робовала продолжать, умолкла и, отказавшись от по-
пыток, сказала:
   - Не могу больше...
   Стало тихо. Сильвия улыбалась. Она приподнялась и, прильнув  щекой  к
щеке сестры, ущипнула ее за подбородок.
   - Какая ты увлекающаяся! - шепнула Сильвия.
   - Я? - переспросила, смешавшись, Аннета.
   Сильвия вскочила со скамьи, встала перед сестрой и, нежно  прижав  ее
голову к своей груди, сказала:
   - Бедная... бедная моя Аннета!..
   С того дня сестры стали видеться часто. Не  проходило  недели,  чтобы
они не встречались. Сильвия являлась под вечер на Булонскую  набережную,
неожиданно для Аннеты. Аннета навещала Сильвию реже. По молчаливому сог-
ласию они  устраивались  так,  что  Аннета  не  встречалась  с  "другом"
Сильвии. В определенный день сестры завтракали в молочной; их забавляло,
что они назначают друг другу свидание то в одном, то в другом уголке Па-
рижа. Они радовались, когда им случалось бывать вместе.  Это  стало  для
них потребностью. В те дни, когда они не виделись, время  тянулось  мед-
ленно, старой тетке не удавалось вызвать Аннету на разговор,  а  Сильвия
скучала и высмеивала своего приятеля, который был тут ни при чем. Только
мысль о том, сколько расскажут они друг другу  при  встрече,  скрашивала
ожидание. Но порой она не выдерживала, и  никогда  Аннета  не  была  так
счастлива, как однажды вечером: уже пробило десять часов, когда  Сильвия
позвонила у двери и вошла, говоря, что она не могла дождаться завтрашне-
го дня и явилась поцеловать  ее.  Аннета  стала  удерживать  сестру,  но
Сильвия клялась, что в ее распоряжении всего лишь пять минут, и убежала,
проболтав целый час без передышки.
   Аннете хотелось, чтобы сестра жила в ее доме, пользовалась ее  благо-
состоянием. Но Сильвия упорно отклоняла все предложения: она вбила  себе
в голову - в свою упрямую головенку, - что не  примет  никакой  денежной
помощи. Зато она без смущения принимала наряды или брала деньги "взаймы"
(занимала, но забывала возвращать). Раза два она даже стянула кое-что...
о, ничего ценного! Но, разумеется, она  никогда  не  прикоснулась  бы  к
деньгам! Ведь деньги - святыня! Другое дело безделушка, какое-нибудь де-
шевенькое украшение... Против этого она не могла устоять. Аннета замети-
ла ее сорочьи замашки и даже растерялась. Почему Сильвия не попросила? С
какой радостью она отдала бы ей все это! Она старалась ничего  не  заме-
чать. Она любила обменяться с сестрой лифчиком,  блузкой,  бельем:  этим
питалась нежность Аннеты. Сильвия учила сестру искусству  наряжаться,  и
под влиянием ее вкуса менялся более строгий вкус Аннеты. Не всегда полу-
чалось удачно, ибо Аннета,  обожавшая  сестру,  подражала  ей  и,  теряя
чувство меры, одевалась не в своем стиле, -  Сильвии,  которую  все  это
очень забавляло, приходилось охлаждать ее рвение. Сильвия была  поосмот-
рительней и, не говоря лишних слов, заимствовала у Аннеты ее благородную
сдержанность, хорошие манеры и то, как надо произносить некоторые слова,
как двигаться, но перенимала она все это до того тонко, что  со  стороны
могло показаться, будто подлинник копирует ее.
   И все же, несмотря на всю их близость, Аннете удалось узнать лишь  об
одной стороне жизни сестры. Сильвия охраняла свою независимость и давала
это почувствовать. В сущности, она не вполне освободилась  от  классовой
неприязни к Аннете: ей хотелось показать Аннете,  что  распоряжаться  ею
нельзя, что она приходит к сестре лишь потому, что ей так нравится. Да и
ее самолюбие было задето тем, что сестра не совсем одобряет  ее  поведе-
ние. Особенно ее любовную связь. Правда, Аннета старалась и с этим  при-
мириться, но не могла скрыть, как ее тяготит разговор о романе  Сильвии.
Она или избегала его, или, если  и  принуждала  себя  говорить  о  друге
Сильвии с искренним желанием сделать  сестре  приятное,  то  в  ее  тоне
чувствовалась неуловимая натянутость, - Сильвия это  подмечала  и  мигом
переводила разговор на другую тему. Аннета огорчалась. От  всего  сердца
она хотела, чтобы Сильвия была счастлива, счастлива  на  свой  лад.  Лад
этот был не совсем по душе Аннете, но она не хотела показывать вида.  И,
конечно, показывала. Человек больших  страстей  не  умеет  притворяться.
