Крутов хотел сказать, что все эти уровни ему  известны,  что  он  владеет
почти всеми, но сдержался.
   - Сегодня я хотел бы коснуться понятия веры, - продолжал  Георгий.  -  Но
для наглядности лучше показать, чем рассказать.
   Он сделал шаг, другой,  третий...  и  Крутов  вдруг  понял,  что  Георгий
неуловимо изменился. Это был уже другой человек, не тот,  что  минуту  назад
спокойно вел философскую беседу. Он буквально  засветился-в  психофизическом
плане - и слился с природой, опять же-в ментальном смысле, а затем произошло
чудо:
   Георгий приблизился к столетней березе на краю  поляны  и  прошел  сквозь
нее, как сквозь голографический фантом, оставив штаны прилипшими к стволу.
   Вернулся,  надел  штаны,  разглядывая  замершего   Крутова,   остановился
напротив.
   - Ты понял, что я сделал?
   Вместо ответа Егор внезапно нанес Витязю мгновенный удар вытянутой вперед
ладонью (рука - копье), но его рука,  не  встретив  сопротивления,  вошла  в
грудь Георгия, словно в пустоту.
   Из-за кустов неподалеку вдруг бесшумно  вынырнул  серый,  с  подпалинами,
зверь, уставился на Крутова, вздернув верхнюю губу и показывая клыки.
   Георгий махнул ему рукой, и волк скрылся.
   - Это мой телохранитель. Итак, Егор Лукич, ты все понял?
   - Состояние веры...
   - Абсолютно справедливо.  Состояние  веры  -  в  свои  силы,  в  мудрость
Природы, в Творца - способно творить чудеса. Тело человека - это по большому
счету почти пустое пространство, стоит поверить в это, войти в  пространство
живы, и тебе не страшен ни один удар. Ни  клинок,  ни  пуля  вреда  тебе  не
принесут. Не пробовал проходить сквозь стены?
   -  Нет,  -  пробормотал  Кругов.  -  До  такой  степени   моя   вера   не
распространяется...
   - Сейчас потренируемся. А ловить пули руками не пытался?
   - Научишь?
   - Этому роду Истины не учатся, сын мой, ее припоминают, когда  Бог  этого
пожелает.
   - Твоя мысль? Георгий засмеялся.
   - Гермеса Трисмегиста. В его трудах много воды, но  встречаются  поистине
мудрые изречения. До ловли  пуль  руками  ты  должен  дойти  сам.  Остальное
постигается упорным трудом. Итак, начнем урок?
   Егор в задумчивости прошелся по росистой траве,  оставляя  в  ней  темный
след.
   - Если не секрет, чем ты занимаешься в Жуковском районе?
   - Много чем, - без удивления ответил Георгий.  -  Пытаюсь  нейтрализовать
влияние храмов Черного Лотоса, строю духовную семинарию,  в  основе  которой
ведическая философия живы. Маленько воюю с Легионом... А  что?  Ты  подумал,
что я тут специально за тобой наблюдаю?
   Кругов поднял вспыхнувший взгляд.
   - Ты готов?
   - Конечно.
   - Тогда начнем!

Хутор Дедилец

КРЕСЕНИЕ

   Как и обещал Георгий, баба Евдокия приехала в Ковали в тот же день, после
обеда,  но  к  Крутовым  сразу  не  пошла,  сначала  завернула  к  родителям
Елизаветы, Роману и Степаниде Качалиным. Лишь к  вечеру  она  нанесла  визит
соседям, сообразуясь с какими-то своими планами и мыслями.
   Крутов в это время был еще в  Жуковке  и  узнал  о  появлении  жены  деда
Спиридона от Осипа, встретившего Егора у калитки.
   - Очень самостоятельная старуха, - заявил дядька, помахивая  топором;  он
колол дрова. - Зыркнула на меня, я аж чуть не сел.
   - Где она? - У Егора похолодело в груди.
   - Ушла уже, боле часа с Лизкой просидела. А об чем говорили - не слышал.
   Крутов поставил машину, зашел в дом. Лиза, как обычно, сидела на  веранде
и грезила с открытыми глазами. На мужа она не обратила  внимания,  и  по  ее
виду невозможно было судить, подействовал на нее визит бабы Евдокии  или  не
подействовал. Поговорив с ней и  услышав  односложные  "да"  и  "нет",  Егор
переоделся и направился к Качалиным. Однако бабы Евдокии не оказалось и там.
   - Она ушла на хутор, - сказала суровая Степанида. - Будет  ждать  тебя  с
Лизкой к девяти часам вечера.
   - Зачем? - не понял Егор.
