что я в Париже.  К
тому же брат наш Генрих считает, что я еще в дорожном платье должен  явиться
в Лувр и передать королю привет от всей нашей семьи. Выполнив этот  долг,  я
буду свободен и смогу принимать кого мне вздумается.
   - Например, членов комитета. Они вас ждут.
   - Я приму их во дворце Сен-Дени, после визита в Лувр, - сказал  Майен.  -
Итак, Мейнвиль, пусть мне подадут коня, как он есть, не счищая с него пота и
пыли. Вы отправитесь со мною  в  Лувр.  А  вы,  сестра,  дожидайтесь  нашего
возвращения.
   - Здесь, братец?
   - Нет, со дворце Сен-Дени, где  находятся  мои  слуги  с  вещами  и  где,
предполагается, я остановился на ночлег. Через два часа мы там будем.

Глава 27

В ЛУВРЕ

   В тот же самый день, отважившись на большие приключения, король вышел  из
кабинета и велел позвать г-на д'Эпернона.
   Было около полудня.
   Герцог поспешил явиться к королю.
   Стоя в приемной, его величество внимательно разглядывал какого-то  монаха
из обители св. Иакова. Тот под пронзительным взором короля краснел и опускал
глаза.
   Король отвел д'Эпернона в сторону.
   - Посмотри-ка, герцог, - сказал он, указывая ему на молодого человека,  -
какой у этого монаха странный вид.
   - А чему вы изволите удивляться, ваше величество? - сказал  д'Эпернон.  -
По-моему, вид у него самый обычный.
   - Вот как?
   И король задумался.
   - Как тебя зовут? - спросил он монаха.
   - Брат Жак, сир.
   - Другого имени у тебя нет?
   - По фамилии - Клеман.
   - Брат Жак Клеман? - повторил король.
   - Может, и имя, по мнению  его  величества,  звучит  странно?  -  смеясь,
спросил герцог.
   Король не ответил.
   - Ты отлично выполнил поручение, - сказал он монаху, не  спуская  с  него
глаз.
   - Какое поручение, сир? - спросил герцог с бесцеремонностью, которую  ему
ставили в вину и к которой его приучило каждодневное общение с королем.
   - Ничего, - ответил Генрих,  -  это  у  меня  маленький  секрет  с  одним
человеком, которого ты теперь не знаешь.
   - Право же, сир, -  сказал  д'Эпернон,  -  вы  так  странно  смотрите  на
мальчика, что он смущается.
   - Да, правда. Не знаю почему, я не в состоянии оторвать от него  взгляда.
Мне сдается, что я уже видел его или еще  когда-нибудь  увижу.  Кажется,  он
являлся мне во сне. Ну вот, я начинаю заговариваться.  Ступай,  монашек,  ты
хорошо выполнил поручение. Письмо будет  послано  тому,  кто  его  ждет.  Не
беспокойся. Д'Эпернон!
   - Сир?
   - Выдать ему десять экю.
   - Благодарю, - произнес монах.
   - Можно подумать, что свое "благодарю" ты цедишь сквозь  зубы!  -  сказал
д'Эпернон, который не понимал, как это монах может пренебречь десятью экю.
   - Я так говорю, - ответил маленький Жак, - потому что предпочел  бы  один
из тех замечательных испанских кинжалов, что висят тут на стене.
   - Как? Тебе не нужны деньги, чтобы  смотреть  балаганы  на  Сен-Лоранской
ярмарке  или  веселиться  в  вертепах  на  улице  Сент-Маргерит?  -  спросил
д'Эпернон.
   - Я дал обеты бедности и целомудрия, - ответил Жак.
   - Дай ему один из этих испанских клинков,  и  пусть  он  идет,  -  сказал
король.
   Герцог, человек скопидомный, выбрал нож с наименее  богато  разукрашенной
рукояткой и подал его монашку.
   Это был каталонский нож, с широким, остро наточенным  лезвием  в  прочной
рукоятке из украшенного резьбою рога.