Сильвия сердилась и мстила: умалчивала обо всем. И вот  совершенно  слу-
чайно Аннета узнала, что в жизни сестры произошли немаловажные события -
и уже несколько недель назад.
   По правде говоря, никак нельзя было заставить Сильвию  признать,  что
они важны; они и в самом деле, вероятно, проскользнули мимо ее  сознания
- такая была у нее гибкая натура, а может быть, она из самолюбия  уверя-
ла, что все это пустяки. Аннета случайно узнала, что с  "некоторых  пор"
(невозможно установить, когда именно:  ведь  это  "давнишняя  история"!)
друга уже нет и в помине, связь порвана. Сильвию это не особенно печали-
ло. Аннету - гораздо больше. Правда, она ничуть не сожалела о случившем-
ся. Она попыталась - и очень неуклюже  -  выведать,  что  же  произошло,
Сильвия пожимала плечами, смеялась, твердила:
   - Да ничего не произошло. Просто прошло.
   Аннета должна была бы радоваться, но слова сестры ее огорчали.  Какое
странное ощущение! До чего же она нелепая! И само  это  словечко  "прош-
ло"... о целом мире чувств! Да еще произносит со смехом!..
   А вслед за этим значительным событием (значительным для  нее)  Аннета
сделала еще одно открытие. Как-то раз она сказала, что встретит сестру у
входа в мастерскую, и Сильвия преспокойно ответила:
   - А я уже там не работаю...
   - Что ты! - удивилась Аннета. - С каких это пор?
   - Да с некоторых... (Как всегда, уклончиво!  Произойти  это  могло  и
вчера и в прошлом году!)
   - Что же случилось?
   - Случилось кое-что...  что  случается  ежегодно  (как  в  песенке  о
Мальбруке: "На пасху иль на троицу... "). После скачек наступает мертвый
сезон. Хозяйки звереют, находят уйму предлогов и самым благородным обра-
зом вышвыривают нас за дверь.
   - Где же ты работаешь?
   - И там и тут. Хожу, бегаю, понемногу подрабатываю.
   Аннета - удрученно:
   - Осталась без места, а мне не сказала!  Сильвия  прикинулась,  будто
она из тех, кому "все нипочем", кто ко всему привык! Небрежно, со  снис-
ходительной ужимочкой (радуясь в глубине души, что из-за нее так  волну-
ются), она созналась, что на скорую руку мастерит  дешевые  костюмы  для
магазинов готового платья,  подрубает  детские  платьица,  шьет  мужские
кальсоны (рассказала об этом в шутливом тоне). Но Аннете было не до сме-
ха. Она вела дальше свое дознание и выпытала у сестры,  что  та  обивает
пороги в поисках места и что подчас берется за изнурительную, препротив-
ную работу. Вот когда Аннета поняла, почему "с некоторых пор" она  стала
замечать, что ее сестричка побледнела... Вот почему Сильвия не приходила
по нескольку дней, придумывая  нелепые  предлоги,  пускалась  на  глупую
ложь, а сама, вероятно, полночи шила, не смыкая глаз и не покладая  рук.
Сильвия продолжала рассказывать нарочито шутливо, с наигранным безразли-
чием о пустячных своих неприятностях. Но она  видела,  что  губы  сестры
дрожат от гнева. И Аннета вдруг вспылила:
   - Какая подлость! Нет, я не могу, не могу я больше этого выносить!  И
ты еще смеешь говорить, что любишь меня, что ты сама хотела  подружиться
со мной, прикидываешься другом, а скрываешь все самое важное,  все,  что
близко тебя касается!..
   (Вздернутая губка Сильвии изобразила: "Вот еще, ничего тут нет важно-
го!.." Но Аннета не дала сестре говорить, поток прорвался.)
   - ...Я доверяла тебе, думала, что ты мне расскажешь о своих горестях,
неприятностях, как рассказываю тебе обо всем я, что все у нас будет  об-
щим... А ты от меня таишься, словно мы - чужие, и я ничего не знаю,  ни-
чего! Ведь случайно выяснилось, что тебе сейчас  трудно,  что  ты  ищешь
места, что у тебя плохо со здоровьем; ты готова приняться за любую рабо-
ту, лишь бы ни о чем не говорить мне, хотя знаешь, что помочь тебе  было
бы для меня счастьем... Как это гадко, как гадко! Ты меня  обидела.  Нет
откровенности - нет дружбы! Но я этого больше не потерплю!.. Довольно!..
