осит.
   - Я было ружье приготовил...
   -  А  вот  этого  делать  не  надо,  Яковлевич.  Им   ничего   не   стоит
спровоцировать тебя и засудить. Да и вооружены они лучше. Ничего,  справимся
и так.
   Вернувшись к машине, Кругов почистил ботинки, полупальто и поехал обратно
к себе в Ковали. Еще не было восьми, на работу в Жуковку ехать было рано, он
мог три часа побыть с Елизаветой.
   На душе скребли кошки, он понимал, что  "экспроприаторы"  просто  гак  не
отстанут, свое прибыльное грабительское  ремесло  не  бросят,  а  попытаются
пригрозить - ему и фермерам, и надо было готовиться  к  длительной  холодной
войне, вполне способной перерасти в горячую. И все же Егор был доволен своим
вмешательством в это "мясное"  дело.  Перед  мысленным  взором  стояло  лицо
Константина Яковлевича, потомственного  крестьянина  Жуковского  уезда,  всю
жизнь горбатившегося  на  чужого  дядю,  почувствовавшего  себя  хозяином  и
вынужденного защищать  свою  свободу.  В  глазах  шестидесятилетнего  мужика
теснились радость и сомнение, и Крутов пообещал самому себе, что постарается
эти сомнения развеять.
   Оказалось, встали уже все.
   Аксинья пекла блины. Осип во дворе колол дрова. Лиза  тоже  поднялась  и,
как только Егор остановился  возле  ворот,  выскочила  из  дома  в  домашнем
халате, простоволосая, взмахнув широкими рукавами, как  крыльями,  бросилась
мужу на грудь.
   - Не бросай меня одну! Мне страшно! Показалось, что на тебя напали...
   - Ну что ты, родная, - с дрожью в голосе ответил Егор,  обнимая  жену.  -
Как я тебя могу бросить? Просто уезжал по делам. Никто на меня  не  нападал,
просто поговорили по делу...
   - Не правда, я чувствую... - Объятия Лизы ослабели,  она  снова  погасла,
уходя мыслями в свой обособленный мирок, и, уронив руки, побрела  обратно  в
дом.
   Кругов поддержал ее под  локоть,  с  болью  в  сердце  замечая,  как  она
ослабла, и вдруг до него дошло, что сказала  Елизавета:  я  чувствую...  Это
могло означать только одно - она потихоньку приходила в  себя,  на  короткие
мгновения выходя из  трансовой  отрешенности.  Нужен  был  какой-то  толчок,
который окончательно вырвал бы ее из этого  полубессознательного  состояния,
вернул бы ей вкус к жизни, но как эго сделать, Егор не знал.
   Они позавтракали блинами с обещанными шкварками, попили топленого молока,
и  Кругов  повел  жену  на  прогулку.  Подобные  утренние  променады   стали
регулярными, они благотворно сказывались на настроении и  здоровье  Лизы,  и
Егор ради этого был готов гулять хоть сутками.
   Обычно они обходили пруд, шли протоптанной в снегу тропкой  вдоль  опушки
леса до мостика через Добрушку и возвращались  по  дороге,  но  теперь  снег
почти весь растаял, берег пруда стал топким, дерн на опушке леса впитал воду
и тоже стал непроходим, поэтому Егор повел жену вдоль  деревни,  по  дороге,
чтобы постоять на мостике  и  полюбоваться  на  текущую  поверх  льда  воду.
Елизавета молчала, глядя под ноги и изредка вскидывая глаза на пейзаж по обе
стороны  дороги,  не  отвечая   на   соболезнующие   взгляды   встречавшихся
односельчан, знавших о ее болезни. Егор же обстоятельно рассказывал  жене  о
посещении фермы, опуская некоторые подробности встречи с  "экспроприаторами"
Бориса Мокшина. Он уже подметил,  что  его  речь  воспринимается  Лизой  как
необходимое успокаивающее средство, и старался поменьше молчать.
