е  - не
отверг бы  его.  Я  доказывал,  что  его  целью  должно  было стать  лишение
террористов народной поддержки. Этого можно было добиться, предложив тамилам
автономию,  при  которой  они  могли  бы  осуществлять  самоуправление путем
проведения  выборов. Но он  был убежден, что сможет победить их. В 1991-1992
годах  он  послал  армию  Шри-Ланки  для  ведения  крупномасштабных  боев  с
"тамильскими  тиграми".  Успеха  это  не  принесло. В  1993  году, во  время
первомайского парада, террорист - самоубийца приблизился  к нему  в  составе
уличной процессии и взорвал бомбу. Вместе с президентом погибло много других
людей.  Его  сменила на  Чандрика  Кумаратунга (Chandrika Kumaratunga), дочь
Сиримаво  Бандаранаике. Она  попробовала  добиться  своего  и путем  ведения
переговоров, и силой оружия. Ей удалось  захватить полуостров Джафна, но она
не смогла уничтожить "тамильских тигров". Борьба продолжается. Печально, что
страна, чье  древнее название  Серендип (Serendip)  дало  английскому  языку
слово  "serendipity" (Прим.  пер.:  то  есть способность  случайно совершать
счастливые  открытия)  стала  теперь  синонимом  конфликта,  боли,  горя,  и
безнадежности.
     С Пакистаном Сингапур  установил дипломатические отношения в 1968 году,
но  на  протяжении  многих  лет  торговые и  иные  связи не развивались.  Мы
придерживались разных позиций  в  вопросах  международной политики  до 80-ых
годов,  когда  нашему  сближению  способствовали  конфликты  в Афганистане и
Кампучии, за которыми стоял Советский Союз.
     Президент Зия уль-Хак (Zia ul-Haq)  посетил  Сингапур  в 1982  году, во
время тура по странам  Юго-Восточной Азии.  Он сказал мне, что  единственной
целью  его визита была  встреча со мной, -  человеком, создавшим современный
Сингапур.  Я  ответил ему  в  обычной  манере, что современный  Сингапур был
результатом работы  команды людей. Мы обсуждали индо-пакистанские отношения.
Наши  отношения  с  Индией  были  тогда  напряженными  из-за разногласий  по
кампучийскому вопросу. Я согласился  с  Зия уль-Хаком, что  именно советская
стратегия и цели советской внешней политики привели к войне в Афганистане  и
Кампучии.
     Он пригласил меня посетить Пакистан, что я и сделал в марте  1988 года.
Он организовал  всречу с  размахом, как и  президент Филиппин Маркос  в 1974
году. Как только  наш самолет пересек границу Пакистана неподалеку от Лахора
(Lahore), к  нашему самолету пристроились шесть истребителей "Ф-16", которые
сопровождали нас до Исламабада (Islamabad). В аэропорту  нас  приветствовали
девятнадцатью залпами орудийного салюта, был собран огромный почетный караул
и сотни размахивавших флажками детей и танцовщиц в традиционных пакистанских
костюмах.  На  меня  произвел хорошее  впечатление  Исламабад,  который  был
намного чище и ухоженнее чем Дели. В нем не было грязи, трущоб и запруженных
людьми  центральных  улиц. Резиденция  для  гостей и гостиницы также были  в
лучшем состоянии.
     Зия  уль-Хак  был  крупным  мужчиной,  с  прямыми,  черными,  тщательно
зачесанными назад  волосами,  толстыми усами,  сильным  голосом и  уверенной
манерой  держаться, присущей  военным. Он строго придерживался мусульманских
традиций и  заставил  пакистанских военных  соблюдать "сухой закон", подобно
всем   жителям  страны.   Нас,   как   гостей,  обеспечили  пивом   местного
производства. За  обедом Зия  произнес речь,  полную комплиментов  по поводу
успехов  в развитии  Сингапура, он также  похвалил нас  за  противостояние с
западной  прессой. Он  следил  за обменом  заявлениями  между правительством
Сингапура  и западными средствами информации  и радовался за  нас. Ему часто
доставалось от западной прессы, и он восхищался тем, что мы не сдавались. Он
наградил меня пакистанским орденом "Великий лидер" (Nisham-I-Quaid-I-Azam).
