исядем, Рожэ... - промолвила она.
   Он послушно сел рядом с ней на холмике, поросшем мохом; его глаза, не
отрываясь, смотрели на нее, взывали к каждому ее слову.
   - Успокойтесь, нам нужно объясниться... Прошу вас,  успокойтесь!  По-
верьте, что и мне очень трудно сохранять спокойствие... Я заставляю себя
говорить...
   - А вы не говорите! - сказал он. - Это просто безумие!..
   - Так надо.
   Он хотел было зажать ей рот рукой. Она отстранилась. Решение ее, оче-
видно, было так непоколебимо, несмотря на все душевное смятение, что Ро-
жэ это понял, отказался от борьбы и слушал подавленно,  растерянно,  уже
не смея на нее взглянуть.
   Аннета, голос которой звучал бесстрастно, холодно, угрюмо, хотя то  и
дело пресекался, два-три раза умолкала, чтобы перевести дыхание, но ска-
зала все, что решила сказать, в ясных, обдуманных, тактичных выражениях,
казавшихся от этого еще неумолимей. Ей искренне хотелось испытать, могут
ли они жить вместе. Вначале она надеялась, хотела этого  всей  душой.  И
увидела, что это неосуществимая мечта. Многое их разделяет. Слишком  ве-
лика разница в среде, в образе мыслей. Она берет вину  на  себя;  теперь
она твердо уверена, что замужество не для нее. Ее взгляды на  жизнь,  на
независимость женщин не совпадают со взглядами Рожэ. Быть может, Рожэ  и
прав. Почти все мужчины, а может быть,  и  женщины,  придерживаются  его
мнения. Она, вероятно, не права. Но права ли, нет ли, а такой уж  у  нее
характер. К чему же причинять горе другому и самой себе? Она не  создана
для жизни вдвоем. Она возвращает Рожэ его обязательства и снова получает
свободу. Да ведь они ничем и не были связаны. Никакой фальши в их  отно-
шениях не было. И расстаться они должны без фальши, как друзья.
   Она говорила, не отводя глаз от былинок, зеленевших у ее ног, она бо-
ялась посмотреть на Рожэ. Но она слышала его прерывистое дыхание, и  до-
говорить ей было нелегко. Договорила и решилась на него  взглянуть.  Тут
была потрясена и она. Лицо у Рожэ было такое, будто он тонул: он  побаг-
ровел, дышал с шумом, у него не было  сил  кричать.  Он  как-то  неловко
взмахнул судорожно сжатыми руками и, с трудом вздохнув, простонал:
   - Нет, нет, не могу, не могу...
   И вдруг разрыдался.
   С пашни, с лесной опушки, донесся голос крестьянина, скрип плуга. Ан-
нета растерялась, схватила Рожэ за руку, повела в глубь  леса,  подальше
от дороги. Он совсем обессилел, шел покорно и все твердил:
   - Не могу, не могу... Что же со мной станется?
   Она ласково просила его замолчать. Но его охватило отчаяние: уязвлен-
ная любовь, уязвленное самолюбие, мысль о том, что всем будет известно о
его унижении, что счастье, о котором он так мечтал, теперь несбыточно, -
все смешалось; взрослый ребенок, избалованный жизнью, никогда ни  в  чем
не видавший отказа, был подавлен своим поражением; то  была  катастрофа,
крушение всех его надежд, он терял уверенность в себе,  он  терял  почву
под ногами, ему не за что было ухватиться. Аннета, растроганная его  от-
чаянием, говорила:
   - Друг мой... друг мой... не плачьте!  У  вас,  перед  вами  чудесная
жизнь... Я не нужна вам.
   А он все твердил:
   - Я не могу обойтись без вас. Я ничему  больше  не  верю...  Не  верю
больше, что жизнь мне удалась...
   И молил, упав на колени:
   - Останьтесь! Останьтесь!.. Я буду делать все, что вы хотите...  все,
что захотите...
   Аннета отлично знала, что он не сдержит обещания, но душа ее  смягчи-
лась. Она ласково ответила:
   - Нет, друг мой, хоть вы это и говорите искренне,  но  сдержать  свое
слово не можете, а если и сдержите, то это будет вам в тягость, да и мне
также; жизнь наша превратилась бы в одно сплошное препирательство...
