от
жены. Сильвия вовсе не хотела от него избавиться. Все дело было  в  том,
что ее сильно тяготила беременность. Она нисколько не берегла себя и  не
хотела ничего менять в своем образе жизни. Но от  этого  ей  становилось
еще хуже. Долгие месяцы беременности проходили у нее совсем не так,  как
у Аннеты: для той они были нескончаемой грезой, тихим блаженством, кото-
рое слишком скоро кончилось. Сильвия же  не  способна  была  предаваться
мечтам. Она стала раздражительна, не желала отказываться от  своих  обя-
занностей, прав, удовольствий. В конце концов сильное нервное  переутом-
ление расстроило ее здоровье и, естественно,  отразилось  на  характере.
Когда человек мучается,  у  него  является  потребность  мучить  других.
Сильвия мучилась, страдала, и ее возмущало, что муж не страдает вместе с
ней. Она старалась этого добиться: изводила  его  злобными  и  вздорными
придирками, постоянными сменами настроения и даже -  вот  так  неожидан-
ность! - ревнивою влюбленностью, которая, однако, не мешала ей постоянно
осыпать его попреками. Бывали дни, когда Леопольд просто  терялся  и  не
знал, что делать.
   Аннета была всегда рядом, всегда готова выслушать его жалобы. Он под-
нимался к ней наверх, чтобы излить душу.  Терпеливо  выслушав  его,  она
всегда умела его утешить и развеселить, так что он сам часто смеялся над
своими маленькими неприятностями. Эти беседы создавали между ними сообщ-
ничество, как между людьми, связанными только им известными тайнами. И в
присутствии Сильвии они иногда лукаво переглядывались. Оба были честны и
потому ничуть не остерегались возникшей между ними близости, хотя и  не-
винной, но небезопасной. Аннета находила удовольствие в  этом  дружеском
поддразнивании и невинном кокетстве, не видя в нем ничего  рискованного.
А Леопольду только того и надо было - он давно испытывал на себе обаяние
силы и жизнерадостности, исходившее от Аннеты. Она же в  то  время  была
вся поглощена открытием, что Жюльен ее любит; эта любовь сладко волнова-
ла ее, и весь остальной мир был для нее словно  в  тумане.  Когда  после
встречи с Жюльеном она слушала Леопольда и  даже  что-то  ему  отвечала,
улыбка ее предназначалась Жюльену. А Леопольд,  конечно,  этого  не  мог
знать.
   Он знал, чего ему хочется. И, как порядочный человек, боролся  с  со-
бой. Но и порядочный человек - только человек, и ему не следует играть с
огнем.
   В одно майское воскресенье они отправились вчетвером - Сильвия, Анне-
та, Леопольд и маленький Марк на  прогулку  в  сторону  Со.  Походив  не
дольше часа, Сильвия утомилась и, сев у подножия холма, сказала:
   - Ну, вы, молодежь, карабкайтесь наверх, если есть охота. А мы подож-
дем вас здесь.
   Она осталась внизу с мальчиком,  а  Леопольд  и  Аннета  бодро  пошли
дальше. Аннета была весела, оживленна, держала себя  с  Леопольдом,  как
добрый товарищ... С этим простым человеком  она  отдыхала  от  душевного
напряжения, в котором ее держала любовь Жюльена и его разговоры о  высо-
ких материях. Тропинка вилась вдоль  длинного  забора  какой-то  большой
усадьбы, а с другой стороны тянулся откос, поросший  цветущим  кустарни-
ком. Поднимаясь, они видели сквозь  просветы  в  изгороди  сбегающие  по
склонам плодовые сады в белоснежном и розовом пуху цветов.  Синева  неба
была необычайного, нежно-зеленого оттенка, и по ней пробегали  суетливые
облачка. Веселый ветер шаловливо кусался, как резвый щенок.  Аннета  шла
впереди, напевая, и рвала цветы. Леопольд шагал за ней по пятам. Он  ви-
дел, как - она нагибалась и ее крепкая грудь  натягивала  легкую  ткань,
видел ее голые руки, голую шею, порозовевшую от резкого ветра,  и  рако-
винку маленького уха в пене пушистых завитков. Кончик уха алел, как кап-
ля крови. Справа от них тянулся крутой откос, а дорога впереди была  по-
хожа на узкий коридор, откуда вырывался сильный ветер и бил им  прямо  в
лицо. Аннета, не оборачиваясь, окликнула своего  спутника.  Леопольд  не
отвечал. Она, наклонясь, продолжала собирать цветы и что-то шутливо  го-
ворила ему. Но так как он молчал, Аннета вдруг в этом  молчании  почуяла
опасность. Бросив цветы, она быстро выпрямилась, но не успела обернуться
и вдруг чуть не упала: Леопольд сзади навалился на нее  и  грубо  обнял.
