ом
разумным,  уравновешенным,   без  острых   углов,  а   также   идеологически
незашоренным.
     Китайская протокольная служба  заранее получила  копию речи,  которую я
собирался произнести на официальном обеде. Китайцы хотели, чтобы я убрал  из
нее   абзац,   в   котором   критиковалась   их   политика  по  отношению  к
Коммунистической партии Малайи  и радиотрансляции, которые велись  из Китая.
Там  говорилось  следующее:  "В  течение  многих  лет  Китай  провоцировал и
оказывал поддержку партизанскому движению в Таиланде,  Малайе  и  Индонезии.
Многие лидеры  стран АСЕАН сумели  заставить себя забыть об этих  неприятных
событиях  в прошлом. К  сожалению,  некоторые остаточные  проявления  старой
китайской  политики продолжают  портить  отношения  между Китаем и  странами
АСЕАН".
     Когда после обеда переговоры возобновились, я упомянул об этом вопросе.
Китайская  протокольная   служба  заявила,   что  эта  часть  речи  являлась
неприемлемой, и, если я  хотел произнести речь, то эту часть речи  следовало
опустить, иначе никаких речей на банкете вообще не будет. Это было чем-то из
ряда  вон  выходящим. Я  уже  раздал копии своей  речи представителям прессы
Сингапура,  а они уже  передали  их  иностранным  корреспондентам,  так  что
опустить  какую-либо  часть  речи  было невозможно. Чжао  Цзыян ответил, что
китайский  народ не простил бы ему, если бы я выступил с этой речью, а  он в
своей речи не дал бы мне ответа на некоторые заявления, содержавшиеся в моем
выступлении.  Он не  хотел превращать "торжественный  и  дружеский  банкет",
устроенный  в мою  честь,  в  повод  для  обмена  жесткими заявлениями,  что
повлекло  бы  за  собой неблагоприятные  международные последствия.  По  его
словам, вопрос о том, что мне следовало говорить во время банкета, не стоял,
он просто  хотел предложить  обеим сторонам  воздержаться от речей. Если же,
несмотря на это, мои взгляды были бы публично обнародованы, то он отнесся бы
к этому с пониманием. Я согласился с тем, что речей на банкете не будет.
     Чжао Цзыян начал с изложения китайских взглядов на советскую глобальную
стратегию, заверив меня, что  Китай пройдет  свою часть пути, чтобы развеять
подозрения  и  страхи  Малайзии  и  Индонезии  по  отношению к Китаю.  Целью
советской стратегии было  установление контроля над  нефтяными  ресурсами  и
морскими путями,  включая  Малаккский пролив,  чтобы  оказывать давление  на
Японию, Западную Европу  и,  в  некоторой  степени, на США. Поэтому развитие
отношений  между  Советским  Союзом   и  Вьетнамом  преследовало  достижение
стратегических  целей,  а  не получение  сиюминутных выгод. Он  сказал,  что
Малайзии  и  Индонезии никогда  не  удастся оторвать  Вьетнам от  Советского
Союза. Это могло случиться только в том случае, если бы Вьетнам отказался от
притязаний на гегемонию  в регионе, и  тогда  он не нуждался  бы в Советском
Союзе;  либо  Советский  Союз  отказался  бы  от  притязаний  на  глобальную
гегемонию, в результате чего Вьетнам стал бы ему не нужен.
     Проблема межпартийных отношений, по его словам, сложилась исторически и
являлась,  по своей сути, глобальной. Китай  искренне стремился сделать так,
чтобы эта проблема не  оказывала негативного влияния на его  взаимоотношения
со  странами  АСЕАН, но для  того, чтобы решить проблему  взаимоотношений  с
коммунистическими  партиями,  требовалось  время.  Он  готов  был  дать  мне
официальные  заверения, что Китай решит эту проблему, но это случилось бы не
мгновенно.
     Чжао Цзыян сказал, что проблема отношений с  китайцами зарубежья  также
сложилась  исторически. Китай  не  одобрял двойного  гражданства  и  поощрял
китайцев, проживавших  заграницей, принимать  гражданство страны проживания.
