по  гуманитарным   проблемам   и   проблемам   соблюдения  прав  человека  в
администрации  Картера,  встретилась  со мной в  январе  1978  года, пытаясь
убедить меня  покончить с  практикой  содержания в заключении  без  суда.  Я
сказал  ей, что  оппозиция оспаривала этот закон в ходе каждой  предвыборной
кампании, и всякий раз подавляющее большинство избирателей голосовало за ПНД
и за сохранение этого закона в силе.  Сингапур был обществом, основанным  на
конфуцианской  морали,  которая  ставит  интересы  общества  выше  интересов
индивидуума.  Моей основной  обязанностью  было  обеспечение  благосостояния
наших людей, и мне приходилось принимать меры против подрывной  деятельности
коммунистов. Заставить же свидетелей выступать против них  в  ходе  открытых
судебных процессов было невозможно. Последуй я ее предписаниям, это могло бы
плохо закончиться для Сингапура. Могли ли  США сделать для Сингапура больше,
чем они делали для беженцев из Южного Вьетнама, которые в то время плавали в
лодках по Южно-Китайскому  морю, подвергаясь опасностям  нападений пиратов и
штормовой погоды?  Если бы Соединенные  Штаты предоставили Сингапуру  статус
Пуэрто-Рико (Puerto Rico) и гарантировали, таким образом, будущее Сингапура,
я бы следовал ее советам,  но, в этом случае, случись что-либо с Сингапуром,
это было бы заботой США. Дериан была настолько взволнована, что спросила, не
позволю  ли я ей закурить, несмотря на то, что посол США  сказал  ей, что  я
страдаю  аллергией на табачный дым. Так  как она не могла больше терпеть,  я
пожалел  ее  и  провел   на  открытую  веранду,  где  она  смогла  несколько
успокоиться,  подолгу  затягиваясь сигаретами.  20  лет  спустя  посол  Джон
Холдридж  (John  Holdridge),  который присутствовал на нашей встрече в  1988
году, написал в своих мемуарах  следующее: "Ли Куан  Ю,  о котором я  слышал
несколько отзывов  как о  "последнем викторианце", был,  конечно,  и  верным
конфуцианцем.  Он  и  его  последователи  попытались  привить  конфуцианские
ценности  молодому  поколению  сингапурцев.  С  другой стороны, Дериан  была
ветераном   движения   за    гражданские   права    на   американском   Юге,
сопровождавшимся частыми стычками  между демонстрантами и местными властями,
- борьбы,  которая была воплощением веры в  "права человека", закрепленной в
Конституции  США.  Она  категорически  отклонила   взгляды  Ли  на  то,  что
благосостояние  общества имеет  приоритет перед  правами индивидуума, и  что
заключенным в Сингапуре стоило  лишь заявить об отказе от насилия,  чтобы их
выпустили на свободу. Они проговорили друг с другом около двух часов и так и
не  пришли  к  соглашению".  Тем  не  менее,  поскольку  тогда  наши  страны
преследовали общие  стратегические  цели,  эти  разногласия не были  преданы
гласности.
     Другой инцидент случился в июне 1988  года, когда мы потребовали, чтобы
дипломат посольства США был  выслан  из Сингапура  за  вмешательство в  нашу
внутреннюю   политику.   Этот   дипломат  подстрекал   бывшего  генерального
поверенного  (solicitor  general), чтобы  тот  привлек недовольных  чем-либо
юристов  с целью опротестовать  результаты ПНД на приближавшихся выборах. Он
также  организовал  встречу  одного  из  юристов  со  своим руководителем  в
Госдепартаменте в  Вашингтоне,  который  заверил  юриста,  что  тот  получит
политическое убежище в США, если будет в этом  нуждаться. Госдепартамент США
отверг эти  обвинения  и, в  качестве ответной  меры, потребовал  высылки из
страны вновь прибывшего сингапурского дипломата. В ходе дебатов в парламенте
я  предложил,  чтобы  этот  вопрос  был  разрешен  компетентным  нейтральным
международным комитетом,  состоящим из трех экспертов. Если бы  этот комитет
решил,   что    действия    американского   дипломата   являлись    законной
дипломатической  деятельностью, то правительство Сингапура  отозвало бы свой
протест  и  принесло  бы свои извинения. Представитель  Госдепартамента  США
приветствовал мои заверения  по поводу  того, что  Сингапур  хотел  положить
конец  этому спору, но ничего не сказал по поводу моего  предложения. Дальше
этого дело не пошло.