     На   пресс-конференции,   состоявшейся  перед  отъездом,   я   похвалил
президента  Зия   уль-Хака  за  мужество   в  организации  помощи  афганским
повстанцам. Если  бы  он был  слабонервным  человеком, который предпочел  бы
отвернуться в сторону, мир  проиграл  бы  от  этого. К сожалению,  несколько
месяцев  спустя,  еще до  того,  как мы сумели добиться прогресса в развитии
наших отношений, Зия погиб в подозрительной авиакатастрофе.
     В отношениях  с  Пакистаном снова  наступил застой  до тех пор,  пока в
ноябре 1990 года  премьер-министром страны стал Наваз  Шариф (Nawaz Sharif).
Он был тучным человеком среднего роста,  невысоким  по пакистанским  меркам,
уже  облысевшим, хотя ему еще не  было  пятидесяти. В отличие  от  семейства
Бхутто,   Наваз   Шариф   вышел   не   из   прослойки   элитных   феодальных
землевладельцев, а из буржуазного делового семейства в Лахоре. На протяжении
многих  лет, в период, когда Пакистан находился под властью военных, включая
Зия уль-Хака, он создавал сталелитейные, сахарные  и текстильные компании. В
1991 году он посетил Сингапур дважды: в марте, чтобы изучить причины  нашего
экономического  прогресса,  и  в  декабре,  чтобы  попросить  меня  посетить
Пакистан  и дать  советы по поводу того, как  сделать экономику страны более
открытой.  Он   сказал,  что   в  Пакистане  были   начаты  смелые  реформы,
использовавшие опыт Сингапура в качестве модели.
     Он  произвел на  меня впечатление человека, стремившегося  к переменам,
желавшего перевести Пакистан  на рельсы  рыночной  экономики.  Я  согласился
посетить  страну  в следующем году. По моей просьбе он прислал  генерального
секретаря министерства финансов  Саида  Куреши  (Saeed Qureshi) в  Сингапур,
чтобы  проинформировать меня.  Мы  провели  три встречи по  три часа каждая,
обсуждая цифры и факты, которые он прислал ранее. Вскоре стало очевидно, что
Пакистан  сталкивался  с  тяжелыми  проблемами. Налоговая  база была  узкой,
поступления от  налога на доход составляли только 2% ВНП. Многие  сделки  по
продаже земли не регистрировались, а уклонение от уплаты налогов было широко
распространено. Правительство  субсидировало  сельское  хозяйство,  железные
дороги и сталелитейные заводы. 44% бюджета  расходовалось на  оборону, 35% -
на обслуживание внешнего  долга,  а  21% оставался  на  управление  страной.
Дефицит  бюджета составлял 8% -  10% ВНП, а  инфляция измерялась двузначными
цифрами. Международный валютный фонд обращал внимание правительства  на  эти
данные. Решения были очевидны, но  политически  их было трудно  осуществить,
ибо в  стране не  было  образованного  электората,  а  законодательный орган
находился  в   руках   землевладельцев,  которые   манипулировали   голосами
необразованных  фермеров   -  арендаторов.  Это  делало   земельную  реформу
практически    невозможной.   Коррупция   была    необузданной,    воровство
государственной     собственности,     включая    незаконное     пользование
электроэнергией, - массовым.
     В феврале 1992 года я провел в  Пакистане неделю. Я дважды встречался с
премьер-министром  Навазом Шарифом и ключевыми министрами,  включая министра
финансов  и экономики Сартаджа Азиза  (Sartaj Aziz), который был неудержимым
оптимистом.  После возвращения  в Сингапур  я послал Навазу Шарифу  отчет  с
личным письмом, изложив в нем те меры, которые ему следовало предпринять.
     Он был  человеком дела, обладавшим неистощимой энергией.  К примеру, он
симпатизировал  положению водителей такси и снизил налоги на такси, несмотря
на то, что это было не совсем справедливо по отношению к другим  покупателям
автомобилей.  Будучи   в   прошлом   бизнесменом,   он   верил   в   частное
предпринимательство   как  в  средство  ускорения   экономического  роста  и
стремился  приватизировать  государственные  предприятия.   К  сожалению,  в
Пакистане эти предприятия  не  продавались, их  не  выставляли  на  открытые
тендеры. Дружба, а в особенности политические  связи, определяли, кому и что
достанется.  Он лично всегда верил в то, что что-то может  быть  сделано для
улучшения положения. Проблема состояла в том, что зачастую у него не было ни
времени,  ни  терпения, чтобы  всесторонне изучить  вопрос  перед  тем,  как
принять  решение. В  целом, я считаю,  что  он был  лучше подготовлен, чтобы
управлять  страной,  чем лидер  оппозиции  Беназир  Бхутто,  которая  вскоре
сменила Наваза  Шарифа. Он  лучше понимал  бизнес,  чем она или ее  муж Азиф
Задари.