Тем не  менее,  если этнические китайцы,  проживавшие  заграницей, сохраняли
китайское  гражданство, то  Китай не порывал  связей с ними. Что же касается
вклада, вносимого этническими китайцами в модернизацию Китая, то это не было
официальной политикой правительства КНР. Он пообещал,  что  Китай предпримет
шаги,  чтобы  уменьшить  подозрения других  стран  относительно отношений  с
китайцами зарубежья. Тем не менее, обеим сторонам  следовало  уделять больше
внимания более серьезным проблемам, чем эта. Что же касается Камбоджи, то он
сказал, что  у  меня  должна  была состояться встреча  с  Дэн  Сяопином  для
обсуждения со мной всех вопросов, которые я хотел бы поднять. Иными словами,
Дэн обладал верховной властью.
     На следующее утро я  встретился  в Дэн  Сяопином в другом зале Большого
Дворца  Народов. Встреча  длилась более двух часов. Дэн выглядел энергичным,
деятельным, он был хорошо информирован и говорил большую часть  времени.  Он
сказал,  что мои  переговоры  с  Чжао  Цзыяном прошли  хорошо,  добавив, что
генерал У Не Вин также не произнес речи на банкете, устроенном в его честь в
Большом  Дворце  Народов, но,  тем не менее, провел  "хорошие переговоры"  с
китайцами. Так  он дал  понять, что  отмена  моей  речи на банкете не окажет
влияния на исход наших переговоров.
     По словам Дэна, Китай  был огромной страной с большим населением, он не
нуждался в ресурсах других стран. Главной проблемой  страны было преодоление
бедности  и  отсталости, что  являлось  "великим  начинанием,  осуществление
которого может  потребовать  полстолетия".  Китай был перенаселен, у  страны
накопилось  слишком  много  проблем,  которые  необходимо  было  решать.  Он
надеялся, что  я разъясню "искреннюю  и ясную" позицию  Китая правительствам
Индонезии и Малайзии. Китай хотел существования  сильного союза стран АСЕАН:
"Чем сильнее, тем  лучше". Отношения  со  странами  АСЕАН,  США,  Японией  и
Западной  Европой  Китай строил  в рамках своей  "глобальной стратегии". Дэн
добавил, что  хорошо  понимает  позицию Сингапура  относительно установления
дипломатических  отношений  с  Китаем  только  после того, как  это  сделает
Индонезия.  Расчет  правительства  Сингапура  был  верным  и  соответствовал
"стратегическим соображениям" Сингапура.
     Что касалось Камбоджи, то нам, по его словам, следовало согласовать два
вопроса.  Во-первых,  политическое  урегулирование проблемы  Камбоджи должно
было основываться на выводе вьетнамских войск из Камбоджи, иначе просто было
не о чем говорить. Во-вторых, необходимо было обеспечить единство среди всех
групп сопротивления внутри Камбоджи. "Красные кхмеры"  хотели объединиться с
другими силами  сопротивления,  они готовы были признать принца Сианука или,
если Сианук этого не  желал, Сон Сена,  в качестве главы государства. Тут  я
возразил, что ни тот, ни другой этого не желали. В ответ Дэн подчеркнул, что
без "красных кхмеров" ни о каком  союзе говорить  не приходилось, - политика
Пол  Пота была  ошибочной, но любое  политическое урегулирование в  Камбодже
должно  было базироваться на "существующих реалиях". Я сказал,  что одной из
таких  реалий было  то, что, за  исключением КНР, все остальные страны  мира
считали,  что Пол Пот является  убийцей  и сумасшедшим, и что принц Сианук и
Сон Сен правы в том, что не желали иметь дело с "красными кхмерами". Таиланд
и  Сингапур  опасались, что  другие  страны станут рассматривать  их  в роли
китайских  марионеток,  ибо они поддерживали  правительство  Демократической
Кампучии, боровшееся за сохранение своего места в ООН.
     По   моему  мнению,   необходимо  было  решить  две  главных  проблемы.
Во-первых, проблему представительства Камбоджи в ООН, ибо вакантное место, в
конце концов, занял бы Хенг Самрин. Во-вторых, следовало усилить вооруженное
сопротивление  вьетнамцам в  Камбодже.  Боевые  действия  велись  в основном
"красными  кхмерами",  но так не должно было продолжаться вечно. Малайзия  и
Индонезия  должны были  чувствовать  себя  спокойно относительно  того,  что
продолжавшаяся  поддержка Китаем  правительства Демократической  Кампучии не
приведет к  восстановлению  влияния  Китая  в  Камбодже. Обе  страны  верили
аргументам  Вьетнама,  что  действия  стран  АСЕАН  помогали  Китаю ослабить
Вьетнам  и тем самым  позволяли Китаю усилить  свое влияние  в Юго-Восточной
Азии. Президент Сухарто как-то сказал  мне,  что через десять лет Китай  мог
создать серьезные проблемы в регионе.
