а сулила  щедрые  дары,  только
дары эти так и оставались посулами. Обе дамы Бриссо улыбались именно та-
кой улыбкой.
   Госпожа Бриссо, мать Рожэ, высокая, представительная дама,  широколи-
цая, толстощекая, жирная, грузная, с внушительной осанкой и пышным  бюс-
том, говорила вкрадчиво и такие преувеличенно лестные вещи, что  Аннете,
всегда такой искренней, становилось не по себе. Льстила  она  не  только
Аннете (которая это скоро, и с облегчением, заметила). На похвалы вообще
не скупилась. И вечно все пересыпала шутками - так Бриссо из  вежливости
проявляли присущую всем им самоуверенность, желая показать, что относят-
ся к этой своей черте с добродушной иронией, принимают этот дар благоду-
шествуя.
   У сестры Рожэ, мадемуазель Бриссо, тоже высокой и полной, волосы были
такие светлые, даже обесцвеченные, что казались чуть ли не белыми, как у
альбиноски. Вдобавок - слой рисовой пудры на щеках и  подмазанные  губы.
Она подделывалась под пастели времен Людовика XV. Натье написал бы с нее
Фебу Бургундскую - жеманную, бесцветную и дородную. Мать называла  креп-
кую девицу "бедной крошкой", ибо мадемуазель Бриссо, хоть и  чувствовала
себя великолепно, решила, созерцая в зеркало свои  бледные  ланиты,  что
здоровье у нее слабое, но не сочла выгодным холить себя. Зато воспользо-
валась предлогом, чтобы показать, какая она стойкая и как она  презирает
изнеженных представительниц своего пола, которые стенают из-за пустячной
царапины. И правда, она была  просто  изумительна-деятельна,  неутомима,
все читала, всюду бывала, все знала, разбиралась  в  живописи,  понимала
музыку, рассуждала о литературе, ежедневно вместе с г-жой Бриссо наноси-
ла визиты, входившие в число тех двухсот - трехсот визитов,  которые  им
надлежало сделать за определенный промежуток времени,  в  свою  очередь,
принимала визитеров, давала обеды, посещала концерты, театры,  заседания
палаты и выставки, не поддавалась усталости и не жаловалась  на  нее,  -
только, если выпадал подходящий случай, вздыхала, но тотчас  же  мужест-
венно пересиливала себя; однако, истязая свою плоть, она умела и поддер-
живать силы - любила плотно покушать (как все семейство) и спала крепко,
без снов. Она была хозяйкой и своего сердца и своего тела. Она не  спеша
подготовляла почву для своего замужества с неким  политическим  деятелем
лет сорока, который сейчас был губернатором одной из  крупных  заморских
колоний. Она и не подумала поехать туда за ним. Отказаться от  Парижа  и
фамилии Бриссо она намеревалась лишь в том случае, если  осчастливленный
избранник предложит ей во Франции положение,  достойное  ее.  Вообще  же
постаралась, чтобы в высоких сферах его не забыли. Они вели задушевную и
деловую переписку. Этот роман на расстоянии длился уже не один год. При-
дет время, и она выйдет замуж. Она не спешила. Муж будет  уже  в  летах.
Тем лучше - так считала мадемуазель Бриссо. Голова у нее  была  светлая.
Да и у всех Бриссо голова была на плечах. А у мадемуазель Бриссо она бы-
ла в высшей степени склонна к политике. Мадемуазель Бриссо, по словам ее
мамаши, была настоящей Эгерией. Г-жа Бриссо восторгалась познаниями  ма-
демуазель Бриссо. Мадемуазель  Бриссо  восторгалась  хозяйственностью  и
умом г-жи Бриссо. В их отношениях было много показного,  жеманного.  При
Аннете они то и дело целовались. Ведь это было так мило!
   Однако с некоторых пор они стали умеренно восхвалять друг друга - они
льстили теперь Аннете. Они рассыпались в комплиментах ей, ее дому,  туа-
летам, вкусу, уму, красоте. Они так захваливали Аннету, что ей это  было
неприятно; однако нельзя совсем равнодушно относиться к тому, что другие
о тебе лестного мнения, особенно если они, эти другие,  в  твоих  глазах
посланцы того, кого ты нежно любишь. Да и как было не поверить похвалам:
ведь дамы Бриссо то и дело упоминали имя Рожэ, о чем бы ни зашел  разго-
вор. В похвалы ему они вплетали похвалы Аннете; шутливо и назойливо  на-
мекали на то, какое впечатление произвела на него  Аннета,  на  то,  что
знают, о чем она ему говорила, - он тотчас же все с восхищением  им  пе-
ресказывал (все пересказывал; Аннета и сердилась и  тем  не  менее  была
тронута). Они рисовали, не жалея красок, его блестящее будущее, и  голос
у г-жи Бриссо звучал проникновенно, когда она высказывала надежду,  даже
уверенность, что Рожэ найдет - да, собственно, уже и нашел  -  достойную
подругу жизни. Они не называли ее, но все было понятно. Все  эти  уловки
были видны издали невооруженным глазом. Так нарочно и делалось.  Напоми-
нало это саленную игру в фанты: разговор затевался  ради  одного  слова,
которое у каждого вертелось на языке, но которое нельзя было  вымолвить.