Для начала ты переедешь ко мне и останешься здесь, пока не кончится без-
работица.
   (Сильвия покачала головой.)
   - Переедешь, не спорь! Послушай, Сильвия, иначе я с  тобой  не  поми-
рюсь! Скажи только "нет", и мы больше не увидимся - никогда в жизни...
   Сильвия и не подумала извиняться, объясняться - она улыбалась и упря-
мо твердила:
   - Нет, милочка, не перееду.
   Ей доставляло большое удовольствие волнение Анкеты, а та уже не  вла-
дела собой, чуть не плакала, готова была побить сестру. Сильвия  подума-
ла:
   "Как же она хорошеет, когда волнуется!" у Она не сдавалась. Пусть Ан-
нета видит, что и у нее есть воля.
   Лицо Аннеты пылало от гнева, и она повторяла, умоляя, настаивая:
   - Останься! Ты останешься... Мне так хочется...  Хорошо?  Останешься?
Останешься? Ведь ты согласна? Отвечай же!..
   Упрямица вызывающе улыбнулась и ответила:
   - Не останусь, милочка.
   Аннета, вскипев, вскочила:
   - Между нами все кончено.
   Повернулась спиной, подошла к окошку, будто уже не замечая Сильвию. А
та чуть подождала, тоже поднялась и сказала вкрадчивым голоском:
   - До свиданья, Аннета? Аннета, не оборачиваясь, уронила:
   - Прощай.
   Ее руки были судорожно сжаты. Одно движение - и, кто  знает,  чем  бы
все кончилось! Она расплакалась бы, раскричалась... Но она не двинулась,
смотрела надменно, холодно. Сильвия чуть смешалась: с  затаенной  трево-
гой, но все же посмеиваясь, она вышла и, затворяя за собой дверь,  пока-
зала Аннете нос.
   Особенно гордиться (немного-то она гордилась, впрочем) тем, что  дала
отпор, было нечего. Не очень гордилась своей вспышкой и Аннета. Она была
подавлена, понимала, что отрезала пути к отступлению: надо было терпели-
во, искусно завоевать Сильвию, а она чуть не выгнала ее! Сильвия не вер-
нется - это несомненно. Аннета поставила перед ней дилемму, закрыла  для
сестры дверь своего дома. И себе запретила отворить ее. Нельзя же  после
всего сказанного бежать за Сильвией! Признать себя побежденной! Гордость
не позволяла ей сделать это. И неоспоримая правота. Ведь Сильвия  посту-
пила так дурно... Нет, ни за что она не пойдет к ней!
   И, надев шляпку, она отправилась прямо к Сильвии.
   Сильвия только что пришла. Она  размышляла:  пыталась  разобраться  в
своем затруднительном положении. Признавала, что все глупо, но выхода не
видела, ибо не Допускала мысли, что ее может поработить воля Аннеты,  не
допускала мысли, что Аннету может поработить ее воля.  В  сущности,  она
считала, что Птичка права. Но сдаваться не хотелось. Сильвия была нерав-
нодушна к земным благам. Блага, которыми владела  Аннета,  искушали  ее,
возбуждали зависть, хоть и подсознательно. Попробуй побороть себя,  даже
когда ты независтлива - почти совсем независтлива! Да и можно  ли  побо-
роть себя, когда твое молодое тело жаждет радостей, можно ли не думать о
том, как бы ты распорядилась состоянием, как воспользовалась  бы  им,  -
гораздо лучше, чем тупицы, которым оно с неба в рот упало! И хоть она  и
не признавалась себе, но была немного зла на Аннету. Впрочем, если тут и
была вина Аннеты, то она всячески старалась, чтобы Сильвия простила  ее.
