мы  несем  ответственность  перед избирателями очень разных стран.
Жители Сингапура ожидают от своего правительства, что оно будет представлять
их интересы в сообществе равных и независимых стран.
     Поэтому подъемы и спады в отношениях между Малайзией и Сингапуром будут
продолжаться.  Гражданам  Сингапура  следует  относиться  к этим  колебаниям
хладнокровно, не испытывая эйфории,  когда отношения улучшаются, и не впадая
в  депрессию,  когда  они ухудшаются.  Нам нужны крепкие  нервы, стойкость и
терпение в отстаивании наших законных прав.
     Малайзия  пыталась произвести индустриализацию путем замещения импорта,
но  безуспешно.  Они  видели,  как  мы  добились  успеха  путем  привлечения
инвестиций   МНК.  Даим  поощрял  Махатхира  приватизировать   неэффективные
государственные  предприятия и привлекать зарубежные  инвестиции, он изменил
политику и добился успеха. Махатхир хотел, чтобы  Малайзия  превзошла другие
страны,  он  построив  лучший  аэропорт  и контейнерный  порт, создав  более
крупный финансовый центр  и "мультимедийный суперкоридор" (Multi-Media Super
Corridor).  Именно поэтому  он построил  современные  контейнерные причалы в
порту  Келанг  и  новый супер-аэропорт  в 75  километрах (приблизительно  46
милях)  к  югу   от  Куала-Лумпура.  Это   заставило  нас   проанализировать
собственную конкурентоспособность, улучшить нашу  инфраструктуру и  работать
лучше, повышать  производительность. Неожиданно для  всех, в странах региона
разразился финансовый  кризис,  в результате которого резко понизились курсы
региональных  валют, стоимость ценных бумах и  недвижимости. Тем не менее, в
конечном итоге, кризис будет преодолен, и экономический рост возобновится.
     Несмотря  на  мои  разногласия  с  Махатхиром,  в  течение  9  лет  его
пребывания на  посту  премьер-министра,  с 1981  по 1990 год (когда я ушел в
отставку),  мы  добились  с ним  большего прогресса  в решении  двусторонних
проблем, чем за предыдущие 12 лет с Тун Разаком и Хусейном Онном. Он обладал
решительностью  и  политической  поддержкой,  позволявшей  ему  преодолевать
предрассудки  масс, когда  того требовали  интересы  страны. Махатхир  тащил
малайцев от  мракобесия  к  науке  и  технологии.  У  него хватало  мужества
публично осудить использование женщиной-доктором карандаша для  исследования
мужчины-пациента (как того  требовали мусульманские  лидеры).  И даже тогда,
когда  его  популярность  резко  упала,  как   во  время  волнений,  которые
возглавлял Анвар Ибрагим (Anwar Ibrahim), жители  Малайзии, особенно китайцы
и индусы, знали, что лучшей альтернативы Махатхиру в качестве лидера ОМНО  и
Национального  фронта,  нет.  Он  дал  образование молодым малайцам, дал  им
видение будущего,  основанное на науке и  технологии, особенно использовании
компьютеров    и   Интернета,   символом   которого   стал   "мультимедийный
суперкоридор". Большинство малайцев, и  все  китайцы и индусы Малайзии хотят
именно такого будущего, а не возврата к исламскому экстремизму.
     Казалось  бы,  мой  взгляд противоречит результатам ноябрьских всеобщих
выборов 1990 года, когда Махатхир завоевал две трети мест  в парламенте,  но
потерпел  поражение  от   ПДД  в  штатах  Келантан  (Kelantan)  и   Тренгану
(Terengganu), а также потерял порядка двадцати мест в парламенте, занимаемых
ОМНО. Я  не уверен, что  причиной этого был сдвиг в настроениях электората в
пользу общества,  основанного  на  исламских  ценностях. Эти  потери  были в
немалой степени вызваны смещением с  должности  в сентябре 1998  года Анвара
Ибрагима, заместителя премьер-министра и протеже  Махатхира на протяжении 17
лет. Он был арестован через три недели после снятия с должности на основании
"Закона о внутренней безопасности" (Internal Security Act). Через две недели
после  ареста  он  был доставлен  в  суд  с  синяком под глазом,  обвинен  в
коррупции  и приговорен к шести годам заключения.  После этого он также  был
осужден за мужеложство. Такое изменение в отношениях между двумя людьми, оба
из  которых  пользовались  большим   уважением,  было  слишком  неожиданным.
