цесса утерла слезы, склонилась к девочке и, словно прекрасная дама из древнего сказания, запечатлела поцелуи на губах своего возлюбленного и спасителя.
     Амеда дрогнула и едва не застонала от блаженства, охватившего ее.
     Но тут глаза девочки взволнованно сверкнули.
     - Принцесса, послушай. Ты говорила, будто бы мудрецы не раз пытались спасти тебя, разрушить чары джинна...
     Принцесса вздохнула.
     - Они бесконечно искали ответ - как это можно было бы сделать. Но все заканчивалось тем, что между мудрецами разгорались все новые и новые жаркие споры. Один из них предлагал принести в жертву птицу. Другой разглагольствовал о пользе знаков, начертанных мелом, о магических кругах. Третий утверждал, что заклятие можно снять только с помощью какого-то талисмана. Медальона, кольца, какого-то подарка ко дню моего появления на свет... Нет, нет и снова нет!
     Амеда нетерпеливо махнула рукой.
     - Принцесса, есть только один-единственный способ. Лампа. Что, если я разыщу ее и принесу ее тебе?
     Принцесса простонала:
     - Но это невозможно! Прорицатель повелел джинну набросить на него покров невидимости, дабы никто из жителей Куатани не смог найти и узнать его. Если уж попытки великих мудрецов ничего не дали, как может одна простая девочка вернуть джинна?
     - Но я могу сделать это! - вскричала Амеда. Если бы она могла в это мгновение крепко обнять принцессу и хорошенько встряхнуть, она бы непременно сделала это. - Что, как не судьба, привело меня нынче в твои покои? Если тебе ничем не сумели помочь величайшие из мудрецов, так может быть, твоя судьба как раз в том, чтобы тебе помогла простая девчонка. Может быть, именно она способна достичь того, чего не было у них! Клянусь тебе, принцесса: я видела лампу - ту самую... и я принесу ее тебе!
     - Девочка-мальчик, возможно ли это?
     - Принцесса, клянусь!
     Тут бы принцесса расплакалась от охвативших ее чувств, но в это самое мгновение из коридора послышался негромкий, басовитый звон гонга.
     Амеда в испуге вытаращила глаза.
     - Это мой отец! - прошептала принцесса. - Тебе нужно уйти!
     Калиф был уже совсем близко - было слышно, как он отдает какие-то распоряжения своей свите. Амеда бросила взгляд на окна, но принцесса решительно покачала головой.
     - Туда!
     - Туда?
     Времени объяснять не было. Принцесса махнула рукой и указала в дальний угол.
     - За ширмой - коридор для прислуги. Ты сумеешь убежать по нему, я уверена.
     На миг, на краткий миг Амеда и принцесса обнялись, губы девочки поцеловали воздух.
     Голос калифа звучал все ближе и ближе.
     - Погоди, - выдохнула принцесса. - Я должна дать тебе кое-что... на память. Ключ, который ты повернула в замке, когда вошла в мои покои. Возьми его. Сохрани его.
     Амеда бросилась за ключом, набросила халат. Повинуясь безотчетному порыву, неловко схватила мешочек с кристаллом. Принцесса протянула руку, боясь, что кристалл выпадет на пол... Но вдруг полыхнуло темное пламя. Принцесса ахнула. Кристалл дрожал в ее призрачных руках. По ее предплечью взвилась черная молния.
     Но в следующий миг молния угасла, а кристалл исчез.
     - Мерцалочка! Мерцалочка! - донесся из-за двери голос калифа.
     Амеда, забыв об опасности, воскликнула:
     - Принцесса, что стряслось? Что я наделала?
     - Что это был за камень?
     - Я не знаю! Я...
     - Ты попала ко мне из-за волшебства - наверняка это так. О, ты не должна была давать мне этот камень, не должна была!
     - Мерцалочка! Мерцалочка! - торжественно окликал дочь из-за двери калиф.
     Принцесса развернулась к двери. Отец разыгрывал всегдашний спектакль. В следующее мгновение он должен был распахнуть дверь.
     - Беги, беги скорее! Уходи!
     - Я ухожу, но вернусь. - Последовал еще один, последний, полувоздушный поцелуй. - А когда я вернусь, я освобожу тебя от злых чар, принцесса!
     Но принцесса Бела Дона, охваченная сильнейшей тревогой, вымученно улыбнулась и приготовилась ко встрече с отцом.