   - Кресить ее будут. Я тоже приду.
   - Могу подвезти. Какой хутор имеется в виду?
   - Дедилец.
   Кругов кивнул. Хутор Дедилец стоял в самой  чаще  леса,  между  деревнями
Дубрава и Старь, и проехать к нему можно было только по древней  гати  через
Глото-во болото. Оставалось  непонятным,  почему  баба  Евдокия  для  обряда
очищения выбрала именно этот глухой угол.
   Впрочем, это вскоре выяснилось.
   Торжественных проводов молодых не было. Баба Аксинья обрядила Елизавету в
старинное русское платье с рюшами и кокошником, дед Осип осенил ее  крестом,
и Егор посадил жену в машину.
   Подъезжая к хутору с Лизой, не проявившей особого интереса к поездке,  он
увидел  волка,  перебежавшего  дорогу,   и   остановился.   Вскоре   впереди
шевельнулись кусты лещины, к машине вышел  Георгий,  одетый  все  в  тот  же
холщовый костюм, что был на нем утром. Поздоровался с Лизой, залез в кабину.
   - У гати остановишь, дальше пойдем пешком.
   - По-моему, там вполне можно проехать.
   - Вокруг хутора раскинут обережный круг, не стоит вызывать  его  реакцию.
Лес технику не любит.
   - А что будет?
   - Накат будет, - проворчал Георгий. - Если не испытывал его на себе, то и
не надо.
   - Психический удар, что ли?
   - Типа того. На человека, пересекающего круг на машине, не говоря  уже  о
тех, кто является с недобрыми помыслами, падает заклятие, деформирующее  все
его эфирно-ментальные оболочки. Заклятие качественно ориентировано на страх,
болезнь, а то и на смерть, в зависимости от объема злобы.
   Кругов остановил машину перед широкой  -  метра  в  четыре  -  гатью,  по
легендам, проложенной еще триста лет назад и оберегаемой  болотницами.  Гать
действительно выглядела почти новой, бревна и доски лишь потемнели да слегка
истерлись под ногами проходивших здесь людей. В детстве  Кругов  не  однажды
бывал на хуторе  Дедилец  и  гатью  хаживал,  но  воспоминаний  об  этом  не
сохранилось. В болотниц он не верил ни тогда, ни теперь.
   Почти  не  разговаривая,  они  пересекли  болото,  прошагали  еще   около
километра в сгущающихся сумерках и вышли к хутору, состоявшему всего из трех
домов.  По  рассказу  Осипа  жили  здесь  только  старики  и  старухи  общим
количеством в пять  душ,  возраст  которых  подходил  к  ста  годам,  однако
деревянные избы с высокими теремными крышами,  покрытыми  дранкой,  казались
недавно построенными, ухоженными, будто время обходило это место стороной.
   На опушке леса за хатами горел  костер,  и  Кругов  с  удивлением  увидел
стоявших группкой  людей,  в  основном  женщин.  Их  было  десятка  полтора,
молодых, постарше и совсем старых, но ни на одном лице Егор  не  заметил  ни
уныния, ни скорби, ни грусти. Лица женщин были веселы и  будто  светились  в
сумерках, озаренные всполохами костра. Они разговаривали,  смеялись,  что-то
напевали, словно пришли на спевку, а не на обряд кресения, и Крутов невольно
оглянулся на приотставшего Георгия.
   - Они... поют?
   - Кресение - эго очищение огнем и духовным пением, - ответил тот, понимая
чувства приятеля.
   - Но они... смеются!
   - А почему они должны плакать? Кто-то верно заметил:  печаль  есть  форма
зла.
   Они пришли очистить душу Лизы от печати Сатаны, вдохнуть в  нее  жизнь  и
уверены, что справятся с этим.
   Кругов взял жену под руку и подвел к костру. Смех в кружке  женщин  стих,
все повернулись в их сторону. Потом вперед вышла баба  Евдокия  в  старинном
русском наряде, взяла Елизавету за руку и повела за собой, жестом приказывая
Егору оставаться на месте. Кругов шагнул было за  ней,  но  почувствовал  на
плече руку Георгия, остановился.
   - Не мешай им, - сказал Георгий-- Кресение -  это  использование  энергии
богини Рады, то есть "чисто женской" энергии. Мужики в этом процессе лишние.
   Девушки подбежали к костру, разобрали горящие ветки  и  начали  поджигать
заранее заготовленное круговым валиком сено.  Вскоре  образовалось  огненное
кольцо с костром в центре, вокруг  которого  выстроились  женщины  постарше.