Казалось, г-жа Бриссо с улыбкой подстерегает это слово, готовое  слететь
с губ Аннеты, чтобы провозгласить:
   "Фант!"
   Аннета улыбалась, открывала рот. Но слово не слетало...
   Бриссо приглашали Аннету на семейные вечера в свою квартиру на  улице
Прованс. Она познакомилась с самим Бриссо-отцом - высокий, тучный,  хит-
рые глазки, глядящие из-под густой чащи бровей, лицо красное, седая  бо-
родка, повадки стряпчего-ловкача, притворы; его избитые остроты и любез-
ности просто удручали Аннету. Он тоже попытался было поиграть в салонную
игру, но все время садился в лужу со своими иносказаниями. Они вспугнули
Аннету. Г-жа Бриссо сделала знак мужу не вмешиваться. Тогда он вышел  из
игры, стал следить за ней втихомолку, посмеивался и был вполне согласен,
что это не его забота - гораздо лучше справятся женщины.
   Госпожа Бриссо искусно повела дело: сначала она пригласила  вместе  с
Аннетой всего лишь трех-четырех близких друзей, потом - двух, потом  од-
ного, потом - никого, кроме нее. И Аннета очутилась одна лицом к лицу  с
четверкой Бриссо. "В кругу семьи", - с елейным видом говорила г-жа Брис-
со материнским, многообещающим тоном. Аннета чувствовала, что она в  за-
падне, но не убегала, - так хорошо было ей около Рожэ. Из любви  к  нему
она снисходительно относилась к его родным, закрывала глаза на  все  то,
что в их среде ее глухо раздражало. Тонкое  женское  чутье  предупредило
дам Бриссо (хоть и велико было их самолюбие, но оно никогда  не  вредило
их интересам): по молчаливому соглашению они стушевались - меньше  гово-
рили, взвешивали свои слова, часто оставляли влюбленных наедине, не вме-
шивались в их разговоры. Но лучшим защитником дела Рожэ был он  сам.  Он
становился все влюбленней, все больше тревожила  его  Аннетина  сдержан-
ность, которая не так уж волновала бы его, если б мать и сестра не  ука-
зали ему на нее, и никогда он не был так обаятелен, как с той поры, ког-
да поколебалась его самоуверенность. Он больше не разглагольствовал, его
красноречие угасло. Впервые в жизни он старался читать в  душе  другого.
Он сидел рядом с Аннетой, и его покорный, горящий, ненасытный взгляд мо-
лил живую загадку, пытался ее разгадать. Аннета наслаждалась и его  смя-
тением, и несвойственной ему робостью, и тем, с каким боязливым ожидани-
ем он подстерегает каждое ее движение. Она колебалась. В иные минуты она
готова была согласиться, произнести решительное слово. И все же не  про-
износила. В последнюю секунду инстинктивно отстранялась,  сама  не  зная
почему; вдруг начинала избегать признания  в  любви,  которое  собирался
сделать Рожэ, и согласия. Она вырывалась из рук...
   Но вот западня захлопнулась. Мать и дочь Бриссо обычно вслушивались в
бесплодный разговор, притаившись в одной из соседних  комнат.  Иногда  с
деловым видом проходили по гостиной, улыбались. Бросали  несколько  при-
ветливых слов, но не останавливались.  А  влюбленные  продолжали  долгую
свою беседу.
   Однажды вечером они рассеянно перелистывали альбом, чтобы иметь пред-
лог сблизить головы, обменивались вполголоса своими мыслями и вдруг  за-
молчали; Аннета тотчас почувствовала опасность. Она  хотела  было  вско-
чить, но рука Рожэ обвилась вокруг ее талии, а жадные губы  прильнули  к
ее полуоткрытым губам. Она попыталась защититься. Но как  защищаться  от
самой себя! Ее губы вернули поцелуй, а хотели его избежать. И все же она
вырвалась, но тут, с другого конца гостиной, затрубил растроганный голос
г-жи Бриссо:
   - Ах, милая моя дочь!
