лнение  не  имело
практического  смысла,  он  мог бы пригласить  к себе  в  качестве советника
кого-либо  вроде  Пола   Уолкера   (Paul  Volcker),   бывшего   председателя
Федеральной  резервной  системы  США.   В  МВФ,  скорее  всего,  внимательно
прислушались бы к аргументам  Волкера. Этот  совет  был  услышан. Я узнал от
одного  из  представителей  банковских  кругов,  что  Уолкер   действительно
приезжал  в Джакарту, но, после встречи с Сухарто, уехал, так и  не став его
советником.
     Проблемы Сухарто усугублялись все  возраставшим  участием  его детей во
всех  выгодных контрактах  и  государственных монополиях. МВФ обращал особое
внимание на  отмену  некоторых  из  этих  монополий,  включая  монополию  на
торговлю гвоздикой и национальную  автомобильную  монополию,  принадлежавшую
его   сыну  Томми  (Tommy),  участие   его  дочери   Тутут  в  строительстве
электростанции, отмену банковских  лицензий, выданных другим его сыновьям, и
многое другое.  Сухарто не  понимал, почему  МВФ вмешивался в его внутренние
дела.  В  действительности  же, эти  монополии и  концессии  стали серьезной
проблемой  в отношениях  с  управляющими инвестиционных фондов.  Кроме того,
высшие  технократы  из  окружения Сухарто  рассматривали финансовый  кризис,
охвативший Индонезию,  как удобную возможность для  того, чтобы пересмотреть
те методы, использование которых ослабило экономику страны и привело к росту
недовольства. Но самым главным было то, что в МВФ знали, что Конгресс США не
проголосует за предоставление дополнительных фондов, чтобы пополнить ресурсы
МВФ, если эта практика не прекратится.
     Критически важной для преодоления кризиса была позиция Америки, которую
Саммерс  изложил премьер-министру Го Чок  Тонгу и мне 11  января 1998  года,
остановившись в Сингапуре по пути в Индонезию. Необходим был "разрыв" с теми
методами  управления правительством, которые использовал Сухарто;  следовало
отменить  привилегии членам  его семьи и друзьям и установить одинаковые для
всех правила  игры. Я,  в свою очередь,  указал  на то, что  необходимо было
обеспечить  преемственность власти, ибо  кто  бы ни сменил Сухарто  на посту
президента, он не обладал бы таким же влиянием,  как Сухарто, чтобы провести
в  жизнь  выполнение  тех условий,  на которых  настаивал МВФ.  Поэтому  нам
следовало  помочь  Сухарто выполнить условия МВФ  и стремиться  к достижению
оптимального результата,  а  именно:  добиться  назначения  вице-президента,
который  восстановил бы  веру финансового  рынка  в будущее Индонезии  после
того, как Сухарто уйдет в отставку. Администрация Клинтона не разделяла моих
взглядов,  американцы  были  непреклонны,  требуя  от  Индонезии  перейти  к
демократии, прекратить нарушения прав человека и начать борьбу с коррупцией.
"Холодная война"  закончилась,  и у них больше  не было оснований "трястись"
(mollycoddle)  над  Сухарто,  как выразился  Клинтон  во время  предвыборной
кампании 1992 года.
     Через два месяца, в  марте 1998 года, бывший вице-президент  США Уолтер
Мондэйл  (Walter  Mondale)  привез  Сухарто  послание  президента  Клинтона.
Возвращаясь  домой,  он встретился в  Сингапуре с  премьер-министром  Го Чок
Тонгом и  мною. После  обмена взглядами  на  то, каковы могли  быть наиболее
вероятные действия Сухарто по проведению реформ, Мондэйл спросил у меня: "Вы
знали  Маркоса.  Был ли он героем  или мошенником? Как бы Вы  могли сравнить
Маркоса  и Сухарто? Кто такой Сухарто: патриот или мошенник?"  Я чувствовал,
что Мондэйл  пытается прийти к определенному  мнению  относительно  действий
Сухарто   перед   тем,   как  представить  какие-либо  рекомендации   своему
президенту. Я ответил, что Маркос, возможно,  начинал как герой, но закончил
как мошенник.  Сухарто  отличался от  него.  Идеалом  для  него  служили  не
Вашингтон  (Washington),  Джефферсон (Jefferson) или  Медисон  (Madison),  а
султаны Соло (Solo) правившие на Центральной Яве.  Жена Сухарто была младшей
принцессой этой  королевской  семьи. На  посту  президента Индонезии  он был
мега-султаном  мега-страны.  Сухарто верил, что его дети обладали  правом на
привилегии, подобно  принцам  и  принцессам династии султанов Соло. Поэтому,
раздавая эти привилегии, он не испытывал никаких затруднений. Он считал себя
патриотом, и я не назвал бы Сухарто мошенником.
     Премьер-министр Го Чок Тонг  посетил Сухарто  трижды:  в  октябре  1997
года,  в  январе  и  феврале  1998 года, пытаясь  объяснить,  что  экономика
Индонезии была  в состоянии серьезного  кризиса, и что Сухарто следовало  бы
отнестись  к  проведению  согласованных  с МВФ реформ серьезно.  В противном
случае,  паника  на валютном и фондовом рынках могла привести к краху. Когда
он вернулся  в Сингапур после  последней  встречи  в феврале 1998  года,  он
сказал мне,  что Сухарто вел себя  так, словно его  осаждали, он  верил, что
Запад  решил свергнуть его.  Го Чок Тонг  выразил Сухарто  свое беспокойство
относительно того, что продолжавшееся ухудшение экономической ситуации могло
привести к нехватке продовольствия,  социальным волнениям и потере доверия к
Индонезии. Тогда президент столкнулся бы  с серьезными трудностями.  Поэтому
было  важно  стабилизировать экономику  с помощью МВФ.  В  ответ  Сухарто  с
уверенностью заявил,  что  армия  полностью поддерживала  его. Го  Чок  Тонг
намекнул,  что бывают обстоятельства,  когда народ так голодает, что солдаты
могут отказаться стрелять.  Сухарто отверг это предположение, - к сожалению,
он  утратил  связь с  реальностью. В это самое время, как сообщил посол  США
нашему  послу в Индонезии, один из индонезийских генералов сказал: "Если  на
улицы выйдет тысяча  студентов, мы обрушимся на них со всей  силой. Если  их
будет десять тысяч, - силы безопасности (ABRI) будут пытаться контролировать
толпу. Если же их будет сто тысяч,  - силы безопасности перейдут на  сторону
студентов".
     Несколько  следующих  шагов,  сделанных Сухарто, привели к  дальнейшему
понижению  курса индонезийской валюты и стоимости ценных бумаг, несмотря  на
подписание в январе 1998 года второго соглашения с МВФ.  Еще  не  закончился
январь, как  в индонезийской прессе появились сообщения о критериях, которые
президент использовал для подбора кандидатов на  пост  вице-президента.  Эти
статьи  привели  многих к заключению, что наиболее вероятным  кандидатом  на
этот  пост   был  Б.  Д.  Хабиби.   Он  получил  известность  в   результате
осуществления таких дорогостоящих, высокотехнологичных проектов как создание
авиастроительного предприятия.
     Несколько зарубежных  лидеров были  обеспокоены этим  и тайно  посетили
Сухарто, чтобы попытаться отговорить его  от такого  выбора. Среди  них были
бывший премьер-министр Австралии Пол Китинг (Paul Keating), которого Сухарто
считал  своим  хорошим  другом,  премьер-министр  Го  Чок Тонг и заместитель
премьер-министра  Малайзии  Анвар  Ибрагим.  В конце  января  1998 года Даим
Заинуддин,  экономический  советник   правительства  Малайзии,  прислал  мне
письмо.  Он просил меня встретиться с  Сухарто и убедить его не назначать на
пост   вице-президента  Хабиби.  Министры  Сухарто  сказали  ему,  что  было
необходимо, чтобы  соседи Малайзии дали  Сухарто совет.  Я не мог  поехать в
Джакарту в разгар кризиса, чтобы не сложилось  впечатление, что я вмешивался
во внутренние дела страны. Вместо этого я решил пойти на хорошо рассчитанный
риск и  в  речи, произнесенной  7 февраля  в Сингапуре,  предостерег: "Рынок
обеспокоен его (президента Сухарто) критериями  для  выбора вице-президента,
от которого якобы  требовались глубокие знания в области науки и техники. Об
этих критериях было объявлено вскоре после  достижения второго  соглашения с
МВФ...  Если  рынок  будет  недоволен  этим  выбором,  то,  кто бы  ни  стал
вице-президентом,  это вновь ослабит рупию". Хотя я  не  упомянул  Хабиби по
имени, после этого заявления его сторонники выступили с нападками на меня.
     Когда же Сухарто решил все же назначить на пост вице-президента Хабиби,
управляющие инвестиционными фондами и валютные дилеры отреагировали так, как
и ожидалось. Они стали продавать рупию, и ее курс понизился до  17,000 рупий
за  доллар США,  потянув за собой  вниз  курсы валют и акций  компаний стран
региона.
     В начале февраля  1998 года сын президента Бамбанг (Bambang)  привез на
встречу с  Сухарто  Стива  Хенка (Steve Hanke), американского  профессора из
университета Джона Гопкинса (Johns Hopkins University),  который посоветовал
ему,  что  простым  решением  проблемы  стабилизации  курса  рупии  было  бы
учреждение Валютного  комитета  (currency board). Пока он  публично обсуждал
идею учреждения валютного комитета, курс рупии продолжал сильно  колебаться.
Рынок  терял  доверие  к  президенту,  который  до  того  считался опытным и
рассудительным человек.
     Последние назначения на высшие военные и министерские  посты, сделанные
в  феврале  и марте 1998  года,  были наиболее  катастрофическими просчетами
Сухарто. Он назначил Хабиби на пост вице-президента, потому что,  как сказал
Сухарто за 48  часов до собственной отставки, никто не желал  бы видеть того
на  посту президента.  Сухарто  полагал, что  никто  в Индонезии  и  ни одна
зарубежная  держава не стремилась бы отстранить его  от власти, если  бы они
знали,  что  президентом  станет  Хабиби.  Его  партнер  по  игре  в  гольф,
лесопромышленник Боб  Хасан  (Bob Hasan), был  назначен министром торговли и
промышленности, а его дочь Тутут  - министром социального обеспечения. Почти
все другие  назначенцы были лояльны  по отношению к нему  либо к  его детям.
Наиболее  серьезным  просчетом  было  назначение  генерала Виранто (Wiranto)
главнокомандующим  вооруженных   сил,   одновременно  с   присвоением   зятю
Президента Прабово Субьянто  звания генерал-лейтенанта с  назначением его на
должность  командующего cтратегическими силами  "Кострад" (Kostrad). Сухарто
знал,  что  Прабово  был  ярким  и  честолюбивым человеком, в  то  же  время
отличавшимся порывистостью и опрометчивостью.
     Я дважды встречался с Прабово за обедом в Джакарте в 1996 и  1997 году.
Он  обладал  быстрой реакцией, но его откровенность  порой была неуместна. 7
февраля 1997 года, встретившись порознь со мной и  премьер-министром  Го Чок
Тонгом,  он сделал странные заявления. По его словам,  китайцы  в  Индонезии
находились в опасности, потому что  в случае любых  волнений или  бунтов они
пострадали  бы  как представители  меньшинства. Он  добавил,  что  известный
преуспевающий   индонезийский   бизнесмен  китайского  происхождения  Софьян
Вананди  (Sofian  Wanandi),  принимавший активное участие в  политике, был в
опасности как  "представитель  двойного меньшинства", ибо являлся китайцем и
католиком. Софьян  якобы  сказал ему  и  нескольким  другим  генералам,  что
президент Сухарто  должен уйти в отставку. Когда я высказал свои сомнения по
этому поводу, Прабово стал  настаивать, что Софьян действительно сказал это,
и   что  католики  -  китайцы  представляли  опасность  для  самих  себя.  И
премьер-министр, и я ломали  голову  над  тем, почему он решил сделать такое
заявление  о  Софьяне, -  ведь  было  крайне  маловероятно, чтобы какой-либо
индонезиец сказал  зятю президента, что президент должен уйти в отставку. Мы
гадали,  не готовил  ли  он нас к  чему-либо такому, что должно  было вскоре
произойти с Софьяном и другими бизнесменами китайского происхождения.
     9  мая 1998 года  недавно  ушедший в отставку  заместитель председателя
Объединенного  комитета начальников штабов США (The US Joint Chief of Staff)
адмирал  Вильям  Оуэнс (William  Owens),  встретился со мной в Сингапуре. Он
рассказал мне о странном заявлении, сделанном Прабово во время их  встречи в
Джакарте  за день до того. За обедом, в присутствии двух молодых помощников,
подполковников, один  из которых был  доктором, Прабово сказал:  "Старик  не
протянет  и  девяти  месяцев,  наверное,  он  умрет". Будучи  в  приподнятом
настроении  по  поводу  присвоения  ему  очередного  звания и  назначения на
должность главы "Кострада", он пошутил, что ходят  сплетни, что он может сам
предпринять попытку переворота. Оуэнс сказал, что, хотя они были  знакомы  с
Прабово  на  протяжении двух лет, такие шутки  в присутствии иностранца были
вряд ли уместны.  Я  ответил,  что  Прабово  поступил по  отношению  к  нему
опрометчиво.
     На   протяжении  нескольких  месяцев,   начиная  с  января  1998  года,
студенческие  протесты  не  выходили  за  пределы студенческих  городков,  в
которых  преподаватели,  бывшие министры  и  генералы  открыто  обращались к
толпам  студентов,  поддерживая  требования   о  проведении  реформ.   Чтобы
продемонстрировать,  что  он  полностью  контролирует   ситуацию,  в  разгар
кризиса,  9 мая 1998  года,  Сухарто уехал в  Каир,  чтобы принять участие в
конференции.  Студенты  тут же  вышли  с демонстрациями  на  улицы  и, после
нескольких  столкновений с  полицией по борьбе с  беспорядками, 12 мая шесть
студентов  Университета  Трисакти  (Triskati) были застрелены в тот  момент,
когда толпа  отступала  в  университетский  городок.  Последовавшие за  этим
беспорядки  привели  к полнейшей  анархии, - полиция  и  солдаты практически
сдали  город  бандам,  которые  крушили,  грабили  и  жгли  магазины и  дома
этнических  китайцев  и насиловали китайских  женщин. Было общеизвестно, что
бунты  были   организованы  людьми  Прабово.   Он  хотел  продемонстрировать
некомпетентность  генерала  Виранто, чтобы  по возвращении  из Каира Сухарто
назначил  его (Прабово) главнокомандующим вооруженными силами. Но к 15 мая -
моменту возвращения Сухарто из Каира - его игра была уже проиграна.
     Один  за  другим  ближайшие и  наиболее  лояльные помощники и  министры
покидали его, после того как наиболее послушный из его подчиненных,  Хармоко
(Harmoko), назначенный Сухарто на должность спикера  Национального собрания,
публично потребовал отставки президента. Драма закончилась в 9:00 часов утра
21 мая, когда  Сухарто выступил по телевидению с заявлением  об  отставке, и
Хабиби был приведен к президентской присяге.
     Кризис,  который  начался  с  обострения экономических проблем, которые
требовали  для  своего  разрешения  поддержки  со  стороны  МВФ,  закончился
свержением  президента.   Это  явилось  огромной  личной  трагедией  лидера,
превратившего доведенную  к  1965  году до  нищеты Индонезию  в экономически
бурно развивавшуюся  страну,  давшему образование  ее  народу  и  создавшего
инфраструктуру для дальнейшего развития Индонезии. В этот критический момент
человек, который  до того так  хорошо  умел оценивать людей и подбирать себе
помощников,  ошибся  в выборе  лиц  на ключевые  позиции в  государстве. Его
ошибки оказались бедственными для страны и для него самого.
     Сухарто  никогда не думал об изгнании.  Все его  состояние и  состояние
членов его семьи было  вложено в Индонезии.  Американский журналист, который
написал в  журнале  "Форбс" (Forbes), что семейство Сухарто владело активами
стоимостью  42  миллиарда  долларов,  в  октябре  1998  года  сказал  мне  в
Нью-Йорке, что большая часть этого богатства была вложена в Индонезии. После
пережитого Индонезией кризиса он оценивал стоимость этих  активов  всего в 4
миллиарда  долларов. В  отличие  от президента  Филиппин Маркоса Сухарто  не
переводил  свои  активы  за  границу,  чтобы  подготовить почву  для  своего
бегства.  Он  остался  в своем  доме в Джакарте. После  пребывания на  посту
президента в течение 32 лет он не собирался убегать. Я не понимал, зачем его
детям нужно было  столько денег.  В  результате этих  излишеств его место  в
истории Индонезии стало иным.
