Ромен Роллан
   Очарованная душа
 
   Изд. "Правда", г. Москва, 1983 г.
   OCR Палек, 1998 г.
 
 
   ВВЕДЕНИЕ
 
   В своем обращении "К читателю "Кола Брюньона", написанном в мае  1914
года, я говорил о "десятилетней скованности в  доспехах  "Жан-Кристофа",
которые сначала были мне впору, но под конец стали слишком тесны для ме-
ня". Необходимо было переменить обстановку. И я так и  поступил,  отдав-
шись работе над книгой, пронизанной "вольной галльской веселостью";  она
была закончена раньше других произведений, начатых задолго до нее.
   В числе этих произведений был задуманный мною роман "в несколько тра-
гической атмосфере "Жан-Кристофа" [1] (сегодня  я  могу  смело  опустить
смягчающее слово "несколько", ибо вот уже двадцать лет, как трагизм стал
еще более грозно тяготеть над миром). Этим романом и  была  "Очарованная
душа". Книга эта уже начинала проступать в глубине  первозданного  хаоса
творчества.
   Предисловие к последней книге "Жан Кристофа" помечено  октябрем  1912
года. В те же дни вечно ищущая мысль продиктовала мне:
   "Следует расширить границы добра и зла".
   И моя мысль искала нового поприща в изображении "противоборства  двух
поколений современности - поколения мужчин и поколения женщин, каждое из
которых достигло различного уровня в своем развитии... Не существует  (а
быть может, никогда и не существовало) такого положения, когда бы разви-
тие женщин и мужчин одной эпохи шло параллельно. Поколение женщин всегда
либо опережает на целый век поколение мужчин своего времени, либо отста-
ет от него... Женщины наших дней  завоевывают  себе  независимость.  Для
мужчин это уже вопрос прошлого..." [2].
   Главная героиня "Очарованной  души",  Аннета  Ривьер,  принадлежит  к
авангарду того поколения женщин, которому  во  Франции  пришлось  упорно
пролагать себе дорогу к независимому положению в борьбе с предрассудками
и злой волей своих спутников-мужчин. В конце концов была одержана  реши-
тельная победа (во всех областях, за исключением политики, где в романс-
ких странах все еще продолжается ожесточенное сопротивление старшего по-
коления мужчин). Но борьба для передового отряда была трудной,  особенно
трудной она была для тех женщин, бедных и одиноких, которые, подобно Ан-
нете, не побоялись превратностей, связанных с  внебрачным  материнством.
Зато жизнь, полная испытаний и мужественного одиночества,  когда  каждая
из редких в то время женщин-борцов ничего не знала о других своих сорат-
ницах и должна была рассчитывать лишь на себя, выковала характеры  более
свободолюбивые и стойкие, чем у большинства мужчин того же  поколения...
Достигнутая победа не могла не замедлить  продвижения  вперед  тех,  кто
следовал за первой шеренгой. Ибо лишь ценой испытаний и преодоления пре-
пятствий представители рода человеческого - мужчины и женщины -  продви-
гаются вперед... Слава богу, испытаний и препятствий всегда было  доста-
точно в жизни моей духовной дочери и спутницы Аннеты. До последнего  дня
Аннета Ривьер [3] "стремится к морю... Никакого застоя! Вся жизнь в дви-
жении. Всегда вперед! Даже в смерти волна несет нас... Даже в смерти  мы
будем впереди..." [4].
   Р.Р.
   Эта Река жизни, к истокам которой я припал, возникла предо мною еще в
октябре 1912 года, но должна была ждать девять лет, прежде чем прийти  в
движение. Ибо океан войны, долго кативший свои кровавые волны, начиная с
1914 и вплоть до 1920 года, наполнял мою душу глубокой печалью и скорбью
о погибших. Мой разум был захвачен борьбой, отражением  которой  явились
"Лилюли" и "Клерамбо". Этот период завершился в 1919-1920 годах духовным
и физическим кризисом, обновившим мою душу и тело.
   В 1921 году моя прежняя жизнь умерла и была  отброшена,  "как  пустая
оболочка... Умрем, Кристоф, чтобы родиться вновь!" И невольным  символи-
ческим актом, подтверждающим это, явился мой отъезд из Парижа, где я  до
тех пор сохранял свое жилище: я навсегда покинул Францию и поселился  за
ее пределами.