     Возвращаясь домой, я остановился в Карачи (Karachi), чтобы  встретиться
с  Беназир Бхутто. Она очень ядовито отзывалась о Навазе Шарифе и президенте
Гуляме  Ахмед Хане  (Ghulam  Ahmed  Khan).  Она сказала, что  с  ее  партией
обращались  несправедливо; что  правительство пыталось дискредитировать ее и
ее партию путем судебных  преследований ее коллег и ее мужа.  По  ее словам,
коррумпированная  полиция  подстрекала  правительство,  и   страной  правила
"тройка", состоявшая из военных,  президента и премьер - министра. Она также
заявила, что это она стояла за кампанией по дерегулированию экономики, и что
это она приняла законодательство о приватизации.
     Наваз Шариф посетил Сингапур в январе 1992 года, возвращаясь из Японии.
Он  хотел,  чтобы  я вновь  посетил  Пакистан и  оценил,  насколько  успешно
внедрялись там мои рекомендации.  Навах Шариф приватизировал 60%  намеченных
для   приватизации  предприятий,  при   этом  объем  иностранных  инвестиций
увеличился. Саид  Куреши  вновь  предоставил  мне необходимую информацию.  Я
обнаружил, что многими из моих рекомендаций они не  воспользовались, - этого
я и опасался. Еще до того, как у  меня вновь  появилась возможность посетить
Исламабад, конфликт между президентом Гулям Ахмад Ханом и  премьер-министром
Навазом  Шарифом привел к тому, что они оба ушли в отставку. Были  проведены
новые выборы, и премьер - министром страны стала Беназир Бхутто.
     Вскоре после выборов, в январе 1994 года, я встретился с Беназир Бхутто
в  Давосе.  Она ликовала и была  полна  идей.  Она  хотела,  чтобы  Сингапур
участвовал в проекте строительства дороги из Пакистана в  Среднюю Азию через
Афганистан. Я  попросил предоставить детальное предложение, которое мы могли
бы рассмотреть. Она также хотела, чтобы  мы изучили, насколько жизнеспособны
были некоторые из  "больных"  предприятий  в Пакистане,  и  взяли  бы  их  в
управление. Ее муж  хотел развить еще более  кипучую деятельность. Он  хотел
построить  остров неподалеку от  Карачи,  чтобы создать там свободный порт и
свободную   зону  торговли  с   казино.  Экономически  это   был  совершенно
необдуманный проект.  В Пакистане  было  столько свободной земли, зачем было
там строить остров? Их подход отличался простотой: раз Сингапур преуспевал и
имел много денег,  то он мог вкладывать  их  в Пакистан и  сделать  Пакистан
таким же преуспевающим государством.
     В марте 1995 года Бхутто и ее муж  посетили Сингапур. Она  сказала, что
учла мой совет, данный во время встречи в Давосе,  и  гарантировала, что все
ее  предложения будут хорошо  продуманы. Бхутто предложила,  чтобы  Сингапур
начал перемещать предприятия трудоемких  отраслей промышленности в Пакистан.
Я  сказал,   что  ей  придется  сначала  переубедить  наших  деловых  людей.
Потенциальные  инвесторы каждый  вечер наблюдали по телевидению за  тем, как
мусульмане убивали  мусульман в  Карачи  с использованием  тяжелого оружия и
бомб и неизбежно задавались  вопросом о том, стоило ли им ввязываться в этот
конфликт. Я  больше не  ездил в Пакистан. В 1996  году Бхутто была смещена с
поста премьер - министра президентом Легари (Leghari), которого  она сама же
и назначила. На  следующих выборах  в феврале 1997 года победил Наваз Шариф,
он вновь стал премьер-министром.
     Глубокие  политические  и  экономические проблемы Пакистана  оставались
нерешенными.  Слишком  большая  часть   бюджета  расходовалась  на  оборону.
Непримиримая вражда лидеров партий  продолжала отравлять политическую  жизнь
страны. Азифа Али Задари обвинили  в убийстве брата его жены, Муртазы Бхутто
(Murtaza  Bhutto), супругам  было  предъявлено обвинение в коррупции. В деле
фигурировали значительные суммы денег, следы которых вели в Швейцарию.
