це  радовалось.
Проходя мимо постели Аннеты, Сильвия легонько шлепнула по подушке.  Вни-
мательно осмотрела туалетный столик, зорким взглядом пробежала  по  всем
флаконам, рассеянно заглянула в библиотеку, пришла в восторг от  занаве-
сок, разбранила одно кресло, присела на другое, сунула нос в  полуоткры-
тый шкаф, пощупала шелковое платье и, проделав круг, вернулась в спальню
Аннеты, уселась в низенькое кресло около кровати, болтая без умолку. Ан-
нета предложила ей чаю, но Сильвия предпочла глоток сладкого вина. Силь-
вия сосала бисквит и поглядывала на Аннету, а та чтото  хотела  сказать,
но все не решалась, и Сильвия чуть не выпалила:
   "Да говори же!"
   И вот Аннета порывисто и резко, оттого что сдерживала  свои  чувства,
предложила Сильвии поселиться у нее. Сильвия молча улыбнулась, проглоти-
ла бисквит и, обмакивая в малагу вместе с  пальцами  последний  кусочек,
снова мило улыбнулась, поблагодарила глазами и полным ртом, покачала го-
ловой, будто разговаривая с малым ребенком; потом уронила:
   - Душечка...
   И отказалась.
   Аннета твердо стояла на своем, повелительно, чуть не силой  вынуждала
ее согласиться. Теперь отмалчивалась Сильвия. Она извинялась - полунаме-
ками, вкрадчивым голоском, даже застенчиво, но не  без  лукавства.  (Она
ведь горячо полюбила старшую сестру - порывистую, нежную,  правдивую!..)
Она твердила:
   - Не могу.
   Аннета спрашивала:
   - Да почему же? И, наконец, Сильвия сказала:
   - У меня есть друг! Анкета в первую секунду ничего не поняла. А потом
поняла все и были сражена. Сильвия, посмеиваясь, наблюдала за сестрой, а
немного погодя тихонько поднялась и ушла,  расцеловав  ее  и  прощебетав
что-то ласковое.
   Воздушный замок Аннеты рухнул. На душе было тяжело. Смутно от сумяти-
цы чувств. В иные она предпочитала не вникать - они жгли ее и порою ком-
ком подступали к горлу. Она считала себя свободной от предрассудков,  но
мысль, что милая ее сестра... Да, все это было слишком  тяжело!  Сколько
слез она пролила... Отчего? Как все глупо! Не ревность ли это снова?  Да
нет же!
   Она передернула плечами и встала. Не хотелось больше ни о чем думать.
И она думала без конца... Она мерила большими шагами комнаты, чтобы отв-
лечься. Заметила, что проделывает по квартире тот круг, который продела-
ла сестра. Думала лишь о ней. О ней и о том, другом... Ревность это  яс-
но. Нет, нет, нет, да нет же! Она сердито топнула ногой. Не  желала  до-
пускать ревность... Но допустила, нет ли, а на душе  было  скверно.  Она
пыталась все объяснить с точки зрения нравственности. И объяснила. Уязв-
лена была ее чистота. В ее сложной натуре, богатой противоречиями, кото-
рым не доводилось еще сталкиваться, была и пуританская строгость.  Впро-
чем, не религиозное ханжество мешало ей. Воспитана она была  отцом-скеп-
тиком и вольнодумкой-матерью вне всяких влияний религии и  привыкла  все
обсуждать. Бесстрашно подвергала критике любые социальные  предрассудки.
Свободную любовь допускала в теории, допускала - и  получалось  отлично.
Рано, разговаривая с отцом или однокурсниками, она защищала  права  сво-
бодной любви, и к требованиям этих прав даже почти не примешивалось  же-
лание, свойственное молодости, - казаться передовой: она вполне искренне
считала, что свобода в любви законна, естественна и  даже  благоразумна.
Никогда ей не приходило в голову осуждать хорошеньких девушек-парижанок,
которые живут, как им хочется:  она  смотрела  на  них  куда  доброжела-
тельней, чем на дам своего, буржуазного круга... Что же  ее  сейчас  так
огорчило? Ведь Сильвия пользоваласо своим правом... Правом? Нет,  не  ее
это право! Пусть другие, но только не она! Позволительно  это  тем,  кто
стоит не так высоко. К своей сестре и к самой себе Аннета предъявляла  -
правильно ли, нет ли, - да, правильно! - более строгие требования. Полю-
бить на всю жизнь - вот что казалось  ей  высшим  благородством  сердца.
Сильвия пала, и сестра сердилась на нее за это! "Полюбить на всю  жизнь?