   Он понял, что ему не поколебать ее решения, и  залился  слезами,  как
ребенок, прильнув к ее ногам. Сердце Аннеты дрогнуло от любви и  от  жа-
лости. Ее воля никла. Она хотела дать отпор, но  не  устояла  перед  его
слезами. О себе она больше не думала, думала только о нем.  Она  ласкала
милую голову, припавшую к ее коленям, шептала нежные слова. Она  припод-
няла своего безутешного взрослого мальчика, своим  платком  вытерла  ему
глаза, снова взяла за руку, заставила идти. Он был совсем без сил,  поз-
волял ей делать с собой все, что ей хотелось, и все  время  плакал.  Они
шли, и ветки хлестали их по лицу. Шли лесом, ничего не замечая, не зная,
куда идут. Аннета чувствовала, как ширится в ней смятение и любовь.  Она
говорила, поддерживая Рожэ:
   - Не плачьте! Милый мой... Мальчик мой... Не терзайте мою  душу...  Я
этого не вынесу... Не плачь! Я люблю вас... Люблю тебя, мой  бедный  ма-
ленький Рожэ...
   А он твердил, всхлипывая:
   - Не любите...
   - Нет, люблю тебя, люблю, ты никогда так не любил меня, в тысячу  раз
больше люблю... Ради тебя я на все готова... Да, готова на  все...  Ведь
ты мой, Рожэ! Так они шли, и вдруг лес поредел, - они очутились у  забо-
ра, окружавшего имение Ривьеров, у старого их  дома.  Знакомые  места...
Аннета взглянула на Рожэ. И внезапно в нее вторглась страсть. Испепеляю-
щий шквал. Чувства охмелели, будто от  пьянящего  запаха  акации...  Она
подбежала к двери, не выпуская руку Рожэ. Они вошли в пустой дом. Ставни
были закрыты. После яркого света оба словно ослепли. Рожэ  натыкался  на
мебель. Он ничего не видел, ни о чем не думал, он послушно шагал - пыла-
ющая рука вела его в темноте по первому этажу дома.  Аннета  не  колеба-
лась, жребий был брошен... В самой дальней комнате, комнате сестер, там,
где от прошедшей осени еще оставался аромат их тел, она подошла с ним  к
широкой кровати, на которой обе они тогда спали, и, изнемогая от жалости
и страсти, отдалась ему.
   Когда утих порыв страсти и они пришли в себя, их глаза уже привыкли к
темноте. В комнате стало словно светлее. Из щелей в  ставнях,  приплясы-
вая, тянулись полоски света, будто напоминая, что там, за стенами, ясный
день. Рожэ покрывал поцелуями нагое тело  Аннеты;  он  пылко  благодарил
ее...
   Но, выговорившись, вдруг умолк, прильнул к Аннете, прижался к ней ли-
цом... Аннета лежала молча, неподвижно - и думала... В саду, в кусте роз
у стены, жужжали пчелы... И Аннета услышала, как слышишь песнь, замираю-
щую вдали, что любовь Рожэ улетает...
   Он уже не так сильно любил  ее.  Рожэ  и  сам  со  стыдом  и  досадой
чувствовал это, но допустить этого не желал. В глубине души он был пора-
жен, что Аннета так поступила.  Смешная  требовательность  мужчины!  Его
влечет к женщине, а когда она доверчиво и искренне отдается ему, он  го-
тов расценить ее поступок, исполненный душевного благородства,  как  не-
верность!
   Аннета склонилась к нему, приподняла его голову, молча долгим  взгля-
дом посмотрела ему в глаза, грустно улыбнулась. А он  почувствовал,  что
ее взгляд проник ему в самую душу, но попытался ввести ее в заблуждение.
Решил, что лучше всего прикинуться пылким и влюбленным.
   - Теперь, Аннета, вам не уйти, - сказал он. - Я  обязан  жениться  на
вас.
   Аннета снова печально улыбнулась. Она так хорошо читала в его сердце.
   - Нет, друг мой, - заметила она, - ничуть не обязаны.
   Он опомнился:
   - Мне хочется...
   Она в ответ:
   - Я уезжаю.
   Он спросил:
   - Почему? И не успела она ответить, как он понял, отчего она уезжает.
Однако счел своим долгом отговорить ее. Она прикрыла ладонью его рот. Он
поцеловал ладонь страстно, гневно... ведь он так любил ее!  Он  стыдился
своих мыслей. Уж не заметила ли она?
   А мягкая, нежная ладонь прижалась к его губам, словно говоря:
   "Ничего не заметила..."
   Порой издали долетал звон сельского колокола...  Они  долго  молчали,
наконец Аннета вздохнула. Итак, на этот раз все кончено...
   - Пора уходить, Рожэ... - негромко сказала она.
   Объятия разомкнулись. Он опустился на колени перед постелью, прижался
лбом к оголенным ногам Аннеты. Словно хотел доказать ей:
   "Я твой".