     Проблемы Пакистана  еще  усугубились,  когда  в марте 1998  года  Индия
провела несколько  ядерных испытаний.  Две  недели  спустя  Пакистан  провел
собственные  испытания  ядерного оружия.  При  этом  обе  страны  испытывали
экономические трудности, Пакистан  даже в большей мере, чем Индия.  Когда  я
встретил премьер -  министра Пакистана Наваза Шарифа во время  его визита  в
Сингапур в мае 1999  года,  он  заверил меня,  что у  них состоялись хорошие
переговоры с премьер  - министром Индии Ваджпаи (Vajpayee), и что ни одна из
сторон  не  собиралась  развертывать  ракеты  с  ядерными  боеголовками.  Он
высказал  мнение, что,  поскольку  обе стороны обладали ядерным оружием,  то
полномасштабная война между ними стала невозможной. Дай Бог, чтобы так оно и
было.
     Пакистанцы  -  выносливый  народ,  среди  них достаточно талантливых  и
образованных   людей,   чтобы   построить   современное   государство.  Увы,
бесконечная  война  с  Индией  истощает  ресурсы  Пакистана и  подрывает его
потенциал.


Глава 26. Вслед за Великобританией - в Европу.

     Мои  взгляды  на  европейцев  во  многом  сформировались  под  влиянием
взглядов  англичан  в  50-ых -  60-ых  годах.  Европейцы  казались несколько
странными и  отличавшимися от более  сплоченных и  законопослушных англичан.
Французы казались  склонными к бунтам,  революциям и изменениям конституции;
немцы проявляли тенденцию к использованию силы для решения спорных вопросов.
Но с тех пор,  как премьер-министр  Великобритании  Гарольд  Макмиллан  внес
предложение о вступлении страны в  Европейское экономическое сообщество (ЕЭС
- European  Economic Community, ныне Европейский союз  -  European Union), я
уже не сомневался, что вступление Великобритании в ЕЭС со второй или третьей
попытки  было  делом  времени. После того,  как  в  1968 году Великобритания
заявила  о выводе своих  войск  к  востоку от Суэца, премьер-министр Гарольд
Вильсон  вновь обсудил это предложение с  премьер-министром Шарлем де Голлем
(Charles  de Gaulle). Из этого опять ничего не вышло, но переговоры  еще раз
показали, насколько важной стала Европа для Великобритании.
     Великобритания  хотела  присоединиться  к  европейским  странам,  чтобы
вырваться из порочного круга замедленного экономического роста. По сравнению
с экономикой  Великобритании экономика Германии, Франции, стран  Бенилюкса и
даже Италии, - членов ЕЭС, росла быстрее. Было очевидно, что большие размеры
рынка способствовали ускорению экономического роста. Я хотел наладить  новые
связи  с Европой,  чтобы Сингапур  не оказался  отрезанным  от Европы  после
вступления Великобритании в ЕЭС.
     Как  это бывает  со  всеми бюрократическими  организациями, заявления о
принципах сотрудничества, сделанные  на  самом  верху, не  гарантировали его
успешного развития. В 70-ых годах я столкнулся с протекционистской политикой
"крепости  Европа" (Fortress  Europe) по отношению  к  товарам сингапурского
экспорта.  Я  поехал в  Брюссель в октябре 1977  года,  чтобы  встретиться с
президентом Европейской комиссии (European Commission)  Роем Дженкинсом (Roy
Jenkins),  с которым  я  сохранял связи  еще с  60-ых  годов, когда  он  был
канцлером Казначейства Великобритании. Еще ранее  я написал ему что то,  как
европейцы  применили к Сингапуру правила Генеральной схемы  льгот,  дававшей
развивающимся  странам ограниченные  льготы на  экспорт  товаров  в  Европу,
негативно отразилось на экспорте наших электронных  калькуляторов, зонтиков,
проекторов и  фанеры. Незадолго до того, даже импорт свежих орхидей встретил
возражения голландских и итальянских цветоводов. Я добавил, что мы могли еще
как-то понять, что у  нас возникли проблемы с импортом  текстиля и зонтиков,
но проблемы  с  импортом  калькуляторов  и  орхидей  явились для  нас полной
неожиданностью. Дженкинс отнесся к нашим проблемам с симпатией, но в вопросе
с  зонтиками  он  помочь  не  мог. Как  оказалось,  они  производились в том
избирательном  округе,  в  котором баллотировался  президент Франции  Жискар
д'Эстен (Giscard d'Estaing).
