сключением одного солдата, который собрал все  поводья
и остался охранять лошадей.
   Шико не был человеком набожным, но в этот момент  он  подумал,  что  есть
бог, что бог открывает ему свои объятия и,  может  быть,  через  пять  минут
грешник предстанет перед своим судией.
   Он пробормотал какую-то мрачную и пламенную молитву, которая, несомненно,
была услышана на небе.
   Двое подошли к Шико; у обоих были в руках шпаги.
   Они прекрасно понимали, что противник их не убит, ибо он стонал.
   Так как он не двигался и не пытался сопротивляться, наиболее усердный  из
двух имел неосторожность приблизиться настолько, что  Шико  мог  достать  до
него левой рукой, и тотчас кинжал, точно выброшенный пружиной, распорол  ему
горло, и рукоятка вошла в него, как в мягкий воск. В то же  время  шпага  до
половины проникла между ребер другого всадника, пытавшегося бежать.
   - Черт возьми! - воскликнул командир. - Предательство! Заряжайте мушкеты:
этот плут еще жив.
   - Конечно, я еще жив, - сказал Шико, глаза  которого  метали  молнии;  и,
быстрый, как мысль, он бросился на командира, направив острие на его маску.
   Но уже два солдата схватили его. Он обернулся,  распорол  широким  ударом
сабли ляжку одному и освободился.
   - Мальчишки несчастные! - кричал командир. - Аркебузы, черт вас дери!
   - Прежде чем они зарядят, - сказал Шико, - я  тебе  выпущу  внутренности,
разбойник, и перережу шнурки твоей маски, чтобы узнать, кто ты.
   - Держитесь, сударь, держитесь, я защищу вас,  -  сказал  голос,  который
показался Шико звучащим с неба.
   Это был голос красивого молодого человека, ехавшего  на  красивой  черной
лошади. У него в руках были два пистолета, и он кричал Шико:
   - Наклонитесь! Наклонитесь, черт возьми! Да наклонитесь же!
   Шико повиновался.
   Раздался выстрел, и один из нападавших покатился к  ногам  Шико,  выронив
саблю.
   Между тем лошади бились в страхе; три оставшихся всадника  хотели  сунуть
ноги в стремена, но это им не удалось; молодой человек выстрелил еще раз, не
целясь, и этот второй выстрел прикончил еще одного человека.
   - Двое против двух, - сказал Шико, -  великодушный  спаситель,  займитесь
вашим, вот мой!
   И он бросился на всадника в маске, который, дрожа от гнева и страха,  тем
не менее сражался, как человек, умело владеющий оружием.
   Со своей стороны молодой человек охватил туловище своего врага, сбил его,
даже не взяв в руки шпагу, и связал своим ремнем, как овцу,  предназначенную
на убой.
   Шико, увидев, что перед ним только один противник, обрел хладнокровие,  а
следовательно, и чувство превосходства.
   Он  сильно  толкнул  своего  врага,  хотя  тот  был   довольно   солидной
комплекции, загнал в придорожный ров и ловким ударом всадил ему шпагу  между
ребер.
   Человек упал.
   Шико прижал ногой шпагу побежденного, чтобы он не мог ее снова  схватить,
и обрезал кинжалом шнурки маски.
   - Господин де Майен! - сказал он. - Черт возьми! Я так и думал.
   Герцог не отвечал; он был  без  сознания,  отчасти  из-за  потери  крови,
отчасти из-за удара при падении.
   Шико почесал нос, как он делал всегда, когда ему  предстоял  какой-нибудь
серьезный шаг; потом, подумав с полминуты,  он  завернул  рукав,  взял  свой
широкий кинжал, подошел к герцогу, чтобы попросту отрезать ему голову.
   Но тогда он почувствовал, как кто-то схватил его за руку железной  рукой,
и услышал чей-то голос:
   - Потише, сударь. Нельзя убивать врага, лежащего на земле.
   - Молодой человек, - ответил Шико, - вы спасли мне жизнь, это  правда;  я
благодарю вас от всего сердца. Но позвольте мне  дать  вам  небольшой  урок,
очень полезный в нашу эпоху морального разложения. Когда человек пережил  за
три дня три нападения, когда трижды его жизнь была в опасности, когда на нем
еще не остыла кровь  врага,  выпустившего  в  него  издали  четыре  пули  из
аркебуза, без всякого повода с  его  стороны,  словно  он  был  взбесившимся
волком, тогда, молодой человек, уж позвольте мне это сказать, этот  смельчак
имеет право совершить то, что я собираюсь сделать.
   И Шико снова схватил своего врага за шею, чтобы докончить начатое.