***

     - Тс-с-с! - Чья-то рука зажала рот Амеды. Девушка и девчонка-сорванец вывалились в коридор через потайную дверь за ширмой.
     - Ты кто?
     - Я знаю все. Я тебе помогу. Скорее! Пошли!
     Калиф уже ласково ворковал, уговаривал дочь быть хорошей девочкой... самой хорошей и доброй девочкой и немножко померцать нынче вечером...
     В покоях принцессы было светло, а в коридоре стоял непроницаемый мрак.
     Ката бежала первой, Амеда старалась от нее не отставать.
     - Куда?
     - Сюда. Нет - сюда, - выдохнула на бегу Ката.
     Кровь бешено стучала у нее в висках. Как ей хотелось остановиться, развернуться, схватить девчонку за плечи и потребовать у нее ответов на множество вопросов... "Кто ты такая?", "Откуда ты взялась?", "Что это был за камень?" Пока Ката понимала одно: тут кроется какая-то тайна, и эту тайну следует раскрыть.
     Голоса.
     - Быстрее!
     Ката прижалась к стене спиной и схватила за руку Амеду. Совсем близко был поворот, где темный проход соединялся с другим, пересекающим его. Впереди вспыхнуло пламя факела.
     - ...и самые лучшие подушки!
     - И сениль! Драгоценные шнуры из сенили!
     - И амалийская ширма!
     - У-у-у!
     - Да, мой милый, да. Бесценная ширма...
     Мимо, в опасной близости от притаившихся у стены беглянок, спешно прошествовали двое евнухов. Ката старалась не дышать, но все же ощутила запах дыма.
     Пожар! А она и забыла.
     Но, похоже, пострадала не только мебель. Судя по фразам, которыми на ходу перебрасывались евнухи, гарем пережил тяжелый удар. Видимо, матери-Мадане грозило разорение. Не стоило ей так миндальничать с этим грязным метисом. Она совсем утратила чутье на людей - так поговаривали некоторые. Но казначей не допустит разорения, ни за что не допустит. Слишком важная статья дохода. Ходили такие слухи, будто бы очень скоро Эли Оли Али с позором прогонят и что его место займет Каска Далла, и пусть тогда мать-Мадана вопит и причитает, а уж она точно развопится...
     - ...Сначала сестрица Эли.
     - А теперь еще и это. Белянка пропала, кто бы в такое мог поверить?
     - Ее разыщут. А потом продадут, ты уж мне поверь.
     - Да, поведут на невольничий рынок - это точно, не ходи к гадалке. Так ей и надо...
     Евнухи ушли.
     - Куда теперь?
     - Сюда. Нет... сюда!
     - Ты уверена?
     - Не совсем... Но...
     Ката вдруг словно услышала безмолвный зов. Звери. Солнце. Да, она знала дорогу к воле.
     Потом снова послышались голоса - другие. Крики. И эхо криков.
     - Она не могла уйти далеко! Она где-то здесь!
     - Белянка! Беляночка! Ну, покажись! Где ты прячешься? Не будь дурочкой!
     - Скорее! - прошептала Ката.
     Они юркнули за угол. В конце коридора виднелась открытая дверь, а за ней - свет солнца.
     Амеда и Ката опрометью бросились туда.
