авших. В окно, у которого она стояла,  до-
носились со двора знакомые звуки; она узнавала  певучий  голосок  своего
мальчика. Но и он не нарушал ее грез наяву, только  придавал  им  другую
окраску... Он был, как пение птицы в летний день...  О  сердце,  залитое
солнцем, какой запас любви еще хранится в тебе! Полными пригоршнями чер-
пать жизнь!.. Но улов был слишком тяжел... Душа не могла его удержать  и
погружалась в огненную бездну, где не было ни пения, ни голоса ее ребен-
ка, ни ее, Аннеты, - ничего, только могучий жаркий трепет...
   Аннета пробуждалась от своих грез, стоя все на том же месте у окна.
   Но по ночам неотвязные сны, исчезнувшие было  после  рождения  Марка,
теперь возвращались, непрерывно сменяя друг друга.  Аннета  катилась  из
одного в другой, как с этажа на этаж. А утром вставала разбитая и словно
сожженная, пережив в одну ночь десять ночей. И не хотела вспоминать  то-
го, что ей снилось...
   Окружающие замечали, что у нее озабоченное лицо,  рассеянный  взгляд.
Им была непонятна резкая перемена  в  Аннете,  но  они  не  тревожились,
объясняя ее внешними причинами - материальными  затруднениями.  А  между
тем тревожная перемена была началом глубокого обновления.  Аннета  этого
не сознавала и переживала ее как период своеобразной беременности, более
томительной, чем бремя будущего материнства. Да это и было  своего  рода
материнство - рождение скрытой души. Она, как семя, зарыта в глубине че-
ловеческого перегноя, хранящего в себе отбросы поколений. Извлечь ее от-
туда - дело целой долгой жизни. Да, целая жизнь уходит на  это  рождение
человека. И часто акушеркой бывает смерть.
   Аннета испытывала тайный страх  перед  неведомым  существом,  которое
когда-нибудь вырвется из нее на свободу. В припадках страха и стыда  она
замыкалась в себе, вся уходила в свою бурную внутреннюю жизнь, оставаясь
наедине с пребывающим в ней новым человеком. Отношения между  ними  были
враждебные. Атмосфера была насыщена электричеством, и в этой  предгрозо-
вой тиши то срывались, то снова замирали вихри. Аннета чуяла  опасность.
Напрасно старалась она отодвинуть в тень то, что ее смущало. В тени  или
не в тени - это все же оставалось в ней, в ее смятенной душе.  А  знать,
что твоя душа сверху донизу  заселена  неведомым  существом,  -  это  не
очень-то успокоительно!..
   "Ведь это все - я... Но чего "оно" хочет от меня? Чего я сама хочу?"
   Она отвечала себе:
   "Тебе нечего больше желать. У тебя есть то, чего ты хотела".
   Усилием воли Аннета обращала весь пыл своей любви на ребенка. Эти по-
рывы материнской страсти не приносили ей счастья. Ненормальная, чрезмер-
ная, болезненная (ибо это были неудачные попытки перевести на иной  путь
совершенно другие инстинкты, обмануть которые было нельзя), страсть  эта
могла привести только к разочарованию.  Она  отталкивала  ребенка.  Марк
восставал против такого насилия над ним и уже не скрывал от матери  воз-
мущения. Она ему докучала своими нежностями, и он высказывал это в коро-
теньких гневных монологах, которых Аннета, к счастью, не  слышала.  Зато
их как-то раз подслушала Сильвия и разбранила его, хохоча  при  этом  во
все горло. Марк, стоя в углу за дверью, разговаривал со стенкой.  Разма-
хивая руками, он решительно и сердито твердил:
   - Надоела мне эта женщина! Надоела!..
   Желая рассказать историю чьей-нибудь жизни, мы описываем ее  события.
Мы думаем, что это и есть жизнь. Но это только  ее  оболочка.  Жизнь-это
то, что происходит внутри нас. События извне влияют на нее  лишь  тогда,
когда они отмечены и, я бы даже сказал, порождены ею. Именно так  бывает
в большинстве случаев. Десятки событий происходят за месяц  вокруг  нас,
но мы на них никак не отзываемся, потому что они не имеют для нас значе-
ния. Но уж если какое-нибудь из них нас  сильно  затронет,  можно  пору-
читься, что мы шли ему навстречу и встретили его на полдороге. Если тол-
чок приводит в действие какую-то пружину внутри нас, значит пружина  эта
была натянута и ожидала толчка.