Но Сильвия как раз и не считала нужным прощать. А в этом ведь не призна-
ешься! Каждый из нас в тайниках своей души выпестывает пять-шесть  чудо-
вищневеличек. Этим не хвастаются, их будто и не замечают, но  отделаться
от них никто не спешит. Правильнее было бы сказать себе, что ее искушали
блага, которых у нее нет, но ей хотелось поважничать, прикинуться, будто
она их презирает. Вот поважничала, а ничего хорошего не получилось. Нет,
Сильвия, решительно не испытывала  удовольствия  от  своей  победы,  ще-
гольнуть было нечем: победила, зато поплатилась  собственной  шкурой!  И
все складывалось особенно тяжело потому, что и в самом деле положение  у
нее было мало приятное. Сильвии нелегко было выпутаться из беды.  Безра-
ботных  появилось  очень  много,  и,  разумеется,  предприниматели  этим
пользовались. Здоровье у нее было не блестящее. От изнуряющей жары (сто-
ял знойный июль), бессонных ночей, плохого питания, противной воды,  вы-
пиваемой залпом, она заболела катаром кишечника и дизентерией  и  теперь
очень ослабла. Крыша над ее комнатой накалилась от  солнца,  и  Сильвия,
опустив жалюзи, полураздевшись, чувствовала, как у нее горит  все  тело:
ей хотелось дотронуться до чего-нибудь прохладного, охладить руки, и она
думала о том, как сейчас было бы хорошо очутиться в  доме  на  Булонской
набережной; она была обделена другими богатствами,  зато  щедро  одарена
чувством смешного и потешалась над собственной глупостью. Неплохо потру-
дилась! А ведь они с Аннетой в сущности были всегда и  во  всем  заодно!
Заупрямились обе... Господи, какая чепуха! Ни одна не у ступит!..
   Она-то знала, что никогда не уступит, пусть уж так дурочкой до  конца
и останется; она усмехалась, вздергивая побледневшую верхнюю губку,  как
вдруг до нес из коридора донеслись стремительные шаги Аннеты. Она  сразу
их узнала, вскочила.
   "Вернулась!.. Аннета, родная!"
   Не ждала она сестру... Конечно, Аннета лучше ее!
   Аннета уже вошла. Ее лицо пылало от волнения,  от  жары,  от  быстрой
ходьбы. Она еще не знала, как поступит, но стоило ей войти - и  все  для
нее стало ясным. Она задохнулась от духоты, стоявшей в раскаленной полу-
темной каморке, и  снова  ее  охватил  приступ  ярости.  Она  шагнула  к
Сильвии, - та кинулась ей на шею, -  своими  нервными  руками  сжала  ее
влажные плечи и, не отвечая на ее поцелуи, раздраженно сказала:
   - Я увожу тебя отсюда... Одевайся... И не спорь!
   Сильвия, однако, спорила, уже просто по привычке.
   Делала вид,  что  противится.  Но  не  мешала.  Аннета  распоряжалась
по-своему, одевала ее, натягивала ботинки, застегивала  блузку,  сердито
нахлобучила ей на голову шляпку, вертела ее, как пакет. Сильвия  тверди-
ла: "Не надо, не надо", - возмущенно покрикивала для  вида,  но  была  в
восторге от того, что с ней так обращаются. И, когда  Аннета  одела  ее,
схватила руки сестры, расцеловала их крепко - даже зубы оттиснулись - и,
смеясь от радости, сказала:
   - Госпожа Буря... Ничего не поделаешь! Подчиняюсь... Увози!..
   И Аннета ее увезла. Она схватила ее за руки своими сильными руками  и
держала, как в тисках. Они сели в авто. Когда приехали, Сильвия  сказала
Аннете:
   - Теперь признаюсь: до смерти хотелось к тебе!
   - Зачем же ты так упрямилась? - спросила Аннета,  сердитая,  счастли-
вая.
   Сильвия взяла Аннету за руку, согнула ее указательный палец и  посту-
чала им по своему выпуклому лбу.
   - Да, там упрямства немало! - сказала Аннета.
   - Похож на твой, - заметила Сильвия, показывая в зеркале на крутые их
лбы.
   Обе улыбнулись друг другу.
   - Нам-то известно, в кого они, - добавила Сильвия.
   Комната ждала Сильвию давным-давно. Аннета, еще не ведая о  существо-
вании Сильвии, приготовила клетку для будущей подруги. Подруга так и  не
появилась; только два-три раза промелькнула ее тень.  Самобытная  натура
Аннеты, ее манера вести себя то с холодком, то с  горячей  сердечностью,
порывистость и неожиданная резкость, поражавшая в сдержанной ее  натуре,
странности, какая-то неосознанная требовательность, властность,  тлевшие
в ее душе и вспыхивавшие даже в те часы, когда она готова была пожертво-
вать собой со  страстной  покорностью,  -  все  это  отпугивало  от  нее
сверстниц, которые, несомненно, уважали ее и, говорят, попадали  под  ее
влияние, но - осторожно, на расстоянии. Первой завладела клеткой  дружбы
Сильвия. Вошла она туда, разумеется, без волнения, зная, что  без  труда
выйдет, - выйдет, когда ей вздумается. Перед Аннетой  она  нисколько  не
робела. И комната, в которой она водворилась, ничуть ее не удивила. Тог-
да, в первый свой приход, она по некоторым мелочам - в  них  сказывалась
предусмотрительная заботливость - и по тому, как неловко, смущенно  дер-
жалась сестра, показывая комнату, догадалась, что все это предназначает-
ся для нее.