   Но ему не удавалось отогнать какие-то непрошеные мысли. Он  вышел  из
комнаты - Аннета осталась одна и принялась одеваться. Он ждал ее в пали-
саднике, облокотившись о забор, и, рассеянно слушая шум лесов  и  полей,
упивался воспоминанием о том, что сейчас  совершилось.  Тягостные  мысли
исчезли. Он блаженствовал; удовлетворены были и  самолюбие  и  чувствен-
ность. Он был горд собой. Подумал:
   "Бедная Аннета!"
   Но тут же спохватился:
   "Милая Аннета!"
   Она вышла из дома. Спокойная, как всегда. Но только очень  бледная...
Кто бы мог сказать, что пережила она в те мгновения, пока оставалась од-
на: вспышки ли страсти, тоску ли, отчаяние? Рожэ ничего не приметил,  он
занят был только собой. Он пошел навстречу,  снова  попытался  уговорить
ее. Она приложила палец к губам: не надо! У живой изгороди, опоясывавшей
сад, сорвала ветку боярышника, разломила ее надвое, полветочки протянула
ему. А когда выходила из ворот, прильнула губами к губам Рожэ.
   Возвращались молча по лесной тропинке. Она попросила его не прерывать
молчания. Он держал ее за руку. Был очень нежен. Она улыбалась, полузак-
рыв глаза. Теперь он вел ее. И уже забыл, как плакал здесь час назад...
   А в чаще леса собачий лай вспугивал дичь...
   Она уехала наутро. Предлогом было письмо, внезапная болезнь  какой-то
престарелой родственницы. Но Бриссо нельзя было провести. Они все видели
лучше Рожэ и последнее время подозревали, что упустят Аннету. Но им при-
личествовало не показывать вида, будто они допускают такую  возможность,
и прикинуться, будто отъезд не вызывает у них никаких сомнений. До  пос-
ледней минуты разыгрывался фарс на  сюжет  нежданной  разлуки  и  скорой
встречи. Аннете была тяжела эта вынужденная роль, но  Рожэ  попросил  ее
объявить о своем решении попозже, написать из Парижа. И Аннета созналась
себе, что ей было бы очень неприятно сообщить  семейству  Бриссо  о  нем
устно.  Потому-то,  расставаясь,  они  улыбались,  разговаривали  с  ис-
кусственным оживлением, обнимались, но не было во всем этом сердечности.
   Снова Рожэ вез Аннету в шарабане, но теперь уже на станцию. Обоим бы-
ло грустно; Рожэ, как подобает порядочному  человеку,  снова  просил  ее
выйти за него замуж; сказал, что обязан жениться на ней, - ведь  он  был
джентльмен. Джентльменского в нем было даже слишком много. Уж теперь, по
его мнению, он был вправе показать Аннете свою власть, на благо  ей  са-
мой. Он считал, что Аннета, отдавшись ему, потеряла чувство собственного
достоинства, что отныне положение их не совсем одинаково и что он должен
настаивать на браке. Аннета отлично понимала, что если они теперь  поже-
нятся, то он найдет себе в тысячу раз больше оправданий, чем прежде, ли-
шая ее самостоятельности. Конечно, она была признательна ему за то,  что
он так настойчив, тактичен. Но... она отказала ему... Рожэ втайне  него-
довал. Не мог понять ее. (Он воображал, что прежде понимал!) И строго ее
осудил. Но себя не выдал. Она все подметила со смешанным чувством  печа-
ли, иронии и, как всегда, нежности. (Ведь во всем этом был Рожэ!)
   Когда подъезжали к станции, она положила руку, затянутую в  перчатку,
на руку Рожэ. Он вздрогнул.
   - Аннета!
   - Простим друг другу! - сказала она.
   Он хотел ответить, но не мог. Они не разнимали  рук.  И  не  смотрели
друг на друга. Но они сдерживали слезы, набегавшие на глаза, и оба знали
об этом...
   Приехали на станцию - надо было следить за собой. Рожэ усадил  Аннету
в вагон. В купе были люди. Пришлось ограничиться обычными  любезностями,
но они не могли наглядеться друг на друга - хотелось запечатлеть в памя-
ти милое лицо.
   Паровоз свистнул. Они сказали:
   - До свидания! А подумали:
   "Прощай навеки!"
   Поезд ушел. Рожэ возвращался домой под вечер! Он был опечален и  сер-
дит. Сердит на Аннету. Сердит на себя. Его мучила тоска. Он испытывал  -
о стыд! - чувство облегчения.
   Он остановил лошадь на пустынной дороге и, изнемогая от  презрения  к
себе, от презрения и от любви к себе, горько заплакал.
