скошно обставленные комнаты  были  набиты ценными
произведениями искусства,  приобретенными в Европе. Наши хозяева  были очень
любезны, а  их  гостеприимство - экстравагантно.  Наши страны были разделены
примерно  тысячей  миль океана, между нами не было трений,  а объем торговли
был весьма  незначителен. Мы  играли  в  гольф, говорили о будущем  АСЕАН  и
пообещали поддерживать контакты.
     Министр  иностранных дел  Карлос Ромуло (Carlos Romulo)  был невысокого
роста  (примерно пять  футов -  152 см.). Он был старше меня  примерно на 20
лет, отличался остроумием и уничижительно  выражался о своем росте  и других
недостатках. Ромуло обладал хорошим чувством юмора, был красноречив, обладал
писательским  даром  и  был  прекрасным  сотрапезником, обладавшим  огромным
репертуаром  анекдотов и шуток. Он  не скрывал своего  глубокого  восхищения
американцами. Одной из его любимых историй был рассказ о его  возвращении на
Филиппины  с  генералом  Макартуром  (MacArthur).  Когда  корабль  Макартура
подошел к берегу у Лейте (Leyte), генерал спрыгнул в воду  в том  месте, где
вода  доходила ему до колен, но Ромулу она доставала до груди, и он вынужден
был плыть  к  берегу.  Его  хорошие  отношения  с  лидерами  стран  АСЕАН  и
американцами  повышали престиж  администрации Маркоса.  Ромуло был человеком
безупречной  честности  и чести, который помогал  Маркосу  придать некоторую
респектабельность его режиму, когда в 80-ых годах он стал приобретать дурную
славу.
     В  1976 году на Бали, во время первой встречи стран АСЕАН,  проходившей
после  падения  Сайгона, Маркос проявил заинтересованность  в развитии более
тесного  экономического сотрудничества между  странами АСЕАН. Тем не  менее,
две наши страны не  могли двигаться в этом направлении быстрее других членов
организации. Чтобы подать пример  сотрудничества,  Маркос и я договорились о
двустороннем  10%-ом   сокращении  импортных  тарифов  на  все  товары  и  о
содействии в  развитии торговли между  странами АСЕАН. Мы также договорились
проложить  подводный  кабель  между  Филиппинами  и  Сингапуром.   Вскоре  я
обнаружил, что для Маркоса подписание коммюнике уже являлось достижением,  а
его  выполнение  являлось делом второстепенным,  требовавшим  дополнительных
обсуждений на следующей конференции.
     Мы  встречались каждые два-три  года.  Однажды он  провел меня  в  свою
библиотеку  во  дворце Малаканан  и  показал  полки  с  подшивками  газет  с
материалами о его деятельности на протяжении многих лет, - с тех пор, как он
впервые  принял  участие  в  выборах.  Здесь  же  стояли  тома  размерами  с
энциклопедию, посвященные культуре Филиппин, на которых его имя значилось  в
качестве  автора. На застекленных  стеллажах были  выставлены его награды за
участие в антияпонской  партизанской борьбе, лидером которой  он являлся. Он
был бесспорным  боссом всех филиппинцев.  Его  жена  Имельда (Imelda)  имела
склонность к роскоши и богатству. Когда они посетили Сингапур перед встречей
на Бали, супруги прилетели на двух самолетах "ДС-8", - ее и его.
     В отличие от  Японии, Маркос не рассматривал Китай в качестве  угрозы в
ближайшем будущем. Но  он  не  исключал  возможности  того, что Япония могла
стать  агрессивной,  если  бы  обстоятельства  изменились.  У него  остались
воспоминания об ужасах, связанных с вторжением императорской армии в Манилу.
Наши  взгляды  относительно  вьетнамского  вторжения  в Камбоджу значительно
расходились. В то время как он, для проформы, осуждал вьетнамскую оккупацию,
он  не  рассматривал  Вьетнам в качестве  угрозы  Филиппинам.  Их  разделяло
Южно-Китайское море,  в котором находился американский флот, гарантировавший
безопасность Филиппин. В результате, Маркос не проявлял активности в решении
проблемы Камбоджи. Кроме того,  он был  озабочен  ухудшавшейся обстановкой в
стране.