   Теперь же Сильвия, признав себя побежденной - на свое счастье,  -  не
оказывала ни малейшего сопротивления. Она еще чувствовала слабость после
острого кишечного заболевания, и Аннета так баловала свою выздоравливаю-
щую сестричку, что та утопала в блаженстве. Был призван врач; он  нашел,
что Сильвия малокровна, посоветовал переменить климат, пожить на высоко-
горном курорте. Но сестры не спешили покинуть свое общее гнездышко;  они
очаровали доктора и вынудили его сказать, что в конце концов и в булонс-
ком доме неплохо и что даже в некотором отношении, пожалуй, лучше  восс-
тановить силы больной в полном покое здесь, прежде  чем  подстегнуть  их
живительным горным воздухом.
   И вот Сильвия может вволю нежиться в постели. Давно этого не  бывало!
Какое наслаждение спать вдоволь, наверстывать все упущенные сны, а самое
чудесное - просто лежать, вытянувшись на отличных тонких  простынях,  до
упоительного онемения во всем теле, искать ногой прохладное  местечко  в
постели! И мечтать, мечтать!.. О, ее мечты не улетали в заоблачную высь!
   Они кружились на месте, как муха на потолке. В них не было  стройнос-
ти. Они двадцать раз плели одно и то же - какой-нибудь случай,  план  на
будущее, мастерская, возлюбленный, шляпка. И  вдруг  все  погружалось  в
стоячую воду сна...
   - Послушай, Сильвия, да послушай же!.. (Она противилась сквозь  сон.)
Так нельзя... Очнись!
   Полуоткрыв глаза, Сильвия видела лицо сестры, склонившейся над ней, и
бормотала, с усилием выговаривая слова:
   - Аннета! Разбуди меня!
   - Сурок! - говорила Аннета и, смеясь, тормошила ее.
   Сильвия разыгрывала из себя девочку:
   - Ах, мамочка! Что же со мной? Все сплю и сплю!  Любовь  Аннеты  была
так велика, что она по-матерински восторгалась сестрой.  Она  присажива-
лась на постель, и ей чудилось, что милая головка, которую ока прижимает
к груди, - головка ее дочери. Сильвия не противилась и жаловалась  поти-
хоньку:
   - Как бы так сделать, чтобы никогда не работать?
   - Ты и не будешь больше работать.
   - Вот еще что придумала! - возмущалась Сильвия.
   Сон ее как рукой снимало, и, высвободившись из  объятий  сестры,  она
приподнимала встрепанную голову  и  впивалась  в  Аннету  подозрительным
взглядом.
   - Ну вот, все воображает, что ее хотят задержать насильно! Ступай от-
сюда, детка! - говорила Аннета, смеясь. - Уходи,  если  так  велит  тебе
сердце! Никто тебя не держит!
   - Тогда остаюсь! - говорил дух противоречия.
   И Сильвия ныряла в постель, устав от напряжения.
   Так, в праздности, прошло всего лишь несколько дней, и Сильвия пресы-
тилась сном; настала пора, когда ее уже нельзя было удержать  на  месте.
Она целыми днями слонялась, полуодетая, в Аннетиных  туфлях,  в  которых
тонули ее босые ноги, в Аннетином халате, который она подбирала  наподо-
бие тоги, с голыми руками и икрами; она переходила из комнаты в комнату,
все рассматривая и все обследуя. У нее не особенно сильно  было  развито
понятие о "твоем". (О "моем" - дело другое!) Сестра ей  сказала:  "Ты  -
дома", - и она поймала ее на слове. Она повсюду рылась. Все перетрогала.
Часами плескалась в ванной комнате. Осмотрела каждый уголок. Однажды Ан-
нета увидела, что сестра уткнулась в ее бумаги, - впрочем,  они  надоели
Сильвии быстро. Как-то озорница устроила набег на комнату тетки,  ошело-
мила старушку, перевернула все вверх дном, сдвинула с  места  все  вещи,
приласкалась к их владелице (которая с трепетом  следила  за  каждым  ее
движением), оставила все в беспорядке и, приведя в умиление и  негодова-
ние старую деву, убежала.
   Дом был наполнен неумолчным щебетаньем, бессвязной болтовней - ей  не
было конца. Где угодно, в каком угодно виде, присев  ли  на  подлокотник
кресла, расчесывая ли волосы с гребенкой в руке, остановившись ли  вдруг
на ступеньке лестницы, выходя ли утром в банном халате