Сомнительные разоблачения,  которые последовали  за этим, оттолкнули  многих
малайцев, особенно  молодежь.  Это  позволило  жене  Анвара  выставить  свою
кандидатуру на выборах и завоевать место своего мужа в парламенте.
     Назначая членов своего нового кабинета, Махатхир заявил,  что это будет
его последний срок  на  посту  премьер-министра.  У него есть  время,  чтобы
подготовить  преемника,  способного  реализовать  его стратегию  превращения
Малайзии в современное, высокотехнологичное государство к 2020 году.
     Через три десятилетия после отделения тесные семейные и дружеские связи
все еще объединяют два народа.  В конце концов,  какими бы глубокими не были
различия  между нами,  обе страны знают, что, если они  не  будут  проявлять
сдержанность,  существует   риск  разрушения  межрасовой  гармонии,  которая
скрепляет многонациональное общество обеих стран. Малайзия в той же  степени
нуждается  в  межнациональной терпимости, что и  Сингапур.  Вскоре  во главе
обеих  стран станет молодое поколение  лидеров. Будучи  свободными от личных
травм  прошлого,  они  смогут придать  новый  импульс  практичным и  деловым
отношениям между странами.


Глава 17. Индонезия: от вражды - к дружбе.

     Когда  в  1957  году  в  Индонезии  вспыхнули  восстания  сепаратистов,
западные  торговцы  оружием  прибыли  в  Сингапур,  чтобы  продавать  оружие
повстанцам на Суматре и Сулавеси. В 1958 году, в качестве лидера  оппозиции,
я  встретился   с  Генеральным   консулом   Индонезии,   генерал-лейтенантом
Джатикусомо (Jatikusomo).  Я заверил его,  что, в  случае  нашего прихода  к
власти,  эти  торговцы  оружием  будут  выдворены  из  Сингапура.  Когда ПНД
победила на всеобщих выборах 1959 года, я сдержал свое слово, и  Джатикусомо
- щеголеватый, умный, учтивый и деятельный аристократ с острова Ява (Java) -
предложил  мне, чтобы  я укрепил отношения между  Сингапуром  и  Индонезией,
посетив Джакарту с официальным визитом. Я согласился.
     В августе 1960 года наша делегация прибыла во дворец Мердека (Merdeka),
бывшую   резиденцию   голландского   генерал-губернатора,   для  встречи   с
президентом  Сукарно (Sukarno). Он был одет в  шикарный бежевый мундир, а  в
руке у него был жезл полевого маршала или трость. Это было  жаркое, влажное,
душное утро в Джакарте, но во дворце не разрешалось включать ни вентиляторы,
ни  кондиционеры, -  Сукарно их не любил. Я видел, как пот  проступает через
рубашку на китель его мундира. Как и остальные члены моей делегации, я был в
пиджачной паре и также обильно потел.
     Сукарно   был    харизматическим   лидером,   выдающимся   оратором   и
организатором масс. Однажды в  феврале 1959 года,  по дороге из Сингапура во
Фрейзерз хилл (Fraser's  Hill), которая занимает около семи часов, я  слушал
по радио трансляцию  его речи на митинге, проходившем  на Центральной Яве, в
котором участвовало несколько сот тысяч индонезийцев.  Я настроился на волну
в 8:30 утра, но  вскоре потерял ее, потому что радио в движущемся автомобиле
принимало плохо.  Три часа спустя, когда я  уже  был в Малакке (Malacca), он
все еще говорил в полную силу. Его красивый голос был настолько выразителен,
что толпа кричала  и ревела, внимая  ему. С тех  пор я  с  нетерпением  ждал
встречи с этим великим человеком.
     Сукарно  проговорил  большую  часть  нашей  встречи, продолжавшейся  20
минут. Он говорил на общепринятом в Индонезии языке бахаса (Bahasa), который
похож  на малайский язык. Сукарно спросил: "Сколько  в  Сингапуре  жителей?"