     В  90-ых годах главными вопросами  повестки дня  американских политиков
были вопросы соблюдения прав человека, проблемы демократии, а также вопрос о
различиях  между  западными  и  восточными ценностями. Американцы  оказывали
давление  на японцев  с целью добиться  от  них увязки  оказываемой  Японией
помощи  с  ситуацией в  области  соблюдения  прав человека  и демократией  в
странах-получателях помощи.  В  мае 1991  года  либеральная,  антивоенная  и
продемократически настроенная японская газета "Асахи Симбун" (Asahi Shimbun)
пригласила меня в Токио, на форум, посвященный обсуждению проблем демократии
и  прав  человека  с  видными  специалистами  по  формированию общественного
мнения.  На форуме я заявил,  что  прошло  уже пятьдесят лет с тех  пор, как
Великобритания и  Франция предоставили независимость и конституции западного
типа более  чем сорока  бывшим британским и двадцати пяти бывшим французским
колониям.  К сожалению, и в Азии,  и в Африке, результаты были плохими. Даже
Америка  не   добилась   успеха  в  создании  преуспевающей  демократии   на
Филиппинах, своей бывшей  колонии, которой они  предоставили независимость в
1945  году, после  почти пятидесяти лет опеки. Я высказал предположение, что
до того,  как общество сможет  успешно использовать подобную демократическую
политическую  систему,  народ должен  достичь высокого  уровня образования и
экономического развития, создать  значительный  средний класс, а жизнь людей
должна перестать быть борьбой за выживание.
     В следующем  году на  форуме,  организованном газетой  "Асахи  Симбун",
вновь  обсуждались  проблемы  демократии и  прав  человека и  их  влияние на
экономическое   развитие.  Я  сказал,  что,  поскольку  различные   общества
развивались  на   протяжении   тысячелетий   по-разному,  то  их   идеалы  и
общественные нормы  неизбежно должны  были  отличаться. Следовательно,  было
нереально настаивать на  том, чтобы  американские  и европейские стандарты в
области прав человека  конца  двадцатого столетия применялись  универсально.
Тем не менее, с  появлением  спутникового  телевидения, любому правительству
стало  трудно скрывать  правду  о  творимых  им жестокостях от  собственного
народа.  Медленно,  но неизбежно, сообщество  государств  найдет  правильный
баланс между  невмешательством  во внутренние  дела других стран и моральным
правом  настаивать   на  более  гуманном  и  цивилизованном  отношении  всех
правительств к  их собственным народам. По мере того как общество становится
более открытым, будет происходить  постепенное сближение взглядов  различных
народов   и  выработка  единого  мирового  стандарта  на  то,  что  является
приемлемым,  что  - неприемлемым,  а  негуманное,  жестокое  или  варварское
обращение с  людьми будет осуждаться. (В случае с Косово, примерно шесть лет
спустя, несмотря на то, что  НАТО и значительное  большинство стран - членов
ООН осуждали варварское обращение президента Югославии Милошевича (President
Milosevic) с  албанцами Косово, тем не менее, отсутствовало единое мнение по
поводу того, что это являлось достаточным основанием  для вмешательства  без
санкции  Совета Безопасности  ООН.  Россия,  Китай  и Индия,  чье  население
составляет 40% населения Земли, осудили бомбардировку Сербии странами НАТО в
1999 году).