   Жак взял его в полном восторге от  того,  что  получил  такое  прекрасное
оружие, и удалился, Когда  Жак  ушел,  герцог  снова  попытался  расспросить
короля.
   - Герцог, - прервал его король, - найдется ли среди твоих сорока пяти два
или три человека, хорошо ездящих верхом?
   - По меньшей мере человек двенадцать, сир, а  через  месяц  и  все  будут
отличными кавалеристами.
   - Выбери из них двух, и пусть они сейчас же зайдут ко мне.
   Герцог поклонился, вышел и вызвал в приемную Луаньяка.
   Тот явился через несколько секунд.
   - Луаньяк, - сказал  герцог,  -  пришлите  мне  сейчас  же  двух  хороших
кавалеристов. Его величество сам даст им поручение.
   Быстро пройдя через галерею, Луаньяк  подошел  к  помещению,  которое  мы
отныне будем называть казармой Сорока пяти.
   Там он открыл дверь и начальническим тоном позвал:
   - Господин де Карменж! Господин де Биран!
   - Господин де Биран вышел, - сказал дежурный.
   - Как, без разрешения?
   - Он изучает один из городских кварталов по поручению,  которое  дал  ему
нынче утром герцог д'Эпернон.
   - Отлично! Тогда позовите господина де Сент-Малина.
   Оба имени громко прозвучали под сводами зала, и двое избранных тотчас  же
появились.
   - Господа, - сказал Луаньяк, - пойдемте к господину герцогу д'Эпернону.
   И он повел их к герцогу, который,  отпустив  Луаньяка,  в  свою  очередь,
повел их к королю.
   Король жестом руки велел герцогу удалиться и остался наедине  с  молодыми
людьми.
   В первый раз пришлось им предстать  перед  королем.  Вид  у  Генриха  был
весьма внушительный.
   Волненье сказывалось у них по-разному.
   У Сент-Малина глаза блестели, усы топорщились, мышцы ног напряглись.
   Карменж был бледен; так же готовый на все, но  менее  хорохорясь,  он  не
решался смотреть прямо на короля.
   - Вы - из числа моих Сорока пяти, господа? - спросил король.
   - Я удостоен этой чести, сир, - ответил Сент-Малин.
   - А вы, сударь?
   - Я полагал, что мой товарищ говорил за нас обоих,  сир,  вот  почему  не
сразу ответил. Но что касается до службы вашему величеству, то я  всецело  в
вашем распоряжении, как любой другой.
   - Хорошо. Вы сядете на коней и поедете по дороге в Тур. Вы ее знаете?
   - Спрошу, - сказал Сент-Малин.
   - Найду, - сказал Карменж.
   - Чтобы поскорее выбраться на нее, поезжайте сперва через Шарантон.
   - Слушаемся, сир.
   - Будете скакать до тех пор, пока не нагоните одинокого путника.
   - Ваше величество, соблаговолите  указать  нам  его  приметы?  -  спросил
Сент-Малин.
   - У него очень длинные руки и ноги, на боку или сзади - длинная шпага.
   - Можем мы узнать его имя, сир? - спросил Эрнотон де Карменж. По  примеру
товарища он, несмотря на правила этикета, решился задать вопрос королю.
   - Его зовут Тень, - сказал Генрих.
   - У  всех  путешественников,  что  попадутся  нам  по  дороге,  мы  будем
спрашивать их имена.
   - И обыщем все гостиницы.
   - Когда вы встретите и узнаете нужного вам человека,  вы  передадите  ему
это письмо.
   Оба молодых человека одновременно протянули руки.
   Король несколько мгновений колебался.
   - Как вас зовут? - спросил он у одного.
   - Эрнотон де Карменж, - ответил тот.
   - А вас?
   - Рене де Сент-Малин.
   - Господин де Карменж, вы будете хранить письмо, а господин де Сент-Малин
передаст его кому следует.