Она почувствовала на затылке его учащенное дыхание, и жадные губы  стали
целовать ее в шею, в щеки. Она вмиг вся напряглась, изогнулась и - отку-
да взялись силы! - яростно оттолкнула обнимавшего  ее  мужчину.  Он  не-
вольно разомкнул руки, и теперь они стояли лицом к лицу - она и ее обид-
чик. Глаза Аннеты сверкали гневом. Однако Леопольд не хотел выпустить из
рук добычу. И между ними завязалась ожесточенная борьба  двух  животных,
полных ненависти друг к другу, ожесточенная, но короткая. Аннета,  кото-
рой инстинктивное возмущение придавало силы, так толкнула Леопольда, что
он едва удержался на ногах. Он стоял перед ней, вдвойне униженный, поба-
гровев и тяжело дыша. Они мерили друг друга сердитыми взглядами. Ни один
не говорил ни слова... Аннета быстро вскарабкалась по  откосу,  пролезла
через пролом в изгороди на другую сторону  и  побежала  вниз.  Леопольд,
сразу отрезвев, стал звать ее. Но она держалась от него в  двадцати  ша-
гах, не давая ему подойти ближе. Они спускались с холма, разделенные из-
городью, поглядывая друг на друга недоверчиво, враждебно и смущенно. Ле-
опольд не своим голосом умолял Аннету вернуться,  простить  его.  Аннета
делала вид, что не слышит, но она слышала, и смятение, звучавшее  в  его
голосе, смягчило ее. Она пошла медленнее...
   - Аннета! - умолял Леопольд. - Аннета! Не убегайте!.. Я вас  не  тро-
ну... Видите, я стою на месте, я не подойду ближе... Я вел себя как ско-
тина. Мне стыдно, ужасно стыдно... Ругайте меня сколько  хотите,  но  не
убегайте! Ей-богу, я вас больше пальцем не трону!.. Я  сам  себе  проти-
вен... Видите, я на коленях прошу у вас прощения!
   И он неуклюже опустился на колени. Вид у него был жалкий и смешной.
   Аннета, суровая, неподвижная, слушала, стоя к нему вполоборота  и  не
глядя на него. Но, невольно посмотрев в его сторону,  она  увидела,  как
унижен этот человек, и была глубоко тронута. В ее горячем сердце чувства
других людей находили такой отклик, как будто это  были  ее  собственные
чувства. Стыд, мучивший Леопольда, вызвал краску на ее щеках. Она повер-
нулась к нему лицом и сказала:
   - Встаньте! Леопольд поднялся, Аннета инстинктивно отступила на  нес-
колько шагов. Леопольд сказал:
   - Вы все еще меня боитесь! Вы никогда мне этого не простите?
   - Не будем больше говорить об этом, - сухо ответила Аннета.
   Они сошли вниз, на дорогу. Аннета была нема и холодна. Но Леопольд не
мог молчать: он был очень расстроен и пытался оправдываться. Однако бед-
няга красноречием не отличался, не умел выражаться изящно. Он все только
повторял с досадой:
   - Я - свинья! Аннета,  все  еще  взбудораженная,  подавляла  усмешку.
Чувства ее с трудом приходили в равновесие. Ей было и противно и  смешно
вспоминать эту сцену. Она не простила ее Леопольду, но вместе с  тем  не
могла не пожалеть этого человека, который, шагая рядом с ней,  так  уни-
женно каялся и все бормотал бессвязные извинения. Аннета слушала  его  с
раздражением, состраданием, иронией. Он всячески старался объяснить "это
гадкое безумие, которое охватывает тело..." Да, ей  такое  безумие  тоже
было знакомо!.. Говорить это Леопольду, конечно, не следовало, но у него
был такой несчастный вид, что она невольно сказала:
   - Знаю. С кем этого не бывает! Ну да ладно, забудем!
   Они шли дальше молча, с тяжестью на душе, хмурые и  смущенные.  Когда
они уже подходили к месту, где оставили Сильвию, Аннета  сделала  движе-
ние, словно хотела протянуть Леопольду руку, но не  протянула  и  только
сказала:
   - Я все забыла.