     С другими специальными уполномоченными Европейской комиссии я обсуждал,
как предотвратить  возникновение конфликта  между Сингапуром и странами ЕЭС.
Мы были готовы отказаться от производства тех товаров,  которые  затрагивали
интересы  европейских стран  из-за постоянно высокого уровня  безработицы на
континенте.  Я  был встревожен,  обнаружив,  что  список  этих  товаров  был
практически бесконечен.  Любое  государство ЕЭС, почувствовав свои  интересы
хоть  немного  задетыми,  обращалось  в  Брюссель   с  просьбой  о  принятии
протекционистских мер  и  всегда  получало  искомое. Несмотря  на  это,  ЕЭС
отрицало,  что  оно являлось  наиболее  протекционистским  из всех  торговых
блоков.  Я  привел в  качестве примера  ситуацию,  в  которой  оказались две
наиболее  известные  европейские  МНК:  "Филипс"   и  "Сименс",   -  которые
обнаружили,  что  произведенные  в Сингапуре электронные  товары было  легче
экспортировать в Америку и страны Азии, чем в Европу.
     Я привлек их внимание к двум основным вопросам. Во-первых,  несмотря на
успехи в экономическом развитии Сингапура, я просил преждевременно не лишать
нас тех льгот, которые  мы  имели в рамках  ГСЛ. Во-вторых, я доказывал, что
выборочные  протекционистские  меры, направленные на  блокирование  импорта,
вряд ли оказались бы эффективными в решении проблем ЕЭС. Я попытался убедить
Дженкинса как президента ЕЭС, что ему следовало формализовать многообещающие
отношения  между  ЕЭС и АСЕАН путем  подписания  договора  об  экономическом
сотрудничестве,  и  что его визит в страны АСЕАН помог бы сделать эту задачу
приоритетной для  Европейской комиссии. Вместо этого,  он  направил в регион
специального  уполномоченного по  делам  промышленности  Висконта  Давиньона
(Viscount  Davignon).  Дженкинс  не  любил путешествовать  по  Востоку,  чьи
перспективы он оценивал невысоко. Наконец, в 1980  году, с помощью  министра
иностранных дел ФРГ Ганса-Дитриха  Геншера (Hans-Dietrich Genscher),  страны
АСЕАН  добились  подписания  соглашения  с  ЕЭС  об  учреждении  совместного
Комитета по развитию сотрудничества (joint Co-operation Committee). Несмотря
на   это,   страны   АСЕАН   продолжали    сталкиваться    с    бесконечными
протекционистскими    барьерами,     воздвигаемыми    этой    многосторонней
организацией. Сельскохозяйственные субсидии и тарифы препятствовали экспорту
нашего  пальмового   масла,  а   разного  рода   ограничения,   связанные  с
обеспечением  безопасности,  охраной  здоровья,  охраной  окружающей  среды,
практически свели на  нет  экспорт резиновых  изделий из стран АСЕАН. В 1986
году,  в результате пересмотра льгот по системе "ГСЛ",  ЕЭС установило квоты
на импорт произведенных в Сингапуре шарикоподшипников.
     Европейские МНК были менее подвижны  и динамичны, чем  американские или
японские  корпорации. Они недостаточно  использовали  возможности глобальной
кооперации   производства,    в   результате    которой   готовые    изделия
изготавливаются  из  компонентов,  произведенных в  различных странах. Такой
была ситуация в  80-ых годах, такой  же она  во многом оставалась  и в 90-ых
годах.
     В мае  1969 года, чтобы наладить связи с французами,  которые  являлись
движущей силой ЕЭС, я договорился о встрече с президентом  Франции Шарлем де
Голлем,  которым я  восхищался как великим лидером еще задолго до  того. Как
раз  перед  этим  французские  студенты  вышли  на улицы, требуя  проведения
конституционных реформ и увеличения  числа мест в  университетах, фактически
подрывая легитимность власти президента  Шарля де  Голля. Визит был отложен.
Де Голль назначил референдум,  проиграл его и ушел  в отставку. Мне так и не
удалось встретиться с этим  высоким, строгим,  непреклонным  челове