных предчувствий. Она не видела человека с золотыми глазами, который стоял на вершине бархана и пристально смотрел на них. Сейчас для девушки существовал только Раджал, бедный, несчастный, страдающий Раджал. Ката изумленно гладила его голову и плечи, и он казался ей одним из испуганных зверьков - белок, малиновок или ящерок, которые давным-давно прибегали и прилетали к ней в Диколесье. Но их печали были просты, и она ясно видела эти печали. Но понять Раджала Ката была не в силах, не в силах была и помочь ему. Что же могло с ним случиться? Что? Ката обняла друга и стала ласково качать, как малого ребенка.
     Она ощутила присутствие Зла только тогда, когда уже было слишком поздно.
     "Принцесса. Принцесса, иди ко мне".
     Ката посмотрела через плечо дрожащего Раджала в ту сторону, откуда послышался безмолвный зов. Рашид Амр Рукр держал в руке осколок зеркала, и этот осколок немыслимо, сверхъестественно ярко горел в лучах рассветного солнца. Но еще ярче горели светящиеся глаза уабина. В первое мгновение Кате стало страшно, но страх тут же сменился гневом. Она была готова вскочить и наброситься на мерзавца, но...
     Уабин отступил. Он улыбалс