     Маркос управлял страной, находившейся на военном положении. Он держал в
заключении  лидера  оппозиции  Бениньо   Акино  (Benigno  Aquino),  имевшего
репутацию харизматического и  сильного лидера  масс.  Он  освободил Акино  и
разрешил ему  уехать  в  США.  По мере того как  экономическая  ситуация  на
Филиппинах  ухудшалась, Акино  заявил  о  своем  решении  вернуться. Госпожа
Маркос несколько раз выступила  с  завуалированными угрозами  в  его  адрес.
Когда в августе 1983 года его самолет  прибыл в Манилу из Тайбэя, при выходе
из самолета Акино был застрелен. Целого отряда иностранных корреспондентов и
телеоператоров, сопровождавших  его  в полете, оказалось недостаточно, чтобы
защитить его.
     Международное  возмущение  по  поводу  убийства  привело  к  тому,  что
иностранные  банки  прекратили  предоставление  кредитов.   Филиппины  имели
внешний долг, превышавший 25 миллиардов  долларов США, и не могли  выплатить
даже процентов по займам. Маркос стал  неплатежеспособным. Он прислал ко мне
своего министра  торговли и  промышленности  Бобби Онпина  (Bobby  Ongpin) с
просьбой о предоставлении кредита в размере от 300 до 500 миллионов долларов
для уплаты процентов по займам. Посмотрев ему прямо  в глаза, я  сказал: "Мы
никогда не  дождемся возврата этих денег". Я  добавил,  что все знали о том,
что Маркос  был  серьезно болен  и  нуждался  в постоянном  лечении болезни,
истощавшей его силы. Филиппины нуждались в сильном и здоровом лидере, а не в
дополнительных займах.
     Вскоре после  этого, в феврале 1984  года, Маркос встретился со  мной в
Брунее, на  празднике  провозглашения  независимости  султаната. Он  страшно
изменился внешне. Хотя он казался менее опухшим, чем на телеэкране, кожа его
потемнела, будто  бы он сильно загорел. Во  время разговора он тяжело дышал,
голос  его был  мягким,  глаза  -  мутными,  а волосы -  тонкими.  Он  очень
нездорово  выглядел.  Неподалеку  от  особняка,  в котором он  жил, дежурила
машина  "скорой  помощи" с бригадой  филиппинских докторов. Маркос  потратил
много  времени, рассказывая мне совершенно  невероятную историю о  том,  как
якобы был убит Акино.
     Как  только  все  наши помощники  удалились,  я перешел прямо  к  делу,
сказав,  что  ни один банк не станет одалживать ему  деньги. Банкиры  хотели
знать, кто  станет его преемником, - все  видели, как нездорово он выглядел.
Банки Сингапура одолжили 8 из 25  миллиардов  долларов, составлявших внешний
долг Филиппин. Было ясно, что в течение ближайших 20 лет они вряд ли получат
свои деньги назад. Маркос возразил, что на выплату долгов потребуется  всего
8 лет.  Я ответил, что  банкиры хотели бы видеть во главе  Филиппин сильного
лидера, который мог бы восстановить стабильность  в стране, и что американцы
надеялись, что  на выборах  в  мае появится кто-то,  кто мог бы  стать таким
лидером.  Я  спросил  его  о  том, кого  он собирался  выдвинуть в  качестве
кандидата на  выборах. Он назвал имя премьер-министра  Сезара Вирата  (Cesar
Virata). Я прямолинейно заявил, что у Вирата не было никаких шансов,  потому
что он был  первоклассным администратором, но не политическим лидером. Кроме
того, его политически  проницательный коллега,  министр обороны  Хуан Энриле
(Juan Enrile), не был в фаворе. Маркос помолчал, а потом признал, что поиски
преемника являлись  сложной проблемой. Если  бы он мог найти  преемника, это
решило бы проблему. Когда я уходил, он сказал: "Вы - настоящий друг".  Я  не
понял его. Это была странная встреча.
     Поддерживаемый врачами,  Маркос  продолжал оставаться у  власти.  Сезар
Вирата встретился  со  мной  в Сингапуре  в  январе следующего  года. Он был
абсолютно  бесхитростным,  политически  невинным  человеком. Он сказал,  что
госпожа   Имельда  Маркос  будет,  вероятнее  всего,  выдвинута  в  качестве
кандидата в президенты.  Я  поинтересовался тем, насколько реально это было,
учитывая,  что  имелись другие серьезные кандидаты,  включая Хуана Энриле  и
министра  труда  Бласа  Опле  (Blas  Ople).  Вирата ответил,  что речь шла о
"денежных потоках":  у нее было больше денег, чем у других кандидатов, чтобы
заплатить  за  голоса, необходимые для  выдвижения  партийного  кандидата  в
президенты, а  также для  того, чтобы победить на выборах. Он  добавил, что,
если  она  станет кандидатом  в президенты, оппозиция выдвинет  госпожу Кори
Акино  (Mrs.  Cory Aquino) и  попытается  сыграть на чувствах  людей. Вирата
сказал,  что  в  отсутствие   политической   стабильности  упадок  экономики
продолжался.