Не тебя ли?.. Ревнивица, ты лжешь себе!.." И чем  больше  она  ревновала
Сильвию, тем сильнее любила. Ведь ни на кого так не  сердишься,  как  на
того, кого любишь!
   Обаяние милой ее сестры потихоньку делало свое дело. Бесполезно  сер-
диться, исправлять Сильвию, надо принимать ее такой, какая она  есть.  И
мало-помалу Аннету стало терзать другое чувство: любопытство. Помимо во-
ли, ум ее старался представить себе, как  живет  Сильвия.  Она  об  этом
слишком много думала. Она поставила себя на ее место. И  смутилась,  ре-
шив, что это было бы не так уж плохо. Досада и недовольство собой заста-
вили ее еще суровее относиться к Сильвии. Она все сердилась на сестру  и
не разрешила себе навестить ее.
   Аннета не подавала признаков жизни, но это  нисколько  не  беспокоило
Сильвию. Она распознала нрав старшей сестры и  чувствовала,  что  Аннета
вернется. Ожидание не тяготило ее. У нее было чем заполнить свое сердце.
Прежде всего - Друг, который, правда, занял лишь уголок сердца и то  не-
надолго, ну и еще всякая всячина! Она очень  полюбила  Аннету.  Но  ведь
прожила же она без нее почти двадцать лет! Можно и еще несколько  недель
подождать. Она догадывалась, что происходит в душе сестры. Это ее забав-
ляло, примешивались и отголоски враждебности. Две  породысоперницы.  Два
класса. Сильвия в гостях у Аннеты украдкой сравнивала свою и  ее  жизнь,
свои и ее условия. Думала:
   "Все равно, и у меня, знаешь ли, есть  крохотные  преимущества.  Есть
то, чего нет у тебя... Ты думала меня удержать, - как же,  так  и  удер-
жишь!.. Да, да, криви свой ротик, дуйся!..  Я,  значит,  оскорбила  твою
благопристойность. Ах, какой удар. Аннета, бедняжка!.."
   И она хохотала, представляя себе разочарованное выражение лица Аннеты
и посылая ей воздушные поцелуи. Она ничуть не огорчалась, хотя и  знала,
что Аннета мучается, что ей тяжело все это проглотить. И, словно  угова-
ривая капризного ребенка съесть полную ложку, лукаво и задорно шептала:
   "А ну-ка, малыш, открой ротик! Глотай!.."
   Но дело было не  только  в  оскорбленном  чувстве  благопристойности.
Сильвия отлично сознавала, что задела Аннету в другом, в  чем  та  и  не
сознается. И плутовка лукавила, ибо увидела, что она -  хозяйка  положе-
ния, что она будет вертеть сестрой как угодно. "Бедняжка Аннета!  Попро-
буй, отбейся!.." Сильвия была уверена, совершенно уверена,  что  возьмет
верх над сестрой. Она издевалась, но все же была растрогана  и  мысленно
шептала сестре:
   "Знаешь, злоупотреблять я этим не стану..."
   Злоупотреблять не станет? А почему бы и не попробовать? Ведь злоупот-
реблять забавно! Жизнь - война. Все права - победителю! Раз  побежденный
пошел на это, значит, ему так выгодно!
   "Довольно! Там будет видно".
   Как-то в понедельник утром она отправилась в город и, проходя по ули-
це Севр, вдруг увидела, что чуть впереди в том же направлении идет Анне-
та. И она пошла вслед за Аннетой, забавы ради, чтобы понаблюдать за ней.
Аннета, как всегда, шла большими шагами. Сильвия -  семенящими,  легкими
шажками, словно приплясывая; она подсмеивалась над  мальчишеской,  спор-
тивной походкой сестры, но оценила красоту стройного, сильного ее  тела.
Аннета высоко держала голову и о чем-то раздумывала,  не  глядя  вокруг.
Сильвия догнала ее и теперь шагала рядом, но так, чтобы Аннета не  заме-
тила. Шла с ней в ногу и, поглядывая исподтишка на старшую сестру, каза-
лось, побледневшую, словно чем-то огорченную, не  поворачивая  головы  и
чуть шевеля губами, шепнула:
   - Аннета.
   Услышать ее в уличном шуме было немыслимо. Сама Сильвия едва себя ус-
лышала. Но Аннета услыхала. А может быть,  до  ее  сознания  дошло,  что
двойник-пересмешник уже несколько минут молча сопровождает ее? Она вдруг
заметила смеющийся профиль - губы уморительно шевелятся без слов, искоса
смотрит насмешливый узенький глаз... И остановилась в порыве бурной  ра-
дости, которая однажды так удивила,  так  обворожила  Сильвию.  Внезапно
протянутые руки! Восторг, охвативший все существо. Сильвия подумала:
   "Сейчас подпрыгнет..."