   К концу 1904 года душевное напряжение Аннеты стало ослабевать, и  эта
внутренняя перемена, казалось, была связана с некоторыми переменами, ко-
торые в то время происходили вокруг нее.
   Сильвия выходила замуж. Ей было двадцать шесть лет, она уже достаточ-
но насладилась радостями свободы и находила, что пора вкусить и радостей
семейной жизни. Она выбирала мужа осмотрительно, не спеша.  От  любовных
связей она не требовала прочности - лишь бы доставляли  удовольствие!  А
муж должен быть из прочного, добротного материала. Конечно, Сильвии  хо-
телось, чтобы он ей, кроме  того,  нравился.  Но  ведь  нравиться  можно
по-разному. Когда выбираешь человека в мужья, увлечься им вовсе не  обя-
зательно. Сильвия в этом деле руководствовалась доводами рассудка и даже
деловыми соображениями. Ее предприятие процветало. Мастерская под вывес-
кой "Сильвия. Платья и пальто" заслуженно пользовалась прекрасной  репу-
тацией и завоевала себе избранную клиентуру в кругах средней  буржуазии:
здесь шили изящно, со вкусом и по умеренным ценам. Мастерская,  преуспе-
вая, достигла того предела, который Сильвия не могла  перешагнуть  одна,
своими силами. Ей нужен был компаньон, который помог бы перейти эту чер-
ту, который расширил бы дело, присоединив к ее дамской швейной  мастерс-
кой портняжную.
   Никого не посвящая в свои планы, она стала искать подходящего челове-
ка. Наконец окончательно сделала выбор. И, сделав  выбор,  решила  выйти
замуж за своего избранника. А любовь?  Любовь,  говорила  себе  Сильвия,
придет потом, будет время и для нее! Она не выйдет за человека, которого
не сможет полюбить. Но любовь - не главное. На первом месте дело!
   Ее избранника звали Леопольд Сельв, и в  первую  же  минуту  их  зна-
комства молодая хозяйка мастерской придумала для новой  фирмы  название,
которое будет красоваться на вывеске: "Сельв и  Сильвия".  Однако,  хотя
для женщины звучное имя имеет немалое значение, Сильвия была не так глу-
па, чтобы удовольствоваться только этим: Сельв был  прекрасной  партией.
Этот не очень молодой (на вид ему было добрых тридцать пять лет)  и  до-
вольно видный мужчина - как говорится,  "неладно  скроенный,  да  крепко
сшитый", цветущий рыжеватый блондин, служил старшим  закройщиком  у  из-
вестного парижского портного. Он хорошо знал свое ремесло, много зараба-
тывал, к тому же был человек степенный, не гуляка. Сильвия навела справ-
ки. И дело было решено - пока только в голове Сильвии. Она еще не  спро-
сила, согласен ли Сельв. Но это ее меньше всего беспокоило:  она  знала,
что добьется своего.
   Сельв вовсе не домогался чести стать ее мужем.  Этот  веселый  малый,
ничуть не честолюбивый, изрядный эгоист, дороживший своими удобствами  и
привычками, решил остаться холостяком. Он не собирался бросать свое мес-
то, хотя и скромное, но доходное и не обременявшее его  ответственностью
у хозяина, который знал ему цену. Но Сильвия быстро опрокинула  все  его
планы и нарушила его покой. Они встретились  (встреча  была  ею  заранее
подстроена) на одной осенней выставке, куда и он и она пришли, чтобы оз-
накомиться с модами. Сильвию окружили поклонники - молодые люди, пламен-
но влюбленные в нее, и она направо и  налево  расточала  улыбки,  сыпала
острыми и веселыми словечками, не обращая на Сельва  никакого  внимания.
Затем, когда он (не без горечи) оценил ее любезность и остроумие,  пред-
назначавшиеся не для него, Сильвия неожиданно удостоила его  благосклон-
ного внимания. Теперь она обращалась только к нему - остальные отошли на
задний план. Такой внезапный поворот подкупил Сельва, тем более  что  он
приписал его своим личным качествам.  Это  был  ловкий  ход  со  стороны
Сильвии - и Сельв попался. Прощай все его благие намерения!
   Через некоторое время Сильвия попросила Аннету прийти к ней  вечером,
после обеда, в час, когда в мастерской уже обычно никого не бывало.
   - Я тебя просила прийти, потому что жду одного  человека,  -  сказала
она.
   Аннета удивилась:
   - А я для чего нужна? Разве ты не можешь одна его принять?
   - Так будет приличнее, - с важностью возразила Сильвия.
