вил об изменениях в избирательной системе: он  собирался расширить число
избирателей,  участвовавших  в  выборах  по   функциональным   избирательным
округам, в которых правом голоса обладали деловые люди, специалисты и другие
группы населения. Он предоставил избирательные  права  всем  работавшим.  Во
время интервью представителям прессы я сказал: "Предложения Паттэна являются
весьма заманчивыми  с точки зрения углубления  демократии...  Они сделаны  с
большой изобретательностью. Эти предложения используют пробелы,  оставленные
в  Основном  Законе  и Совместной  декларации".  Но я  добавил, что:  "Планы
Паттэна  больше напоминают  программу  действия националистического  лидера,
мобилизующего  своих   людей   на  борьбу  за   получение  независимости   и
освобождение от колониального  гнета,  чем  прощальную программу покидающего
город колониального губернатора". В частном  порядке, когда  я встретился  с
Паттэном в  Доме Правительства (Government House), я  предупредил  его,  что
своими  предложениями   он,  фактически,   подрывал  само  значение  понятия
"функциональный избирательный  округ".  Он  расширил  рамки  этих округов за
пределы профессиональных групп  специалистов  и бизнесменов, для которых они
создавались первоначально, включив в них всех работников, нанимаемых ими.
     В середине декабря я возвратился в Гонконг, чтобы выступить с лекцией в
университете   Гонконга.    В    качестве   ректора   университета    Паттэн
председательствовал во время лекции. Отвечая на заданный из аудитории вопрос
о  предлагаемых  им реформах, я  прочитал  выдержки  речей,  произнесенных в
Палате лордов британского  парламента  двумя  бывшими губернаторами,  лордом
Мюрреем   Маклехосом  и   лордом   Дэвидом  Вильсоном,  а   также   интервью
политического  советника  Маргарет Тэтчер  сэра  Перси  Крэдока  (Sir  Percy
Cradock), который вел переговоры с китайцами. Все трое дали ясно понять, что
действия Паттэна  шли вразрез с тем, о чем они, в качестве членов британской
делегации,  договорились с китайским  правительством  в  ходе переговоров. Я
полагал, что было лучше высказать свою  позицию в его  присутствии, чтобы  у
него была, при желании, возможность ответить. Он промолчал.
     Последние пять лет  колониального правления  Паттэн провел,  путаясь  в
противоречиях, возникших  между  ним и  китайским  правительством.  Китайцев
рассердили действия  Паттэна, и они заявили о своей готовности отказаться от
соглашения в целом в  том  случае,  если  Великобритания хотела  вести  дела
подобным  образом. Они также заявили о  своих намерениях отменить изменения,
сделанные  Паттэном. В  июле  1993  года  китайцы  сформировали  комитет  по
подготовке  к работе  в период  после  1 июля 1997 года. В августе 1994 года
Постоянный  комитет Всекитайского собрания  народных представителей (ВСНП  -
National People's Congress)  проголосовал  за  изменения  в  Законодательном
совете (Legislative Council),  городском  и  региональных советах  и органах
управления  районами города. Губернатор и  правительство  Великобритании  не
приняли  этого шага  всерьез.  В  сентябре 1995  года  Паттэн провел выборы,
создал   новые   функциональные  избирательные  округа  и   расширил   рамки
электората,   включив   в  число   избирателей   все  работавшее   население
численностью 2.7  миллиона человек. Китайские руководители  заявили, что они
не  признают  результатов выборов,  что  политические  структуры,  созданные
англичанами,  не соответствовали Основному Закону и  Совместной декларации и
будут  распущены,  а  Законодательный  совет  -  создан  заново.  Губернатор
полагал, что китайское правительство, в  конце  концов, смирится, потому что
не  согласиться с  проводимыми им мерами означало  бы  пойти  против желания
людей, что могло дорого обойтись китайцам на международной арене.