   Но все тотчас же прошло. Аннета овладела собой и чуть ли  не  холодно
сказала:
   - Добрый день, Сильвия.
   Однако щеки ее порозовели, и, несмотря на свою сдержанность,  она  не
устояла перед взрывом хохота сестры, которая была в  восторге  от  своей
шалости. Аннета тоже рассмеялась.
   - Как ты меня провела! Сильвия подхватила ее под руку, и они  продол-
жали путь, дружно идя в ногу.
   - Ты долго шла рядом? - спросила Аннета.
   - Да с полчаса! - заявила, не колеблясь, Сильвия.
   - Неужели? - изумилась доверчивая Аннета.
   - Я следила за каждым твоим движением. Все заметила. Все, все. Ты шла
и разговаривала сама с собой.
   - Ну уж это неправда, неправда! - отнекивалась Аннета. - Ах ты,  лгу-
нишка!
   Они прижались друг к другу. Стали делиться впечатлениями. Обе радова-
лись встрече. Сильвия, с восхищением рассказывая о выставке белья в  ма-
газине "Бон-Марше", где она уже успела побывать и куда Аннета только со-
биралась, вдруг шепнула на ухо сестре, в оглушительном шуме улицы, кото-
рую они переходили, лавируя между экипажами с ловкостью истинных дочерей
Парижа:
   - А ведь ты так меня и не поцеловала! Порывистое движение Аннеты -  и
они чуть не погибли. Они выбрались на тротуар и на  ходу  расцеловались.
Шагали, прильнув друг к другу, по более тихой улице, которая вела... Ку-
да же она вела?..
   - Куда мы идем? Сестры остановились;  смешно  получилось  -  болтали,
болтали и заплутались. Сильвия, ухватившись за руку Аннеты, сказала:
   - Позавтракаем вместе! Аннета не соглашалась (все неожиданное и  вос-
хищало и чуть смущало ее: она была методична), уверяла,  будто  дома  ее
ждет тетка. Но Сильвию такие пустяки не смущали: она завладела Аннетой и
не отпустила бы ни за что. Она заставила ее позвонить тетке по  телефону
и повела в молочную, где часто бывала. Скромный завтрак, которым угощала
Сильвия свою сестру, сравнительно с ней богачку (и все это  понимавшую),
привел девушек - Аннету особенно - в чудесное настроение. Анкета находи-
ла, что все превкусно. Она восторгалась хлебом, хорошо поджаренными кот-
летами. А под конец подали землянику со сливками, и они лакомились, под-
бирая ее с ложечки языком.
   Впрочем, их языки больше были заняты разговором, чем едой. Хоть они и
болтали о каких-то пустяках, но их души, их голоса, их  сияющие  взгляды
сливались. У инстинкта свои пути - они короче и  лучше.  Еще  не  пришло
время затрагивать важные вопросы. Сестры кружили вокруг да около, кружи-
ли весело, как осы, что, жужжа, облетят раз десять вокруг тарелки,  пока
не усядутся спокойно. Но им спокойно не сиделось...
   Сильвия поднялась и сказала:
   - Теперь пора на работу.
   Аннета озадаченно посмотрела на нее, как ребенок, у  которого  неожи-
данно отнимают сладкое. И сказала:
   - Было так хорошо! Мне этого мало.
   - И мне, - ответила, смеясь, Сильвия. - Когда увидимся?
   - Поскорее, и чтобы побыть подольше... А  то  так  скоро  все  кончи-
лось...
   - Тогда сегодня же вечером. Приходи за мной к шести часам в  мастерс-
кую.
   Аннета смутилась.
   - А разве мы будем с тобой одни? Ее тревожило, не встретится ли она с
ним.
   Сильвия прочла ее мысль.
   - Да, да, будем одни, - ответила она снисходительно, с оттенком  иро-
нии. И преспокойно объяснила, что ее друг уехал на два-три дня домой,  в
провинцию.
   Аннета покраснела оттого, что Сильвия отгадала ее мысли. Она  уже  не
помнила, что еще накануне утром решила осудить ее за  безнравственность.
Все вопросы нравственности были забыты. Она думала  об  одном:  "Сегодня
вечером его не будет".
   - Какое счастье! Весь вечер проведем вместе.
   Сказав это, она захлопала в ладоши. А Сильвия сделала ножкой па, буд-
то собралась танцевать, и воскликнула, состроив забавную рожицу:
   - Все довольны-предовольны!