   Эрнотон принял от короля драгоценный пакет и уже намеревался спрятать его
у себя под курткой.
   В момент, когда письмо уже исчезало, Сент-Малин задержал руку Карменжа  и
почтительно поцеловал королевскую печать.
   Затем он отдал письмо Карменжу.
   Эта лесть вызвала у Генриха III улыбку.
   - Ну, ну, господа, я вижу, что вы верные слуги.
   - Больше ничего, сир?
   - Ничего, господа. Только еще одно последнее указание.
   Молодые люди поклонились, приготовившись слушать.
   - Письмо это, господа, - сказал Генрих, - важнее человеческой  жизни.  За
сохранность его вы отвечаете головой. Передайте его Тени так, чтобы никто об
этом не знал. Тень вручит вам расписку, которую вы мне предъявите. А главное
- путешествуйте так, словно вы едете по своим личным делам. Можете идти.
   Молодые люди вышли из королевского кабинета.  Эрнотон  был  вне  себя  от
радости, Сент-Малина раздирала зависть. У  первого  сверкали  глаза,  жадный
взгляд второго словно прожигал куртку товарища.
   Господин д'Эпернон ждал их, намереваясь расспросить.
   - Господин герцог, - ответил Эрнотон, -  король  не  дал  нам  разрешения
говорить.
   Они незамедлительно отправились в конюшню, где королевский  курьер  выдал
им двух дорожных лошадей, сильных и хорошо снаряженных.
   Господин д'Эпернон, без сомнения, проследил бы за  ними,  чтобы  побольше
разузнать, если бы в самый тот миг, когда Карменж и Сент-Малин  уходили,  он
не был предупрежден, что с ним желает во что бы то ни стало и сию же  минуту
говорить какой-то человек.
   - Что за человек? - раздраженно спросил герцог.
   - Чиновник судебной палаты Иль-де-Франса.
   - Да что я, тысяча чертей, - вскричал он, - эшевен, прево или стражник?
   - Нет, монсеньер, но вы друг короля, - послышался слева  от  него  чей-то
робкий голос. - Умоляю вас, выслушайте меня, как его друг.
   Герцог обернулся.
   Перед ним стоял, сняв шляпу  и  низко  опустив  голову,  какой-то  жалкий
проситель, на лице которого сменялись все цвета радуги.
   - Кто вы такой? - грубо спросил герцог.
   - Никола Пулен, к вашим услугам, монсеньер.
   - Вы хотите со мной говорить?
   - Прошу об этой милости.
   - У меня нет времени.
   - Даже чтобы выслушать секретное сообщение?
   - Я их выслушиваю ежедневно не менее ста. Ваше  будет  сто  первое.  Это,
выходит, на одно больше.
   - Даже если речь  идет  о  жизни  его  величества?  -  прошептал  на  ухо
д'Эпернону Никола Пулен.
   - Ого! Я вас слушаю, зайдите ко мне в кабинет.
   Никола Пулен  вытер  лоб,  с  которого  струился  пот,  и  последовал  за
герцогом.

Глава 28

РАЗОБЛАЧЕНИЕ

   Идя через свою приемную, д'Эпернон обратился к одному из  дежуривших  там
дворян.
   - Как ваше имя, сударь? - спросил он, увидев незнакомое ему лицо.
   - Пертинакс де Монкрабо, монсеньер, - ответил дворянин.
   - Так вот, господин де  Монкрабо,  станьте  у  моей  двери  и  никого  не
впускайте.
   - Слушаюсь, господин герцог.
   - Никого, понимаете?
   - Так точно.
   И г-н Пертинакс, красовавшийся в  своем  роскошном  одеянии  -  оранжевых
чулках при  синем  атласном  камзоле,  повиновался  приказу  д'Эпернона.  Он
прислонился к стене и, скрестив руки, занял позицию у края портьеры.