   Они прошли через деревню, поднялись на мостик через ручей, возле которого
Кругов в позапрошлом году впервые столкнулся  с  Елизаветой.  Журчание  воды
действовало завораживающе на обоих, и Крутов замолчал, прислушиваясь к себе:
показалось, что по спине прошлась чья-то холодная  влажная  лапа.  И  в  это
время  из-за  поворота  дороги  показался  черный   "Хаммер",   похожий   на
бронетранспортер.
   Проехав стоящую на мосту пару, он затормозил, из кабины вышли  на  дорогу
двое здоровых парней в кожаных куртках, за ними, потягиваясь,  вылез  давний
знакомец Егора Георгий Владиславович Мокшин, бывший мэр Брянска, бывший  муж
Елизаветы, располневший, отпустивший усики, одетый в темно-зеленый костюм  в
полоску и светлый плащ нараспашку.
   - Надо же, какая встреча, - с ленивым удивлением проговорил он,  окидывая
Крутова оценивающим взглядом, перевел глаза на Лизу. - Мне говорили, что  вы
вернулись, да все не было оказии поприветствовать вас в родных  местах.  Как
дела, Элизабет?
   - Хорошо, - безучастно ответила Лиза, мельком посмотрев на бывшего  мужа,
и снова стала смотреть на воду.
   - Это хорошо, что хорошо, хотя выглядишь ты не очень счастливой.  Муж  не
удовлетворяет, что ли? У нас сегодня вечеринка, у брата день рождения, будем
жарить шашлык, приходи вечерком.
   Лиза не ответила.
   Мокшин нахмурился, подошел ближе, ведя за собой, как  на  поводке,  своих
телохранителей, бросил на Егора неприязненный взгляд.
   - Что это с ней?
   - Она больна, - негромко  ответил  Крутов,  собираясь  на  всякий  случай
обезвредить телохранителе и бывшего мэра, хотя уже понял, что  Георгий  пока
не знает о том, что он вмешался в дела его брата.
   - Чем больна?
   Крутов взял Елизавету под руку, молча повел с моста к деревне.
   - Эй, полковник, - окликнул его Мокшин, - не боишься,  что  тебя  однажды
встретят "крутые" ребята? Ты ведь здесь совсем один?
   Егор обернулся,  глаза  его  вспыхнули  желтым  огнем,  так  что  Георгий
вздрогнул.
   - Я не один, Жора, полдеревни -  мои  родственники.  И  вот  что  я  тебе
посоветую, дружище: забирай-ка ты своего братца-бандита и уезжай отсюда.
   Навсегда. Не дай бог наши дороги опять пересекутся!
   Повернувшись, Егор повел Лизу по дороге,  чувствуя  спиной  три  недобрых
взгляда. Но Георгий еще помнил,  чем  закончилась  их  последняя  встреча  в
Брянске, и действовать наглее не решился.
   "Хаммер" зарычал, промчался мимо, едва не обдав грязью идущую по  обочине
пару.
   Крутовы вернулись домой, Егор  самолично  сварил  кофе,  и  они  посидели
полчаса в тишине веранды, прислушиваясь каждый к своим ощущениям.
   Внутри Елизаветы тихо играла странная, "электронная",  печальная  музыка,
которую с недавних пор стал слышать Егор, и мелодия эта почти  не  менялась,
красноречиво говоря о состоянии жены. Это  была  музыка  отсутствия  желания
жить, изменялась она лишь в редкие моменты их близости, которые  становились
все реже и реже. Лиза не сопротивлялась, когда у Егора  появлялось  желание,
но удовольствия не получала, а принуждать ее Кругов не хотел.
   Поцеловав жену, он поговорил с Осипом, предупредил, чтобы тот не  отходил
от Лизы ни на шаг в связи с прибытием Мокшина, и с тревогой в сердце  поехал
в Жуковку. Угроз наподобие той, что кинул ему Георгий, он не боялся,  однако
понимал, что впереди его и Лизу ждут неприятности. Вряд  ли  братья  Мокшины
смирятся с попыткой ограничения их бизнеса, а Егор действительно был один.