Баба Евдокия что-то спросила у Лизы, проверила, висит ли у нее на шее оберег
Марии, и повела ее вокруг костра, обмахивая со спины руками,  как  крыльями.
Потом все женщины взялись за руки, в том числе и  Лиза,  и  запели  какую-то
народную песню, не веселую и не печальную - странную. Костер вспыхнул  ярче,
хотя никто веток в него не подбрасывал. И  еще  интересную  деталь  подметил
зачарованный действом Кругов: запылавшее сено,  образовавшее  кольцо  вокруг
центрального костра, должно было  прогореть  в  первые  же  секунды,  но  не
сгорало! Будто кто-то поддувал в него снизу горючий газ.
   Пение, однако, поначалу не  заладилось.  Возможно,  потому,  что  женщины
давно не пели вместе. Но бабки тут же как-то перестроились,  подогнали  свои
голоса  под  молодых,  распелись,  и  для   Крутова,   никогда   раньше   не
участвовавшего в обряде кресения, произошло маленькое чудо. Впервые  за  все
свои сорок лет он услышал, как поют не на два, не на три - а  на  пятнадцать
голосов!
   Слова песни были совсем простые,  обыденные,  неброские:  "Вокруг  нашего
двора каменна гора, железна , стена, огненна река, широка и глубока...  Мати
Богородица, не смотри свысока, укрой и огради-ка..." - но  Крутова  внезапно
продрала дрожь и сердце дало сбой.
   Затем произошло второе  чудо.  Голоса  певиц  начали  сливаться,  как  бы
растворяться в общей мелодии, лишь голос Елизаветы несколько дисгармонировал
на фоне их общего звучания, пока не вошел в мелодию и  он,  словно  впрыгнул
внутрь совмещенных голосов и слился с ними. И тут же произошел переход пения
в иное качество, общее звучание-голос-песня разлилось вокруг костра объемным
прозрачным колоколом. Мало того, звуки пения странным образом совместились с
пляшущими  языками  пламени  костра  и  образовали  некое   светомузыкальное
самостоятельно поющее пространство.
   Крутова начала трясти мелкая дрожь,  в  глазах  все  поплыло,  будто  они
наполнились слезами. Очертания изб, деревьев, людей начали искажаться,  лица
женщин изменились, стали  прозрачными,  необычно  красивыми,  притягивающими
взор.
   Тьма вокруг огненного кольца,  внутри  которого  водили  хоровод  и  пели
женщины, стала кромешной, перестали быть видны не только деревья, но и  небо
со звездами.
   Какие-то важные воспоминания всплыли из памяти, пугающе непривычные и как
бы не свои, хотя Егор осознавал, что это - воспоминания его прошлых  жизней,
и он вдруг заметил, что боится смотреть на певиц и в  особенности  на  Лизу,
лицо которой налилось изнутри мягким нежным розовым свечением.  И  еще  одну
важную особенность происходящего понял Егор:  духовное  пение  -  не  только
сопровождение  обряда,  но  и  воздействие!  Один  из   древних   магических
инструментов, используемых предками.
   Песня закончилась, но  тут  же  началась  другая,  затем  третья,  эффект
воздействия на слушателей не прекращался, и длилась вся эта фантасмагория  -
костры продолжали гореть как ни в чем не бывало! - больше  двух  часов  (как
выяснилось потом), хотя Крутов совершенно не ощущал течения  времени.  Затем
ему показали третье чудо, от которого у него занялся дух, и он едва  сдержал
себя, чтобы не броситься Лизе на помощь.
   Баба Евдокия внезапно повернула Елизавету  лицом  к  костру  и...  прошла
вместе с ней через пламя! В тот же миг из костра вымахнула в небо гигантская
черная тень, пение оборвалось, огненное кольцо вокруг  хоровода  погасло,  а
Крутов испытал нечто вроде удара  током,  после  чего  его  состояние  стало
возвращаться к  исходному:  предметы  вокруг  перестали  искажаться,  плыть,
вернулись звезды,  темнота  расступилась,  послышались  птичьи  голоса,  шум
леса...
   Женский хоровод распался, раздался смех,  восклицания,  веселый  говорок.
Баба Евдокия вышла из круга сгрудившихся вокруг  Елизаветы  женщин,  кивнула
Крутову:
   - Забирай свою берегиню, воин, да не обижай.
   Очистилась она.
   - Я-то не обижу... - пробормотал Егор.
   - Приголубь ее, все образуется. Евдокия  кивнула,  позвала  Степаниду,  и
старухи направились к лесу. За ними потянулись бабки и  молодицы,  у  костра
остались только совсем юные девушки и Елизавета.