     Они выбежали на террасу. Ниже баллюстрады тянулась ощетинившаяся острыми железными кольями стена, а за стеной - крыши, купола, минареты.
     - Нужно перепрыгнуть на ту сторону!
     - Но... слишком далеко...
     - Колья - они слишком острые...
     - И стена...
     - А высоко ли?
     Они перегнулись через балюстраду... и ахнули. Только теперь Ката поняла, что означал жгучий зов, который она ощутила, когда бежала по темному проходу.
     - Кобры!
     - Что?
     - Яма с кобрами. Ею обрамлена женская половина дворца.
     - Белянка! Белянка! - Крики слышались уже где-то рядом.
     Амеда вспрыгнула на балюстраду.
     - Подожди! Дай мне туфлю!
     - Что?
     - Не спорь со мной! Не время пререкаться!
     Ката сорвала с себя сари, проворно скрутила из длинного полотнища ткани веревку и привязала к одному ее концу туфлю Амеды, как отвес.
     - Бросить сможешь?
     - Само собой, смогу! - радостно отвечала Амеда.
     - Брось веревку так, чтобы туфля застряла между двумя кольями, а потом натяни посильнее. Спрыгнешь вниз, потом забирайся на стену. Перелезешь через колья - и прыгай! Поняла? Ты первая - скорее!
     - А ты? Как же ты?
     - А я рискну.
     - Ты же... голая!
     - Быстрее, вперед!
     Амеда пылко сжала руку девушки.
     - Незнакомка, я даже не знаю твоего имени!
     - Ката. А тебя как зовут?
     - Амеда... Амед. Ты - друг. О, Ката, как же я оставлю тебя?!
     - Отдай мне свой халат и вторую туфлю!
     - Белянка! Беляночка!
     Эли Оли Али. Слишком близко.
     - Быстрее!
     Амеде пора было прыгать, но тут кое-что случилось. Что-то маленькое, золотое вывалилось из складок халата девочки как раз в то мгновение, когда она собралась сбросить его. Это был ключ от покоев Бела Доны. Девочка-мальчик была готова наклониться и подобрать драгоценную вещицу, которую принцесса дала ей на память, но Ката опередила ее, схватила золотой ключик и прокричала:
     - Быстрее, не медли!
     Амеда спрыгнула с балюстрады, но веревка оказалась слишком длинной. Девочка в отчаянии повисла прямо над кобрами. Змеи расшипелись и стали угрожающе раскачивать головами.
     Ката вскрикнула.
     В одной руке она держала ключик, в другой - туфлю Амеды.
     Она швырнула туфлю в логово ядовитых змей.
     Веревка, свитая из сари, натянулась и затрещала.
     Амеда опустилась еще ниже.
     Но тут сработал давний инстинкт. Ката, неожиданно для себя самой, призвала на помощь свой дар. Она застонала и зашипела. Подняла руки над головой, выгнула в запястьях, изобразила некое подобие капюшона кобры. Зажмурилась и представила, как ее кожа покрывается чешуей.
     "Прочь, прочь..." - успокаивала она змей силой сознания.
     Веревка снова угрожающе затрещала.
     Но не порвалась.
     В следующее мгновение Амеда уже была по другую сторону стены, а Эли Оли Али, выбежав на террасу, обхватил жирными руками обнаженную девушку.