   Сломать  систему  криминальной  "экспроприации"  продуктов   у   местного
населения в одиночку было невозможно. И все же бежать  отсюда  не  хотелось.
Мысль позвать на помощь Панкрата Воробьева или Ираклия Федотова, мелькнувшая
после встречи с Мокшиным, постепенно обретала  качество  необходимости.  Уже
подъезжая к школе, Егор решил после тренировки позвонить в Нижний Новгород и
поделиться с Ираклием своими опасениями.
   Однако после занятий с ребятами его ждал ошеломляющий сюрприз.
   Позанимавшись после окончания тренировки в пустом зале самостоятельно, он
вымылся в душе, начал было переодеваться в тренерской и  вдруг  почувствовал
едва слышимый звон: будто кто-то коснулся пальчиком хрустального графина,  и
тот нежно зазвенел. "Графином" в данном случае был сам Крутов, а "пальчиком"
его трогала... Мария!
   Она вошла в комнату без  стука  и  остановилась  на  пороге,  разглядывая
Егора,  застегивавшего  рубашку.  Умопомрачительно  красивая,  стройная,   с
высокой грудью, яркими зовущими глазами и летящими бровями. Молчание длилось
несколько мгновений, пока их взгляды  погружались  друг  в  друга  и  искали
резонансные струны душ, затем оба одновременно шагнули вперед и обнялись.
   Водна  неистового  желания  ударила  в   голову,   затуманила   сознание,
закружила, понесла в жар и холод вулкана эмоций. Не осознавая,  что  делает,
Егор жадно приник к губам женщины, начал срывать с  нее  плащ,  расстегивать
пуговицы на кофточке, не встречая  сопротивления,  не  в  силах  сдержаться,
раздел, чувствуя под пальцами упругую вздрагивающую грудь, она отвечала  тем
же, снимая с него рубашку, брюки, плавки, их руки сталкивались, блуждали  по
телу друг друга, каждое прикосновение тел вызывало взрыв чувственной  дрожи,
оба не видели и не слышали ничего, кроме бурного дыхания  и  биения  сердца,
потом Егор подхватил Марию на руки и отнес на кушетку...
   Отрезвление наступило  не  скоро,  а  когда  все  кончилось,  Егор  вдруг
почувствовал такой обжигающий стыд, что едва не  закричал  от  переполнявших
душу чувств.
   Мария поняла его состояние, провела пальцем по лбу, и тут же сердце Егора
успокоилось,  стыд  испарился,  пришло  облегчение  и  понимание  того,  что
произошло.
   - Не казни себя, - шепнула женщина. - Это я виновата. Я знаю, что  ты  ее
любишь, и... я все знаю, что происходит между вами. Я думаю, она простит.
   Егор не ответил, пытаясь вспомнить лицо жены и не понимая, почему это  не
удается,  полежал  с  закрытыми  глазами,  потом  обнял  ведунью...  и   все
повторилось  сначала!  Только  теперь  они  любили  друг  друга   осознанно,
медленно, отделяя каждую ласку от предыдущей  и  не  давая  урагану  страсти
увлечь обоих  в  быстрое  падение  и  опустошение.  Финальный  взрыв  эмоций
получился  мучительно  сладким,   оба   получили   невыразимое   блаженство,
умиротворение и радость, будто кто-то огромный, как Вселенная,  разрешил  им
заниматься любовью, не оглядываясь на условности и законы морали, и дал  это
разрешение, как награду...
   И никто к ним в тренерскую комнату не зашел, хотя в спортзале  за  стеной
слышались шлепки по мячу, а дверь комнаты оставалась не запертой на ключ.