     Мне удалось понять образ мышления официальных лиц  Великобритании в мае
1993  года, во  время  дискуссии с  Малкольмом Рифкиндом  (Malcolm Rifkind),
тогдашним заместителем  государственного  секретаря по  вопросам  обороны, а
позднее - министром  иностранных дел. Англичане  чувствовали себя обязанными
гарантировать, чтобы к 1997 году демократия стала основой общественной жизни
в Гонконге, и полагали, даже  не проводя референдума,  что этого же хотели и
жители  колонии.  Я  сказал,  что, на деле, многие жители Гонконга хотели бы
вообще  никогда не  иметь  с Китаем ничего общего,  но это было  невозможно.
Поэтому, если они хотели, чтобы  Гонконг продолжал развиваться и процветать,
необходимо было  подобрать  таких  администраторов и потенциальных  лидеров,
которые знали  бы, понимали бы своих китайских коллег, научились бы защищать
особые нужды острова. Рифкинд сказал, что англичане пытались  создать хорошо
укрепленные  конституционные  структуры  в  Гонконге, которые  бы затруднили
разрушение  демократии  Китаем. По  сути, англичане хотели создать  систему,
гарантировавшую  свободы,  которые на Западе воспринимались  как само  собой
разумеющиеся,   к   примеру,    свободу   передвижения    и    свободу    от
несанкционированного ареста. Они  полагали, что, если бы такая  система была
хорошо защищена, Китаю было бы трудно поломать ее. Я сказал, что их старания
были  напрасны. Высшее руководство Гонконга должно было  приспосабливаться к
высшим   интересам   Китая.  В  оставшиеся  четыре   года   было  невозможно
перевоспитать людей Гонконга в духе  демократических  ценностей и культурных
традиций,  которые  до  того  никогда в городе  не  существовали.  Это  было
состязание, в котором Великобритания не могла победить.
     Я  пришел к  выводу, что  англичане делали ставку на то, что американцы
окажут  давление на  Китай, используя проблемы демократии и соблюдения  прав
человека.  В  распоряжении американцев,  действительно, имелись  рычаги  для
оказания давления  на  Китай,  - в 1992 году дефицит США в торговле с Китаем
составлял 20 миллиардов долларов, к 1997 году он  раздулся  до 40 миллиардов
долларов. Другим  рычагом  являлось ежегодное голосование в Конгрессе США по
вопросу  продления  статуса  наибольшего  благоприятствования  для китайских
товаров,  экспортируемых  в США. Но Китай мог  противостоять этому давлению,
отказываясь сотрудничать с США в вопросах нераспространения ядерного  оружия
и ракетной технологии.
     Западные  средства   массовой  информации  ратовали   за  использование
Гонконга для демократизации Китая или, по крайней мере, за оказание давления
на Китай путем проведения демократических преобразований в Гонконге. Поэтому
они поддерживали запоздалые  реформы, проводившиеся в  одностороннем порядке
губернатором  Паттэном.  Это  побуждало   некоторых   политических  деятелей
Гонконга верить, что они могли  действовать так, будто  бы Гонконг мог стать
независимым.
     Куда  более  важным фактором,  чем  все  эти  политические  игры  между
англичанами и американцами с одной стороны, и китайцами -  с другой стороны,
был  неожиданный  громадный  прогресс, достигнутый  в экономическом развитии
Китая.  После событий  на  площади Тяньаньмынь  в 1989  году, когда западные
инвесторы  охладели к Китаю, китайские предприниматели  из Гонконга, Макао и
Тайваня стали развивать бизнес в Китае.  Уже через три года дела у них пошли
неплохо. Они  продемонстрировали  скептически настроенному миру, что  связи,
личные  отношения, единство  языка,  общность  культуры, отсутствие  строгих
правил,  -  компенсировали недостатки, имевшиеся  в  законодательной системе
Китая. Китайцы  зарубежья добились в Китае таких успехов, что в ноябре  1993
года, выступая на  втором  Всемирном  конгрессе  китайских  предпринимателей
(World  Chinese  Entrepreneurs'  Convention),  я  предупредил  их:  если  их
инвестиции в Китае будут наносить ущерб экономике стран,  гражданами которых
они являлись, то  это могло бы ухудшить их отношения с правительствами  этих
стран.