   Но, сразу же напустив на себя важность, потому что вошел какой-то по-
сетитель, сказала:
   - До свиданья, дорогая! И понеслась стрелой.
   Они встретились несколько часов спустя, когда из  мастерской  вылетел
шумный рой ветрениц. Девушки болтали без умолку, украдкой поглядывая  по
сторонам, шли семенящей походкой,  поправляя  прическу  перед  карманным
зеркальцем и у витрин, то и дело оборачиваясь, и  их  любопытные,  живые
глаза, обведенные синевой, впивались в Аннету, - отошли  чуть  подальше,
семеня, украдкой поглядывая по сторонам,  болтая  без  умолку,  и  снова
обернулись - поглядеть на Сильвию обнимавшую Аннету. И Аннете стало неп-
риятно: она поняла, что Сильвия обо всем разболтала.
   Она повела сестру обедать к себе, в булонский дом. Сильвия сама  нап-
росилась. А чтобы тетка не "охала" и не "ахала", решено было по  дороге,
что Сильвия будет представлена как подруга. Впрочем, это ничуть не поме-
шало Сильвии после обеда, когда престарелая  дама,  покоренная  ласковой
плутовкой, удалялась к себе, как бы в шутку сказать ей: "тетя".
   Светлый летний вечер; они вдвоем в большом  саду.  Нежно  обнялись  и
идут мелкими шажками, вдыхая пряный аромат, который льют цветы на склоне
знойного дня. Из душ, подобно аромату цветов, изливались тайны.  В  этот
раз Сильвия отвечала на вопросы Аннеты, не очень скрытничая. Она расска-
зывала о своей жизни с самого детства; и прежде всего - об отце.  Теперь
они говорили о нем, не стесняясь, не ревнуя друг к другу; он принадлежал
им обеим, и они говорили о  нем  со  снисходительной,  чуть  иронической
улыбкой, - как о большом ребенке, забавном, обаятельном, несерьезном, не
очень благонравном (все мужчины такие!)... На него они не сердились...
   - А знаешь, Аннета, был бы он благонравным, меня бы здесь не было...
   Аннета сжала ей руку.
   - Ай, потише! И Сильвия стала рассказывать о цветочной лавочке -  как
она, когда была маленькой, сидела под прилавком, среди разбросанных цве-
тов, слушая, о чем болтает мать с покупателями, и как  первые  ее  грезы
переплетались с укладом жизни в Париже, затем о смерти Дельфины (Сильвии
было тогда тринадцать лет), о годах учения у портнихи,  подруги  матери,
приютившей ее, о том, как через год умерла ее покровительница,  здоровье
которой износилось в работе (в Париже изнашиваются быстро!), и о том,  в
каких только не пришлось ей  побывать  передрягах.  Она  описывала  свои
злоключения и горькие испытания с веселой усмешкой, в  уморительных  то-
нах. Мимоходом давала меткие определения  людям,  дополняя  рассказ  ка-
ким-нибудь штрихом, черточкой, словцом, гримаской. Рассказывала  она  не
все - жизнь научила ее многому, - кое о чем умалчивала, кое о чем,  быть
может, ей было неприятно вспоминать. Зато она подробно рассказала о сво-
ем друге - последнем друге. (Были, вероятно, и другие страницы в ее жиз-
ни - она их утаила.) Он - студент-медик; встретились они на  балу  в  их
квартале (она готова была отказаться от обеда, лишь бы потанцевать!). Не
очень красив, но премил, высокий брюнет,  смеющиеся  глаза  с  прищуром,
раздувающиеся ноздри, как у породистого пса, веселый,  сердечный...  Она
описывала его без всякого воодушевления, но  с  симпатией,  хвалила  его
достоинства, подшучивала над ним, довольная  своим  выбором.  Сама  себя
прерывала, смеялась при иных воспоминаниях, - и о которых  рассказывала,
и о которых умалчивала. Аннета превратилась в слух, примолкла,  -  ее  и
смущало и интересовало все это;  порой  она  робко  вставляла  несколько
слов. Сильвия рассказывая, одной рукой держала ее руку, а другой ласково
перебирала ее пальцы, словно четки. Она понимала, что Аннета смущена, ей
это нравилось, и она забавлялась смущением сестры.