Глава 31

ИСТОРИЯ И РАССКАЗЧИК

     - Мудрость веков? Мой юный друг, ты льстишь мне. Нет, вряд ли я смогу похвастаться такой мудростью. Хотя, - Альморан величаво повел рукой, - средства для ее достижения - повсюду вокруг нас.
     Это было верно. В стенах комнаты, где находились они с Джемом, было проделано множество круглых отверстий, отчего стены напоминали пчелиные соты, и в каждое такое отверстие был вставлен пергаментный свиток. Между рядами свитков стояли темные дубовые шкафы с полками, уставленными книгами в кожаных переплетах - на эджландский манер. Посередине комнаты стоял круглый стол, на котором также лежали книги, свитки и карты. День близился к полудню, за окнами жарко пылало солнце. В библиотеке было тепло.
     Альморан поглядел на Джема, приподнял брови.
     - После того как я покинул большой город, я решил посвятить остаток моих лет обретению познаний, от которого в пору моей беспокойной юности беспечно уклонялся. Но если радости дружбы увели меня от цели, стоит ли сожалеть о том, что для меня столь сладко по сей день? И все же кое-какие крупицы мудрости - только крупицы - я, пожалуй, все же сумел приобрести.
     Процокал когтями по паркету Радуга, привольно гулявший по просторам круглой библиотеки. Джем невольно стал следить взглядом за псом, не в силах оторвать глаз от его разноцветной, яркой, почти светящейся шерсти. Наконец он отвлекся от своих наблюдений и обернулся к Альморану.
     - Досточтимый господин, - сказал он, - ваша скромность делает вам честь. Но наверняка вы должны обладать огромной мудростью, если поднялись до такого... положения в мире, и эта прогулка - тому лишнее подтверждение.
     - Ты так думаешь, юный принц?
     Джем не знал, что ответить. На самом деле от прогулки по дому он порядком устал и с трудом держался в рамках учтивости. Подойдя к круглому столу, он рассеянно взял в руки первую попавшуюся книгу. Альморан снова довольно выгнул брови - его гость проявил интерес к науке. Джем повернул книгу корешком к себе и очень удивился, когда прочел ее название. Он ожидал, что это будет какой-нибудь мудреный философский трактат, а оказалось, что он держит в руках томик "Первого бала Бекки". От изумления Джем чуть было не выронил книгу, бросил резкий взгляд на Альморана, но старик не обратил на его поведение никакого внимания.
     - Мой юный друг, - сказал Альморан, - утро выдалось жаркое, а мы уже вполне достаточно времени посвятили прогулке. Давай отдохнем в этих покоях, и я поведаю тебе историю моей жизни. Вернее - часть этой истории.
     Возле окна стояло два резных стула с гнутыми спинками. Альморан жестом пригласил Джема садиться, сел сам и хлопнул в ладоши. Из арки в стене появился извечный женоподобный юноша - тот самый, а может быть, другой точно такой же - и старик велел ему принести зеленого чая. Юноша смиренно поклонился и ушел, но почти сразу же вернулся с накрытым подносом.
     Джем с волнением смотрел на загадочного хозяина. За время их долгой экскурсии по Дворцу Истины Альморан распространялся о красотах архитектуры и мебели, об изысках декора, но упорно молчал в ответ на любые расспросы Джема. Кто они такие, эти уабины, которым чуть было не удалось похитить его и Дона Белу? В этот момент Альморан, словно бы не слыша вопроса, указывал на сводчатый потолок. Как вышло, что Альморан спас их? Как ему это удалось? Старик восторгался орнаментом изразцов. Откуда ему было известно, что Джем - эджландский принц? Старик любовно гладил морщинистой рукой бархатную подушку. Сколько они обошли прекрасных покоев - но нигде не встретили ни души. Куда же подевались сотни гостей, что так весело пировали прошлой ночью?
     Джем все еще боролся со странной сонливостью, которая то и дело наваливалась на него во дворце Альморана. Радуга устроился на полу рядом со стулом Джема и уже сладко спал, положив голову на лапы. Джем наклонился и потрепал лохматые уши пса. За окном зеленели сады, и их зелень даже резала глаза в сравнении с приглушенным убранством библиотеки. Уже не впервые в голову Джема пришла мысль о том, что у него есть наиважнейшее дело, миссия, есть испытания, которые он должен пройти. Когда же он снова окажется на своем пути к цели? И как это произойдет?
     Мечтательным, монотонным голосом Альморан начал свой рассказ.