"Полтора миллиона",- ответил я. Население Индонезии составляло 100 миллионов
человек.  "Сколько  в  Сингапуре  автомобилей?"  "Приблизительно   10,000"-,
ответил я.  Только  в  Джакарте было  50,000  автомобилей. Меня  это  слегка
озадачило, но я с готовностью  признал, что  по размерам  Индонезия занимала
первое место  в Юго-Восточной Азии. Затем он начал распространяться  о своей
политической   системе   "управляемой   демократии"    (guided   democracy):
"Индонезийский  народ  хочет  революционизировать  все сферы жизни,  включая
экономику и культуру - западная демократия для  этого не очень подходит". Он
говорил об этом во многих своих речах до того, так что я был  разочарован не
слишком содержательной беседой.
     Голландцы не оставили Индонезии достаточного  количества подготовленных
администраторов  и специалистов;  в стране было  не так уж много учреждений,
которые могли  бы двигать  страну вперед, а  три  с половиной года  японской
оккупации разрушили даже ту администрацию, какая существовала. Последовавшая
за этим борьба  между  индонезийскими националистами  и голландцами, которая
периодически вспыхивала  между 1945 и 1949 годом, когда голландцы наконец-то
признали  независимость  Индонезии,  нанесла еще больший  ущерб экономике  и
инфраструктуре    страны.   Национализация   иностранных    предприятий    и
националистическая    экономическая    политика,   проводившаяся    Сукарно,
препятствовали  расширению внешней торговли и притоку инвестиций и привели к
еще  большему   обнищанию  этой  огромной,   разбросанной  на   значительном
пространстве республики.
     В Джакарте мы  остановились в  гостинице  "Де  Инд" (Hotel  Des Indes),
который по статусу соответствовал "Рафлс отелю" (Raffles Hotel) в Сингапуре.
Когда  шел  дождь,  крыша  отеля начинала  течь, и  персонал  отеля привычно
расставлял емкости  и  ведра, чтобы  собирать  капавшую  воду.  Когда  я  по
недоразумению потянул дверь в своей  спальне, не поняв, что она была закрыта
на замок,  защелка замка отломила кусок штукатурки.  Когда  я вернулся после
обеда к  себе в  номер, там уже  был  произведен "ремонт": поверх штукатурки
была наклеен и отретуширован лист бумаги.
     Когда  я   попросил   парламентского  секретаря  министерства  культуры
Сингапура    Ли    Кун   Чоя    (Lee   Khoon    Choy),    купить   несколько
индонезийско-английских  и английско-индонезийских словарей,  то  оказалось,
что  они стоили меньше двух долларов за книгу. Члены нашей делегации скупили
почти  все словари в магазинах для  своих друзей,  изучавших малайский язык.
Индийская валюта, рупия, в результате инфляции была в плачевном состоянии.
     Из  Джакарты  наша  автоколонна  в  сопровождении эскорта мотоциклистов
отправилась   в   Богор   (Bogor),   бывший   летний   курорт   голландского
генерал-губернатора,  а затем  в Бандунг  (Bandung).  Оттуда мы  вылетели  в
Джокьярту   (Jogjjakarta),  древнюю   столицу   Индонезии,  расположенную  в
Центральной Яве,  на личном президентском двухмоторном самолете,  подаренном
правительством  Советского  Союза.  Самолет  был  больше,  чем  коммерческий
"ДС-3",  на  котором  прилетел  я.  Часы  над  проходом  в  салоне  самолета
остановились, поколебав  мое доверие к советской технологии и индонезийскому
обслуживанию.  Если это могло случиться  с часами в  президентском самолете,
чего же было ждать от двигателей?
     Перед  отъездом  мы подписали  с  премьер-министром Джуандой  (Djuanda)
совместное заявление по торговым и культурным вопросам. С момента встречи  в
аэропорту Джакарты  нам удалось  несколько  раз побеседовать с  ним.  Он был
превосходным  человеком:  высокообразованным,  способным,  трезвомыслящим  и
отзывчивым к проблемам своей  страны.  Мы разговаривали часами, иногда -  на
бахаса. Во  время  одного  разговора  за  ужином  я  сказал, что Бог наделил
Индонезию  очень  плодородной  почвой,   прекрасным   климатом  и   богатыми
природными ресурсами.  Он грустно посмотрел на меня и ответил:  "Бог за нас,
но мы  сами против  себя".  Я  чувствовал, что с таким  искренним и  честным
человеком можно  было  иметь дело. Я уезжал, чувствуя, что мы подружились. Я
разговаривал  с Джуандой  на  малайском, и  он  воспринимал  меня скорее как
индонезийского "перанакана" (peranakan  - китаец, родившийся в Индонезии), а
не  как  "тотока" (totok  -  китаец,  недавно иммигрировавший  в  страну, не
ассимилировавшийся и говоривший на китайском).