   Но и в этот раз молодой человек остановил его:
   - Вы не сделаете этого, сударь, во всяком случае, пока я нахожусь  здесь.
Нельзя допустить, чтобы вытекла до отказа вся та кровь, которая  уже  льется
из нанесенной вами раны.
   - Ба! - удивленно сказал Шико. - Вы знаете этого негодяя?
   - Этот негодяй герцог де Майен, принц крови, равный  по  рождению  многим
королям.
   - Тем более, - мрачно сказал Шико. - Но кто же вы?
   - Я тот, кто спас вам жизнь, сударь, - холодно ответил молодой человек.
   - И тот, кто, если не ошибаюсь, около Шарантона передал  мне  королевское
письмо три дня назад?
   - Вот именно!
   - Значит, вы слуга короля, сударь?
   - Да, имею эту честь, - сказал молодой человек с поклоном.
   - И, будучи на службе у короля,  вы  щадите  господина  де  Майена?  Черт
возьми, сударь, разрешите вам сказать, что это не похоже на доброго слугу.
   - Я думаю, напротив, что именно я в  этот  момент  и  есть  добрый  слуга
короля.
   - Быть может, - грустно сказал Шико, - быть может,  но  сейчас  не  время
философствовать. Как ваше имя?
   - Эрнотон де Карменж, сударь.
   - Хорошо, господин Эрнотон! Что мы будем делать с этой падалью, равной по
величию всем королям земли? Ибо я, предупреждаю вас, должен ехать.
   - Я позабочусь о господине де Майене, сударь.
   - А с его спутником, который тут подслушивает, что вы сделаете?
   - Этот бедняга ничего не слышит: я так его  сжал,  что  мне  кажется,  он
потерял сознание.
   - Хорошо, господин де  Карменж,  сегодня  вы  спасли  мне  жизнь,  но  вы
подвергаете ее опасности в будущем.
   - Сегодня я выполнил свой долг, бог позаботится о будущем.
   - Пусть будет по-вашему.  Кроме  того,  и  мне  самому  противно  убивать
беззащитного, даже если это мой злейший враг. Прощайте, сударь!
   И Шико пожал руку Эрнотону.
   "Быть может, он прав", - подумал Шико, отходя, чтобы взять лошадь.
   Потом, вернувшись назад, сказал:
   - Ведь у вас семь добрых  лошадей.  Мне  думается,  я  заработал  из  них
четыре; помогите мне выбрать одну... Ведь вы знаток в этом деле?
   - Возьмите мою, - ответил Эрнотон, - я ее знаю.
   - О, это слишком щедро, оставьте ее себе.
   - Нет, мне не нужно ехать так быстро, как вам.
   Шико не заставил себя просить; он вскочил на лошадь Эрнотона и исчез.

Глава 6

ЭРНОТОН ДЕ КАРМЕНЖ

   Эрнотон остался на поле сражения, еще сам не зная, что он будет делать  с
двумя врагами, которым предстоит очнуться у него на руках.
   Пока же, рассудив, что убежать они  не  смогут,  а  Тень  (ибо  под  этим
именем, как вы помните, Эрнотон знал Шико) вряд ли вернется назад, чтобы  их
прикончить, молодой человек начал думать о каком-нибудь способе перевозки  и
не замедлил найти на дороге то самое, что искал.
   На вершине горы показалась тележка, вероятно, повстречавшаяся с уезжающим
Шико, и ее силуэт  ярко  вырисовывался  на  небе,  покрасневшем  от  пламени
заходившего солнца.
   Эту тележку тащили два быка, и ее сопровождал крестьянин.
   Эрнотон остановил погонщика, которому, как только он  его  увидел,  очень
захотелось бросить тележку и спрятаться в кусты, и рассказал, что  произошло
сражение между гугенотами и католиками; в этом сражении пятеро  погибли,  но
двое еще пока живы.
   Хотя крестьянин и опасался ответственности за доброе  дело,  которого  от
него  требовали,  но  еще  больше,  как  мы  уже  сказали,  был  он  напуган
воинственным видом Эрнотона. Поэтому он помог молодому человеку перенести  в
свою тележку сначала г-на де Майена, а затем солдата, лежавшего с  закрытыми
глазами, хотя и неизвестно, был ли он по-прежнему в обмороке.
   Оставалось пять трупов.
   - Сударь, - спросил крестьянин, - эти пятеро католики или гугеноты?
   Эрнотон,  видевший,  как  крестьянин  в  страшную  минуту  перекрестился,
ответил:
   - Гугеноты.
   - В таком случае, - сказал крестьянин, - не будет ничего дурного  в  том,
что я обыщу этих безбожников, не правда ли?