   Запись, которую я сделал в те дни, относится к задуманному мною  про-
изведению, но ее вполне можно было применить, хотя я об этом и не подоз-
ревал, и к моей жизни.
   "События - всего лишь внешние поводы. Они, в лучшем случае,  освобож-
дают пружину, которая была сжата медленным давлением внутренней  необхо-
димости".
   Отъезд из старого дома, из старого квартала, из моего старого родного
края, где были выношены произведения довоенной поры, перевернул  страни-
цу... "Прощай, прошлое!.." Открывалась новая глава.
   Я покинул Париж в конце мая 1921 года, а уже в первой половине  июня,
в Вильневе, записывал:
   "Начат новый роман, "Аннета и Сильвия". Чувство огромного  удовлетво-
рения. Незнакомое существо поселяется во мне, и я проникаюсь его жизнью,
его мыслями и его судьбой" [5].
   Этот доставлявший мне наслаждение труд продолжался на одном дыхании с
15 июня по 18 октября 1921 года, когда роман "Аннета и Сильвия" был  за-
кончен.
   В уже приводившейся выше записи говорится:
   "Обычно принято писать историю событий человеческой жизни. Это глубо-
ко ошибочно. Истинная жизнь - жизнь внутренняя".
   И предисловие к первому изданию "Аннеты и Сильвии" обещает "повесть о
духовном мире одной женщины; о долгой жизни, прожитой в согласии  с  со-
вестью, жизни, богатой радостями и печалями, не свободной от  противоре-
чий, полной заблуждений и вечно стремящейся не к Истине, ибо она  недос-
тупна, а к внутренней гармонии, которая и есть для нас высшая Истина".
   Внутренняя жизнь Аннеты отличается, скажем, от жизни Жан-Кристофа  не
только потому, что это жизнь женщины, и к тому же  еще  женщины  другого
поколения [6], но и потому, что Аннета, неспособная освобождаться от по-
рывов страсти с помощью непрерывного процесса духовного творчества,  ко-
торый повелевает и обуздывает, куда более беспомощна перед лицом  бурля-
щих в ней подспудных сил.
   Никто из окружающих не подозревает о таящейся в недрах ее  души  буре
страсти. Сама Аннета долгое время не замечает опасности. Внешне  ее  су-
ществование напоминает пруд, дремлющий в глуши Медонского леса  [7].  Но
интерес произведения и заключается в том, что в душе уравновешенной, по-
рядочной и рассудительной женщины, неведомо для нее самой, незримо живет
любовное начало, не признающее границ Fas и Nefas [8].
   Это любовное  начало  последовательно  принимает  несколько  обличий.
Сперва смутная любовь к отцу - чувство тревожное и значительное и значи-
тельно более сильное, чем в этом отдает себе отчет сама Аннета;  чувство
это проявляется неожиданно после смерти отца и  обнаружения  его  тайных
связей. Затем страстная привязанность к сестре - привязанность,  которая
подвергается испытанию во время мимолетного появления прекрасного  Пари-
са, превратившего сестер в соперниц  (после  короткой  вспышки  ревности
сначала одна, потом другая уступает любимого человека сестре). Позднее -
любовь матери к сыну, занимающая особое  место  среди  множества  других
грозовых порывов страсти, которая в браке и вне брака ищет  неосуществи-
мой гармонии. Сын так и не узнает всей силы этой любви, ибо Аннета,  ко-
торая  в  других  одиноких  битвах  обрела  способность  владеть  своими
чувствами, позволяет пробиваться наружу лишь слабому отблеску горящего в
ее душе пламени. Теперь она - и только она - знает о том мире  страстей,
который пылает в ее груди и до которого людям нет  дела.  Несколько  лет
спустя, в годы войны, - вспышка страстного сострадания  к  человечеству,
оскорбляемому, ненавидимому и попираемому звериными инстинктами, рожден-
ными шовинизмом, и - как реакция на все  это-проявление  самоотверженной
любви к попавшему в плен раненому врагу, которого осыпает бранью одичав-
шая толпа. Наконец, когда жизнь Аннеты уже клонится к закату,  душа  ее,
стремящаяся к Бесконечному, раскрывается во всей своей бездонной глубине
[9].
   Я воспроизвожу здесь лишь основные линии развития образа героини, оп-
ределившиеся с первого же дня работы над произведением; некоторые сторо-
ны замысла переделывались и исправлялись [10] на протяжении  последовав-
ших затем десяти лет труда, перемежавшегося с работой над другими произ-
ведениями, которые обогатили первоначальный замысел книги.