     Вместо ответа Дэн Сяопин спросил,  каким  образом Малайзия  и Индонезия
могли изгнать вьетнамцев из Камбоджи. Я ответил, что ни ту, ни другую страну
оккупация Камбоджи  Вьетнамом  не  беспокоила,  - они  верили,  что  сильный
Вьетнам мог бы  противостоять экспансии Китая в южном  направлении. Речь шла
не  о  действительных  планах   Китая  в  регионе,  а  о  его  потенциальных
возможностях,  а также  о том, насколько эти возможные  действия отвечали бы
интересам Китая. Малайзия и Индонезия рассматривали Китай в качестве страны,
которая на протяжении последних 30 лет причинила им немало хлопот.
     Дэн  неоднократно  просил меня  внести вклад  в  усиление  единства сил
сопротивления в Камбодже.  Китай построил "похожую на дворец" резиденцию для
принца  Сианука  в  Пекине.  Дэн  дружил  с Сиануком, но  они  умышленно  не
разговаривали о политике. Я подвел итог: во-первых, Китай будет поддерживать
и  поощрять  создание  в  Камбодже  некоммунистических  групп  сопротивления
вьетнамским   оккупантам;  во-вторых,  Китай   согласится   с   образованием
независимого  правительства  Кампучии  после  вывода  вьетнамских  войск  из
страны,  даже  если  Китай  не   будет  иметь  какого-либо  влияния  на  это
правительство.  Дэн  Сяопин  согласился.  На пресс-конференции  в  Пекине  с
участием иностранных корреспондентов я изложил  эти два пункта, опровержения
со стороны Китая не последовало.
     Дэн  попросил  меня  передать  правительствам  стран АСЕАН,  что  им не
следовало  полагать, что  любая  коммунистическая страна  будет, тем  самым,
поддерживать хорошие отношения с Китаем. Наибольшую угрозу представлял собой
Советский Союз,  и  необходимо  было ясно представлять  себе  разрушительные
последствия его глобальной политики.  Дэн  риторически спросил, какую пользу
могла  бы  извлечь  Индонезия,  противодействуя  китайской политике борьбы с
глобальной  советской стратегией.  Поэтому  уступки Индонезии и Малайзии  со
стороны Китая  не  разрешили  бы проблему, ибо обе  страны  основывали  свою
политику на неверных стратегических предпосылках.
     На  этой ноте мы завершили переговоры и приступили  к обеду,  во  время
которого китайцы подали  знаменитый деликатес, -  медвежьи когти, тушенные в
густом  соусе.  Это  было лучшим блюдом,  которое  я  когда-либо пробовал  в
Большом Дворце Народов. Повар специально постарался  для гостей Дэн Сяопина,
- медведи являются вымирающим видом в Китае.
     Согласно китайскому протоколу  мне устроили встречу с Хуа  Гофэном.  Он
все еще оставался Председателем КПК и, таким образом, по должности был выше,
чем  Дэн Сяопин,  занимавший должность заместителя Председателя КПК.  Тем не
менее,  судя по рангам официальных лиц, присутствовавших на  встрече, у меня
не осталось сомнений в том, кому принадлежало последнее слово.
     Премьер-министр Чжао Цзыян снова встретился со мной в Пекине в сентябре
1985 года. Он обратился ко мне как к "старому другу Китая". Так они называли
тех,  с  кем  хотели  вести  себя непринужденно.  Затем он  спросил  меня  о
впечатлениях от тех мест, которые я посетил по пути в Пекин.
     Его манера говорить побудила меня  к тому, чтобы высказаться. Я сказал,
что можно было  бы  рассказать ему о  своих безобидных  наблюдениях, опустив
критические высказывания, но это не принесло бы ему  никакой пользы. Сначала
я рассказал  ему о своих позитивных впечатлениях. Руководители в Шанхае были
моложе,  чем  в  1976 году, они были полны  сил  и  энергии;  люди на улицах
выглядели более довольными и зажиточными, были одеты в разноцветные  одежды;
повсюду велось строительство, а  проблемы с  дорожным движением еще не вышли
из-под контроля. На меня  произвел впечатление губернатор  провинции Шаньдун
(Shandong),  - энергичный  деятель,  полный идей  и  амбициозных  планов  по
модернизации инфраструктуры  провинции. Он  поделился планами  строительства
аэропортов в  Цзинане  (Jinan) и Яньтае (Yantai),  а также  предложил  нашим
бизнесменам принять участие в осуществлении  трех деловых проектов; штат его
сотрудников был хорошо организован.