     По мере ухудшения экономической ситуации в стране  Сукарно стал уделять
больше  внимания   международным  делам.  В  деле  развития  дипломатических
отношений  с афро-азиатским миром  он  опирался на министра иностранных  дел
доктора   Субандрио   (Dr.   Subandrio)   -   умного,   хотя   и   несколько
авантюристически  настроенного человека. В течение всего 1963 года он  часто
встречался со мной - всякий раз, когда пролетал через Сингапур транзитом.
     Когда  наше  объединение  с  Малайзией стало  неизбежным,  его тон стал
достаточно высокомерным. Однажды утром, сидя рядом со мной на диване, в моем
кабинете в здании муниципалитета, он  хлопнул меня по колену, указал рукой в
окно и  сказал: "Посмотрите на все эти высокие здания  в Сингапуре.  Все они
построены   на  индонезийские  деньги,  украденные  у   индонезийцев   путем
контрабанды. Не волнуйтесь, в  один  прекрасный день Индонезия придет  сюда,
позаботится  об этой стране и приведет  все  в  порядок". Под "контрабандой"
Субандрио   подразумевал   экспорт,   осуществлявшийся  через   Сингапур  их
собственными торговцами, которые уклонялись в Индонезии от  уплаты налогов и
соблюдения  правил валютного регулирования. Я  понимал  его  чувства,  лично
убедившись в  том, сколь  ужасными  были условия жизни в Джакарте,  где люди
мылись, стирали одежду, промывали рис и отправляли естественные надобности в
каналах (kali), не стесняясь окружающих. Поэтому я не считал его разговоры о
стремлении занять Сингапур праздной болтовней.
     Когда в  1965 году  мы обрели  независимость,  Индонезия  находилась  в
состоянии  "конфронтации"  с  Сингапуром и  Малайзией. Президент  Сукарно  и
доктор  Субандрио  пытались  сыграть  на   сложностях   в  отношениях  между
Сингапуром  и  Малайзией,  предлагая Сингапуру  немедленное  дипломатическое
признание  на  условиях,  которые  могли  оскорбить  и  возмутить  Малайзию.
Поворотный  момент в  развитии событий наступил  через  несколько недель, 30
сентября, когда произошли события, получившие название "гестапу"  (gestapu -
сокращенное индонезийское название  "Движения 30 сентября").  Тогда  генерал
Сухарто,   командовавший   силами   безопасности,    подавил    предпринятую
коммунистами попытку  государственного  переворота.  Опираясь  на  поддержку
войск,  находившихся под  командованием лояльных к нему командиров  в армии,
полиции,  военно-морских и  военно-воздушных силах,  Сухарто  потребовал  от
вооруженных    отрядов   повстанцев,   захвативших   президентский   дворец,
радиостанции и центры связи, сдаться без боя. Напуганные демонстрацией силы,
мятежники рассеялись, и переворот закончился.
     В  тот  момент  мы не  поняли, насколько  важным  был  этот неудавшийся
переворот,   потому  что  мы  были  слишком  озабочены   зверским  убийством
нескольких высокопоставленных  индонезийских  генералов  и  последовавшим за
этим  убийством тысяч людей,  по некоторым оценкам, -  полумиллиона человек,
некоторые  из  которых  были  этническими китайцами. Этих  людей  обвинили в
поддержке коммунистов. Сухарто разыгрывал  свою комбинацию медленно и тонко,
как в индонезийском театре марионеток (wayang kulit), где на экране движутся
тени и  силуэты. Эта игра теней была  режиссирована так тщательно, а шаги по
лишению Сукарно власти были настолько постепенными, что в течение некоторого
времени мы даже не осознавали, что власть практически уже перешла от Сукарно
к Сухарто. На  протяжении более  чем полугода Сухарто не свергал президента,
но действовал от  его имени,  соблюдая приличия  и потихоньку собирая рычаги
власти в  своих  руках, удаляя  сторонников Сукарно,  ослабляя его  позиции.