   - Ничего дурного,  -  ответил  Эрнотон,  который  предпочитал,  чтобы  их
наследником явился нужный ему крестьянин, чем первый случайный прохожий.
   Крестьянин не  заставил  Эрнотона  повторять  дважды  и  обшарил  карманы
трупов.
   Мертвые, видимо, получали порядочное жалованье, когда были живы, так  как
после окончания операции морщины на лбу крестьянина  разгладились.  Приятное
чувство, охватившее его тело и душу,  заставило  его  сильнее  подхлестывать
быков, чтобы побыстрее приехать в хижину.
   В конюшне этого доброго католика, на удобной соломенной подстилке, г-н де
Майен очнулся. Боль при тряске во время переезда не  могла  привести  его  в
себя,  но  от  свежей  воды,  омывшей  рану,  выступило   несколько   капель
ярко-красной крови, герцог открыл глаза и  посмотрел  на  все  окружающее  с
вполне понятным изумлением.
   Как только г-н де Майен открыл глаза, Эрнотон отпустил крестьянина.
   - Кто вы, сударь? - спросил Майен.
   Эрнотон улыбнулся и спросил:
   - Вы меня не узнаете, сударь?
   - Узнаю, - ответил герцог, нахмурившись, - вы тот, кто пришел  на  помощь
моему врагу.
   - Да, - ответил Эрнотон, - но я также и тот,  кто  помешал  вашему  врагу
убить вас.
   - Должно быть, это так, раз я живу,  -  сказал  Майен,  -  конечно,  если
только он не счел меня мертвым.
   - Он уехал, зная, что вы живы, сударь.
   - Но он, по крайней мере, считал мою рану смертельной?
   - Не знаю, но, во всяком случае, если бы я не воспротивился, он нанес  бы
вам рану, уже наверняка смертельную.
   - Но тогда, сударь, почему же  вы  помогли  убить  моих  людей,  а  затем
помешали этому человеку убить меня?
   - Очень просто, сударь, и я удивляюсь, что дворянин, а  вы  мне  кажетесь
дворянином, не понимает моего поведения. Случай привел меня  на  дорогу,  по
которой вы ехали, я увидал,  что  несколько  человек  напали  на  одного,  я
защищал того, кто был один; потом, когда этот храбрец, на помощь к  которому
я пришел, - так как, кто бы он ни был, сударь, но этот  человек  храбрец,  -
когда этот храбрец, оставшись один на один с вами, нанес вам решающий  удар,
тогда, увидев, что он  может  злоупотребить  победой  и  прикончить  вас,  я
помешал этому своей шпагой.
   - Значит, вы меня знаете? - спросил Майен, испытующе глядя на него.
   - Мне нет надобности знать вас, сударь, я знаю, что вы  ранены,  и  этого
мне достаточно.
   - Будьте искренни, сударь, - настаивал Майен, - вы меня знаете?
   - Странно, сударь, что вы  не  хотите  меня  понять.  Я  не  нахожу,  что
благородней убить одного  беззащитного,  чем  напасть  на  одного  проезжего
всемером.
   - Но вы же понимаете, что на все могут быть причины.
   Эрнотон поклонился, но не ответил.
   - Разве вы не видели, что я скрестил свою  шпагу  один  на  один  с  этим
человеком?
   - Да, это правда, я видел.
   - Этот человек - мой смертельный враг.
   - Я верю этому, так как он сказал мне то же самое про вас.
   - А если я выздоровлю?
   - Это меня не касается, вы будете делать все, что вам  заблагорассудится,
сударь.
   - Вы считаете меня тяжело раненным?
   - Я смотрел вашу рану, сударь, и хотя она  серьезна,  но  не  смертельна.
Лезвие соскользнуло по ребрам, как мне  кажется,  и  не  проникло  в  грудь.
Вздохните, и, я думаю, вы не почувствуете никакой боли в легких.
   Майен с трудом вздохнул, но не почувствовал боли внутри.
   - Это правда, - сказал он, - а люди, которые были со мной?
   - Мертвы, за исключением одного.
   - Их оставили на дороге? - спросил Майен.
   - Да.
   - Их обыскивали?
   - Крестьянин, которого вы, вероятно, видели,  когда  открыли  глаза,  ваш
хозяин, позаботился об этом.
   - Что он на них нашел?
   - Немного денег.
   - А бумаги?
   - Ничего об этом не знаю.
   - А, - сказал Майен с видимым удовлетворением.
   - В конце концов, вы можете спросить об этом у того, кто жив.
   - Но где же живой?
   - В сарае, в двух шагах отсюда.