     После  этого   я  перешел  к  изложению  отрицательных  впечатлений.  К
сожалению,  старые  дурные  привычки  китайцев  не  изменились.   Я  занимал
должность премьер-министра  на  протяжении более двадцати  лет, мне пришлось
останавливаться во многих резиденциях для приема гостей, и по их состоянию я
мог судить о состоянии администрации.  Огромный комплекс для приема гостей в
Цзинане произвел на меня впечатление ненужного расточительства. Мне сказали,
что мои апартаменты с гигантской ванной были построены специально для визита
Председателя Мао.  То  количество рабочих  рук,  которое требовалось,  чтобы
поддерживать этот комплекс в хорошем состоянии, можно было бы использовать с
куда большей пользой для обслуживания отеля экстракласса. Поскольку гостей в
резиденции было мало, и приезжали они редко, то персонал простаивал.
     Дороги оставались плохими. Местами, 150-километровая (примерно 90 миль)
дорога  от Цзинаня  до  Цюйфу  (Qufu), - города,  где  родился  Конфуций,  -
прерывалась участками грязной проселочной дороги. Римляне построили  дороги,
которые прослужили  2,000 лет.  В Китае было  полно рабочей  силы и камня, а
потому  было непонятно,  почему  провинциальная столица  Цзинань и  Цюйфу, -
город,  обладавший потенциалом  для  развития туризма, -  соединяла  грязная
проселочная дорога. В Сингапуре было мало памятников истории и культуры, но,
имея население 2.5  миллиона  человек, город  ежегодно  принимал 3  миллиона
туристов (в  середине 80-ых годов). Китай  богат историческими памятниками и
развалинами  древних  монументов.  Привлекая  туристов прекрасной  природой,
свежим  воздухом, свежей  пищей,  продавая  им  сувениры, подарки,  оказывая
услуги,  можно было  бы обеспечить занятость  и доход  многим  людям. Китай,
который тогда имел  население около миллиарда человек, посещало около одного
миллиона туристов  в год:  800 тысяч  китайцев, проживавших за рубежом и 200
тысяч иностранцев. Поколебавшись, я высказал предположение, что они могли бы
направить некоторых руководителей в Сингапур, - там они не сталкивались бы с
языковыми  и  культурными  барьерами  и  смогли  бы   понаблюдать  за  нашим
отношением к работе. Чжао приветствовал мое предложение. Он предложил, чтобы
мы прислали наших управляющих высшего, среднего  и низшего  звена, чтобы они
смогли оценить работу китайских рабочих на китайских предприятиях. Я сказал,
что китайские рабочие  могли  бы  без  особого  уважения отнестись  к  нашим
руководителям,  потому  что  сингапурцы  были  "потомками   чернорабочих  из
провинции   Фуцзянь".  Позднее,  китайцы  направили   в  Сингапур  несколько
делегаций  руководителей   государственных  предприятий.   Там   они   стали
свидетелями иного отношения к  работе, при котором основной  упор делался на
ее качество.
     Чжао Цзыян  сказал,  что в экономической сфере  перед Китаем стояло три
главных  задачи.  Во-первых,  создание инфраструктуры:  строительство дорог,
железных дорог, и так далее. Во-вторых, модернизация максимально  возможного
числа  промышленных предприятий.  В-третьих, повышение  эффективности  труда
китайских  руководителей  и  рабочих. Он  остановился  на проблеме  инфляции
(проблема  инфляции была  одной из  причин волнений на  площади  Тяньаньмынь
четыре  года  спустя).  Он  хотел  расширения  торгового,  экономического  и
технического сотрудничества  между Сингапуром  и  Китаем.  Китай  был  готов
подписать  с Сингапуром  соглашение о  ежегодной переработке  не  менее трех
миллионов тонн китайской нефти в течение трех лет,  а также увеличить импорт
химических и нефтехимических продуктов  из Сингапура, при условии, что  цены
на них будут не выше мировых.  Это положило начало участию Китая в  развитии
нашей   нефтеперерабатывающей   промышленности.   Государственная   нефтяная
компания Китая открыла свое представительство в Сингапуре, через которое она
вела свои дела и торговала нефтью.