   Но в главном характер героини остался неизменным, бесконечная,  безб-
режная Река ее внутренней жизни с начала и до конца несет воды  невидимо
для всех, даже для взгляда самых близких людей, так что и самые  близкие
не подозревают о быстрине ее и стремнинах. Один лишь сын в какой-то мере
ощутит их благодаря душевному взаимопониманию, но, несмотря на связываю-
щее их кровное родство и, наконец, возникшую глубокую нежность, мать  не
открывает даже самому любимому существу тайны своей глубоко скрытой  ду-
ховной жизни.
   Таким образом, жизнь Аннеты развивается в двух параллельных  плоскос-
тях, и посторонним ведома лишь жизнь внешняя. Что касается  жизни  внут-
ренней, то в ней Аннета всегда остается одна.
   Одна, среди пламени, окутанная священным покрывалом. Для чего  пылает
этот вечный огонь, который, порою кажется, горит без цели, изменяет свое
направление, но сам пребывает неизменным, поддерживает жизнь и в  то  же
время служит источником мук? Почти на пороге смерти Аннета найдет, нако-
нец, ответ на этот вопрос - ответ, который заставит ее понять и  принять
это горение.
   Когда, на склоне дней, она вновь обозревает Реку своей жизни, ее  по-
ражает несоответствие между силой пламени и горючим материалом, питавшим
его. Каждый из тех, на кого была направлена ее любовь, призрачен.  Воис-
тину ею владели чары: в этом ключ к книге и смысл ее названия, которое я
намеренно оставил загадочным. "Очарованная душа" на протяжении всей жиз-
ни сбрасывает призрачные покровы, которые ее окутывают. Каждый раз,  ос-
вобождаясь от покрова, она ощущает себя нагой. И новый  покров  заменяет
сброшенный. Каждый том произведения - новое  воплощение  великой  Мечты.
"Очарованная", лихорадочно вырываясь из-под власти грез, все время пере-
ходит от одной грезы к другой, вплоть до последней  (последней  ли?),  -
когда агония окончательно обрывает нить, связывающую Аннету с миром  жи-
вых.
   Но если все преходяще, если все-наваждение, остается все же важнейшая
сила - способность мечтать и грезить, остается Великий чародей - жизнен-
ный порыв, который постоянно творит и возрождает. Он - в ней. Он  -  ис-
точник ее жизни. Аннета, как и Жан-Кристоф, хотя  и  в  совершенно  ином
плане, принадлежит к великой когорте творческих натур [11]. Она  создает
живые существа, реже - произведения. "Она никогда не  пишет  ради  того,
чтобы писать. Она делает это лишь в те редкие минуты, когда  задыхается,
утратив все, что поддерживает жизнь, и когда она вынуждена  питать  свой
внутренний огонь собственным естеством; и тут она испускает дикие  вопли
поэзии, исторгнутые из ее души страстью" [12]. Она - дочь, сестра,  воз-
любленная, мать, она - "вселенская Мать", которая, приобщившись  в  пос-
ледние дни своей болезни к радостям и страданиям всех живущих,  выражает
свое чувство в лепете, где слышится угасающее блаженство:
   "Дитя мое, дитя мое. Мир! Разве не лучше тебе было в моем лоне? Зачем
ты появился на свет?.." [13].
   В начале романа Аннета еще не имеет никакого представления  о  бездне
своей души, где бьет ключом источник жизни. Первая  книга  -  "Аннета  и
Сильвия" - лишь указывает на пробуждение от блаженного сна, от  сладости
оцепенения без сновидений, в котором Аннета пребывала  до  смерти  отца.
Сон этот грубо обрывается кошмаром смерти. Сердце в отчаянии устремляет-
ся навстречу иллюзиям нелепой  любви;  неосознанный,  безотчетный  порыв
чувств мечется и бьется, словно обезумевшая птица, и сердце, не  рассуж-
дая, делает выбор. Но великая Иллюзия не бесплодна: она дает  жизнь  ре-
бенку.