   Аннета возвратилась домой в Булонский лес и стала  жить  затворницей.
Письмо к Бриссо ушло, и она порвала связь с миром. Никто  из  друзей  не
знал, что она вернулась. Писем она не распечатывала. Целыми днями не вы-
ходила из квартиры. Старая тетка никогда не понимала ее и, привыкнув  ко
всему, ничуть не тревожилась и не нарушала ее  уединения.  Жизнь  внешне
словно прекратилась. Зато другая - внутренняя жизнь - стала  еще  напря-
женнее. В безмолвии порой неистовствовала раненая страсть. Аннете  нужно
было остаться одной, чтобы жить только ею. После бурных вспышек она чув-
ствовала себя надломленной, обескровленной; губы пересыхали, лицо  пыла-
ло, руки и ноги леденели. Потом она надолго впадала в оцепенение, грези-
ла в тяжелом полусне. Грезила она наяву и не пыталась руководить  своими
мыслями. Ею овладели какие-то смутные ощущения, и не  было  им  числа...
Мрачная печаль, горькая нежность, привкус пепла во рту, несбыточные меч-
ты, внезапно вспыхнувший луч воспоминаний, от которого сердце готово бы-
ло выпрыгнуть из груди, приступы  уныния,  муки  уязвленной  гордости  и
страсти, предчувствие гибели, ощущение чего-то непоправимого,  рокового,
против чего тщетны все усилия, - все это сначала подавляло, потом  стало
просто навевать тоску, потом понемногу вылилось в какое-то  безразличие,
окрашенное уходящей печалью, и в ней было что-то  удивительно  приятное.
Она не понимала, что с ней...
   Как-то ей приснилось, что она в лесу, отягченном  набухшими  почками.
Будто она совсем одна. Она бежала по лесной чаще. Ветки цеплялись за  ее
платье; не пускал мокрый кустарник;  вот  она  вырвалась,  но  разорвала
платье, ей стыдно - ведь она полуголая. Нагнулась, прикрылась юбкой, ра-
зодранной в клочья. И вот она видит: перед ней на земле круглая корзина,
под грудой листьев, освещенных солнцем, - не желтых и не золотых, а  се-
ребристых, белых, как кора березы, белых, как тонкое-претонкое  полотно.
Она взволнованно всматривается, опускается на колени. Вдруг под полотном
что-то шевельнулось. Сердце у нее колотится, она протягивает  руки  -  и
просыпается... Волнение не утихло... Она не могла понять, что с ней...
   Настал день, когда она поняла все. Больше она не была одинока. В  ней
пробуждалась жизнь, новая жизнь...
   Шли недели, а она вынашивала в себе целую вселенную.
   "... Любовь, ты ли это? Любовь, покинувшая меня в тот  час,  когда  я
вообразила, будто овладела тобою, не ты ли сейчас во  мне?  Крепко-прек-
репко я держу тебя, и ты не уйдешь, о родной мой пленник, крепко держу я
тебя, ты - в моем чреве. Мсти! Поглоти меня! Крошка моя, грызи мое  чре-
во! Пей мою кровь! Ты - это я. Ты - моя мечта. На земле я тебя не  нашла
и создала тебя из самой себя... Вот когда, Любовь, я завладела тобой!  Я
воплотилась в того, кого люблю!.."
 
 
   КНИГА ВТОРАЯ
   ЛЕТО
 
   То strive, to seek, not to sinct, and not to yield.
   Стремиться, искать, не находить, но и не сдаваться.
 
 
   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
 
   В комнате с  прикрытыми  ставнями  царил  полумрак.  Аннета  в  белом
пеньюаре сидела на кровати, ее только что вымытые волосы были  распущены
по плечам. В открытое окно вливался послеполуденный жар золотого  авгус-
товского дня. Здесь словно чувствовалось  сонное  оцепенение  Булонского
леса, дремавшего на солнце гдето за окнами. И Аннета испытывала такое же
состояние тихого блаженства. Она способна была часами лежать, не  двига-
ясь, ни о чем не думая, не чувствуя потребности о чем-нибудь думать.  Ей
было достаточно сознания, что она не одна, что теперь их двое, и она да-
же не пыталась разговаривать с тем крохотным человечком, который  жил  в
ней, - она была уверена, что он чувствует то же, что и она,  и,  значит,
они без слов понимают друг друга. При мысли о нем волна нежности  подни-
малась в ней. Потом, сонно улыбаясь, Аннета  снова  погружалась  в  свое
блаженное забытье.