   - Перенесите меня к нему или лучше перенесите  его  ко  мне  и,  если  вы
честный человек, как мне кажется, поклянитесь, что вы не будете задавать ему
никаких вопросов.
   - Я не любопытен, сударь, и знаю об  этой  истории  все,  что  мне  важно
знать.
   Герцог все еще с беспокойством посмотрел на молодого человека.
   - Сударь, - сказал Эрнотон, - я был бы рад, если  бы  ваше  поручение  вы
дали кому-нибудь другому, а не мне.
   - Я не прав, сударь, я признаю  это,  -  сказал  Майен,  -  будьте  столь
любезны, окажите мне услугу, о которой я вас прошу.
   Через пять минут солдат входил в конюшню.
   Он вскрикнул, увидев герцога де Майена, но у того хватило  сил  приложить
палец к губам. Солдат тотчас же замолчал.
   - Сударь, - сказал Майен Эрнотону, - я вам навеки благодарен, и, конечно,
когда-нибудь мы встретимся при более благоприятных обстоятельствах;  могу  я
спросить вас, с кем имею честь говорить?
   - Я виконт Эрнотон де Карменж, сударь.
   Майен ждал более подробного объяснения, но  теперь  уже  молодой  человек
оказался весьма сдержанным.
   - Вы следуете по дороге в Божанси, сударь? - продолжал Майен.
   - Да, сударь.
   - Значит, я вам помешал, и вам не удастся, быть может, сегодня  же  ехать
дальше.
   - Напротив, сударь, я надеюсь тотчас же отправиться в путь.
   - В Божанси?
   Эрнотон посмотрел на Майена, как человек, которого весьма раздражала  эта
настойчивость.
   - В Париж, - ответил он.
   Герцог удивился.
   - Простите, - продолжал Майен, -  но  это  странно,  что,  направляясь  в
Божанси  и  остановленный  неожиданными  обстоятельствами,  вы  без   всяких
серьезных причин отказываетесь от цели своего путешествия.
   - Ничего нет проще, сударь, - ответил Эрнотон, - я ехал на свидание. Наше
приключение заставило меня остановиться, и я опоздал:  мне  остается  только
вернуться.
   Майен тщетно пытался прочесть на бесстрастном лице  Эрнотона  что-нибудь,
кроме того, о чем говорили его слова.
   - О сударь, - сказал он наконец, - почему бы  вам  не  остаться  со  мной
несколько дней! Я пошлю в Париж моего солдата, чтобы он  привез  мне  врача,
потому что, вы же понимаете, я не могу остаться здесь один с незнакомыми мне
крестьянами.
   - А почему, сударь, - ответил Эрнотон, - с вами  не  может  остаться  ваш
солдат? Врача пришлю к вам я.
   Майен колебался.
   - Знаете вы имя моего врага? - спросил он.
   - Нет, сударь!
   - Как, вы спасли ему жизнь, а он не сказал вам своего имени?
   - Я его не спрашивал.
   - Вы его не спрашивали?
   - Вам я тоже спас жизнь, сударь, а  разве  я  пытался  узнать  ваше  имя?
Вместо этого вы оба знаете мое. Зачем спасителю знать имя спасенного?  Пусть
спасенный знает имя спасителя.
   - Я вижу, сударь, - сказал Майен, - что от вас ничего не узнаешь и что вы
столь же скрытны, сколь доблестны.
   - А я, сударь, вижу, что вы произносите эти  слова  с  упреком,  и  очень
жалею об этом, потому что, по правде сказать, то, что вас  огорчает,  должно
было бы, напротив, вас успокаивать. Если я скрытен с одним, то  и  с  другим
тоже не слишком разговорчив.
   - Вы правы, вашу руку, господин де Карменж.
   Эрнотон протянул руку, но по его манере нельзя было судить, знает ли  он,
что подает руку герцогу.
   - Вы осудили мое поведение, - продолжал Майен, - не могу оправдаться,  не
открыв важных тайн, поэтому, я думаю, будет лучше, если мы не станем  делать
друг другу дальнейших признаний.
   - Заметьте, сударь, - ответил Эрнотон, - что вы  оправдываетесь,  хотя  я
вас не обвиняю. Поверьте мне, в вашей воле говорить или молчать.
   - Благодарю вас, сударь, я  молчу.  Знайте  только,  что  я  дворянин  из
хорошей семьи и могу доставить вам все, что захочу.
   - Не будем говорить об этом, сударь, - ответил Эрнотон, - и, поверьте,  в
отношении вашего влияния я буду так же скромен, как и насчет  вашего  имени.
Благодаря господину, которому я служу, я ни в чем не нуждаюсь.