   В книге "Лето" собственно и начинается произведение, начинается  под-
линная жизнь, для которой "Аннета и Сильвия" служила лишь весенней  пре-
людией. Многие на этой прелюдии и остановятся, подобно тому как они  ос-
тановились на книге "Заря" в романе "Жан-Кристоф"; так поступят те,  кто
ищет в музыке не откровения, а ухода от жизни, кто  пользуется  ею,  как
повязкой для глаз. Однако подлинный  смысл  "Очарованной  души",  как  и
"Жан-Кристофа", в том и состоит, чтобы сорвать одну за другой все повяз-
ки.
   В то время как незрячая красавица Аннета бьется в тенетах своих иллю-
зий - иллюзии ребенка, иллюзии возлюбленного, иллюзии  жизни  вдвоем,  -
суровая рука ее судьбы, которую называют случаем и  которая  оказывается
мудрее здравого смысла, превращает благосостояние  и  беззаботную  жизнь
героини в руины и заставляет ее переступить порог vita nuova [14]
   Заметки, относящиеся к августу 1921 года, гласят:
   "Бедность для Аннеты играет ту же роль,  что  жизнь  на  чужбине  для
Кристофа. Она заставляет ее взглянуть на мир другими глазами и  помогает
проникнуть в лживую сущность современного общества, которую  Аннета  при
всей своей честности не замечала, пока сама была частью этого общества.
   День, когда Аннета начинает трудом добывать свой хлеб, знаменует  для
нее начало эры подлинных открытий. В числе этих открытий нет любви.  Нет
и материнства. Инстинкт материнства жил в ней уже раньше, и жизнь недос-
таточно полно удовлетворяла его. Но с того дня, как Аннета  переходит  в
лагерь нищеты, ей открывается мир.
   И прежде всего - чудовищная бесполезность жизни, девяти десятых  жиз-
ни, которую современное общество сделало  столь  уродливой...  (Особенно
жизнь женщин...)
   Есть, спать и рожать: да, к этому сводится полезная  часть  жизни.  А
все остальное? Колесо вертится. Но вертится  оно  вхолостую...  Действи-
тельно ли мужчина создан для того, чтобы мыслить?  Пожалуй,  можно  ска-
зать, что он себя в этом убедил, что он внушил себе  эту  обязанность  и
выполняет ее, как все остальные, освященные временем обычаи.  Но  он  не
мыслит. Он, словно пес, дремлет на цепи своих каждодневных занятий, сво-
их удовольствий и огорчений... Что же сказать о женщинах?.."
   В книге "Лето" Аннете открывается "то, что таится под оболочкой  сов-
ременной цивилизации, с ее роскошью, ее искусством, суетой и  шумихой...
Как редки люди, жизнь которых - осуществление закона Необходимости!.. О,
до чего непрочно здание человеческого общества! Оно держится лишь  силой
привычки. И рухнет сразу..."
   Здесь Аннета впервые предвозвещает  грядущее  землетрясение,  которое
через пятнадцать лет всколыхнет Европу и мир великими войнами и  Револю-
циями!
   Бедность, эта мистическая невеста Poverello [15]  Ассизы,  не  только
наполняет душу братскими чувствами к обездоленному  люду.  Она  выявляет
новую светлую мораль. Не ту, прежнюю, урезанную и чахлую мораль запретов
и молитв, судилищ и исповедален, которая является сторожевым псом разде-
ленного социальными перегородками общества, а новую мораль Труда... Труд
- это единственный титул истинного благородства! Это -  мощь  и  радость
человека-творца, другими словами - единственного существа, которое живет
по-настоящему, единственного существа, которое принадлежит к вечным  си-
лам. Труд проявляется в каждом - скромном и великом - творческом деянии,
направленном на благо человеческого общества. Действовать, действовать в
общих интересах - в этом одном и заключается Добродетель в высоком смыс-
ле слова. Все остальное относится к области "малой добродетели".
   Аннета, отныне вступившая на этот великий, тернистый, но прямой путь,
жадно ищет себе спутника. Двое возлюбленных,  которых  она  встречает  в
"Лете", доказывают ей невозможность сочетания двух важнейших полюсов оси
ее жизни: Сострадания и Истины. Слабый (Жюльен)  не  выносит  обнаженной
правды, для него ее нужно вуалировать. Сильный  (Филипп)  лишен  чувства
доброты, он ступает по телам поверженных. Аннета не соглашается принести
им в жертву ни Истины, ни Сострадания. И она вновь остается в одиночест-
ве на своей трудной стезе. К тому же в это время она считает себя  поки-
нутой сыном, почти ненавидимой им (ибо страсть ее всегда и все преувели-
чивает). Она на краю нравственной гибели.