Никаких перемен во внешней политике при новом министре иностранных дел Адаме
Малике  (Adam  Malik)  не  произошло.  В  марте 1966 года  Сукарно  подписал
президентский   декрет,   который   давал   генералу   Сухарто    полномочия
предпринимать все необходимые шаги для обеспечения безопасности и сохранения
стабильности.  Я все еще  не был уверен, что Сукарно был уже не у дел, таким
сильным  было  его харизматическое  влияние  на  людей.  Лишь год спустя,  в
феврале  1967 года,  Национальная  ассамблея (National  assembly)  формально
избрала Сухарто действующим президентом.
     К   июню  1966  года  позиции   Сухарто  достаточно  укрепились,  чтобы
одновременно   прекратить   "конфронтацию"   с   Сингапуром   и   Малайзией.
Нормализация двусторонних связей заняла некоторое  время. В июне и июле 1966
года Индонезия  направила в Сингапур экономические  делегации, но  это  были
скорее  публичные  жесты, чем реальные  шаги по  развитию сотрудничества.  В
августе мы сделали ответный  шаг, направив  в Индонезию торговую  делегацию.
Некоторое движение вперед в психологическом плане наметилось, когда Сингапур
предложил предоставить индонезийским торговцам коммерческий кредит в размере
150 миллионов  долларов  и  позволил  "Бэнк  Негара Индонижиа" (Bank  Negara
Indonesia), принадлежавшему правительству Индонезии, снова открыть филиал  в
Сингапуре. (Эта  сделка  получила  название  "рукопожатие стоимостью  в  150
миллионов долларов"). Мы также согласились возобновить двустороннюю торговлю
на равноправных условиях. Индонезия снова открыла  все свои  порты для наших
судов и  обещала, что,  после  внесения  поправок  в законодательство, нашим
банкам будет разрешено открывать филиалы в Индонезии, но так и не  позволила
открыть  ни одного филиала  до начала 90-ых годов. (Те  банки, которым все -
таки удалось открыть филиалы в стране, постигла неудача. Через 6 лет, в 1997
году, они увязли в охватившем Индонезию финансовом кризисе, возврат выданных
ими кредитов оказался под вопросом).
     В  основе препятствий для  восстановления  отношений  лежали  различные
взгляды  на проблемы политики, обеспечения безопасности, развития экономики,
разногласия по вопросу о морских границах, правилах судоходства в проливах и
о регулировании двусторонней торговли.  То, что они называли "контрабандой",
в Сингапуре было совершенно законно, - Сингапур  был свободным портом. Мы не
вполне понимали, как работало их  правительство, и  нам потребовалось немало
времени, чтобы научиться лавировать в его лабиринтах.
     На   протяжении   нескольких  лет   отношения   между  нами  оставались
прохладными,  а прогресс  в их  развитии - медленным.  Со  стороны Индонезии
просматривалась  тенденция  вести  дела  с  Сингапуром  с  позиций "старшего
брата". В марте 1968 года Адам Малик, выступая перед членами  Индонезийского
землячества в Сингапуре, сказал, будто он заверил  меня, что Индонезия  была
готова  защитить  Сингапур  против  коммунистов  после  того, как  англичане
выведут  свои войска в  1971  году:  "Мы защитим их (200  миллионов человек,
населяющих страны АСЕАН), даже если угроза будет  исходить  от  Чингисхана".
Язык  совместного  коммюнике,  принятого  в  конце  его  визита,  был  более
дипломатичным:  "Усиливать   существующие  связи   на   основе  равноправия,
взаимного уважения и невмешательства во внутренние дела друг друга".
     Несколько месяцев спустя, в середине октября 1968  года, после того как
мы повесили двух индонезийских коммандос, приговоренных к смерти за убийство
трех человек в результате взрыва ими бомбы в 1964 году в отделении  "Гонконг
энд  Шанхай бэнк"  на  Очард  Роуд,  отношения  между  нами  катастрофически
ухудшились. (Об этом говорилось в Главе  2). Реакция Индонезии была сильнее,
чем мы ожидали.  Толпа  из  400 студентов, одетых в мундиры, разгромила наше
посольство в Джакарте и резиденцию  посла.  Индонезийская  охрана  посольств
отсутствовала.  Министр иностранных дел  Адам  Малик призвал к  спокойствию,
говоря,  что у него не  было никакого желания принимать ответные меры против
Сингапура!
     Раздавались  призывы к  полному  бойкоту  торговли