     Одно из интервью, которое я дал уважаемому американскому журналу "Форин
аффэйерз" (Foreign Affairs), опубликованное в  феврале 1994 года,  произвело
небольшой фурор среди американцев, интересовавшихся проблемой различий между
западными  и азиатскими ценностями. В своих ответах я  избегал использования
термина "азиатские ценности" ибо  существует несколько отличающихся  друг от
друга  систем азиатских  ценностей.  Вместо этого я говорил о  конфуцианских
ценностях, преобладающих  в культурах Китая,  Кореи,  Японии и  Вьетнама,  -
стран, которые использовали китайскую письменность и находились под влиянием
конфуцианской  литературы.  Кроме  того,  в   Юго-Восточной  Азии  проживает
примерно 20 миллионов  этнических китайцев,  чьи  конфуцианские  ценности не
совпадают с индуистскими, мусульманскими или буддистскими ценностями народов
Южной и Юго-Восточной Азии.
     Азиатской   модели   как   таковой   не   существует,   но   существует
фундаментальное  различие  между  обществами, основанными  на  конфуцианских
ценностях и западных  либеральных  ценностях, между государствами  Восточной
Азии и  западными государствами. В  конфуцианских обществах люди верят,  что
индивидуум существует в контексте семьи, родственников, друзей и общества, и
что правительство не может и  не должно принимать на себя роль семьи. Многие
на Западе полагают, что правительство способно выполнять обязанности семьи в
тех  случаях, когда  семья  терпит неудачу, например, в случае  с матерями -
одиночками. Жители стран Восточной Азии не приемлют такого подхода. Сингапур
зависит от крепких и влиятельных семей в деле поддержания в обществе порядка
и традиций бережливости, трудолюбия, уважения к старшим, послушания детей, а
также уважения  к образованию и науке. Такие ценности способствуют повышению
производительности труда и экономическому росту.
     Я подчеркнул, что свобода может существовать  только  в  государстве, в
котором  существует   порядок,  а   не  там,  где  господствует  анархия   и
непрекращающаяся борьба в обществе.  В восточных государствах главной  целью
является  поддержание  строгого  правопорядка,  с  тем,  чтобы   каждый  мог
наслаждаться свободой в максимальной  степени.  Некоторые явления,  присущие
американскому  обществу,  являются абсолютно  неприемлемыми для азиатов, ибо
эти  явления представляют  собой  разрушение гражданского общества:  оружие,
наркотики, насилие, преступность,  бродяжничество,  вульгарное  общественное
поведение.  Поэтому Америке  не стоит  без разбора  навязывать свою  систему
ценностей другим обществам, в которых эта система не будет работать.
     Люди  должны  понимать  моральное  различие  между добром  и  злом. Зло
существует, и люди  являются  злыми не потому,  что они - жертвы общества. В
интервью  "Форин  аффэйерз"  я сказал, что  многие социальные проблемы в США
являются результатом  эрозии моральных  основ  общества  и  снижения  личной
ответственности  людей.  Некоторые  либеральные  американские  интеллектуалы
разработали  теорию о  том, что их общество  развилось до такой степени, что
каждый индивидуум только выиграет, если ему  будет позволено делать все, что
он  захочет.  Такие теории  поощряли  американцев  забывать  о  моральных  и
этических основах общества.
     Во времена "холодной войны" это интервью осталось бы незамеченным, было
бы   воспринято  как  чисто  интеллектуальные  размышления.  Но  в  условиях
отсутствия солидарности, сформировавшейся в результате нашей общей оппозиции
к  коммунизму,  это  обнародование  моих взглядов продемонстрировало наличие
глубоких различий  между американскими и азиатскими подходами к преступлению
и наказанию и к роли правительства.
     Некоторые  американцы считали,  что  эти взгляды сформировались  у меня
только после  того, как в результате  проведения политики  "открытых дверей"
Китай  добился  успехов  в  экономическом  развитии. На  деле,  они  явились
результатом опыта, приобретенного  в начале 50-ых годов.  Тогда я обнаружил,
что  в  Сингапуре  существовали глубокие культурные различия  между  людьми,
учившимися в китайских  и  английских школах.  Те, кто получил  образование,
основанное    на    традиционных    китайских    ценностях,    были    более
дисциплинированны, более  вежливы и проявляли  больше уважения к старшим.  В
результате, общество было  более организованным. Те, у кого эти традиционные
ценности были разбавлены английским  образованием,  были  менее  энергичны и
дисциплинированны, а их поведение отличалось большей развязностью.  Еще хуже
было  то,  что  получившие   образование  на   английском  языке  испытывали
недостаток уверенности в себе,  ибо они  не говорили на  своем родном языке.
Драматическое  противостояние  между  возглавляемыми коммунистами студентами
китайских  средних  школ   и  возглавляемым  мною   правительством  обнажило
значительные культурные и идейные различия между двумя системами ценностей.
     Либерально  настроенные  американские ученые стали критиковать  нас  за
нашу  позицию  в западной прессе,  распространявшейся  в  Сингапуре.  Мы  не
следовали их схеме развития и прогресса, согласно которой, страна, достигшая
определенного  уровня  развития  свободной рыночной экономики и процветания,
должна была стать более похожей на Америку - демократической, свободной и не
имеющей  ограничений  свободы  печати.  Поскольку мы не  соответствовали  их
нормам,  то  американские  либералы  не признавали,  что  правительство,  за
которое сингапурцы неоднократно голосовали, могло быть хорошим.
     Ни  один  критик не  мог обвинить правительство Сингапура  в коррупции,
кумовстве  или  безнравственности.  В 90-ых  годах  такие  организации,  как
базирующаяся в Гонконге "Политикал энд экономик риск консалтанси" (Political
and  Economic  Risk  Consultancy), занимающаяся оценкой  риска для  бизнеса,
неоднократно  присуждали Сингапуру  ранг наименее коррумпированной  страны в
Азии.  Расположенная   в   Берлине   "Транспарэнси  интернэшенэл"  присвоила
Сингапуру ранг  седьмой  наименее коррумпированной страны в мире,  при  этом
Сингапур оказался впереди таких  стран, как США, Великобритания  и Германия.
Сингапур отличался и отличается  от "банановых республик", которые  западные
либералы  обычно называют  "авторитарными".  Чтобы  продемонстрировать  свое
отрицательное отношение  к Сингапуру, американская пресса описывала Сингапур
как "антисептически чистый" город, а сингапурскую эффективность она называла
"бездушной".
     Профессор политических наук Гарвардского университета Сэмюэл Хантингтон
(Samuel Huntington), выступая в  августе 1995 года в Тайбэе, противопоставил
демократическую  модель общественного  устройства  на  Тайване  сингапурской
модели.  Он процитировал  заголовок из газеты  "Нью-Йорк  таймс", в  котором
суммировались  различия  между  "чистым  и  прижимистым"  (clean  and  mean)
Сингапуром и "грязным и  свободным" (filthy and free) Тайванем. Он  пришел к
следующему  заключению:   "Свобода   и  творчество,  являющиеся  результатом
деятельности президента Ли  здесь, на Тайване, переживут  его.  Честность  и
эффективность,  которую  старший  министр  Ли  привил  Сингапуру,  вероятно,
последуют за ним в могилу. В определенных обстоятельствах авторитаризм может
дать  хорошие результаты на  протяжении короткого периода  времени, но  опыт
ясно  показывает, что  только демократия способна  обеспечить  пребывание  у
власти хорошего правительства в долгосрочной перспективе".
     Американцы  и  европейцы  по  праву  торжествовали  и  ликовали,  когда
давление в  области  соблюдения  прав  человека  и  демократии,  которое они
оказывали  на Советский  Союз  в соответствии с  Хельсинскими  соглашениями,
помогло  разрушить  его.  Но  их  надежды  повторить  этот  процесс  в Китае
оказались  нереалистичными.  В отличие от русских, китайцы  не считали,  что
культурные  нормы  Запада  превосходили   их  собственные,  а  потому  и  не
собирались их копировать.