   В душ пошли вдвоем, так и не сказав больше  друг  другу  ни  слова.  Лишь
приведя себя в порядок, Мария повернулась  к  одевшемуся  раньше  Крутову  и
проговорила серьезно:
   - Я не собираюсь отбивать тебя у твоей берегини,  полковник,  тем  более,
когда она в таком состоянии, но знай: если она тебя разлюбит, я найду  тебя,
где бы ты ни был, и уведу!
   Кругов слабо улыбнулся, с одной стороны, чувствуя вину перед женой,  а  с
другой - радуясь, что между ним и Марией произошло то, к чему оба стремились
давно. Теперь он был уверен, что это должно было случиться  и  что  вряд  ли
подобное произойдет еще когда-нибудь.
   - Ты слишком умна для семейной жизни, Маша. Я тебя долго не выдержу.
   - Наверное, недаром говорят, что бабий ум - что  коромысло:  и  криво,  и
зарубисто,  и  на  два  конца.  Только  Лизка  твоя  не  глупее,  разве  что
терпеливее.
   - Почему ты не выходишь замуж? Ведь Ираклий умный мужик.
   - Была я уже замужем, полковник, опыт имеется, и  все  больше  убеждаюсь,
что умные мужья не нужны. Нужны сильные, добрые и любящие. Все мои  подруги,
повыскакивавшие за умных, кто в разводе, кто брошен, кто живет  с  мужем  по
инерции, держась за него в страхе, что останется одна.
   - Ты не боишься остаться одна? Брови Марии сдвинулись.
   - Не понимаю твоей иронии, грубиян. Хотя, если честно... побаиваюсь.  Мне
ведь уже за сорок, это я только выгляжу так... несерьезно.
   - Выглядишь ты на восемнадцать.
   - Благодарю за комплимент, хотя в них  и  не  нуждаюсь.  Не  читал  нигде
мнение алкоголика о женщинах? Молодая девушка  для  него  -  ну,  прямо  как
дистиллированная водичка. Та, что постарше, пока ребенка не  родила  -  вино
молодое, играет еще. До тридцати пяти - портвейн настоящий: крепость, аромат
и в ГОлову ударяет.
   Тридцать пять - сорок пять - коньяк, да еще  и  марочный.  До  пятидесяти
пяти - коньяк уже с лимоном, на любителя, так сказать, а потом...
   - Лимон без коньяка, - засмеялся Кругов. - Я не пью крепкие  напитки.  Но
готов согласиться на марочный коньяк. Ты не голодна? А  то  давай  сходим  в
ресторан, поужинаем.
   - Есть хочу ужасно! - призналась Мария. - Весь  день  в  дороге.  Веди  в
ресторан, если в твоей Жуковке есть приличное заведение.
   - Не хуже, чем в твоем хваленом Новгороде, - передразнил ее Кругов.
   Проходя мимо к выходу, он остановился, так как Мария не уступила  дороги,
покосился на нее, потом обнял. Она прижалась к нему  на  мгновение,  посылая
такой мощный призыв, что он едва устоял, чувствуя сладкое головокружение, но
женщина тут же отодвинулась, как бы давая понять, что  Егор  все  еще  в  ее
власти, и шепнула:
   - Больше  никогда  так  не  делай...  Кругов  усмехнулся,  вышел  первым,
подождал ее и запер дверь тренерской. В кабине машины он спросил:
   - Ты сменила духи? Что-то я не помню этот запах.
   - Раньше я вообще ими не пользовалась, - ответила Мария. - Вот  ты  и  не
помнишь. Теперь же предпочитаю "Диориссимо".
   - Ландышем пахнет...
   - А ты хотел, чтобы чем пахло?
   Егор  хмыкнул,  вспоминая  вычитанное  в  газетной  заметке  сообщение  о
поступлении в продажу в  сеть  американских  магазинов  духов  "Моi",  якобы
выпущенных  свиньей  Мисс   Пигги,   знаменитым   персонажем   голливудского
мультсериала "Маппет-шоу". Подобные рекламные кампании он считал откровенным
проявлением общественной шизофрении, чего  хватало  и  в  родном  отечестве,
однако не в такой степени.
   - Чего хмыкаешь? - осведомилась Мария агрессивно. - Духи не нравятся?
   Он хотел  ответить,  что  духи  "Оревуар",  которыми  пользовалась  Лиза,
оригинальнее, но вовремя остановился. Мария наверняка обиделась бы.
   Через пять  минут  они  припарковали  машину  на  привокзальной  площади,
напротив ресторана "Десна", и заняли столик с видом на  парк.  Ресторан  был
практически пуст, любителей посещать сие  заведение  по  понедельникам  было
мало.
   Заказали шампанское, салаты, весенние ролики, бараньи ребрышки и грибы  -
для Марии, и яичницу для Егора. Выпили по глотку шампанского, глядя друг  на
друга с некоторым удивлением, будто лишь теперь осознав, что произошло между
ними. И рассмеялись одновременно, хотя в смехе Крутова  слышались  виноватые
нотки, отзвук робких угрызений совести.
   - Как там Ираклий поживает? - спросил он.
   - Нормально, - отозвалась Мария, - хотя и не  без  проблем.  Издательство
начало приносить прибыль, и на него наехали наши местные  бандиты,  предлага
"крышу".
   - Помощь нужна?
   - Справимся сами, спасибо.
   - А Панкрата не видела? Он звонил, утверждал, что они неплохо устроились,
но особой радости в голосе у него я не слышал.
   - Он работает начальником охраны рыбзавода, и у него тоже неприятности.
   Местное начальство и мафия привыкли к дармовой  рыбке,  красной  икре,  а
Панкрат перекрыл им все каналы.
   - Понятно, ситуация стара, как мир. Они будут давить  на  него,  пока  не
добьются своего. Вот ведь сволочная жизнь - нигде ему покоя нет!
   - И не будет, - покачала головой Мария. - Вы люди  боя,  и  с  этим  надо
смириться.
   - Да я давно смирился, плохо, что вместе с нами страдают  наши  друзья  и
близкие. Может быть, и в самом деле мы должны идти по жизни в одиночестве?
   Между гор и долин - Едет. рыцарь, один, Никого ему в мире не надо.
   Он Все едет вперед, Он все песню поет, Он  замыслил  найти  Эльдорадо,  -
процитировала Мария.
   - Чьи это? - заинтересовался Егор.
   - Эдгара По. Ты его не любишь?
   - Почему не люблю?  Один  его  "Ворон"  стоит  того,  чтобы  считать  его
гениальным поэтом. Но помню мало. - Егор подумал и прочитал:
   Дорогой темной, нелюдимой, Лишь злыми духами хранимой, Где  некий  черный
трон стоит, Где некий Идол, Ночь царит, Из крайних мест, в недавний  миг,  Я
дома своего достиг.
   - Я поняла. - Мария с любопытством и откровенным удивлением посмотрела на
ставшее задумчивым лицо Крутова. - Ты, оказывается,  не  простой  полковник,
господин бывший полковник,  если  помнишь  даже  такие  строки.  Мне  больше
нравится у По его "Мисс Луизе Оливии Хантер":
   Прочь бегу, но знаю:
   От себя бегу.
   Тщетно заклинаю:
   Отпустить слугу.
   Как в цепях, тоскую, Силу колдовскую Сбросить не могу.
   - Великолепные стихи! Но все же я больше люблю Бальмонта и Блока.
   - Почему именно Блока? Егор помолчал.
   - Блока любила моя первая жена. Я специально заучивал том за томом,  могу
цитировать бесконечно.
   - Где она теперь? Я имею в виду жену.
   - Она... погибла.
   Мария прикусила губку, накрыла ладонью руку Егора.
   - Извини, я не знала. Прочитай мне что-нибудь  из  Блока.  Но  если  тебе
тяжело вспоминать, то не надо.