   - Поздновато ты вспомнила о приличиях!
   - Лучше поздно, чем никогда, - отозвалась Сильвия все с той же невоз-
мутимой серьезностью.
   - Да что ты меня дурачишь? Так я этому и поверила!
   - Ну и не верь! Аннета погрозила ей пальцем:
   - А кто же этот другой? Кого ты собираешься морочить?
   - Вот он идет!
   Сельв позвонил. Он, видимо, был недоволен тем, что застал Сильвию  не
одну, но, как человек благовоспитанный, постарался это  скрыть.  Нелегко
произвести выгодное впечатление в обществе двух молодых и бойких женщин,
которые кого угодно смутят, особенно когда они заодно. Сельв чувствовал,
что его изучают две пары глаз. После  нескольких  довольно  тяжеловесных
комплиментов, часть которых он из вежливости уделил Аннете, он заговорил
о делах, о своем ремесле, о своей жизни очень занятого человека.  Аннета
великодушно притворялась заинтересованной, задавала вопросы. Сельв  стал
доверчивее, у него развязался язык. Он говорил о трудностях, которые ме-
шали ему пробить себе дорогу, о своих невзгодах  и  успехах  и  всячески
старался показать себя с наилучшей стороны.  Он  производил  впечатление
человека простодушного, доброго и довольного собой.  Сельв  вел  игру  в
открытую, тогда как Сильвия, более осторожная, раньше чем выложить  свои
карты на стол, старалась заглянуть в карты партнера. Аннета, скоро отод-
винутая на задний план, наблюдала за этой игрой и  дивилась  не  столько
ловкости сестры, сколько ее выбору. Сильвии нетрудно было бы сделать бо-
лее выгодную партию. Но она вовсе к этому не стремилась. Слишком  краси-
вые и блестящие мужчины не внушали ей доверия. Разумеется, она не  вышла
бы за дурака или урода. Золотая середина, толковый помощник, а не верхо-
вод - вот что ей было нужно! Она понимала, что в  браке  каждая  сторона
должна давать, а хочет брать: это как предложение и спрос.  Ей  требова-
лось только одно: она была сама себе госпожа и такой хотела остаться.  А
ему чего было нужно? Чтобы его полюбили ради него  самого,  за  красивые
глаза? Бедняга! Не мог же он так много воображать о себе - ведь он знал,
что некрасив и даже непривлекателен. Но все-таки он хотел, чтобы женщина
вышла за него по любви... Ну не смешно ли? Думая об этом, Сельв  пожимал
плечами, мысленно посмеиваясь над такой слабостью, ибо  при  всем  своем
простодушии он был неглуп, знал жизнь и к женщинам относился  скептичес-
ки, как большинство французов.  Но  потребность  любви  в  человеке  так
сильна! Ах, эта глупая потребность сердца!.. "А почему меня нельзя полю-
бить? Я не хуже других!.." Так Сельв переходил  от  смирения  к  самодо-
вольству. Он добивался любви, точно милости. Это была плохая  тактика...
И как он ничего не умел скрыть! Плутовка Сильвия отлично это  подметила.
Когда его большие голубые глаза навыкате спрашивали: "Вы меня любите?.."
- она, помня, что неуверенность питает любовь, отвечала умильными взгля-
дами, которые не говорили ни да, ни нет.
   Когда сестры остались одни, Аннета сказала Сильвии:
   - Нехорошо, что ты так с ним заигрываешь!
   - А почему? - возразила Сильвия, смотрясь в  зеркало.  -  Игра  стоит
свеч.
   - Значит, это серьезно?
   - Очень серьезно.
   - Вот не могу себе представить, что ты выйдешь замуж!
   - Напрасно! Я думаю проделать это даже не раз и не два...
   - Не люблю, когда ты шутишь такими вещами!
   - Ах, ты ходячая Армия спасения! Чем же тогда шутить? Ну, ну, госпожа
Бут (Сильвия произносила "Бот" [42]), не хмурь свои красивые брови! Я не
собираюсь пока менять мужа, сначала еще надо  его  испробовать.  Я  хочу
выйти замуж надолго. Но если брак окажется непрочным, - что ж,  придется
искать другого!
   - Я не за тебя беспокоюсь! - сказала Аннета.
   - Вот как! Ну что ж, спасибо и за то, что беспокоишься о нем. Значит,
он тебя пленил?
   - Сильвия, он тебе не пара. Но он славный малый, - жаль, если ты  ему
испортишь жизнь.