     Развязка   наступила  в  феврале  1986   года,   когда  Маркос   провел
президентские  выборы,  после  которых он объявил себя  победителем. Корасон
Акино,  кандидат  от оппозиции,  возразила  против этого  и начала  кампанию
гражданского неповиновения.  Министр обороны  Хуан Энриле оставил Маркоса  и
признал, что  подтасовка  выборов имела  место,  а командующий  филиппинской
полицией  генерал -  лейтенант  Фидель  Рамос  (Fidel Ramos) присоединился к
нему.  Массовое  проявление  "народовластия"  на  улицах  Манилы  привело  к
зрелищному свержению диктатуры.  Финал наступил 25 февраля  1986 года, когда
Маркос и  его  жена  бесславно сбежали из  дворца  Малаканан  на  вертолетах
американских ВВС.  Их доставили  на американскую военную базу  Кларк, откуда
они улетели на  Гавайи. Такая мелодрама в голливудском стиле могла произойти
только на Филиппинах.
     Госпожа  Акино  была  приведена к президентской  присяге  в  обстановке
всеобщего  ликования.   У  меня  были  надежды   на  то,  что  эта  честная,
богобоязненная женщина поможет  восстановить доверие к Филиппинам и направит
страну по правильному  пути.  Я  посетил ее в июне того  же года,  через три
месяца  после этих событий. Она была искренней, набожной католичкой, которая
хотела действовать  в интересах страны, делая  то,  что,  как она  полагала,
делал  бы  ее муж, если бы он остался  в живых. По ее мнению, первым  делом,
надо  было восстановить демократию на Филиппинах,  а уж демократия решила бы
экономические и социальные проблемы. За ужином госпожа Акино  посадила рядом
со  мной  председателя  конституционной комиссии, Верховного  судью  Сесилию
Муноз-Палму (Cecilia Munoz-Palma). Я спросил эту ученую женщину, какие уроки
ее комиссия извлекла из  опыта последних  сорока  лет, прошедших  с  момента
обретения  страной  независимости   в  1946  году,  и  как  она   собиралась
использовать  эти выводы  при составлении проекта  Конституции. Безо  всяких
колебаний   она  ответила:   "Наша  демократия   не   должна  иметь  никаких
ограничений.  Мы  обязаны  сделать  так,  чтобы  никакой  диктатор  не  смог
когда-либо придти  к  власти  и растоптать  конституцию". Я спросил  ее,  не
существовало  ли какой-либо  несовместимости между  культурой  и  привычками
филиппинцев  и  политической  системой,  основанной  на  американской модели
разделения властей, что могло бы быть  источником проблем и для президентов,
предшествовавших  Маркосу.  По   ее   мнению,   такой   несовместимости   не
существовало.
     Проблемы,  стоявшие  перед  госпожой Акино,  усугублялись  бесконечными
попытками переворотов, армия  и  полиция были политизированы. Перед встречей
стран АСЕАН в  январе 1987 года над страной вновь нависла угроза переворота.
Без твердой поддержки президента Сухарто встреча была бы отложена, а доверие
к  правительству  Акино  -  подорвано.  Правительство  Филиппин  согласилось
разделить ответственность за обеспечение безопасности участников конференции
с  другими  правительствами  стран  АСЕАН,  в  особенности  с правительством
Индонезии. Обеспечением безопасности занялся Бенни Моердани, доверенное лицо
президента  Сухарто.  Он  расположил  в  центре  Манильской  бухты   корабль
военно-морских сил Индонезии с вертолетами и десантниками на борту, готовыми
спасти  глав  правительств  стран АСЕАН, если бы  во время встречи случилась
попытка  переворота. Я сомневался в том,  удастся  ли подобная операция,  но
решил  следовать  их  сценарию,  надеясь,  что  демонстрация  силы  испугает
главарей переворота. Мы все были заперты в филиппинском отеле "Плаза" (Hotel
Plaza), стоявшем  на  берегу  Манильского  залива, так  что  мы могли видеть
индонезийский корабль,  стоявший на якоре.  Отель был полностью блокирован и
тщательно охранялся.  Встреча  прошла  хорошо, безо всяких неприятностей. Мы
все надеялись, что эта демонстрация поддержки правительства госпожи Акино  в
тот  период,  когда  происходили многочисленные попытки его  дестабилизации,
поможет разрядить ситуацию.