   Кругов растерянно  оглянулся,  но  Георгия  рядом  не  оказалось.  Так  и
осталось непонятным, зачем он сюда приходил,  то  ли  просто  посмотреть  на
обряд, то ли охранял хутор со своими "телохранителями" - волками.
   Елизавета наконец перестала разговаривать с молодыми  участницами  обряда
кресения и оглянулась на переминавшегося с ноги  на  ногу  Егора.  Несколько
мгновений они смотрели друг на друга как сквозь толстую прозрачную стену,  и
Кругов вдруг подумал, что, если жена отвернется, он умрет!
   Но она не отвернулась. Лишь слабая грустная улыбка понимания мелькнула  в
ее глазах, а потом Лиза шагнула к нему, и Егор бросился к ней, опустился  на
колени и прижался запылавшим лицом к ее ногам...
   Эта ночь показалась ему самым тяжким испытанием в жизни. Лиза  находилась
рядом, вела себе естественно и просто, но между ними незримо  присутствовала
Мария, и Егору долгое время не удавалось избавиться от наваждения,  пока  он
не догадался снять с шеи жены оберег-талисман и  унести  его  из  спальни  в
машину.
   Только после этого словно  лопнула  невидимая  пленка,  сжимавшая  сердце
Лизы, внутри нее заиграла тихая "живая" музыка, она вдруг сама обняла Егора,
заплакала, он принялся было ее утешать, гладить по  волосам,  по  спине,  но
жена прижалась к нему крепче, и оба не заметили, как остались без одежды.
   Это была ночь любви  и  бессвязных  разговоров:  будто  прорвало  плотину
чувств и хлынувшая волна накрыла обоих с головой.
   Они обнимались, целовались, гладили друг друга, как бы узнавая заново,  и
любили до изнеможения, и не могли насытиться,  сгорая  в  удивительном  огне
растворения в желании, потом взахлеб говорили  обо  всем,  что  приходило  в
голову:
   Лиза больше спрашивала, Егор отвечал, - и снова падали в кровать,  как  в
пропасть, чтобы очнуться на ее дне и одновременно - на вершине блаженства  и
счастья, и хотелось, чтобы эти переживания длились вечно...
   Лиза уснула на рассвете, с легкой виноватой улыбкой на губах, прильнув  к
плечу Егора. Он тоже провалился в  сон,  легкий  и  светлый,  но  ненадолго.
Сторож организма, бдительный и  недоверчивый,  как  и  все  профессиональные
сторожа, разбудил  его  в  пять  часов  утра.  Кто-то  бродил  вокруг  избы,
бесшумный и бесплотный, как тень, но ощутимо опасный, и  Егор,  проснувшись,
перевел себя  в  состояние  живы  и  увидел  сильную  гибкую  фигуру  гостя,
прятавшегося в саду.
   Стараясь не разбудить  жену,  встал,  оделся  в  тренировочный  костюм  и
выскользнул из дома через  окно,  привычно  "натягивая"  на  себя  состояние
"железной рубашки".
   Однако  приготовления  к  адекватному  ответу  не  понадобились,   гостем
оказался Георгий, одетый на этот  раз  в  "цивильный",  гражданский  костюм,
превративший его в клерка или бизнесмена: темно-серый пиджак, брюки, голубая
рубашка, галстук в полоску.
   - Тебе чего не спится? - буркнул Егор, ежась от утреннего холодка.
   Из-за леса на востоке показался краешек солнца, лучи его высветили фигуру
Георгия, и Крутову на мгновение показалось, что тело Витязя оделось  в  слой
огня.
   - Кое-что изменилось, - невозмутимо ответил гость. -  Господин  Данильянц
завтра собирается в Москву, поэтому надо перехватить его сегодня. Собирайся,
и поедем.
   - Вдвоем?
   - А тебе нужен взвод? И без того это перебор -  двое  Витязей  на  одного
мафиози. Есть такой старый анекдот об Илье Муромце. Приходят к нему ходоки и
жалуются, что татары податями обложили - житья нет. Приезжает Илья к татарам
и говорит: "Эй, косоглазые, давай сотню своих воинов, биться будем. Ежели  я
одолею - податей больше брать не будете". Заехала  сотня  татар  за  холм  -
крики, звон мечей, стоны... Выезжает  Илья  на  бугор:  "Давай  еще  сотню".
Помчалась вторая сотня, снова удары, звон мечей, крики, вылезает татарин  на
холм, весь помятый, раненый, и кричит: "Братва, не ходи сюда! Их тут двое!"
   Егор улыбнулся.