   Никола  Пулен  прошел  за  герцогом  в  кабинет.  Он  увидел,  как  дверь
открылась, закрылась, как опустилась  портьера,  и  принялся  дрожать  самым
настоящим образом.
   - Послушаем, что у вас там за заговор,  -  сухо  произнес  герцог.  -  Но
клянусь богом, пусть это не окажется шуткой. Сегодня мне предстояло заняться
различными приятными вещами, и если, слушая вас, я  даром  потеряю  время  -
берегитесь!
   - Нет, господин герцог, - сказал Никола Пулен, - речь идет  об  ужасающем
злодеянии.
   - Ну, посмотрим, какое там злодеяние.
   - Господин герцог...
   -  Меня  намереваются  убить,  не  так  ли?  -  прервал  его   д'Эпернон,
выпрямившись, словно спартанец. -  Что  ж,  пускай!  Моя  жизнь  принадлежит
королю и богу. Пусть ее у меня отнимут.
   - Речь идет не о вас, монсеньер.
   - Ах, вот как! Странно!
   - Речь идет о короле. Его собираются похитить, господин герцог.
   - Опять эти старые  разговоры  о  похищении!  -  пренебрежительно  сказал
д'Эпернон.
   - На этот раз, господин герцог, дело серьезное, если я  о  нем  правильно
сужу.
   - Когда же намереваются похитить его величество?
   - В ближайший же раз,  когда  его  величество  в  носилках  отправится  в
Венсен.
   - А как его похитят?
   - Умертвив обоих доезжачих.
   - Кто это сделает?
   - Госпожа де Монпансье.
   Д'Эпернон рассмеялся.
   - Бедная герцогиня, - сказал он, - чего только ей не приписывают.
   - Меньше, чем она намеревается сделать.
   - И этим она занимается в Суассоне?
   - Госпожа герцогиня в Париже.
   - В Париже?
   - Могу ручаться в этом, монсеньер.
   - Вы ее видели?
   - Да.
   - То есть вам так показалось.
   - Я имел честь с нею беседовать.
   - Честь?
   - Я ошибся, господин герцог. Несчастье.
   - Но, дорогой мой, не герцогиня же похитит короля?
   - Простите, монсеньер.
   - Она сама?
   - Собственной особой, с помощью своих клевретов, конечно.
   - А откуда она будет руководить похищением?
   - Из окна монастыря святого Иакова, который, как вы знаете,  находится  у
дороги в Венсен.
   - Что за чертовщину вы мне рассказываете?
   - Правду, монсеньер. Все меры приняты к  тому,  чтобы  носилкам  пришлось
остановиться в момент, когда они поравняются с монастырем.
   - А кто эти меры принял?
   - Увы!
   - Да говорите же, черт побери!
   - Я, монсеньер.
   Д'Эпернон так и отскочил.
   - Вы? - сказал он.
   Пулен вздохнул.
   - Вы участвуете в заговоре и вы же доносите? - продолжал д'Эпернон.
   - Монсеньер, - сказал Пулен, - честный слуга короля должен  на  все  идти
ради него.
   - Что верно, то верно, вы рискуете попасть на виселицу.
   - Я предпочитаю смерть унижению или гибели короля, вот  почему  я  к  вам
пришел.
   - Чувства эти весьма благородные, и возымели  вы  их,  видимо,  весьма  и
весьма неспроста.
   - Я подумал, монсеньер, что вы друг короля, что вы  меня  не  выдадите  и
обратите ко всеобщему благу разоблачение, с которым я к вам пришел.
   Герцог долго всматривался в Пулена, внимательно изучал все  извилины  его
бледного лица.
   - За этим кроется и что-то другое, -  сказал  он.  -  Как  ни  решительно
действует герцогиня, она не осмелилась бы одна пойти на такое предприятие.
   - Она дожидается своего брата, - ответил Никола Пулен.
   - Герцога Генриха! - вскричал д'Эпернон с ужасом, который можно  было  бы
испытать при появлении льва.