   Егор хотел отказаться, однако пересилил себя и медленно прочитал:
   Зачумленный сон воды, Ржавчина волны.
   Мы - забытые следы Чьей-то глубины.
   Мария подождала немного, но,  видя,  что  он  не  собирается  продолжать,
перевела разговор на другую тему.
   - Мы, кажется, забыли тоник или минералку, пить хочу.
   Егор заказал напитки, проговорил в продолжение темы:
   - А ты знаешь,  что  кока-кола  вначале  была  зеленого  цвета,  как  наш
тархун?
   Мария улыбнулась, понимая  желание  собеседника  выглядеть  естественным.
Егор это  заметил,  очнулся  от  воспоминаний,  залпом  допил  шампанское  и
принялся за салаты.
   - Панкрату надо помочь. Один он там с бандитами не справится.
   - Он не один, хотя еще не знает об этом. Ему поможет Витязь.
   - Не Георгий случайно?
   - Нет. Георгий сейчас в Москве.
   - А куда девался дед Спиридон? Мне так никто и не сказал. Пропал человек,
и никто не волнуется, не ищет.
   - Спиридон... ушел, - сказала Мария с заминкой. - И неизвестно,  вернется
ли.
   - Куда он ушел? - не понял Егор.
   - Честно говоря, я сама не знаю. Он как бы здесь, на Земле,  участвует  в
работе Предиктора, и в то же время в тех мирах,  куда  доступ  воспрещен  не
только простым смертным, но и Ходокам, и даже Витязям.
   - Жаль, - искренне  огорчился  Кругов.  -  Я  думал,  он  останется  моим
учителем.
   - Проявленный учитель необязателен, - изогнула бровь  Мария.  -  Если  ты
слышишь подсказку слоя Акаши, свой путь сможешь организовать и без  "живого"
наставника. Дано это не всем, но ты Витязь, да к  тому  же  еще  вооруженный
живой, и должен понимать, когда это оружие стоит пускать в ход.
   Кругов встретил иронично-осуждающий взгляд ведуньи и понял, что она знает
об его утренней стычке с "экспроприаторами" Бориса Мокшина. Отвел глаза.
   - Я стараюсь.
   - Плохо стараешься.  Между  прочим,  вы  очень  похожи  с  Ираклием:  оба
сильные, умные, мужественные, но  не  дальновидные  и  жесткие,  не  умеющие
отступать. А деятельность Витязя, между  прочим,  не  только  и  не  столько
махать мечом во имя справедливости, непрерывно воевать  со  всем  миром,  но
предугадывать, предвидеть и исправлять ошибки  и  изломы  мировых  линий  до
того, как они произойдут.
   - Выиграть бой до его начала... - пробормотал Егор.
   - Вот именно. Дед оставил тебе целый пакет правил живы, вот и  занимайся,
постигай мир через призму древнего мировоззрения.
   - Я занимаюсь...
   - Всей мощью живы  ты  еще  не  овладел,  дед  дал  тебе  только  основы,
остальное ты должен взять сам.  Егор  покатал  по  тарелке  маслину,  поднял
взгляд.
   - Ты приехала, чтобы прочитать мне мораль? Или сообщить о новом Замысле?
   Мария усмехнулась, поднимая бокал с шампанским.
   - Я приехала оценить твою готовность, полковник. Давай  выпьем.  Как  там
говорил Панкрат? За успех безнадежного дела.
   Егор криво улыбнулся, поднимая свой  бокал,  они  чокнулись,  сделали  по
глотку.
   - Ну, и как ты оцениваешь мою готовность?
   - На троечку, дорогой Витязь, на троечку. Но ради одного этого я могла бы
и не приезжать. Тебе была нужна помощь, поэтому  я  здесь.  -  Я  никого  не
звал...
   - Звал, хотя и не вслух.
   - Чем ты можешь мне помочь?
   Мария открыл