     На самом деле, это не  оказало никакого  влияния на развитие  ситуации.
Попытки  переворота  следовали  одна за другой,  отпугивая  инвесторов,  чьи
инвестиции были  крайне  необходимы  для  создания  рабочих мест.  Это  было
досадно,  потому  что  в  стране  было  много  способных  людей,  получивших
образование на Филиппинах  и в США. Филиппинские рабочие, по крайней мере, в
Маниле,  говорили по-английски. Причин,  по  которым  Филиппины не  могли бы
стать одной  из преуспевающих стран  АСЕАН, не существовало. В 50-ых - 60-ых
годах  это  была  наиболее  развитая  страна  региона,  потому  что  Америка
оказывала  Филиппинам щедрую  помощь в послевоенном восстановлении страны. В
стране  не хватало  того "клея",  который  держит общество вместе.  Верхушка
общества,  помещики,  относились  к  крестьянам  так  же,  как  помещики  на
гасьендах Латинской Америки  - к  своим  пеонам.  Существовало два различных
общества: верхушка жила  в исключительной роскоши и  комфорте, а крестьяне с
трудом зарабатывали себе  на  жизнь. А  их жизнь  на  Филиппинах была  очень
тяжелой.  У крестьян не  было земли, и им приходилось работать на сахарных и
кокосовых  плантациях.  Крестьянские  семьи  были  многодетными,  потому что
церковь препятствовала  ограничению  рождаемости. Конечным  результатом была
растущая бедность  людей.  Было  очевидно,  что Филиппины никогда  не смогут
подняться  без существенной  помощи со стороны США. Госсекретарь  США Джордж
Шульц (George  Shultz) симпатизировал Филиппинам и хотел  помочь  им, но дал
ясно понять мне,  что Соединенные  Штаты могли бы добиться большего, если бы
страны АСЕАН продемонстрировали свою  поддержку и внесли  вклад в  это дело.
США  не хотели помогать Филиппинам в одиночку, будто бы это была  только  их
проблема.  Шульц хотел, чтобы страны  АСЕАН играли  более важную роль в этом
вопросе,  что  позволило бы  президенту США  собрать  необходимые  голоса  в
Конгрессе. Я убедил  Шульца  начать осуществление помощи  в  1988  году,  до
окончания второго  срока  пребывания Рейгана  на посту президента.  Ему  это
удалось.  Состоялось  две  встречи участников  Многосторонней  инициативы по
оказанию помощи Филиппинам (Multilateral Assistance Initiative - Philippines
Assistance  Programme). Первая из  них  произошла в  Токио в  1989  году.  В
результате,  были  приняты  обязательства по  оказанию  помощи  Филиппинам в
размере  3.5  миллиардов  долларов  США.  Вторая  встреча  была  проведена в
Гонконге  в 1993 году, во  время правления администрации президента Буша, на
ней  были  приняты  обязательства  о  предоставлении  помощи  в  размере  14
миллиардов  долларов. Но нестабильность на  Филиппинах продолжалась, поэтому
доноры колебались и откладывали осуществление намеченных проектов.
     Преемник  госпожи  Акино,  Фидель  Рамос, которого она  поддержала, был
более практичным политиком и способствовал стабилизации обстановки в стране.
В ноябре 1992 года  я  нанес ему визит. В своей речи на  18-ой  Филиппинской
бизнес  конференции  (18th  Philippine  Business   Conference)  я
сказал:  "Я  не  верю,  что  демократия обязательно способствует развитию. Я
считаю,  что   для  успешного   развития  государства  больше   нуждаются  в
дисциплине, чем в демократии". В  частной беседе президент Рамос сказал, что
он  был  согласен  со  мной.  Британская  конституция  парламентарного  типа
работала бы в его стране лучше,  потому что  партия, имевшая  большинство  в
Законодательном  собрании,  формировала бы и  правительство. Тем  не  менее,
публично Рамос вынужден был не соглашаться со мной.