   - Нет, не Генриха, монсеньер, только герцога Майенского.
   - А, - с облегчением вздохнул д'Эпернон. - Но не важно:  надо  расстроить
все эти прекрасные замыслы.
   - Разумеется, монсеньер, - сказал Пулен, - поэтому я и поторопился.
   - Если вы сказали правду, сударь, то не останетесь без вознаграждения.
   - А зачем мне лгать, монсеньер? Какой мне в этом смысл, я  ведь  ем  хлеб
короля. Разве я не обязан ему верной службой? Предупреждаю, если вы  мне  не
поверите, я дойду до самого короля и, если понадобится, умру, чтобы доказать
свою правоту.
   - Нет, тысяча чертей, к королю вы не пойдете, слышите,  мэтр  Никола?  Вы
будете иметь дело только со мной.
   - Хорошо, монсеньер. Я  так  сказал  только  потому,  что  вы  как  будто
колебались.
   - Нет, я не колеблюсь. Для начала я должен вам тысячу экю.
   - Так монсеньеру угодно, чтобы об этом знал он один?
   - Да, я тоже хочу послужить королю,  отличиться  и  потому  один  намерен
владеть тайной. Вы ведь мне уступаете ее?
   - Да, монсеньер.
   - С гарантией, что все - правда.
   - О, с полнейшей гарантией.
   - Значит, тысяча экю вас устраивает, не считая будущих благ?
   - У меня семья, монсеньер.
   - Ну так что ж, я вам предлагаю, черт побери, тысячу экю!
   - Если бы в Лотарингии узнали, что я сделал подобное разоблачение, каждое
слово, которое я сейчас произнес, стоило бы мне пинты крови.
   - Ну и что же?
   - Ну, вот потому-то я принимаю тысячу экю.
   - К чертям ваши объяснения! Мне-то какое дело, почему вы  их  принимаете,
раз вы от них не отказались? Значит, тысяча экю - ваши.
   - Благодарю вас, монсеньер.
   Видя, что герцог подошел к сундуку и запустил в него руку, Пулен двинулся
вслед за ним. Но герцог удовольствовался тем, что вынул из сундука книжечку,
в которую и записал крупными и ужасающе кривыми буквами:
   "Три тысячи ливров господину Никола Пулену".
   Так что нельзя было понять, отдал он эти три тысячи  ливров  или  остался
должен.
   - Это то же самое, как если бы они уже были у вас в кармане, - сказал он.
   Пулен, протянувший было руку и выставивший вперед  ногу,  убрал  и  то  и
другое, что было похоже на поклон.
   - Значит, договорились? - сказал герцог.
   - О чем договорились, монсеньер?
   - Вы будете делать мне и дальнейшие сообщения?
   Пулен заколебался: ему навязывали ремесло шпиона.
   - Ну что ж, - сказал герцог, - ваша благородная преданность уже исчезла?
   - Нет, монсеньер.
   - Я, значит, могу на вас рассчитывать?
   Пулен сделал над собой усилие.
   - Можете рассчитывать, - сказал он.
   - И все будет известно одному мне?
   - Так точно, вам одному, монсеньер.
   - Ступайте, друг мой, ступайте, тысяча чертей. Держись  теперь,  господин
де Майен!
   Он произнес эти слова, поднимая портьеру, чтобы выпустить Пулена.  Затем,
увидев, как тот прошел через приемную и исчез, он поспешил к королю.
   Король, устав от игры с собачками, играл теперь в бильбоке.
   Д'Эпернон напустил на себя вид озабоченного делами человека.  Но  король,
поглощенный своим важным занятием, не обратил на это ни малейшего внимания.
   Однако, видя, что герцог хранит упорное  молчание,  он  поднял  голову  и
окинул его быстрым взглядом.
   - В чем дело, - сказал он, - что еще приключилось, Ла  Валетт?  Умер  ты,
что ли?