   - Вашему господину? - с беспокойством спросил Майен. - Какому  господину,
скажите, пожалуйста?
   - О, довольно признаний, вы сами это сказали, сударь, - ответил Эрнотон.
   - Правильно.
   - И потом, ваша рана начинает  воспаляться;  поверьте  мне,  сударь,  вам
нужно поменьше говорить.
   - Вы правы. О, как мне нужен мой врач!
   - Я возвращаюсь в Париж, как я имел честь сообщить  вам;  дайте  мне  его
адрес.
   Майен  сделал  знак  солдату,  тот  подошел  к  нему,  в  они  заговорили
вполголоса. Эрнотон, с обычной своей  скромностью,  отошел.  Наконец,  после
минутного совещания, герцог снова повернулся к Эрнотону.
   - Господин де Карменж, вы мне дадите слово, что, если я вам дам письмо  к
кому-нибудь, это письмо будет непременно ему доставлено?
   - Даю слово, сударь.
   - Я верю вам, вы слишком благородный  человек,  чтобы  я  не  смог  слепо
довериться вам.
   Эрнотон поклонился.
   - Я доверяю вам часть моей тайны, - сказал Майен, - я принадлежу к охране
герцогини Монпансье.
   - А! - с наивным видом сказал  Эрнотон.  -  У  герцогини  Монпансье  есть
охрана. Я не знал этого.
   - В наше смутное время,  сударь,  -  продолжал  Майен,  -  все  стараются
оберегать себя возможно лучше, а семья Гизов - одна из господствующих семей.
   - Я не прошу объяснений,  сударь,  вы  принадлежите  к  охране  герцогини
Монпансье, и этого мне достаточно.
   - Так я продолжаю: мне нужно было совершить поездку в Абуаз, но на дороге
я встретил моего врага, вы знаете остальное.
   - Да, - сказал Эрнотон.
   - Так как эта рана не дала мне возможности  выполнить  мое  поручение,  я
должен отдать отчет герцогине о причинах моего запоздания.
   - Это правильно.
   - Так вы согласитесь отдать ей в собственные руки письмо, которое я  буду
иметь честь написать ей?
   - Если здесь есть перо и чернила, - ответил  Эрнотон,  поднявшись,  чтобы
отправиться на поиски требуемого.
   - Не стоит, -  сказал  Майен,  -  у  моего  солдата,  наверно,  есть  мои
письменные принадлежности.
   Действительно, солдат вытащил из кармана закрытые записные дощечки. Майен
повернулся к стене, чтобы нажать пружину, и дощечки  открылись;  он  написал
карандашом несколько строчек и так же тайком закрыл их.
   Теперь тот, кто не знал секрета, не мог бы открыть их, не сломав.
   - Сударь, - сказал молодой человек, - через три  дня  эти  дощечки  будут
доставлены по назначению.
   - В собственные руки?
   - Самой госпоже герцогине де Монпансье.
   Герцог  пожал  руки  своему  доброжелательному  собеседнику.   Утомленный
разговором и усилием, которого потребовало от  него  только  что  написанное
письмо, он откинулся на свежую солому, обливаясь потом.
   - Сударь,  -  сказал  солдат  тоном,  который  показался  Эрнотону  плохо
гармонирующим с его одеждой, - сударь, вы связали и меня, как  теленка,  это
правда; но хотите вы этого или нет, я рассматриваю эти путы, как узы дружбы,
и докажу это, когда придет время.
   И он протянул руку, белизну которой Эрнотон еще раньше успел заметить.
   - Пусть будет так, - улыбаясь, сказал  Карменж,  -  у  меня  стало  двумя
друзьями больше!
   - Не смейтесь, сударь, - сказал солдат, - друзей не  может  быть  слишком
много.
   - Правильно, товарищ, - ответил Эрнотон.
   И он уехал.

Глава 7

КОННЫЙ ДВОР

   Эрнотон отправился тотчас же, и так как взамен своей лошади,  которую  он
отдал Роберу Брике, он взял лошадь герцога, то  ехал  быстро  и  к  середине
третьего дня прибыл в Париж.
   В три часа после полудня он въезжал в Лувр, в казарму Сорока пяти.
   Никакое важное событие не отметило его приезда.
   Гасконцы, увидев его, разразились удивленными восклицаниями.
   Господин де Луаньяк, услышав крики, вышел  и,  заметив  Эрнотона,  сильно
нахмурился, что не помешало молодому человеку направиться прямо к нему.
   Господин де Луаньяк сделал Эрнотону  знак  пройти  в  маленький  кабинет,
расположенный в конце комнаты, нечто вроде  приемной