     Он  хорошо  знал,  как  трудно  управлять  страной  в  условиях четкого
разделения властей по американскому образцу.  Сенат  уже отверг  предложение
госпожи  Акино о сохранении американских военных  баз. На Филиппинах имелась
воинственная  пресса,  но это не  помогло справиться с коррупцией. Отдельных
репортеров   можно  было   купить,  как  и  многих  судей.  Что-то  серьезно
разладилось в обществе. Миллионы филиппинских мужчин и женщин вынуждены были
покидать  свою  страну и  искать работу за рубежом, которая  по квалификации
была  намного  ниже  их образовательного  уровня. Филиппинские  специалисты,
которых мы нанимали для работы в Сингапуре, - так же хороши, как и  наши,  а
филиппинские  архитекторы, художники  и музыканты,  - даже  более  творчески
одаренные и артистичные люди. Сотни  тысяч филиппинцев  уехали на Гавайи и в
США. Это было проблемой, решение которой не становилось легче от  наличия на
Филиппинах конституции американского типа.
     Разница  заключается  в  культуре. Филиппинцы - мягкие люди,  способные
прощать. Только на  Филиппинах лидер, подобный Фердинанду Маркосу, грабивший
страну на протяжении двадцати лет, мог рассчитывать на похороны с почестями.
Лишь  незначительная часть  награбленного им была возвращена, тем не  менее,
его  жене  и  детям  было  разрешено  вернуться  на Филиппины  и  заниматься
политикой.   Используя   свои   значительные   ресурсы,   они   поддерживали
перспективных  кандидатов на президентских  выборах и выборах  в Конгресс, и
вновь оказались  в центре внимания в 1998 году, когда президентом был избран
Джозеф Эстрада (Joseph Estrada). Генерал Фабиан  Вер  (Fabian  Ver), который
при Маркосе был главнокомандующим  сил безопасности в тот момент,  когда был
убит Акино, покинул Филиппины вместе с Маркосом в 1986 году. Когда он умер в
Бангкоке,  правительство  президента  Эстрады  похоронило  его  с  воинскими
почестями.  22 ноября  1998 года филиппинская газета "Тудэй" (Today) писала:
"Вер,  Маркос и  другие члены его семьи погрузили  страну в два  десятилетия
лжи,  пыток  и  грабежа.  На  протяжении  следующего  десятилетия  друзья  и
ближайшие родственники  Маркоса  один  за  другим  на цыпочках  вернулись  в
страну.  Несмотря на  все общественное негодование  и отвращение  к ним, они
показали,  что  с деньгами все возможно".  Филиппинцы  страстно  говорили  и
писали.  Чего бы  они могли  достичь, если  бы  смогли заставить  свою элиту
разделять их чувства и действовать?
     В середине 50-ых годов, когда я занимался адвокатской практикой в судах
Брунея, это был тихий, мирный,  богатый нефтью султанат. В августе 1960 года
султан  Брунея  сэр  Оман Али Сайфуддин (Sir Oman  Ali Saifuddien) пригласил
меня,  в  качестве премьер-министра,  вместе  с  главой  государства  Юсуфом
Исхаком, на празднование своего дня  рождения. Он был спокойным человеком, с
мягкой речью и дружеской, привлекательной улыбкой. У него было  мало друзей,
ибо почти  все обращались  к нему за деньгами. Я  несколько раз встречался с
ним  в Лондоне,  где я вел переговоры  по поводу  объединения с  Малайзией в
1962-1963 годах. Он никогда не был в восторге от идеи вступления султаната в
Малайзию  в качестве штата. В этом  случае  большинство  доходов от  продажи
нефти шло бы федеральному правительству, и он  не был уверен, что то  особое
внимание, с  которым относился к нему Тунку, оставалось бы таким же, если бы
Бруней  вступил в состав федерации. В этом  случае он стал бы лишь одним  из
многих султанов  Малайзии. Я объяснил ему причины, по которым Сингапур хотел
вступить  в  состав  федерации,  но  при  этом  ни  на чем  не  настаивал  и
предоставил ему принять  собственное решение.  У него были свои  юридические
советники, и он, в конечном итоге, принял политическое решение не вступать в
состав   федерации.   Ретроспективно,   это    было    правильное   решение.