   Сильвия улыбалась своему отражению в зеркале.
   - Эка важность, подумаешь! Люди всегда портят друг другу  жизнь.  Ко-
нечно, ему придется страдать!.. Бедняга! Не хотела бы я быть в его  шку-
ре... Ну, ну, я шучу, не беспокойся за него! Неужели ты думаешь,  что  я
не знаю качеств моего Адониса? Он ничем не блещет, но на него можно  по-
ложиться - уж я-то кое-что в этом смыслю. Конечно, я не стану ему  этого
говорить: мужчину никогда не следует баловать, а то  он  начнет  вообра-
жать, что имеет на тебя какие-то права. Но я знаю все его качества. Я не
так глупа, чтобы его обижать, - ведь это значило бы вредить самой  себе!
Конечно, не поручусь, что не буду его бесить (это ему  полезно  -  пусть
немножко похудеет!), но изводить его буду не чересчур, а ровно  столько,
сколько необходимо. Разумеется, только в том случае, если мне не на  что
будет жаловаться, а иначе пусть сам на себя пеняет: я в долгу  не  оста-
нусь, всегда плачу наличными! Я честно торгую: надуваю покупателей ровно
настолько, чтобы можно было прокормиться, не больше. Но если они пробуют
надуть меня, - ну, тогда я уже не стесняюсь!
   - Что за женщина! Никогда нельзя заставить ее  говорить  серьезно!  -
воскликнула Аннета.
   - Если о всех серьезных вещах говорить серьезно, тогда и жизнь станет
невмоготу! - сказала Сильвия.
   Леопольд скоро опять пришел, и Сильвия не стала его томить. Она быст-
ро обозрела позиции противника и, не выходя из-за оборонительных  укреп-
лений, проверила его вооружение, амуницию и провиант, а тогда уже добро-
вольно сдалась. Она без всякого труда незаметно внушила ему свою идею, и
Леопольд до конца жизни сохранил иллюзию, что это у него первого явилась
мысль открыть большую мастерскую "Селив и Сильвия".
   Свадьбу решили сыграть в середине января  -  сезон,  когда  работы  у
портных меньше. Последние недели перед свадьбой были веселым временем  и
для работниц мастерской - сияющий Леопольд угощал всю компанию, водил  в
театр и кино. Эти девушки так любят повеселиться! Когда одна из них  вы-
ходит замуж, им кажется, что она словно приносит в их общий дом счастье.
И каждая, встречая этого дорогого гостя, шепчет ему мысленно:
   "Смотри же, не забудь! Следующая очередь - моя!.."
   Всеобщая радость заразила и Аннету. Казалось, она должна была бы сей-
час еще живее почувствовать, как неудачно сложилась ее  жизнь.  А  между
тем она спрашивала себя, куда девались все ее горести: они  соскользнули
с нее, как сорочка с бедер. О молодость,  горе  тебе  нипочем!..  Нельзя
сказать, чтобы брак Сильвии приводил Аннету в восторг. Она нежно  любила
сестру, и ей было немного грустно при мысли, что они теперь уже не будут
так близки. И потом досадно было, что такая хорошенькая девушка  выходит
за довольно простоватого парня. Не о таком муже для Сильвии мечтала  Ан-
нета. Но что за дело людям до чужой мечты! И они правы... Каждый  бывает
счастлив по-своему.
   Сильвия была довольна. Любовь Леопольда и его явное восхищение льсти-
ли ее тщеславию и мало-помалу покоряли ее сердце. Она  говорила  сестре,
что ценит степенность и серьезность своего жениха - он будет ее надежным
товарищем и ни в чем не станет ее стеснять. Правда, изменять ему она  не
собирается, но никогда нельзя поручиться за будущее, а Леопольд тем  хо-
рош, что не станет строго требовать у нее отчета в поведении, -  в  этом
она уверена. Леопольд не стремился узнать прошлое Сильвии, он ей  верил,
и Сильвия была ему за это благодарна.
   Жизнь оставила Леопольду мало иллюзий и сделала его терпимым. Она на-
учила его, что лучшее правило поведения -  благодушный  эгоизм  честного
скептика, доброго и нетребовательного, который не ждет от  других  того,
чего сам не может дать.