   Но в то время как душа дремала, ощущения сохраняли удивительную  ост-
роту, мгновенно отзываясь на тончайшие вибрации воздуха и света. Вот  из
сада повеяло сладким ароматом клубники - и  Аннета  уже  с  наслаждением
вдыхает его, ощущает вкус ягод на языке. От ее слуха  не  ускользает  ни
один звук, и все тешит его - шелест листьев,  тронутых  ветерком,  скрип
песка под чьей-то ногой, голос на улице, звон колокола, зовущего  к  ве-
черне. Вдали, как огромный муравейник, гудит Париж. Париж  1900  года...
Лето всемирной выставки. Марсово поле напоминало огромный чан, в котором
бродят на солнце тысячи гроздей человеческого винограда... Это  чудовищ-
ное кипение было настолько близко, что Аннета слышала и ощущала  его,  и
вместе с тем достаточно далеко, так что она чувствовала себя в  безопас-
ности и еще больше наслаждалась прохладой и мирной тишиной своего  угол-
ка. "О суета сует! Истинное счастье здесь, внутри меня!.."
   Рассеянным и чутким, как у кошки, ухом Аннета ловила один  за  другим
все звуки и лениво следила, как они замирают. Вот внизу у входной  двери
звякнул звонок, и она узнала мелкие шажки Сильвии, которая, как  всегда,
не шла, а взбегала по лестнице. Аннете хотелось быть одной.  Но  счастье
ее было так прочно, что она знала: кто бы ни пришел, он ничем не  сможет
омрачить его.
   Сильвия узнала новость только неделю назад. Она с весны не  имела  от
Анкеты никаких вестей. Занятая своим новым романом, хотя и не очень глу-
боко волновавшим ее, она не замечала долгого молчания Аннеты. Когда же с
романом было покончено и он уже не занимал ее мыслей, у Сильвии  нашлось
время подумать о сестре, и она забеспокоилась. Решив справиться у тетки,
что с Аннетой, она пошла в их дом на Булонской набережной и  была  очень
удивлена, узнав, что Аннета вернулась - и так давно! Она хотела было хо-
рошенько разбранить сестру за невнимание, но Аннета приготовила ей еще и
другой сюрприз: скрывая волнение, она сразу рассказала Сильвии  все  без
утайки. Сильвии стоило больших усилий дослушать до конца.  Как!  Аннета,
благоразумная Аннета могла сделать такую глупость, да еще потом  отказа-
лась выйти замуж, - нет, это неслыханно, этого нельзя допустить! Новояв-
ленная Лукреция была возмущена. Она накинулась на Аннету, назвала ее су-
масшедшей. Аннета отнеслась к этому спокойно и кротко. Было ясно, что ее
ничем не проймешь. Сильвия видела, что с этой упрямицей ей  не  сладить.
Она готова была ее прибить! Но можно ли было долго сердиться на эту  ми-
лую девушку, которая слушала ее с обезоруживающей  улыбкой!  И  потом  -
тайное очарование материнства...
   Сильвия кляла это материнство как несчастье, но она была  женщина,  и
оно вызывало в ней невольное умиление...
   Однако она и сегодня пришла с твердым намерением "расшевелить"  Анне-
ту, сломить наконец ее нелепое упорство, заставить ее потребовать брака,
а иначе... "иначе я рассержусь!" Она вихрем влетела в  комнату.  От  нее
пахло порохом и рисовой пудрой. И, так сказать, для  разбега,  не  успев
даже поздороваться с Аннетой, она  стала  ругать  "сумасбродов,  которые
проводят дни взаперти в темной комнате". Но,  вглядевшись  в  счастливые
глаза Аннеты, которая протянула ей обе руки, Сильвия не выдержала и  по-
целовала сестру. Впрочем, она и после этого продолжала ее бранить:
   - С ума сошла! С ума сошла! Совсем спятила! Полюбуйтесь на нее:  рас-
пустила волосы, нарядилась в белое платье - ангел  да  и  только...  Вот
ошибется, кто этому поверит!.. Хороша недотрога! Дрянная девчонка!..
   Она трясла Аннету за плечи. А та с усталым и довольным видом терпели-
во сносила все. Сильвия вдруг замолчала, не докончив тирады, взяла сест-
ру обеими руками за голову, откинула ей волосы со лба:
   - Смотрите, свежа, как роза! Никогда еще у нее не было такого  чудес-
ного цвета лица. И какой победоносный вид! Есть чему радоваться! И  тебе
не стыдно?
   - Ни капельки! - ответила Аннета. - Я никогда еще не была так  счаст-
лива. Я чувствую в себе столько сил, мне так хорошо! Только теперь жизнь
моя полна, и ничего мне больше не нужно. Мне так  давно  хотелось  иметь
ребенка - еще тогда