   - Дал бы бог умереть, сир! - ответил д'Эпернон. - Я бы не видел того, что
приходится видеть.
   - Что? Мое бильбоке?
   - Сир, когда государю  грозят  величайшие  опасности,  верноподданный  не
может не быть в тревоге.
   - Снова какие-то опасности! Побрал бы тебя, герцог, самый черный дьявол.
   И при этих словах король удивительно ловко  подхватил  кончиком  бильбоке
шар из слоновой кости.
   - Но вы, значит, не ведаете о том,  что  происходит?  -  спросил  у  него
герцог.
   - Может быть, и не ведаю, - сказал король.
   - Вас окружают сейчас злейшие враги, сир.
   - Кто же, например?
   - Во-первых, герцогиня де Монпансье.
   - Ах да, правда. Вчера она присутствовала на казни Сальседа.
   - Как легко вы говорите об этом, ваше величество!
   - Ну а мне-то что за дело до этого?
   - Значит, вы об этом знали?
   - Сам видишь, что знал, раз я тебе говорю.
   - А что должен приехать господин де Майен, вы тоже знали?
   - Со вчерашнего вечера.
   - Значит, этот секрет... - протянул неприятно пораженный герцог.
   - Разве от короля можно что-нибудь утаить, дорогой мой? - небрежно сказал
Генрих.
   - Но кто мог вам сообщить?
   - Разве  тебе  не  известно,  что  у  нас,  помазанников  божьих,  бывают
откровения свыше?
   - Или полиция.
   - Это одно и то же.
   - Ах, ваше величество имеете  свою  полицию  и  ничего  мне  об  этом  не
говорите! - продолжал уязвленный д'Эпернон.
   - Кто же, черт побери, обо мне позаботится, кроме меня самого?
   - Вы меня обижаете, сир.
   - У тебя есть рвение, дорогой мой Ла Валетт, и это  большое  достоинство,
но ты медлителен, а это крупный недостаток. Вчера в четыре часа твоя новость
была бы замечательной, но сегодня...
   - Что же сегодня, сир?
   - Она малость запоздала, признайся.
   - Напротив, видимо, для нее  еще  слишком  рано  и  вам  не  угодно  меня
выслушать, - сказал д'Эпернон.
   - Мне? Да я уж битый час тебя слушаю.
   - Как? Вам угрожают, на вас собираются напасть, вам ставят западни, а  вы
не беспокоитесь?
   - А зачем? Ведь ты организовал мне охрану  и  еще  вчера  утверждал,  что
обеспечил мое бессмертие.  Ты  хмуришься?  Почему?  Разве  твои  Сорок  пять
возвратились в Гасконь или же они больше ничего не стоят?  Может  быть,  эти
господа - как мулы: испытываешь их - они так и пышут жаром, купишь - еле-еле
плетутся.
   - Хорошо, ваше величество сами увидите, что они такое.
   - Буду очень рад. И скоро я это увижу?
   - Может быть, раньше, чем думаете, сир.
   - Ладно, не пугай!
   - Увидите, увидите, сир. Кстати, когда вы едете за город?
   - В лес?
   - Да.
   - В субботу.
   - Значит, через три дня?
   - Через три дня.
   - Мне только этого и надо, сир.
   Д'Эпернон поклонился королю и вышел.
   В приемной он заметил, что позабыл отпустить г-на Пертинакса с его поста.
Но г-н Пертинакс сам себя отпустил.

Глава 29

ДВА ДРУГА

   Теперь, если угодно читателю, мы  последуем  за  двумя  молодыми  людьми,
которых король, радуясь, что и у него есть  маленькие  секреты,  отправил  к
своему посланцу Шико.
   Едва вскочив в седло, Эрнотон и Сент-Малин чуть не придушили друг друга в
воротах, ибо каждый из них старался не дать другому опередить себя.
   Действительно, кони их, тесно прижавшиеся друг к другу, выступали  рядом,
и от этого колено одного всадника давило н