     События на площади Тяньаньмынь, ввиду перспективы возвращения  Гонконга
под  юрисдикцию  Китая,  повлекли  за  собой  крах на рынке  ценных  бумаг и
недвижимости. Восемь лет спустя настроение жителей Гонконга было иным, - они
ожидали продолжения  экономического роста  вместе с процветавшей  экономикой
Китая, который  к тому времени добился коренного перелома в своей экономике.
По мере приближения  1  июля  1997 года  цены  на  фондовом  рынке  и  рынке
недвижимости Гонконга начали стабильно расти, отражая уверенность инвесторов
в  будущем. Такого поворота событий  никто не  предвидел.  Те  деловые  люди
Гонконга, которые остались в городе, а так поступили практически все из них,
смирились с тем, что их будущее зависело от хороших отношений с Китаем. Если
бы  китайские  бизнесмены  продолжали вести  свои  дела  через  Гонконг, это
позволило бы городу процветать до тех  пор,  пока Шанхай и другие прибрежные
города Китая не улучшат свою инфраструктуру.
     Я посетил Гонконг за неделю  до перехода  города  под юрисдикцию Китая,
намеченную  на 30  июня  1997  года,  и  встретился  с Дун  Цзянь-хуа  (Tung
Chee-hwa).  За  шесть  месяцев, прошедших с  тех  пор,  как он  был назначен
руководителем  Специального  административного  района  Гонконг,  он  сильно
изменился. Будучи  весьма замкнутым  человеком, который всю  жизнь занимался
делами  семейной судоходной компании, он неожиданно попал  в  центр внимания
средств   массовой  информации  и   часто  подвергался  расспросам  дотошных
журналистов. Дун Цзянь-хуа согласился с тем,  что для успешно развивающегося
Гонконга был  необходим преуспевающий Китай. Это  было  разумной основой для
управления   Гонконгом.   Я   обнаружил,   что   представители   деловой   и
профессиональной  элиты  Гонконга  приспособились  к тому,  что  город  стал
Специальным административным районом Китая.  То же произошло и со средствами
массовой информации Гонконга, выходившими на китайском  языке. Даже наиболее
критично  настроенная  по   отношению  к  китайскому  правительству  газета,
издававшаяся на китайском  языке  воинственным  бизнесменом,  выступившим  с
оскорблениями и  нападками на премьер-министра Китая  Ли Пэна,  сменила тон.
Пресса почувствовала те рамки, за которые не следовало выходить.
     Тем  не  менее,  губернатор  Паттэн  продолжал  свои препирательства  с
Пекином  до самого конца. Британские  руководители  бойкотировали  церемонию
принятия  присяги  Законодательным  собранием  провинции,  заявив,  что  это
противоречило  Совместной   декларации.  Китайские   руководители  не   были
приглашены на устроенную англичанами прощальную церемонию, на которую они не
захотели  бы  явиться в  любом  случае.  Китайцы  хотели,  чтобы  контингент
китайских  войск  вошел в  Гонконг до прибытия  Цзян  Цзэминя  на  церемонию
передачи  власти в полночь 30  июня. Сначала англичане отказали, но, в конце
концов,  разрешили  примерно пятистам  военнослужащим с  легким  вооружением
прибыть в город к 9 часам  вечера. Когда  за день до передачи города китайцы
объявили, что они направят  в Гонконг  еще 4,000  военнослужащих  к  четырем
часам  утра  1   июля,  покидавший  город  губернатор  назвал  это  "ужасным
известием". Это было  бессмысленно, ибо  китайский суверенитет над китайским
Гонконгом восстанавливался в полночь 30 июня, так что к  тому времени  город
являлся бы уже частью территории Китая.
     Ранним утром 1 июля, после окончания церемонии передачи Гонконга Китаю,
я слышал, как толпа людей, использовавших  мегафоны, выкрикивала  лозунги на
протяжении  10-15  минут. Позднее я  узнал,  что  в  демонстрации  принимало
участие примерно  3,000 человек, сопровождаемых  полицией, которая двигалась
впереди колонны по опустевшим улицам. Лидер Демократической партии Мартин Ли
(Martin Lee) обратился к толпе с балкона  здания  Законодательного совета  с
призывом продолжать  борьбу за демократию. Революционная ситуация  в  городе
отсутствовала. Международные средства массовой информации  сообщили об  этой
ритуальной акции протеста.