   У Леопольда стало легче на душе, однако он все  еще  беспокоился.  Он
спросил, как нашаливший мальчишка:
   - Вы ничего не расскажете? Аннета усмехнулась с легкой жалостью.
   Нет, она ничего не сказала, но зоркие глаза Сильвии с первого взгляда
все прочли на их лицах. Она не задала ни одного вопроса. На обратном пу-
ти во время шумной болтовни, которой все трое  старались  прикрыть  свое
смятение, Сильвия внимательно наблюдала за сестрой и мужем.
   С этого дня Аннета и Леопольд не оставались больше наедине.  Ревнивая
жена следила за ними. Да Аннета и сама  теперь  остерегалась  Леопольда.
Она не умела скрыть своего недоверия, и обиженный Леопольд затаил молча-
ливую злобу.
   У Аннеты открылись глаза. Нельзя было больше по-прежнему доверять лю-
дям, доверять самой себе. Нельзя было идти в жизни своей дорогой весело,
как бывало, не обращая внимания на то, что невольно будишь в других  же-
лания, которых сама не разделяешь. В современном обществе, при современ-
ных нравах ее положение одинокой, молодой и свободной женщины не  только
обрекало ее на приставания мужчин, но и оправдывало их  в  глазах  всех.
Никто не допускал, что она, так смело порвав с условностями, хочет замк-
нуться в своем мнимом вдовстве, храня  верность  неизвестно  кому.  Сама
она, обманывая себя, видела цель своей жизни в материнстве. И  материнс-
кое чувство, несомненно, горело ярким пламенем в ее душе.  Но  и  другой
огонь по-прежнему горел в ней. Она старалась о нем  забыть,  потому  что
боялась его. При этом она воображала, что никто другой его не увидит. Но
она ошибалась: огонь, помимо ее воли, вырывался наружу. И  если  не  она
сама, так другие рисковали  стать  его  жертвами.  Случай  с  Леопольдом
только что доказал это. Это было противно, это возмущало! Не ослепленные
миражом глаза того, кто не любит, видят в акте любви нелепое и  отврати-
тельное скотство. Именно таким было покушение Леопольда в глазах Аннеты.
Но совесть ее была неспокойна: ведь это она разожгла в нем  похоть.  Она
припоминала свое необдуманное кокетство, поддразнивания, всякие  женские
уловки... Что ее толкало на это? Та подавленная сила желаний, тот  внут-
ренний огонь, который надо либо питать, либо угашать в себе. Угашать его
мы не можем, не должны! Ведь он - солнце жизни, без  него  она  была  бы
погружена во мрак. Но пусть же  это  солнце  не  уподобляется  колеснице
Аполлона, отданной в неумелые руки Фаэтона, пусть не губит того, что оно
должно живить! Пусть свершает в небе положенный ему путь!..
   Значит, брак? Аннета долго отстраняла от себя этот вывод, но сознание
угрожавших ей опасностей привело ее к мысли,  что  брак,  основанный  на
любви и уважении, на спокойной дружбе, будет той плотиной, которая сдер-
жит демонов страсти и защитит ее от преследований мужчин. И  чем  больше
она убеждала себя в этом, тем слабее противилась мольбам Жюльена.  Да  и
все, словно сговорившись, склоняло ее к этому браку: перспектива матери-
альной обеспеченности и душевного покоя, потребность в  семейном  очаге,
влечение сердца. Ей хотелось уступить мольбам Жюльена,  и  она  находила
все новые основания полюбить его. Впрочем, ей не нужны были никакие  ос-
нования - она уже и так его любила. Уже шла в ней созидательная  работа,
превращающая избранника сердца в дивное видение мечты. Жюльен ее в  этом
опередил. Но у Аннеты и воображение было богаче, и душа  страстнее,  она
очень скоро зашла дальше, чем он.
   Не сдерживая себя больше, она дала волю своей непосредственной и  го-
рячей натуре. Она не прибегала к хитростям, которыми другие женщины, бо-
лее ловкие, прикрывают свое поражение, делая вид, что сердце их не поко-
рено. Аннета открыто принесла свое сердце в дар - она  сказала  о  своей
любви Жюльену. И с этого дня Жюльен утратил покой.
   Он мало знал женщин. Женщины его и влекли к себе и смущали. Не стара-
ясь их узнать, он позволял себе смело судить о них. Одних идеализировал,
других строго осуждал. А те, что не подходили ни под одну из этих  кате-
горий, не возбуждали в нем никакого интереса. Люди очень молодые (Жюльен
оставался таким благодаря своей неопытности) всегда скоры на выводы. По-
глощенные собой и своими желаниями, они видят в других только то, что им
хочется видеть.
   В любви духовной, как и в плотской, всякий мужчина, простодушный  или
хитрый, думает только о себе и никогда - о любимой женщине. Он не  хочет
знать, что она живет своей отдельной жизнью. Он мог бы это понять именно
через любовь. И любовь действительно учит этому тех немногих, кто спосо-
бен усвоить ее уроки, но и то лишь на горе им и  тем  женщинам,  которых
они любят, потому что истина открывается им всегда слишком поздно. Века-
ми люди наивно удивляются и сетуют на неизбывное одиночество души  чело-
веческой, постигаемое на горьком опыте любви. Несбыточная мечта о  слия-
нии сердец - извечная ошибка людей. Ибо разве "любить" не значит "любить
другого"? Жюльен был не такой эгоист, как Рожэ Бриссо,  но,  не  испытав
настоящей любви, он так же мало, как и тот, способен был  отрешиться  от
себя. И еще меньше знал женщин. В этот мир Жюльена нужно было  осторожно
ввести за руку.
   Аннета и от природы не отличалась расчетливостью и осторожностью,  да
и любовь не только не научила ее этому, а, напротив, сделала еще  довер-
чивее и щедрее. Сейчас, когда она была уверена, что любит и любима,  она
ничего не скрывала от Жюльена. Она чувствовала, что ничто в любимом  че-
ловеке не может оттолкнуть ее, - так зачем и ей прикрашиваться для него?
Здоровая духом, она не стыдилась быть такой, какой  она  создана.  Пусть
тот, кто ее любит, видит ее такой, какая она есть! Она хорошо знала  на-
ивность Жюльена, его робость и неискушенность в делах любви и думала  об
этом с удовольствием, с насмешливой нежностью.  Ей  нравилось,  что  она
первая открывает ему тайны женского сердца.
   Раз она неожиданно пришла к нему  на  квартиру.  Дверь  открыла  мать
Жюльена, старая дама, седая, гладко причесанная, со  спокойным  лицом  и
внимательными, строгими глазами. Недоверчиво оглядев Аннету, она  с  хо-
лодной учтивостью провела ее в маленькую гостиную, чистенькую  и  холод-
ную, где мебель стояла в чехлах. Выцветшие семейные фотографии и  снимки
с музейных картин окончательно замораживали атмосферу  в  этой  комнате.
Аннета сидела одна и ждала. В соседней комнате пошептались, затем в гос-
тиную торопливо вошел Жюльен. Он был и рад ей, и  немного  растерян,  не
знал, что сказать, и, отвечая Аннете, смотрел не на  нее,  а  куда-то  в
сторону. Они сидели на неудобных стульях с прямыми  спинками,  мешающими
принять непринужденную позу. Их разделял стол, один из тех салонных сто-
ликов, на которые нельзя облокотиться и о ножки  которых  больно  стука-
ешься коленями. В холоде, исходившем от навощенного пола без  ковра,  от
мертвых лиц под стеклами, напоминавших гербарий, застывали слова на  гу-
бах и невольно хотелось понизить голос. Эта гостиная положительно  леде-
нила душу. Аннета думала: неужели Жюльен продержит ее  здесь  до  самого
ухода? Наконец она попросила его показать свой рабочий кабинет. Отказать
было неудобно, да Жюльен и сам хотел этого. Но у него был такой  нереши-
тельный вид, что Аннета спросила:
   - Вам это неприятно? Он запротестовал и повел ее к себе, заранее  из-
виняясь за беспорядок в комнате. Беспорядка у него было гораздо  меньше,
чем у Аннеты в день его первого посещения, но здесь беспорядок  был  ка-
кой-то унылый, бескрасочный.  Комната  служила  Жюльену  и  кабинетом  и
спальней. Книги, известная гравюра, на которой изображен  Пастер,  груды
бумаг на стульях, трубка на столе, студенческая кровать.  На  стене  над
кроватью Аннета заметила небольшое распятие с буксовой  веточкой.  Усев-
шись в неудобное кресло, она, чтобы расшевелить хозяина,  стала  вспоми-
нать их студенческие годы. Она говорила свободно, без всякого жеманства,
о вещах, им обоим известных. А Жюльен был рассеян, смущен ее приходом  и
вольным разговором. Его, видимо, беспокоило то, что происходило в сосед-
ней комнате. Смущение его передалось Аннете, но она держалась стойко и в
конце концов заставила его забыть о том, что скажут. Он оживился, и  оба
смеялись от всего сердца. Только когда Аннета собралась уходить и Жюльен
пошел провожать ее, он снова почувствовал себя неловко.  Они  прошли  по
коридору мимо комнаты его матери. Дверь была полуоткрыта, но  г-жа  Дави
притворилась, что не видит их, - из деликатности или для того, чтобы  не
прощаться с Аннетой. Женщины с первого взгляда стали врагами. Г-жа  Дави
была шокирована приходом этой смелой  девицы,  ее  свободными  манерами,
звонким голосом, смехом, ее живостью: она почуяла опасность. Аннета  же,
очутившись в их доме, поняла, что между нею и Жюльеном всегда будет нез-
римо стоять его мать, и ушла с враждебным чувством к ней.  Проходя  мимо
комнаты старой дамы, она заметила, что та повернулась спиной к двери,  и
потому нарочно говорила и смеялась очень громко. При  этом  она  ревниво
подумала:
   "Я отниму его у тебя!"