   У Сильвии было больше общего с Леопольдом, чем с Аннетой. Аннету она,
конечно, любила сильнее. Но, будь Аннета мужчиной (так, смеясь, говорила
Сильвия), она бы ни за что не вышла за нее замуж. Нет,  нет,  это  плохо
кончилось бы!.. А с Сельвом она чувствовала  себя  в  безопасности.  Это
чувство спокойной умеренности избавляло ее от необходимости размышлять о
женихе: она думала о свадьбе, о подвенечном наряде, который себе сошьет,
о своем будущем хозяйстве и грандиозных  коммерческих  проектах.  И  эти
мысли рождали чувство полного удовлетворения.
   Свадьба состоялась в солнечный зимний день. Потом Сельв повез всех  в
Венсенский лес. Устраивались веселые пикники. Аннета охотно принимала  в
них участие. В другое время ей был  бы  неприятен  вульгарноватый  пошиб
этого шумного веселья. Сейчас она  его  не  замечала.  Она  развлекалась
вместе со славными юношами и девушками, для которых это были  часы  бла-
женного отдыха среди дней тяжелого труда. Она участвовала в играх и всех
пленила своей живостью и заразительной веселостью. Сильвия привыкла  ви-
деть сестру холодной и высокомерной и сейчас с удивлением наблюдала, как
она от души веселится. Вот она играет в жмурки: с  завязанными  глазами,
красная от возбуждения, улыбаясь во весь рот и выставив вперед  подборо-
док, как будто хочет поймать на лету солнечный луч,  она  идет  большими
шагами, спотыкаясь, раскинув руки, как крылья, и хохочет во все горло!..
Не один человек, глядя на красивое, сильное тело этой страстной женщины,
вероятно, думал: "Кого она покорит? Кто покорит ее?.." Но Аннета,  каза-
лось, думала только об игре... Куда девались все заботы,  еще  вчера  ее
угнетавшие? Где ее сосредоточенный, напряженный, ушедший внутрь  взгляд?
Да, в ней несомненно была какая-то душевная гибкость!.. Сильвия  ставила
себе в заслугу, что сумела отвлечь Аннету от забот, и радовалась  этому.
Но Аннета хорошо знала, что причина ее нового настроения гораздо глубже.
Не от свадебного веселья у нее стало легче на душе, а наоборот: она была
так весела на свадьбе потому, что ее тревога улеглась.
   Но что же произошло? Произошло нечто странное, и не сразу,  -  только
проявилось оно, это новое, внезапно, в один прекрасный день.
   Это было за несколько недель до свадьбы Сильвии, в  воскресное  утро.
Аннета сидела полуодетая перед зеркалом у своего туалетного столика.  По
воскресеньям она любила одеваться медленно, не торопясь, - ведь в другие
дни нужно было рано уходить из дому. Ей лень было двигаться  -  сказыва-
лась накопившаяся усталость. Марк, как только встал, убежал к тетке.  Он
живо интересовался предстоящей свадьбой и смешил Сильвию своими  замеча-
ниями, которые делал тоном бывалого человека. Леопольд его баловал: что-
бы угодить Сильвии, он ухаживал и за ее собачонкой. И Марк,  польщенный,
гордый таким вниманием к нему взрослого мужчины, проводил весь день вни-
зу, а к матери возвращался неохотно. Аннета замечала  это  с  горечью  и
унынием. Но в то воскресное утро усталость была сильнее горя,  и  к  ней
примешивалось какое-то тайное чувство, не лишенное приятности. Аннета по
привычке все-таки вздохнула. Но она  наслаждалась  этой  приятною  уста-
лостью, сознанием, что сегодня можно, слава богу, отдыхать,  вытянувшись
в кресле... Воскресенье! Прежде Аннета не умела ценить его  по-настояще-
му.
   "Устала я! Устала! Как хорошо, что не надо никуда идти!.. Спать бы  и
спать - тысячу лет!.. Сидеть вот так, хотя и в неудобной позе, не  делая
ни одного движения. Точно ты зачарована и боишься разбить чары. Не  буду
двигаться! Как хорошо!.."
   Она смотрела в окно, на крышу напротив. Из трубы  пекарни  поднимался
дым. Завиваясь светлыми кольцами на ветру и приплясывая, он весело бежал
к голубому небу. Глаза Аннеты смеялись, душа уносилась ввысь и вместе  с
этими прихотливыми арабесками дыма плясала в воздухе,  освободившись  от
земной тяжести. Душа ее была открыта солнцу и ветру.  Аннета  вполголоса
напевала... И вдруг ей вспомнился взгляд молодого  человека,  который  с
восхищением смотрел на нее вчера в омнибусе. Она его не знает и,  конеч-
но, никогда больше не увидит. Но этот взгляд, который  она  перехватила,
неожиданно п