     Удивительно,  но  настроение  в  Гонконге  было спокойным.  Со  времени
подписания Совместной декларации  в 1984  году  прошло 13  лет, у людей было
достаточно  времени,  чтобы  подготовиться   к  этому  событию.  Какого-либо
ликования по поводу воссоединения  с  родиной  не  было. Не  было заметно ни
скорби  о  покидающих  город англичанах,  ни  бурных  приветствий  во  время
прощального  парада или  во  время  отплытия  королевской  яхты  "Британия",
которая  утром  того же  дня отдала швартовы, увозя из  Гонконга  последнего
губернатора. Благодаря  Паттэну последние  пять  лет  британского  правления
получили желчную окраску. Он пустил под откос "прямой поезд", - концепцию, в
рамках   которой   китайцы  согласились,  чтобы   избранный   в  1995   году
Законодательный совет продолжал управлять городом после воссоединения в 1997
году.  Паттэн  оставил  после  себя  менее  либеральное  законодательство  о
выборах, чем то, которое  город имел бы,  не  измени он  его в одностороннем
порядке.
     Как  только  1  июля 1997 года руководитель администрации  Гонконга Дун
Цзянь-хуа  и  высшие  официальные  лица  приступили  к  осуществлению  своих
полномочий, они столкнулись с финансовым кризисом  в Восточной Азии, хотя до
1998 года они об этом еще не знали. Второго июля Таиланд  девальвировал бат,
вызвав этим лихорадку, распространившуюся на весь регион, Россию, а  потом и
Бразилию.  Так как курс  гонконгского доллара  был  привязан к доллару  США,
Гонконгу  пришлось  повысить процентную ставку по  кредитам.  Это привело  к
падению  стоимости   недвижимости,  ценных  бумаг  и  активов,  вызвав  спад
экономики   и   рост  безработицы.  Недовольство   населения  правительством
возросло,  а  настроение  людей  Гонконга  -  изменилось,  От  колониального
иностранного правительства они не ожидали ничего, кроме защиты  от китайских
коммунистов, а от китайского правительства, состоявшего из жителей Гонконга,
они  ожидали  много большего. Сначала Гонконг был поражен  вирусом "куриного
гриппа",   представлявшего   особую   опасность  для   стариков   и   детей.
Правительству пришлось  уничтожить миллионы кур на птицефермах, их владельцы
потребовали  компенсации, и получили  ее. Затем  красные  морские  водоросли
вызвали гибель  рыбы,  разводимой рыбными  фермерами, они также  потребовали
компенсации  и  также  получили  ее.  Вслед  за  этим  потерпела банкротство
инвестиционная   компания,  теперь  уже  компенсацию   получили   инвесторы,
разместившие свои активы в этой компании.
     Прибыв  в Гонконг  для  участия  в  конференции  в  июне  1999  года, я
встретился  там  со многими обеспокоенными  людьми, включая некоторых старых
друзей и нескольких новых знакомых. Их анализ переживаемых проблем отличался
ясностью, но решения этих проблем они не видели. Они  указывали на то, что в
заключительный  период своего  колониального  господства англичане  ослабили
бразды правления.  Не желая вступать в конфронтацию  с населением и вызывать
его протесты в результате проведения  правительством  непопулярных мер,  они
предпочитали уступать давлению  различных  групп населения. Так произошло, к
примеру, в  случае  с водителями  такси, которые угрожали забастовкой, когда
правительство  объявило о своем  намерении запретить использование дизельных
автомобилей в качестве такси  для  снижения уровня  загрязнения воздуха. Это
приучало  людей сопротивляться  жестким мерам, проводимым  правительством, и
отвергать их,  организовывая протесты. Теперь же, когда Гонконг  стал частью
Китая, глава администрации города не обладал достаточным политическим весом,
чтобы   противостоять   подобным   действиям.   В   отличие   от  британских
губернаторов,  которые,  как   что-то   само  собой  разумеющееся,  получали
поддержку  от Законодательного  совета, Дун Цзянь-хуа столкнулся  с  членами
Законодательного  совета, ни  один из  которых не чувствовал себя  обязанным
поддерживать  его политику.  Официальные  лица  его  правительства также  не
располагали   мандатом,  полученным  от  избирателей,  что  помогло  бы   им
отстаивать свои взгляды в том случае, если они  вступали в спор с избранными
членами Законодательного совета.