   Но и на этот раз, как и во многих других случаях, Аннету спасает уди-
вительная сопротивляемость и гибкость ее натуры [16]. В то самое мгнове-
ние, когда она изнемогает, из бездны отчаяния поднимается  вихрь  жизни,
который обновляет и укрепляет ее душу. Страдание изливается в стихах.  И
вот душа свободна. Обессиленная Аннета погружается в сон. Наутро,  когда
она пробуждается, страдание умерло. Все вокруг нее осталось  прежним.  И
все обновилось. Она родилась заново.
   "Сострадание. Истина. Я ничем не пожертвовала. Я снова одна. Я сохра-
нила свою цельность. Я постигла жизнь, я знаю ей цену, и  я  знаю,  чего
мне это стоило. Да здравствует жизнь! Я бросаю вызов богу!"
   Это - равновесие в бою, мгновение насыщенное и мимолетное.  Оно  воз-
можно в час, когда Аннета находится в расцвете сил и здоровья и чувству-
ет себя хозяином положения. Лето ее жизни в зените...
   "Белокурая Аннета, сильная северная женщина, разделяет  иллюзии  нор-
маннов, бороздивших своими ладьями морские просторы; они следят за  тем,
как нос их судна разрезает волны, и радуются своему стремительному бегу,
они чувствуют себя вольными, подобно огромным птицам, что летят вслед за
ними... Быстрее! Смелее! Наперерез морским валам!.. Но  близится  равно-
денствие. Остерегайтесь бурь и сломанных крыльев!" [17].
   Наступает война. Этим кончается книга.
   Работа над книгой "Лето" продолжалась с 11 июля по 5 ноября 1922  го-
да; она была вновь продолжена и завершена в первом полугодии 1923 года.
   Прошло два года, прежде чем я возобновил работу над произведением. Но
я возобновил ее с той же строки, с того же возгласа, на котором оно было
прервано, и слова: "Я бросаю вызов богу" [18] - ни разу не были мною за-
быты. Дух, словно птица на краю утеса, ждет мгновения, чтобы устремиться
вниз.
   Запись от 10 января 1925 года гласит:
   "Ночью мне внезапно приоткрылся  выход,  через  который  можно  спас-
тись... Я ощущал себя загнанным в тупик войны и хотел избавиться  от  ее
давящего гнета, который тяготеет над пацифизмом такой книги,  как  "Кле-
рамбо". Аннету, "бросившую вызов богу", которую вовсе не смутили  жесто-
кости войны, этой  бушующей  стихии,  внезапно  преобразили  неожиданная
встреча с партией подвергающихся оскорблениям военнопленных и  неожидан-
ный порыв страсти.
   До сих пор она пассивно воспринимала все, что считала законом  приро-
ды, хотя в ней самой жил закон ее собственной натуры, натуры более  воз-
вышенной, которую ей и надлежало противопоставить натурам озверевших лю-
дей. Едва, в результате ее решительного выступления в защиту военноплен-
ных,  произошло  столкновение,  как  исчезло  угнетавшее  ее   тягостное
чувство, которое проистекало не столько из самой бесчеловечности  войны,
сколько из ее собственного приятия этой бесчеловечности".
   Pax enim поп belli privatio,
   Sed virtus est, quae ex animi fortitudine oritur [19]
   Силе следует противопоставить еще более мощную силу, а  не  слабость,
не отречение!
   Братская близость с человеком, стоящим у порога смерти, с тяжело  ра-
ненным Жерменом, эта дружба, более глубокая, чем любовь, решительно тол-
кает Аннету от грез к действию. Ладья ее жизни, которая до сих пор  была
неподвижна, ныне летит с теми, кто находится в ней, - с  ее  сыном,  чья
судьба уже вырисовывается вдали, - к грозным  стремнинам.  Жермен,  этот
светлый ум, в ком способность все понимать парализовала волю к действию,
умирая, постигает главную ошибку своей жизни.
   "Его вина заключалась в том, что он все понимал.  Она  заключалась  в
том, что он бездействовал... Все понимать - и действовать..."
   И он говорит Аннете:
   "Будьте тверже? Голое вашего сердца надежнее,  чем  все  мои  "за"  и
"против". У вас есть сын. Внушите ему, что недостаточно все  взвешивать,
все любить. Надо отдавать чему-либо предпочтение! Хорошо