   И она стала звать:
   - Адель!.. Господин Бриссо!..
   И не успела ошеломленная Аннета оглянуться, как ее окружило  все  се-
мейство Бриссо - сияющее, умиленное. Г-жа Бриссо осыпала  ее  поцелуями,
прикладывала к глазам носовой платочек и твердила:
   - Любите же его! Мадемуазель Бриссо повторяла:
   - Сестричка! А г-н Бриссо, как всегда, промахнулся:
   - Наконец-то! Сколько времени даром потеряли!..
   Пока все это происходило, Рожэ стоял перед Аннетой на коленях,  цело-
вал ее руки, робким, пристыженным взглядом просил о прощении и твердил:
   - Не отказывайте! Аннета, словно окаменев, принимала поцелуи;  мольба
глаз, которые она так любила, путами связала ее. Она  сделала  последнее
усилие, попробовала сопротивляться:
   - Да ведь я ничего еще не сказала! Но в глазах Рожэ  мелькнуло  такое
искреннее отчаяние, что она не могла это перенести: заставила себя улыб-
нуться; и когда лицо Рожэ засветилось от счастья, то ее лицо тоже засия-
ло от радости, которую она ему даровала. Она сжала  его  голову  руками.
Рожэ вскочил, крича от восторга. И они поцеловались под  благословляющим
взглядом родителей поцелуем обручения.
   Когда вечером Аннета осталась дома наедине с собой, то почувствовала,
что сражена. Больше она себе не хозяйка. Она отдала себя... Отдала себя!
Жизнь свою отдала... Сердце сжималось от тоски.
   Аннета преувеличивала прочность уз, принять которые только что согла-
силась. Она была не из тех современных девиц, которые при  женихе,  мило
кокетничая, говорят о разводе. Она не давала одной рукой,  чтобы  Другой
отнять. Больше она не принадлежала себе. Принадлежала всем этим  Бриссо.
И вдруг ей показалось, что все Бриссо - ее враги. Все то, на что за пос-
ледние недели она насмотрелась, предстало теперь перед ней в ярком  све-
те: и все их старания сблизиться с нею, чтобы опутать ее, и заговор про-
тив ее свободы, и, наконец, эта комедия вынудили дать согласие,  застали
ее врасплох... (Уж не был ли соучастником и Рожэ, сам Рожэ?) И она  още-
тинилась, как зверек во время облавы, который видит, что его  теснят  со
всех сторон, чувствует, что сейчас погибнет, и вот-вот ринется, наклонив
голову, на загонщиков, чтобы проложить себе путь или  умереть,  но  зато
отомстить. В первый раз все, что ей так претило в Бриссо, но  о  чем  до
сих пор она старалась не думать, показалось ей таким пошлым, гадким, не-
выносимым... Даже сам Рожэ!.. Никогда не станет она жить, замкнувшись  в
мирке этого человека, этой семьи, этого круга интересов, которые не были
ее интересами, которые никогда ими не будут. Она решила порвать...
   Порвать? Но как же! Ведь она только что связала себя обещанием!  Сог-
ласится ли Рожэ? Нужно, чтобы согласился! Ему не помешать ей... И Аннета
возненавидела его, подумав, что он, пожалуй, станет противиться.  Сейчас
уже не шли в счет страдания другого: без колебания она  разбила  бы  его
сердце, только бы вернуть себе свободу. А  потом  представились  ей  его
умоляющие глаза, и ее сердце дрогнуло... Но все равно! Эгоизм погибающе-
го, инстинкт самосохранения пересилили все, пересилили нежность, переси-
лили жалость! Надо было спасаться. И горе тому, кто преградил бы ей  вы-
ход!
   Всю ночь напролет она ворочалась с боку на бок, ее  истомила  лихора-
дочная бессонница, она заранее переживала встречу с Рожэ.  Она  сказала,
она перебрала все слова, которые он скажет ей, а  она  -  ему.  Пыталась
убедить его, спорила, выходила из себя, жалела его, ненавидела. Очнулась
на заре - измученная, но полная решимости. Она пойдет к Рожэ... Впрочем,
нет! Напишет ему - так будет легче выразить до  конца,  что  хочется,  и
никто не прервет ее. Все будет кончено. А чтобы  Бриссо  и  не  пытались
снова завладеть ею, она уедет из Парижа - на несколько дней  скроется  в
какойнибудь гостинице за городом. Аннета встала, написала письмо - тыся-
чу раз передумала все слова, а потом торопливо начала собираться.
   Сборы были в разгаре, когда явился Рожэ. Она и не подумала, что  надо
охранять вход в дом, не ждала, что он придет так рано. Рожэ вошел,  горя
любовью и нетерпением, - он опередил слугу, докладывавшего о его  прихо-
де. Он принес цветы. Был полон счастья и благодарности. И был так нежен,
так молод, так обаятелен, что Аннета, увидев его, не нашла  в  себе  сил
поговорить с ним. Все ее мудрые решения  были  позабыты,  с  первого  же
взгляда у нее снова отняли сердце. С  удивительной  недобросовестностью,
свойственной любящим, она тотчас нашла ровно столько же доводов в пользу
замужества, сколько минуту назад находила против. Она пыталась бороться,
но радость сияла в ее глазах, обведенных кругами после всего, что  пере-
жила она ночью. Она смотрела на своего Рожэ, который впивался в нее вос-
хищенным взглядом, и думала:
   "Однако ведь я решила... Ведь я должна, однако, решить... А что же  я
решила?"
   Но где тут знать, когда существует на свете этот  взгляд,  выпивающий
до дна твою душу! Думать? Как тут думать, как тут  обрести  себя  вновь!
Она сама ничего не знала, она гибла... А пока - до чего же хорошо, когда
тебя так любят! Лишь одно она и могла сделать - для  этого  понадобилось
невероятное усилие: попросить Рожэ не торопиться со свадьбой. И  выраже-
ние лица Рожэ сразу стало таким разочарованным, таким удрученным, что  у
Аннеты не хватило мужества продолжать. Разве можно огорчать родного сво-
его мальчика? И она поспешила приласкать его,  успокоить,  сказать,  что
любит его; она робко попыталась настаивать на отсрочке, но он так  рьяно
воспротивился, будто дело шло о его жизни. Наконец, после нежных  препи-
рательств, они согласились уступить друг другу наполовину и решили,  что
поженятся в середине лета.
   А потом Рожэ уехал. Аннета посмотрела в зеркало на  свое  растерянное
лицо и снова заколебалась. Как выпутаться! Она взглянула на вещи, приго-
товленные было к отъезду.
   - Поработала! Пожала плечами, засмеялась. Что за прелесть этот  Рожэ!
Снова спрятала в комод одежду и всякие мелочи, которые  собиралась  уло-
жить в чемодан.
   "И все же, - думала она, - я не хочу, не хочу!.."
   Вспылив, уронила рубашки. Бух! Вслед полетели туалетные щетки...  Она
отшвырнула ногой ворох одежды, рассердилась...
   Потом стала поднимать - нагнулась до полу. Но,  не  закончив  уборки,
вдруг почувствовала усталость и уселась прямо на паркет - гордиться  си-
лой воли было нечего.
   - Полно! - заметила она, вытянувшись на ковре. - Впереди у меня целых
четыре месяца, - успею переменить решение...
   Зарылась лицом в подушки и, лежа на животе, принялась считать дни...
   Бриссо благоразумно пошли навстречу желанию Аннеты отложить  свадьбу:
они боялись, что, поспешив, испортят дело. Но сочли необходимым пока ок-
ружить Аннету заботами. Нельзя предоставлять ее самой себе:  девушка  со
странностями, как бы не выскользнула из рук.
   Приближалось Вербное воскресенье. Бриссо пригласили  Аннету  провести
Пасху в их бургундском имении. Аннета приняла приглашение неохотно: было
соблазнительно и страшно-страшно, что отягчит цепи, которые уже связыва-
ли ее, страшно, что совсем потеряет себя или все разорвет, страшны  были
и всякие другие вещи, поопаснее, в которых ей не  хотелось  разбираться.
Она и не пыталась расстаться с влюбленностью и нерешительностью, которы-
ми убаюкивала себя, - все это немного тяготило ее, но была в этом и своя
прелесть. Хотелось, чтобы такое состояние продолжалось долго, долго.  Но
она хорошо понимала, что это вредно и что она не имеет на  это  права...
перед Рожэ.
   В конце концов она решилась откровенно сказать о своих тревогах сест-
ре. Она еще и словом не обмолвилась Сильвии о своей любви к Рожэ, а ведь
поверяла ей все: часто рассказывала о других своих вздыхателях.  Да,  но
других-то она не любила! А вот имя Рожэ утаивала.
   Сильвия разахалась, назвала ее "тихоней" и хохотала как  сумасшедшая,
когда Аннета попыталась объяснить ей причину своей нерешительности, сво-
их сомнений, терзаний.