     Попытка Паттэна укрепить демократически избранный Законодательный совет
потерпела неудачу,  -  Законодательный  совет,  избранный, когда Гонконг еще
находился под колониальным управлением, был распущен. Среди интеллектуальной
элиты   Гонконга   существуют   глубокие   разногласия  относительно   путей
дальнейшего  развития  города  и того, как  заставить  работать существующую
систему   управления.  Старая   система  управления,  которую   использовали
англичане, ослабела и не способна справиться с новой политической ситуацией.
С   одной   стороны,   существует  группа   деловых  людей,  прагматиков   и
профессионалов, которые  хотели бы установления нормальных рабочих отношений
с правительством в Пекине. Поэтому они отчаянно сопротивлялись проводившейся
Паттэном   политике.   С   другой   стороны,   существует   группа   ученых,
представителей средств массовой информации и специалистов, которые выступают
за  то, чтобы  использовать  сильную, основанную  на  конституционных мерах,
систему защиты против любых притеснений со стороны Китая. Эти люди ратуют за
организацию  поддержки со  стороны  международного сообщества,  особенно  со
стороны  США, для оказания  давления  на  Китай  с целью  добиться  от  него
невмешательства  в  дела   Специального   административного  района  Сянган.
Прагматики не желали ввязываться в политическую драку самостоятельно, вместо
этого  обращаясь за  поддержкой  к политикам, на которых  они вряд ли  могли
положиться в отстаивании своих  интересов  перед Пекином.  Это была  трудная
ситуация, в которой немногие были готовы к тому, чтобы взять ответственность
за  руководство  городом на себя. Ведь сделать это  означало  бы смириться с
реальностью,  а именно:  интересы Гонконга могли быть соблюдены  лишь в  том
случае, если бы его лидеры завоевали доверие пекинского руководства.
     Население  Гонконга  должно  уладить  существующие  противоречия  между
различными социальными  группами. Политики, играющие на стороне профсоюзов и
рабочих,  должны договориться  с такими  работодателями как Ли Кашин  (Li Ka
Shing);   руководители   и   специалисты   должны   достичь   соглашения   с
низкооплачиваемыми служащими  относительно  того,  кто и какие налоги должен
платить, кто и  какие  субсидии получать  на здравоохранение, образование  и
жилье. Только после того, как удастся сбалансировать эти различные групповые
интересы,  жители  Гонконга  смогут подняться  над тем,  что  их  разделяет,
сформулировать  свои  коллективные  интересы и  бороться за них, но только в
качестве  Специального административного района Китая.  Эта  задача является
вдвойне  сложной, ибо жители Гонконга  не считают себя китайцами. Те из них,
кто родился  в материковом  Китае,  называют себя китайцами Гонконга, те же,
кто родился в колонии, называют себя жителями Гонконга. Когда  правительство
Специального  административного  района   предложило   поднять  над  городом
китайский  государственный  флаг   и  ежедневно  исполнять  во  всех  школах
национальный  гимн, 85%  родителей были против  этого. С другой  стороны, во
время  десятой  годовщины  событий  на площади Тяньаньмынь  примерно  50,000
человек собрались на поминальную службу со  свечами в  руках. Я  подозреваю,
что они  более  опасались того, что  могло случиться с ними в Гонконге,  чем
повторения  того,  что  произошло  на  площади Тяньаньмынь. Напротив,  когда
разъяренные  китайцы в  Китае протестовали против бомбардировки американцами
китайского  посольства в Белграде в 1999 году, лишь горстка жителей Гонконга
провела символическую демонстрацию у консульства США.
     Одним из спорных  решений,  принятых  Дун  Цзянь-хуа, было обращение  к
Всекитайскому собранию  народных  предс