   - Бедные татары. Интересно, кто у Ильи в помощниках ходил? Между  прочим,
по  одной  интересной  исторической  версии,  никакого   татаро-монгольского
нашествия не было.
   - Естественно, - кивнул Георгий. -  Как  не  было  и  Куликовской  битвы.
Точнее,  не  было  в  том  месте,  на  которое  ссылаются  все  введенные  в
заблуждение историки.
   В  XIII  веке  сепаратисты  наподобие  нашей  Чечни  захотели  власти   и
попытались ликвидировать ведическую систему правления на Руси, и тогда Батый
- Батя, возглавлявший армию -  общеимперскую  многоплеменную  казачью  Орду,
поехал их вразумлять. Киев, основной форпост антиведической  заразы,  пал  в
1238 году, потом утихомирились и другие князики.
   - Откуда ты знаешь?
   - Много общался с волхвами, чего и тебе желаю. Массу любопытного узнаешь.
   Собирайся, я подожду у околицы. Кстати, как Лизавета?
   Крутов смутился, посмотрел на Георгия исподлобья.
   - Нормально.
   - Рад за тебя.
   - Может, зайдешь, чайку-кофейку попьешь?
   Георгий задумался на минуту и кивнул.
   - Не откажусь, пожалуй.
   На крыльце веранды показалась Елизавета в  халатике,  обхватила  себя  за
плечи.
   - Чего секретничаете, мужчины? Заходите в дом, я чайник поставила.
   Егор и Георгий переглянулись и двинулись за ней.
   Чаепитие длилось недолго, под аккомпанемент ворчания проснувшегося Осипа,
затем  Егор  переоделся,  попрощался  с  Лизой,  пообещав  вернуться   домой
пораньше, и мужчины уехали.
   До Брянска добрались за полтора часа, без приключений.  Георгий  попросил
высадить его на Красноармейской улице и дал Крутову сотовый телефон:
   - Звони Данильянцу.
   - Не рано? - засомневался Егор. - Всего семь часов утра, он еще наверняка
спит.
   - Самый раз. Возможно, он пригласит тебя к себе домой.
   - Какая разница, где мы встретимся?
   - Его квартира не прослушивается разведкой Легиона.
   - Ты и об этом знаешь?
   - Наши ребята ходят за ним два месяца, побывали и на  квартире,  так  что
неожиданностей быть не должно.
   - Почему ты мне помогаешь? Ты же не обязан.
   - Не хочу, чтобы твое первое дело началось с провала, -  серьезно  сказал
Георгий. - Мне тоже в свое время помогли, хотя я и не просил.
   Крутов набрал номер мобильного телефона Данильянца, который  сообщил  ему
Мокшин. С минуту из  трубки  доносились  только  гудки,  потом  квакнуло,  и
раздался гортанный, с характерным "кавказским" акцентом, голос:
   - Але? Вас слушают.
   - Доброе утро, Лев Арменович. Извините, что так рано. Не разбудил?
   - Кто это говорит?
   - Кругов говорит, Егор Лукич. Пауза.
   - Откуда вы звоните?
   - Из Брянска.
   - Вы один?
   Кругов покосился на Георгия.
   - Странный вопрос.
   - Я в том смысле, - заторопился Данидьянц, - что  если  вы  один,  то  мы
сможем встретиться у меня на даче. Я подскажу, как ехать.
   - Говорите.
   Данильянц продиктовал адрес, рассказал, как быстрее всего проехать к  его
даче, и разговор прекратился.
   - Он пригласил меня на дачу. За старым мостом налево...
   - Я знаю,  где  это.  Вариант  не  лучший,  но  сойдет.  Поезжай,  только
помедленней. Когда приедешь, позвонишь мне, я  оставлю  тебе  этот  телефон.
Будь готов ко всему, в том числе к провокации.  В  случае  чего  нажмешь  на
телефоне кнопочку "С", я буду неподалеку. И оберег Марии не  забудь,  в  нем
находится рация.
   Георгий подставил ладонь, Кругов шлепнул по ней рукой, и они расстались.
   Через сорок пять минут Егор подъехал к даче Данильянца, расположенной  на
берегу Десны в окружении самых  разнокалиберных  коттеджей  дачного  поселка
Дворики.
   Дом известного бизнесмена  радовал  глаз  архитектурным  совершенством  и
впечатлял размерами: трехэтажный, с вычурными  башенками  на  крыше,  резной
мансардой, сверкающий стеклом и алюминием, окруженный березами и кленами, он
занимал площадь никак не меньше четырехсот квадратных метров.  Забор  вокруг
дачи Данильянца также оказался необычным - двухъярусным: