тавителей  с  просьбой  о  пересмотре
решения  гонконгского суда  последней  инстанции.  Основной  Закон  Гонконга
предоставлял право  въезда и проживания на территории Гонконга детям жителей
Гонконга, рожденным  в  Китае.  Суд постановил,  что дети жителей  Гонконга,
включая  незаконнорожденных  детей,  а также  дети  родителей, родившихся  в
континентальной части Китая и впоследствии получивших  право на проживание в
Гонконге, имели право  постоянно проживать  в  городе. Жители Гонконга  были
встревожены,  когда  правительство  сообщило,  что более полутора  миллионов
человек   получат   право  на  проживание  в  городе.  В   марте  1999  года
государственный  секретарь  Гонконга  по   вопросам   юстиции  обратился  за
разъяснением этого положения Основного Закона к постоянному комитету ВСНП по
делам  Гонконга.   Постоянный  комитет  разъяснил,  что  правом  постоянного
проживания в  Гонконге обладали  только дети, у которых в момент их рождения
хотя  бы  один  из  родителей  являлся жителем  Гонконга.  Юристы,  ученые и
средства массовой информации отнеслись к этому решению критически, опасаясь,
что правительство, тем самым, создало прецедент для  вмешательства ВСНП в их
судебную  практику.  Но  большинство людей  не  интересовалось  юридическими
тонкостями и поддержало действия правительства.
     21  октября  1999  года,  выступая  на  лекции,  посвященной  четвертой
годовщине  Института  политических исследований  Гонконга (Hong  Kong Policy
Research Institute), научного учреждения,  выполняющего некоторые разработки
по заказу правительства Специального административного района,  я говорил  о
том,  что  проблемы  переходного периода оказались сложнее,  чем  ожидалось.
Поддерживаемый  американскими  и  британскими средствами массовой информации
губернатор Паттэн преподал Гонконгу интенсивный курс демократии и соблюдения
прав человека. Цель этого курса состояла в том, чтобы "выгравировать" в умах
людей принципы свободы слова, особенно свободы прессы, всенародных выборов с
участием   максимально  широкого   круга  избирателей,  "Билле   о  правах",
защищающего основные фундаментальные права человека,  понятие о верховенстве
закона и независимости  судебной системы. В конечном итоге, англичане хотели
передать под  юрисдикцию Китая  такой  Гонконг,  в  котором  демократические
изменения стали  бы уже  необратимыми. Это привело  к  тому,  что  многие  в
Гонконге полагали, что  экономика  позаботится о себе сама,  что  достаточно
только  обеспечить соблюдение  прав человека и  демократических норм, и  все
будет хорошо. А получилось все по-иному.
     Как  и  жители любой другой страны, жители Гонконга  обнаружили, что их
наиболее  насущными  потребностями являлись выживание и благосостояние. Люди
были  разочарованы  тем, что  старая система, при которой  каждый напряженно
работал для собственного блага и практически каждый добивался успеха, больше
не  работала.  Настроение  и  позиция  людей  изменились.  Они  должны  были
двигаться вперед. Поскольку предвыборная политическая деятельность не влекла
за собой никакой  ответственности, Законодательный совет превратился в место
для политической рекламы с целью завоевания голосов избирателей на следующих
выборах.  Поскольку   политические  лидеры   не  несли  ответственности   за
выполнение  своих  предвыборных  обещаний,  то эти  обещания  никогда  и  не
подвергались проверке.
     У  Гонконга было  два  возможных пути  вперед. Во-первых,  законодатели
могли  занять  более   реалистичную  позицию  и  начать  работать  в  рамках
Специального административного района  Сянган, являвшегося частью Китая, тем
самым,  заявив о своем признании приоритета национальных интересов Китая.  В
этом  случае Пекин, вероятно, позволил бы партии большинства придти к власти
после  2007  года, когда конституция  должна быть  пересмотрена. В противном
случае,  Пекин возьмет упрямых  политиков измором. До 2007 года у людей есть
время, чтобы определиться, по какому пути следовать. Старый Гонконг уже стал
историей, а его будущее зависит от того, каким  образом народ Гонконга будет
защищать свои групповые интересы.
     В  течение  часа,  отвечая  на  вопросы  собравшихся  в   международном
конференц-зале  1,200 представителей средств массовой информации, деловой  и
политической  элиты  Гонконга, я высказал  очевидное:  если  Гонконг  станет
просто еще  одним китайским городом, то он не представляет для Китая никакой
ценности.  Гонконг  представлял  интерес  для  Китая ввиду  наличия в городе
развитых  общественных  институтов,  управленческих знаний,  высокоразвитого
финансового  рынка,  одинаковых  правил  игры  для  всех,  а также благодаря
космополитичному  образу жизни в городе,  использующем  английский  язык для
ведения бизнеса.  Это то,  что  делает  Гонконг  отличным от других  городов
Китая.
     В  Гонконге  сталкиваются  две  противоположные тенденции.  Чтобы  быть
полезным Китаю,  город должен научиться  работать  с китайскими официальными
лицами и  понимать  их  образ мышления, а  также экономическую и  социальную
систему страны,  которая  отличается от их собственной. Тем не менее, нельзя
позволить,  чтобы  эти  факторы  стали  оказывать  определяющее  влияние  на
Гонконг, иначе, он превратится  просто в еще один китайский город. Он должен
сохранить  присущие ему  характеристики,  которые  сделали  его  незаменимым
посредником  между  Китаем   и  внешним  миром,  как  это  было  во  времена
британского господства. Я  ожидал,  что  мои  жесткие заявления  повлекут за
собой критику со стороны средств массовой информации, но отношение аудитории
было  теплым, а средств массовой информации  на следующий день -  мягкой. Их
сообщения  заставили  различные  группы  населения задуматься  над  выбором,
который перед ними стоял. Они оказались  в ситуации, совершенно отличной  от
той,  которую предвидел Крис  Паттэн,  - "тяжелая рука" Китая  совершенно не
ощущалась. Напротив, мрачное настроение  самих жителей Гонконга не позволяло
им  двигаться вперед,  не давало  поставить практически достижимые  в  новых
обстоятельствах  задачи  и  работать  над  их  выполнением.  Когда   городом
управляли  британские  официальные  лица,   у  людей   в  Гонконге  не  было
необходимости  в  том,  чтобы  действовать  дружно и  согласованно. Они были
великими индивидуалистами и талантливыми предпринимателями, готовыми идти на
большой  риск,  чтобы  обеспечить  высокое вознаграждение для  себя  и своей
семьи. Теперь же, когда они столкнулись с серьезными альтернативами будущего
развития, они обязаны сделать свой выбор в качестве особой группы  китайской
нации.  В  настоящий  момент  существует глубокая  и широкая пропасть  между
стремлениями жителей Гонконга, желающими  сохранить свою комфортную  жизнь в
процветающем городе с помощью демократической системы, и надеждами китайских
лидеров,  желающими видеть Гонконг  не только безвредным, но и полезным  для
Китая.
     На  протяжении  следующих  47  лет  обе  стороны  должны  стремиться  к
сближению друг  с другом. Это  может оказаться  не таким  сложным делом, как
опасаются многие жители Гонконга. До того, как Китай и Гонконг станут единой
страной  в  рамках  одной  общественной системы, вырастут  еще два поколения
людей.  Если  те перемены,  которые  произошли  на  протяжении жизни  одного
поколения людей после  смерти Председателя Мао,  будут продолжаться в том же
темпе, то слияние Китая и Гонконга не должно быть таким уж трудным делом.


Глава 35. Тайвань: иная ипостась Китая.

     Внешняя изоляция, в которой оказался  Тайвань,  побуждала его развивать
связи с Сингапуром  в первые  годы нашей независимости. С другой стороны, мы
также  стремились не оказаться в полной  зависимости от  Израиля  в  вопросе
подготовки  наших  вооруженных  сил.  Первоначальные  дискуссии  между  нами
начались  в  1967  году. Правительство Тайваня прислало  высокопоставленного
представителя,  который встретился с  тогдашним министром обороны  Сингапура
Кен Сви и мною.  К декабрю того же года Тайвань уже направил нам предложение
об  оказании  помощи   в  создании   военно-воздушных  сил.  Мы  были  очень
заинтересованы  в  том, чтобы готовить наших летчиков и морских  офицеров на
Тайване,  так  как Израиль  не  мог нам в  этом помочь. Министерство обороны
Тайваня оказывало нам большую помощь, но время от времени они намекали  нам,
что,  если  их  министерство  иностранных  дел узнает  о помощи, оказываемой
Сингапуру в оборонной сфере, то потребует взамен дипломатического  признания
в той или иной форме. Мы дали ясно понять, что по этому вопросу мы не сможем
пойти на уступки.
     Когда   в   1969   году   Тайвань   открыл   в    Сингапуре   "Торговое
Представительство Китайской Республики" (Office of the Trade  Representative
of  the  Republic  of  China),  то  между   нами   была   достигнута  четкая
договоренность, что  этот обмен  торговыми  представительствами  не  являлся
формой  взаимного  признания  государств  или  правительств.  Мы  не  хотели
оказаться втянутыми  в дебаты, касавшиеся  требования  руководства Китайской
Народной Республики (КНР)  считаться единственным полномочным правительством
всего Китая, включая Тайвань. Когда в ООН проходило голосование по резолюции
о приеме КНР в члены организации, делегация Сингапура проголосовала в пользу
Китая, но воздержалась при голосовании по резолюции об исключении Тайваня из
членов  ООН.  Наша  политика  должна  была оставаться  последовательной:  мы
считали,  что  существует  "единый  Китай", а воссоединение  КНР  и  Тайваня
является их внутренней проблемой, которую они должны разрешить между собой.
     Развитие связей  между  Бюро национальным безопасности Тайваня  (БНБ  -
National Security Bureau) и министерством обороны  Сингапура привело к тому,
что  Тайвань предоставил в  наше распоряжение несколько летных инструкторов,
техников   и   механиков,  чтобы  помочь   наладить   работу  подразделения,
занимавшегося  обслуживанием самолетов. Когда  в мае  1973 года директор БНБ
Тайваня  предложил  мне  посетить  остров,  чтобы  встретиться  в  Тайбэе  с
премьер-министром  Тайваня  Цзян Цзинго, сыном президента Чан Кай-ши (Chiang
Kai-shek), я согласился. Премьер-министр Чан и его русская жена встретили Чу
и меня в аэропорту  и отвезли нас в наши апартаменты в "Гранд-отеле". (Прим.
пер.: в 1925 - 1937 годах Цзян Цзинго находился в СССР, где был известен под
превдонимом "Николай Елизаров". Он окончил Университет трудящихся Востока, а
затем работал  в Свердловске на "Уралмашзаводе" в отделе кадров и редактором
многотиражной газеты. Там он и познакомился с Фаиной Вяхревой, работавшей на
заводе  токарем и ставшей впоследствии его женой.  В 1937 году супругам было
разрешено вернуться в Китай). На  следующий день мы полетели вместе с ним на
"Боинге-707",  предназначавшемся для официальных  лиц,  на  авиабазу, где он
устроил  для  нас  длившиеся  полчаса показательные  полеты и воздушные бои.
Затем мы вместе поехали  на  машине на  расположенный  на озере Сан Мун (Sun
Moon Lake) курорт, где провели два дня, стараясь познакомиться друг с другом
поближе.
     Во время ужина  в  Тайбэе  я встретился  с  министром  иностранных дел,
министром  финансов, министром экономики,  начальником Генерального  штаба и
директором  БНБ  Тайваня,   и,  таким  образом,  познакомился  с  ближайшими
доверенными   лицами   и   помощниками   президента.  Кроме  хороших  личных
взаимоотношений с  Цзян Цзинго, в основе наших  отношений лежало то,  что мы
оба   были   антикоммунистами.   Коммунистическая  партия  Китая   была  его
смертельным  врагом,  а Коммунистическая партия Малайи  (КПМ), которая  была
связана с КПК - моим смертельным врагом, так что у нас было общее дело.
     Он  плохо говорил по-английски, а  его китайский  язык  (Mandarin) было
тяжело  понимать  из-за  сильного  акцента,  присущего  уроженцам  провинции
Чжэцзян. Он  понимал  меня, когда я говорил  по-английски  и,  используя мои
знания  китайского, мы смогли  общаться без переводчика. Это было критически
важно в  налаживании  личных  контактов, которые  позже  переросли в хорошие
личные отношения. Я рассказал ему  о  ситуации  в Юго-Восточной Азии, о том,
что соседи рассматривали Сингапур как  "третий Китай", после КНР и  Тайваня.
Мы не могли отрицать наличия расовых, культурных и языковых связей с Китаем,
но мы также боролись против малайских коммунистов, и это  обнадеживало наших
соседей  на  предмет  того,   что  Сингапур  не  являлся  "троянским  конем"
коммунистического Китая.
     Позднее,  наш   торговый   представитель  в   Тайбэе  сообщил,   что  у
премьер-министра Тайваня  сложилось хорошее  впечатление о Сингапуре  и  обо
мне,  -  он  был  доволен,  что  ему  удалось  встретиться  со   мной.  Одно
обстоятельство,  бесспорно, помогло нам: нас сопровождала наша дочь, которая
тогда  была  еще  молодой студенткой-медиком.  Она  получила  образование на
китайском  языке  и свободно  говорила  на  нем. По ее  поведению было сразу
видно, что она - китаянка. Это оказало решающее воздействие на то,  как Цзян
Цзинго воспринимал меня, мою жену, мою  дочь,  и  помогло нам определиться в
отношениях  между  Сингапуром  и  Тайванем.  В  ходе  последовавшего  обмена
письмами между Цзяном и мною завязалась близкая дружба.
     Ни в Сингапуре, ни на Тайване в средствах массовой информации ничего не
сообщалось о  моем визите. Это было сделано по  моей просьбе, чтобы избежать
излишнего внимания и недовольства на международной арене.
     Когда я снова посетил Тайвань в декабре 1974 года, премьер-министр Цзян
Цзинго  проявил  личную  заинтересованность  в составлении  программы  моего
визита.  Он приказал выстроить для  церемониального  марша  почетный караул,
состоявший из моряков и морских пехотинцев, как это принято при встрече глав
государств.  Все  это  проходило   безо  всякой  огласки.  Он   также  лично
сопровождал меня  во время осмотра достижений Тайваня, включая строительство
автомагистрали  "Восток-Запад",  пролегавшей  через  труднодоступные  горные
районы.
     Во время этого  визита я поднял  вопрос о подготовке наших  вооруженных
сил на Тайване, потому что  в Сингапуре для  этого просто не  было места. Мы
уже  обсуждали  этот  вопрос с тайваньскими военными за несколько месяцев до
того. Цзян Цзинго  отнесся к нашей просьбе с пониманием.  К апрелю 1975 года
мы достигли соглашения о проведении вооруженными  силами Сингапура учений на
Тайване  под  кодовым   названием  "Старлайт"   (Exercise  Starlight).   Это
соглашение, первоначально  заключенное  сроком на один  год,  позволило  нам
проводить   учения   пехотных,   артиллерийских,   бронетанковых  частей   и
подразделений коммандос,  рассредоточенных по всей  территории  Тайваня,  на
соответствующих полигонах. При этом мы платили только за то, что потребляли,
и ничего сверх того.
     У Цзян Цзинго было  светлое, округлое  лицо,  он носил  толстые роговые
очки и был довольно полным.  Он был спокойным, тихим человеком, разговаривал
мягким голосом. Цзян не выдавал себя за интеллектуала, но обладал практичным
умом и  острым "социальным  интеллектом".  Он  хорошо разбирался  в  людях и
окружил  себя  заслуживавшими  доверия людьми, которые давали  ему  честные,
зачастую нелицеприятные советы. Он всегда  тщательно обдумывал сказанное, не
раздавал  обещаний  походя.  Цзян  Цзинго  не  мог  свободно  путешествовать
заграницей,  поэтому я  был для  него дополнительным источником информации о
развитии  ситуации   в  Америке  и  окружающем  мире.  Он  задавал   острые,
продуманные вопросы об изменениях на геополитической сцене. Во время каждого
моего  визита на  Тайвань он сопровождал меня в  моих поездках по острову на
протяжении трех-четырех дней.  Так было  до  тех пор, пока в середине  80-ых
годов состояние его здоровья не ухудшилось. Во время свободных дискуссий  со
мной Цзян Цзинго проверял на мне свои взгляды и оценки политических событий,
сформировавшиеся у него в результате чтения информационных отчетов. Он остро
чувствовал свою международную изоляцию.
     В  период с 1973 по 1990  год я  посещал Тайвань  один-два раза в  год,
почти всегда останавливаясь по пути в Гонконге. Наблюдать за экономическим и
социальным прогрессом китайцев на Тайване, экономика которого ежегодно росла
на 8-10%, было поучительно и вдохновляло меня. Начав  с  развития трудоемких
производств,  основанных на использовании  дешевой  рабочей силы:  сельского
хозяйства,  производства  текстиля,  одежды,  спортивной  обуви,  -  Тайвань
продолжал  настойчиво  двигаться   вперед.  Сначала  на  Тайване  занимались
пиратским переизданием дорогостоящих  учебников по медицине, юриспруденции и
другим дисциплинам, которые затем продавали по  смехотворно  низким ценам. К
80-ым годам эти  учебники уже издавались по лицензии, на качественной бумаге
и  в  твердых  переплетах. К  90-ым  годам  Тайвань  производил  микросхемы,
компьютерные   платы,  персональные   компьютеры,   портативные   компьютеры
(notebook)  и  другие  высокотехнологичные  продукты.  Подобный  прогресс  я
наблюдал и в Гонконге, - и в экономике, и в плане повышения  благосостояния.
Быстрый прогресс  двух прибрежных  китайских общин очень вдохновлял  меня, я
извлекал  для  себя  полезные уроки и  считал, что  раз  они смогли добиться
этого, то и Сингапуру это тоже будет по плечу.
     Китайцы  на  Тайване,  свободные от смирительной рубашки  коммунизма  и
централизованной  плановой  экономики,  стремительно  двигались  вперед.  На
Тайване,  как  и  в  Гонконге,  практически  не   было  системы  социального
обеспечения,  но,  с началом проведения  всенародных выборов  в начале 90-ых
годов,  в  этой  сфере  произошли  изменения.  Оппозиция  в  Законодательном
собрании оказывала на правительство давление и заставила его ввести  систему
медицинского, пенсионного и  иного социального обеспечения,  что  привело  к
тому, что государственный бюджет стал сводиться с дефицитом. В течение 90-ых
годов,  ввиду  наличия в  Законодательном собрании  воинственной  оппозиции,
правительству  было  сложно  ввести  новые   налоги,  чтобы   сбалансировать
государственный бюджет. К счастью, тайваньские рабочие все  еще относятся  к
своей работе лучше, чем их западные коллеги.
     Цзян Цзинго  и его министры больше всего гордились успехами в  развитии
образования.  Каждый   ученик  на  Тайване   заканчивал,  по  крайней  мере,
девятилетнюю  общеобразовательную  школу,  а  к  90-ым  годам  примерно  30%
учащихся заканчивали университет. Министр финансов Тайваня К.Т.Ли (K. T. Li)
жаловался  на "утечку мозгов". Начиная  с 60-ых годов, из 4,500  выпускников
университетов, ежегодно уезжавших в Америку  для продолжения  образования  и
обучения  в аспирантуре (Ph.D.), возвращались примерно 500. По мере того как
Тайвань  становился  все более  развитой в экономическом  отношении страной,
К.Т. Ли задался целью  привлечь лучших из них вернуться на Тайвань. Особенно
это касалось тех,  кто  работал  в ведущих  исследовательских лабораториях и
крупных  МНК  - производителях электроники. Он построил недалеко  от  Тайбэя
научный парк  и предоставил им  льготные  кредиты  для  создания собственных
предприятий по  производству  полупроводниковых материалов. Это  дало толчок
развитию компьютерной индустрии  на Тайване. Эти люди располагали контактами
в  американской  компьютерной  индустрии  и  приобрели  знания и  опыт,  что
позволяло им не  отставать от последних достижений в данной  сфере и успешно
продавать свои  изделия.  Они опирались на инженеров и техников,  получивших
образование на Тайване. Среди двух-трех миллионов человек, которые бежали на
Тайвань с генералом Чан Кай-ши, было немало интеллектуалов, администраторов,
ученых и  предпринимателей.  Они были  тем катализатором, который  превратил
Тайвань в мощную экономическую державу.
     Тем   не  менее,   представите