     Генерал Бенни Моердани,  его  доверенное лицо,  преданный ему  человек,
долгие  годы прослуживший  на  посту начальника  разведки вооруженных сил, а
позднее  - главнокомандующего вооруженных сил, в  конце 80-ых  годов  сказал
мне,  что он советовал Сухарто обуздать бесконечные требования  его  детей о
предоставлении  все большего количества привилегий для ведения бизнеса. Если
бы Сухарто слушал Моердани, он не пришел бы к такому трагическому финалу.
     Я  смотрел  телевизионную передачу об его отставке.  Он заслужил, чтобы
уйти  с  куда  большим  почетом.  Сухарто  концентрировал  свою  энергию  на
обеспечении стабильности  и развитии экономики, его политика создала условия
для быстрого экономического роста в странах АСЕАН с 70-ых по 90-ые годы. Это
были золотые годы для стран Юго-Восточной Азии.
     Несмотря на  то,  что Хабиби стал  президентом случайно, он считал, что
был   предназначен    управлять   Индонезией   самой   судьбой.    Он    был
высокообразованным, но очень  непостоянным и весьма разговорчивым человеком.
В интервью  журналу "Эйжиэн  Уол  стрит  джорнэл" от 4 августа  1998 года он
описал свой  стиль  работы  как  "параллельную  обработку 10 - 20  различных
вопросов  одновременно", сравнивая себя  с компьютером. Он также  жаловался,
что когда  21 мая  1998 года он пришел к власти,  то получил поздравления из
многих  стран  на следующий день, а Сингапур не  присылал свои  поздравлений
"почти что до июня,  прислав  их с большим опозданием. Мне все  равно, но (в
Индонезии)  проживает  211  миллионов  человек.  Посмотрите  на  карту.  Все
окрашенное  зеленым -  это Индонезия.  А вот  эта  красная точка - Сингапур.
Посмотрите на это". (Сингапур направил ему официальные поздравления 25 мая).
Несколько дней спустя премьер-министр Го Чок  Тонг в своей речи на заседании
по поводу Национального праздника  Сингапура заявил, что  Сингапур - город с
населением 3 миллиона человек - располагал ограниченными ресурсами, а потому
существовали пределы того, что  "маленькая красная точка" могла сделать  для
своих соседей.
     Мы хорошо знали Хабиби, потому что  он руководил осуществлением проекта
по развитию острова Батам. Он был  настроен  против индонезийцев  китайского
происхождения, и это отношение  распространялось и  на Сингапур, большинство
населения которого составляли китайцы. Он хотел обращаться с нами так, как в
Индонезии  обращались с этническими китайцами,  - то есть оказывать  на  нас
давление и облагать  нас данью.  Такой подход изменил бы основу, на  которой
Сухарто  и  я сотрудничали как главы равноправных независимых  государств, и
превратил  бы их в отношения между  "старшим и младшим братом" (abang-adik).
Тем не  менее,  в  частном порядке, Хабиби посылал  настойчивые  приглашения
премьер-министру Сингапура встретиться с ним  в Джакарте, а  также пригласил
Ли  Сьен Лунга (заместителя  премьер-министра)  и  его жену на ужин.  Хабиби
хотел продемонстрировать, что мы поддерживали его, считая, что индонезийские
бизнесмены китайского происхождения прониклись бы к нему доверием и стали бы
вкладывать  деньги в  экономику.  Мы  не  представляли  себе,  каким образом
подобные  визиты  могли привести к  такому результату. Через  два  дня после
упомянутого  интервью  он  на   протяжении   80  минут  отчитывал   министра
просвещения  и  заместителя  министра  обороны  Сингапура  Тео Чи Хина.  Тео
доставил    гуманитарную    помощь    в    Джакарту,    генералу    Виранто,
главнокомандующему вооруженных сил Индонезии. По словам Тео Чи Хина, "Хабиби
был очень  оживлен,  размахивал  руками, а выражение его лица и  тон  голоса
быстро менялись. Он едва мог спокойно сидеть, его голос звучал  страстно, он
выглядел взволнованным. Хабиби чередовал перечисление собственных достижений
и  особых  качеств с  плохо  завуалированными  угрозами в  адрес  Сингапура,
напомнив, что  он прожил в Европе 25 лет, начиная с  18-летнего возраста,  и
усвоил такие ценности как "демократия и соблюдение прав человека".
     Хабиби  хотел, чтобы  Сингапур  знал  свое место и  понимал  уязвимость
своего положения. Он  вновь указал,  что "Сингапур лежит  внутри Индонезии".
Соскочив  с  места, он подбежал к  карте, вис