   - Ну, а твой птенчик хорош собой? - спросила она.
   - Да, - ответила Аннета.
   - Любит он тебя?
   - Да.
   - И ты его любишь?
   - Люблю.
   - Что же тебя удерживает?
   - Ах, все это так сложно! Как бы это объяснить? Я его люблю...  Очень
люблю... Он премилый!
   (Она принялась с увлечением описывать его  под  насмешливым  взглядом
Сильвии. Вдруг замолкла.)
   - Очень, очень люблю его... И в то же время не люблю...  В  нем  есть
что-то... Не буду я жить вместе с ним... Никогда не буду...  И  потом...
Потом он чересчур уж меня любит. Так и съел бы меня.
   (Сильвия расхохоталась.)
   - Правда, так всю и съел бы, всю мою жизнь, мысли мои, воздух,  кото-
рым Я дышу... О, мой Рожэ любит поесть! Одно удовольствие видеть его  за
столом. Аппетит у него хороший. Но я-то не хочу, чтобы меня съели.
   Она тоже смеялась от души, и Сильвия смеялась, обняв ее за шею и сидя
у нее на коленях. Аннета продолжала:
   - Ужасно вдруг почувствовать, что тебя, вот так, живьем,  проглотили,
что не осталось у тебя ни капельки своего, что ты не  можешь  больше  ни
капельки своего сохранить... А он этого даже и не подозревает. Любит ме-
ня до сумасшествия, но, по-моему, он, знаешь ли, и не старается меня по-
нять, даже не думает об этом. Пришел, взял, унес...
   - Чертовски приятно! - вставила Сильвия.
   - У тебя одни глупости на уме! - сказала Аннета, обнимая ее.
   - А что же у меня должно быть на уме?
   - Замужество. Это дело важное.
   - Важное? Положим, не такое уж важное!
   - Что? Отдать всю себя, ничего не сохранить - и это не важно?
   - Да кто об этом говорит? Только сумасшедшие!
   - Но он хочет завладеть всем! Сильвия хохотала, извиваясь, как рыбеш-
ка.
   - Ах ты. Птичка! Преглупенькая! Простачок-дурачок!..
   (Ничего сложного, казалось ей, тут нет: говори, что хочется, отдавай,
что хочется, а все остальное сохраняй да помалкивай! Она, любя,  трунила
над мужчинами и их требованиями. Не очень-то они хитры!)
   Да, но ведь и я-я тоже не хитра, - сказала Аннета.
   - Уж это так! - воскликнула Сильвия. - Ты все принимаешь всерьез.
   Анкета с сокрушенным видом согласилась.
   - Просто несчастье какое-то! Хотелось бы мне быть такой, как ты.  Вот
ведь выпало человеку счастье!
   - Давай меняться! Уступи мне свое! - предложила Сильвия.
   Аннета совсем не хотела меняться. Сильвия ушла, приободрив ее.
   И все же Аннета не понимала себя! Была сбита с толку.
   "Занятно! - раздумывала она. - Я хочу все отдать. И хочу  все  сохра-
нить!.."
   На другой день - то был канун отъезда, - когда она, уложив все нужное
в чемодан, опять начала мучить себя, пришел нежданный гость и усилил  ее
тревогу, которую она вдруг осознала яснее. Ей доложили о Марселе Франке.
   Он любезно и учтиво поговорил о чем-то, а потом намекнул на  помолвку
- Рожэ не делал из нее тайны. Мило поздравил Аннету; в его тоне и глазах
было чтото ласково-насмешливое, сердечное. Аннета чувствовала себя с ним
непринужденно, как с прозорливым другом, которому не нужно все  говорить
и от которого нечего скрывать, потому что понимаешь его с полуслова. За-
говорили о Рожэ, которому Марсель Франк завидовал - и с улыбкой признал-
ся в этом. Аннета знала, что он говорит правду, что он влюблен в нее. Но
это им ничуть не мешало. Она спросила, какого он мнения о Рожэ, -  моло-
дые люди были хорошо знакомы. Марсель рассыпался в похвалах, но она нас-
таивала, чтобы он рассказал о нем не такие общеизвестные  вещи;  поэтому
Марсель шутя ответил, что описывать Рожэ не к чему, - ведь она знает его
так же хорошо, как и он. И, говоря это, он в упор смотрел на  нее  таким
проницательным взглядом, что Аннете стало не по себе и она отвела глаза.
Потом она тоже в упор посмотрела на него, подметила его тонкую  усмешку,
доказывавшую,