   На следующей неделе Жюльен пришел к ней в гости вечером, после обеда.
Он в первый раз поговорил с матерью об Аннете, и ему хотелось укрепиться
в своем решении. В этот вечер они были  одни;  Марка  Леопольд  повел  в
цирк. Около одиннадцати Жюльен собрался уходить, и Аннета решила  прово-
дить его, чтобы пройтись пешком и подышать прохладным воздухом ночи.  Но
когда они дошли до его дома, Жюльен встревожился при мысли,  что  Аннета
будет возвращаться одна. Страх его только рассмешил Аннету, но он непре-
менно хотел проводить ее, и она не протестовала, потому что ей  хотелось
подольше побыть с ним. Они пошли обратно, выбирая самую длинную  дорогу,
и не заметили,  как  очутились  на  высоком  берегу  Сены.  Была  теплая
июньская ночь. Они сели на скамью. Шумели тополя над  темной  рекой,  на
воде играли красные и золотые огни фонарей. Небо казалось далеким, звез-
ды были такие бледные, словно город-пиявка высосал  из  них  всю  кровь.
Внизу было светло, а наверху, где сидели Аннета и Жюльен, царила  темная
ночь. Оба молчали (слова уже не могли выразить их чувств) и не поднимали
глаз, но каждый читал в душе другого. Сердцу Аннеты было горячо от жела-
ний, которые она угадывала в Жюльене. Он сидел неподвижно, скованный ро-
бостью, не смея даже взглянуть на Аннету. А она, не поворачивая  головы,
улыбалась в темноте и, любуясь красными отблесками на  воде,  видела  не
их, а Жюльена. Он никогда не решится!.. И вдруг она наклонилась и  поце-
ловала его...
   Домой Жюльен вернулся опьяненный любовью и благодарностью, но в мозгу
у него засело коварное жало глухого беспокойства... Злые слова матери  о
"бедных и беззастенчивых девушках, которые охотятся за мужьями", он сра-
зу же с гневом вырвал из памяти, но кончик занозы остался под кожей. Ему
было стыдно за себя. Он мысленно просил у Аннеты прощения. Он знал,  что
оскорбительное подозрение было ложно. Он свято верил Аннете. И  все-таки
его что-то мучило. Каждая новая встреча с ней усиливала эту тревогу. Не-
зависимость Аннеты, непринужденные манеры, свободомыслие и смелость суж-
дений, особенно в вопросах морали, спокойное отрицание  всяких  предрас-
судков - все пугало Жюльена. Его кругозор был тесен,  как  его  костюмы,
нравом он был несколько угрюм, склонен к суровости. Аннета же, наоборот,
отличалась широкой терпимостью и жизнерадостностью. Жюльен  не  понимал,
что она может в своей личной жизни быть такой же суровой пуританкой, как
он, а к другим подходить с иной меркой, их собственной,  и  проявлять  к
ним ироническую снисходительность. Терпимость и юмор были чужды Жюльену,
смущали его. Аннета это заметила, и когда он судил о чем-либо несправед-
ливо, с чрезмерной прямолинейной строгостью, она не пыталась  навязывать
ему свою точку зрения: она подсмеивалась  над  этой  наивной  непримири-
мостью, которая ей даже отчасти нравилась. Ее насмешливые улыбки  трево-
жили Жюльена еще больше, чем ее речи. У  него  создавалось  впечатление,
что о некоторых вещах Аннета знает больше,  чем  он.  Это  так  и  было.
Жюльен спрашивал себя: насколько больше? И что она, в  сущности,