   Девушки сидели на скамейке под деревьями; стало совсем темно,  и  они
не видели друг друга. Сильвия - настоящий бесенок - воспользовалась этим
и поведала о чуточку легкомысленных и очень нежных сценках, чтобы  окон-
чательно смутить старшую сестру. Аннета догадалась о ее хитрости; она не
знала, улыбаться ли, бранить ли сестру; хотелось побранить, но сестричка
была уж очень мила! Ее голосок звучал так весело - право, ничего  пороч-
ного не было в ее жизнерадостности! Аннета с трудом переводила  дыхание,
стараясь не показать, в какое  смятение  повергли  ее  любовные  истории
Сильвии. А Сильвия, чувствуя, как  дрожат  от  волнения  пальцы  сестры,
умолкла, очень довольная этим, придумывая новую каверзу;  наклонилась  к
Аннете и вполголоса, как ни в чем не бывало, спросила, нет ли у нее дру-
га. Аннета вздрогнула (она этого  не  ожидала)  и  покраснела.  Проница-
тельные глаза Сильвии старались разглядеть ее лицо, защищенное темнотой,
но ничего не было видно: наконец она провела пальцами по щеке  Аннеты  и
сказала, заливаясь смехом:
   - Да ты просто пылаешь! Аннета принужденно смеялась, и щеки ее разго-
релись еще жарче. Сильвия бросилась ей на шею.
   - Глупышка ты моя, дурочка, какая же ты прелесть!  Нет,  до  чего  ты
смешная! Не сердись на меня! Ведь я хохотунья! Очень я люблю  тебя!  Ну,
полюби хоть капельку свою Сильвию! В ней хорошего мало. Но  какая  есть,
такая есть, и вся твоя. Сестричка. Птичка моя! Дай я поцелую  твой  клю-
вик, сердечко мое!..
   Аннета с такой силой обняла ее, что Сильвия чуть не задохнулась.  Она
отбивалась и говорила тоном знатока:
   - Обниматься ты умеешь! Кто  тебя  научил!  Аннета  резким  движением
прикрыла ей рот рукой.
   - Не надо так шутить! Сильвия поцеловала ее в ладонь.
   - Прости, больше не буду.
   Прижавшись щекой к плечу сестры, она благоразумно замолчала и  приня-
лась слушать ее, глядя на прозрачную полоску сумеречного неба, прорезан-
ного ветвями деревьев, на лицо Аннеты, которая,  склонившись  к  ней,  о
чем-то тихо говорила.
   Аннета открывала ей сердце. Теперь рассказывала она - рассказывала  о
том полном счастье, которое выпало на ее долю в юности, в ее  уединении,
о заре жизни маленькой Дианы, пылкой, но не смущаемой страстями, которая
имеет все, чего ни пожелает, ибо все, чего бы она ни  пожелала  сегодня,
завтра же осуществляется. И она так уверена в грядущем дне, что  заранее
упивается его медвяным ароматом и не торопится срывать цветы.
   Она поведала о безмятежном эгоизме тех лет, бедных событиями, до кра-
ев полных нектаром грез. Она говорила о той душевной близости, о всепог-
лощающей нежности, которые так роднили ее с  отцом.  И,  странное  дело,
рассказывая о себе, она открывала себя: до сих пор ей не доводилось ана-
лизировать прошлое! И от этого она иногда терялась. Порой она  прерывала
рассказ: ей трудно было высказать мысли словами, порой  она  высказывала
их взволнованно, горячо, образно. Сильвия не все понимала, ей  было  за-
бавно, она слушала рассеянно, но следила за выражением лица  сестры,  за
ее движениями, за интонацией.
   Аннета поведала о том, как мучила ее ревность,  когда  она  узнала  о
второй семье отца, существование которой он от нее утаил, и о  том,  как
она была потрясена, обнаружив, что у нее есть  соперница,  есть  сестра.
Она говорила горячо, откровенно и не умолчала даже о  том,  чего  стыди-
лась; вся страстность ее проснулась, как только  она  вспомнила,  и  она
сказала:
   - Я тебя возненавидела! Сказала  с  такой  запальчивостью,  что  даже
умолкла, пораженная звуком своего голоса. Сильвия, взволнованная гораздо
меньше, но очень заинтересованная, почувствовала, как под ее щекой  дро-
жит рука Аннеты, и подумала:
   "Она у меня с огоньком!"
   Аннета продолжала свою исповедь, и стоила она ей  дорого.  А  Сильвия
думала:
   "Чудачка, ну зачем она все мне рассказывает!"
   И в то же время почувствовала, что в душе ее растет уважение к стран-
новатой старшей сестре - конечно, уважение насмешливое, но полное беско-
нечной нежности, и она ласково потерлась щекой о родную ладонь...
   Аннета довела рассказ до той поры, когда влечение к сестре-незнакомке
овладело ею целиком, несмотря на внутреннее ее  сопротивление,  и  когда
она впервые увидела Сильвию. Но здесь прямота ее не совладала с  сердеч-
ным волнением. Она поп