     В  марте  1992 года, за  ужином в  Сингапуре,  бывший канцлер  Германии
Гельмут Шмидт спросил  меня, может ли Китай стать демократической  страной и
соблюдать права человека так же, как на Западе. Моя  жена Чу, которая сидела
рядом со Шмидтом,  расхохоталась, услышав  его предположение о  том, что 1.2
миллиарда  китайцев,  30%   которых  неграмотно,  могли  бы   голосовать  на
президентских  выборах.  Шмидт   заметил  ее   непосредственную  реакцию  на
абсурдность такого предположения. Я ответил, что история Китая на протяжении
более  4,000  лет  была  историей  династий  правителей,  чередовавшихся   с
периодами анархии, иностранных завоеваний, междоусобиц и диктатур. Китайский
народ никогда не имел  правительства, чья власть основывалась бы на подсчете
голосов  избирателей,  а  не  на  том, чтобы рубить головы подданных.  Любая
эволюция в направлении  установления демократического правления  должна быть
постепенной. Почти все  страны "третьего мира" являлись  бывшими  колониями,
которые  после  десятилетий  колониального  правления,  в условиях  которого
выборы  и  демократия  отсутствовали, получили  демократические конституции,
написанные по образцу  конституций их  бывших  правителей. Но  ведь развитие
демократических  институтов в Великобритании,  Франции, Бельгии, Португалии,
Голландии, США заняло сотни лет!
     История  учит  нас,  что  условиями  развития  либеральной   демократии
являются   определенный   уровень   экономического   развития,   грамотность
населения,  растущий средний класс и политические институты,  обеспечивающие
свободу  слова  и  права  человека.  Для   этого  также  необходимо  наличие
гражданского  общества,  основанного на  общих ценностях,  которые побуждают
людей с  различными и  даже  противоречивыми  взглядами сотрудничать друг  с
другом.  В  гражданском  обществе,  кроме  семьи  и  государства, существует
значительное  число  институтов,  в  которых   граждане  принимают  участие:
добровольные  ассоциации  по  защите особых  частных  интересов, религиозные
организации,  профсоюзы,  профессиональные организации и  другие организации
взаимопомощи.
     Демократия работает  лишь  в том случае, если люди  обладают культурой,
основанной  на терпимости и приспособлении людей друг к другу, что позволяет
меньшинству признать право  большинства вести  дела  по-своему  до следующих
выборов,   терпеливо  и  мирно  ожидая   своей   очереди   встать  во  главе
правительства, предварительно убедив большинство избирателей поддержать  его
взгляды.  Если же демократическая система внедряется в стране, народ которой
привык сражаться до конца, как в Южной Корее, результаты окажутся не слишком
хорошими.  Жители  Южной Корее  сражаются  на  улицах  независимо  от  того,
управляет ли ими  военный диктатор или демократически  избранный  президент.
Ссоры  в  Законодательном  собрании  Тайваня и потасовки на  улицах отражают
особую  культуру его  населения.  Народы сами  выработают  свою собственную,
более или менее демократическую форму правления, соответствующую их культуре
и традициям.
     В  1994  году,  вскоре  после  развала   Советского  Союза,  американцы
почувствовали  себя очень  уверенно  и  попытались  в  одночасье  установить
демократию на  Гаити  путем  восстановления  свергнутого законно  избранного
президента.  Через пять лет американцы  тихонько покинули Гаити и, в частном
порядке,  признали  свое  поражение.  В  своей  статье  в  "Нью-Йорк  таймс"
американский автор Боб Шакочис  (Bob Shacochis) спрашивал: "Что же  пошло не
так?  Оставляя в  стороне  вопрос о  виновности  руководства  Гаити, творцам
американской  внешней  политики  следовало бы признать,  что  "искусственное
оплодотворение"  демократией представляет собой процесс, связанный с риском.
Преждевременно  родившаяся  демократия  на Гаити  не выживет  без  подлинной
многопартийной системы, которая  невозможна без устойчивого среднего класса.
Средний  класс  не возникнет  без жизнеспособной экономики, которая не может
существовать  без  достаточно  сильного  и мудрого  руководства,  способного
вывести страну из штопора". Поскольку американская администрация публично не
признала своей неудачи и не  проанализировала ее  причин, то эту  ошибку она
совершила не в последний раз.
     Во время нашей дискуссии со Шмидтом в марте 1992 года я подчеркнул, что
с  проблемой прав  человека  дело  обстояло  иначе.  Современная  технология
превратила