РАССКАЗ АЛЬМОРАНА

1

     Бывают такие люди, чья жизнь начинается так же, как пойдет потом, а бывают такие, в начале чьей жизни мы не увидим ни намека на то, какими они станут в один прекрасный день.
     Три гена назад в великом городе Куатани, который в этих краях славится как Жемчужина Побережья, жил-был бедный сапожник. У этого сапожника было три сына, и я был младшим из них. Моего старшего брата звали Симонид, а среднего - Эвитам. Никто на свете, глядя на троих чумазых оборвышей, играющих в грязи за покосившейся хибаркой отца, не догадался бы, какая странная судьба постигнет нас в грядущем. Наша мать была полна отчаяния, она горько страдала от нищеты, ибо люди говорили, что некогда она была девушкой из зажиточного семейства, и ей очень не хотелось, чтобы ее сыновей постигла та же жалкая участь, какая постигла ее.
     Мы же с братьями были слишком малы, чтобы уж слишком отчаиваться. На самом-то деле наша судьба и тогда казалась нам беспросветной, и казалось, никому из нас не придется достичь желанной мечты.
     Мой брат Симонид рос серьезным и набожным мальчиком и мечтал лишь о том, чтобы попасть в Каль-Терон и поступить в Школу Имамов. Эвитамом владело страстное желание оказаться при дворе калифа и дослужиться там до высокого поста. А мои мечты были и скромнее, и амбициознее одновременно. Я не желал зависеть от каких бы то ни было школ или калифов и жаждал того, чтобы занять свое собственное положение в мире: я мечтал стать богатейшим из купцов и нажить такое состояние, чтобы затем, отойдя от дел, смог бы жить в роскоши и не просить о снисхождении никого из людей.
     Конечно, наши мечты приносили нам немало страданий, но на самом деле у нас была тайна, и эта тайна нас очень утешала. По ночам, укладываясь в кровать и накрывшись одним одеялом, мы принимались воображать, будто находимся в другом, лучшем месте, представляли себе прекрасный дом, окруженный пышными садами, где мы могли бы предаваться невинным забавам. Наше воображение рисовала такие живые картины, что порой нам казалось, что мы и вправду перенеслись в этот рай, покинув жалкую лачугу отца. Эти ночные мечтания нравились мне намного больше, чем дневные, и я бы купался в них бесконечно, если бы не одно любопытное явление.
     Дело было вот в чем. Когда я был маленьким, я не мог мечтать в одиночку, и великолепный дом казался мне реальным только тогда, когда к моим мечтаниям присоединялись братья. Втроем нам удавалось создать более уверенную, прочную иллюзию. Как же опечалился я, когда мои братья подросли и объявили мне, что более не желают играть в эту глупую игру. Симонид не желал думать ни о чем, кроме молитв, а Эвитам - ни о чем, кроме двора калифа. Когда я умолял их помечтать со мной, они обзывали меня глупцом и спрашивали: уж не собрался ли я промечтать всю жизнь напролет? А мне глупцами казались мои братья - из-за того, что отворачивались от благодати, которую могли обрести и достичь которой можно было без особого труда.
     Вот таковы были мои братья. Теперь следует поведать о моем отце, которого звали Пандар. Все дети воспринимают своих родителей такими, какие те есть, и не замечают в них того особенного, что очевидно для посторонних людей. Необычность моего отца заключалась в том, что он имел привычку носить маску, скроенную из обрезков кожи. Эта маска целиком закрывала его лицо. В раннем детстве мы никогда не видели отца без маски. Когда как-то раз мы спросили мать, почему отец прячет лицо, она ответила, что в молодости отец был изуродован и не желает, чтобы кто-то видел его шрамы. И мне, и моим братьям такого объяснения было вполне достаточно. Только тогда, когда Симониду исполнилось двенадцать, Эвитаму - одиннадцать, а мне - десять солнцеворотов, мы узнали, что же на самом деле прячет отец под загадочной кожаной маской.

2

     Случилось так, что на долю Куатанийского халифата одно за другим выпали три великих испытания.
     Первым из них была эпидемия - вспышка смертельной лихорадки джубба, да такая страшная, что все думали: скоро в городе никто не уцелеет. Мужчины и женщины тысячами бежали из города, многие в отчаянии отправлялись в паломничество к Священному Городу, надеясь, что этим спасут свою жизнь. Придворные уговаривали калифа покинуть Куатани и также предпринять паломничество - надеюсь, ты понимаешь, что я говорю не о нынешнем калифе, Омане Эльмани, а о калифе Абдуле Самаде, его дяде и дяде нынешнего султана.
     Абдул Самад тогда был молод, а в молодости он был крайне подвержен всевозможной мистике - пророчествам, знакам, знамениям - и страшился того, что эпидемия лихорадки джубба не что иное, как проявление немилости огненного бога. Помимо всего прочего, он и сам заболел, а лихорадка джубба лишает людей рассудка. Короче говоря, Абдул Самад решил, что для того, чтобы ублажить Терона, ему и вправду следует покинуть пределы халифата. Его и уговаривать долго не пришлось, и он повелел своим приближенным собрать его в дорогу.
     Покидая город, караван Абдула Самада проходил возле лачуги моего отца. Наше небольшое семейство и не помышляло о бегстве из города, потому что мы не могли даже запастись достаточным количеством провизии на дорогу. Если бы нас не доконала лихорадка, то прикончил бы голод.
     Когда караван калифа проезжал мимо, мы с братьями вместе с другими бедняками выбежали к дороге, чтобы приветствовать своего господина и повелителя. Мало кто из нас тогда думал о том, что он вознаградил нас за верность ему лишь тем, что покинул в годину несчастья. Мы ничего не понимали, и представь себе, какой страх мы испытали, когда наш отец вдруг выбежал на дорогу, встал перед носилками, на которых несли калифа, и стал умолять того не уезжать, не покидать Куатани! Мы с братьями перепугались, мать застонала и принялась причитать. Стражники тут же убили бы отца, но Абдул Самад посмотрел на него сверху вниз и царственным голосом повелел отцу сказать, зачем он остановил его.
     - Калиф, - проговорил наш отец, - я бы скорее умер, нежели нанес тебе оскорбление, ибо в твоем гор