     В  отношении Камбоджи  Чжао сообщил мне,  что вьетнамцы предложили  ему
вступить   с   ними  в  секретные   переговоры.  Китай   отверг  вьетнамское
предложение, -  оно было неискренним и  было направлено на то, чтобы  внести
раскол между Китаем,  странами АСЕАН и группами сопротивления в Камбодже. Ни
о  каком  улучшении отношений между  Китаем  и  Вьетнамом до  тех  пор, пока
Вьетнам не принял  бы  на себя обязательств вывести  войска  из Камбоджи, не
могло быть и речи. По его словам, Китаю приходилось  отражать многочисленные
вторжения вьетнамцев на китайскую территорию. 60% вьетнамской армии, или 700
тысяч военнослужащих, было сковано на китайско-вьетнамской границе, но Китай
также  сосредоточил   на  границе  несколько  сот  тысяч  военнослужащих,  и
продолжал оказывать  давление на  Вьетнам.  В  отличие  от  той  неуверенной
манеры, в  которой он обсуждал проблему  Камбоджи в  1980  году, теперь Чжао
говорил о Камбодже и Вьетнаме с уверенностью и не ссылался на Дэн Сяопина.
     Мне устроили встречу с Дэн Сяопином.  Он начал с шуток, сравнивая  свой
преклонный возраст с моим. Дэну было 81 год, а мне - 62 года. Я заверил его,
что он не  выглядел таким уж старым, но  возраст  его  не  беспокоил. По его
словам,  в Китае были приняты достаточные меры для смены руководства:  "Даже
если небо упадет на  землю, в Китае найдутся  люди  поддержать его  на своих
плечах". Дэн Сяопин  сказал,  что внутреннее развитие Китая в любом  аспекте
шло  достаточно  хорошо, за последние  пять  лет  многое  изменилось. Десять
старых  руководителей ушли  в  отставку с  постов членов Политбюро, их место
заняли  молодые  руководители.  Многие руководители  старше  60  лет  ушли в
отставку  со своих  постов  в  Центральном  комитете,  и 90  новых,  молодых
руководителей, было избрано, чтобы заменить их. Эти  изменения в руководстве
происходили  на протяжении  семи лет,  но  их  результаты были еще не вполне
удовлетворительны,  кадры  нуждались в дальнейшей перестановке. Дэн добавил,
что  по-хорошему,  ему  также  следовало  бы  уйти  в  отставку,  но имелось
несколько проблем, которые он сначала должен был решить.
     Он снова  повторил,  что ему уже  81 год, и он был  готов встретиться с
Марксом.  Таков уж  был закон природы, и все  об этом знают, за  исключением
господина  Цзяна  Цзинго  (президента  Тайваня). Он  спросил  меня, когда  я
последний  раз  встречался  с  Цзяном,  и  удалось ли  тому  решить проблему
преемственности руководства.  Только  тогда я понял, что шутки о возрасте, с
которых он начал беседу, были не случайны, а должны были подвести разговор к
обсуждению проблем Тайваня и Цзяна. Я сказал, что последний раз встречался с
Цзяном в январе, за восемь месяцев до того, что Цзян  Цзинго болен диабетом,
что, в общем-то, было хорошо известно, и что  он также знал, что принадлежит
к числу смертных. Дэн  вслух поразмышлял о том, позаботился ли Цзян Цзинго о
преемственности  руководства.  Я  ответил, что, насколько  я мог судить,  он
позаботился об этом, но я не мог сказать, кто, в конечном итоге, сменит его.
Дэн опасался, что после ухода Цзяна на Тайване возникнет  беспорядок и хаос.
По крайней мере, в тот момент обе стороны соединяло чувство "единого Китая",
а хаос мог привести к возникновению двух Китаев. Я  спросил,  каким  образом
это могло  случиться. Он объяснил,  что существовало два возможных  сценария
развития  ситуации.   Во-первых,   существовали   силы   в  США  и   Японии,
поддерживавшие независимость  Тайваня.  Во-вторых,  Соединенные  Штаты могли
продолжать рассматривать Тайвань в качестве  одного  из своих "непотопляемых
авианосцев". Правительство  США во главе с президе